- Подожди-подожди, - Платон сел и взял старшего племянника за руку. Женитьба - это важный шаг в жизни человека.
- Тони, мы не в церкви, - перебил его Федор. - Представь, что это просто сделка такая.
- Хорошо, значит, ты заключил сделку, так?
- Именно, - кивнул племянник.
- Заговор от пули и ножа в обмен на женитьбу. А деньги тогда за что?
- Все было не так. Я, короче, пришел в офис. Там все прикольно. Стены стеклянные, а за стеклом рыбки плавают и осьминоги.
- Осьминоги? - не поверил Вениамин.
- Настоящие! - повысил голос Федя. - А на столе - блюдо со змеями. Живыми! - он опять повысил голос, предупреждая вопросы брата. - И кошки ходят везде штук пять. Лысые. По плетеному коробу. Она со мной из короба разговаривала. Спрашивает: "Возьмешь змейку мою в правую руку?" Я взял. Она сразу же все про меня рассказала, и как я шрам этот получил, и что мне смерть угрожает.
- Гадость! - содрогнулся Вениамин. - Ненавижу змей.
- Вот потому не ты, а я буду ее мужем! - заметил Федор. - Короче, она потом спрашивает: "Возьмешь мою змейку в левую руку?" Я сказал, что могу всю ее нечисть рассовать по карманам. Тогда она спрашивает: "А меня посадишь к себе в карман?" - "Посажу". - "И домой принесешь?" - "Принесу, - отвечаю, - а чего мне". - "И замуж возьмешь?"
Федор замолчал.
- Ну? - не выдержал Вениамин. - А ты что?
- Короче, - сглотнул Федор, - у меня от ее голоса все встало, голос такой странный... Я, говорю, любую замуж готов взять, если она выдержит... это самое... все мои душевные страдания. "Вот и ладненько, - отвечает, - давай две штуки баксов за мазь против пули и ножа, а сам присылай сватов".
Федор встал и вышел из спальни.
Аврора принялась было в задумчивости отжимать тряпицу в салатнике, но Платон тронул ее за руку.
- Не надо.
- Компресс, - объяснила она. - Вода с уксусом. Вам плохо стало, вы чуть не упали.
- Я бы не упал, - категорично заметил Платон.
- Упали бы, вы же сознание потеряли! - настаивала Аврора.
- Я сидел в инвалидной коляске, куда мне еще падать?!
- Тони, не нервничай, - озаботился Вениамин. - А ты не перечь дяде! Говорит - не упал, значит, не падал! Развела тут спор!
- Я ничего, Венечка, я так просто, - забегала глазами Аврора.
Платон впервые услышал такой ее голос - виноватый и жалобный. Они с племянником с удивлением посмотрели на Аврору.
- Вот! - В спальню быстрыми шагами вошел Федор. Оглядевшись, он направился к кровати, присел на пуфик и показал всем банку на ладони.
Платон с трудом удержался, чтобы не улыбнуться.
- За две штуки зеленых твоя царица могла бы найти сосуд поприличнее, заметил Вениамин.
На ладони Федора стояла пол-литровая банка, накрытая не очень чистой бумажкой, а бумажка эта была перетянута белой резинкой.
Аврора осторожно принюхалась. Федор заметил это и снял резинку. Женщина сразу же отвернулась и почему-то взяла Веню за руку, оттаскивая его подальше. Федор же настойчиво протягивал банку брату.
- А ты понюхай!
- Зачем это?.. - забеспокоился Вениамин.
- Ее нужно втирать два раза в день в тело. Там, где находятся жизненно важные органы. От ранения которых может наступить летательный исход.
- Летальный, - автоматически поправил Платон, почти загипнотизированный его серьезностью и верой.
- Ну да. Летальный. Короче, я себя буду смазывать спереди - грудь и живот. А ты меня - со спины.
- Почему - я? - покосился на банку Веня.
- Это должен делать близкий человек. Тони еще не оклемался, больше некому. Две недели всего-то и нужно мазать.
- А жена? - нашелся Вениамин. - Ты же сказал, что женишься! Вот пусть жена твоя и втирает. Сама, как говорится, сварила, пусть сама...
- У меня на нее другие планы, - серьезно ответил Федор и вдруг спросил: Тони, у тебя есть друг?
- Друг?.. - опешил Платон. - Нет, родной, знаешь, я тут недавно думал и понял, что у меня нет близкого друга. У меня, можно сказать, вообще нет друзей, так, из детства остались некоторые...
- Тогда ты собирайся, - повернулся Федор к Авроре.
- Куда? - сжалась она.
- Поедешь с Тони. Оденься поприличнее, фейсу нарисуй праздничную. Будете сватать невесту.
- Сейчас? - опешил Платон.
- Завтра свадьба.
- Я не поеду, - тихо сказала Аврора. На ее слова никто не обратил внимания.
- Подожди, давай поговорим, обсудим все хорошенько, - Платон так разволновался, что попытался встать. Аврора вовремя обхватила его и почти силой повалила на кровать.
- Вам нужно лежать!
- Уберите колено! - оттолкнул ее Платон. - И вообще - уйдите, меня тошнит от ваших духов!
- Это не духи, - сползла с него Аврора. - Это туалетная вода.
- И вы ею обливаетесь вместо душа по утрам, да?
- Тони, я не понял, - внедрился в их перепалку Федор, - ты что, не согласен быть моим сватом?
- Согласен. Но только...
- Я тоже хочу поехать! - заявил Вениамин.
- Тебе нельзя видеть мою невесту до свадьбы, - ответил на это Федор.
- Почему?
- Нельзя, и все. Еще в обморок упадешь.
- А я не упаду? - забеспокоилась Аврора.
- Ты не упадешь, ты возле кошки на дороге не упала, значит, и там не упадешь, - заверил ее Федор.
- Так ты ее видел или нет? - забеспокоился Платон. - Что за детский сад, это серьезный шаг!
- Видел, - неуверенно пожал плечами Федор. - Но знаешь, Тони, глаза не всегда видят правильно. Другие внутренние органы, они, это самое... Короче сердце самое зрячее.
- Это она тебе так сказала? Платон подумал в этот момент, произнесет ли племянник вот так, с ходу, имя Экзюпери?
- Она что, уродка? - вскочил Веня.
- Уродливых женщин не бывает! - заявила Аврора.
- Она просто не такая, как все, - задумчиво улыбнулся Федор.
- Я согласна, поеду с Платоном Матвеевичем сватать, - в Авроре явно победило любопытство. Платон беспомощно огляделся.
- Я не могу идти свататься, - развел он руками. - Я вообще не знаю, насколько хорошо держусь на ногах, а сват в инвалидной коляске и с перекошенной физиономией, это, знаешь ли, не совсем то, что нужно.
- Она тебя вылечит в два счета, - пообещал Федор.
Царица огня и воды вылечила Платона Матвеевича на счете "два".
- Два! - крикнула она тонким голоском, и Платон выскочил из инвалидной коляски как ошпаренный.
Он даже сделал небольшую пробежку - кругами по ее спальне. Правда, мешала лежащая почти посередине комнаты Аврора - маневра было мало. Царица бегала за ним, Платон Матвеевич заслонялся коляской, раскручивая ее по дороге. Федор сидел на диванчике и улыбался.
Дело в том, что Платон Матвеевич панически боялся змей. По дороге к Царице, в фургоне серого цвета - его, как уверили племянники, предоставила инвалиду Омолову П.М. та самая страховая компания, агент которой приезжал насчет покореженной двери, - Платон решил противостоять любым колдовским приемам с привлечением змей. По небольшому опыту общения с уличными цыганками Платон знал, что нельзя смотреть в глаза гадалке, задумываться над словами, которые тебе навязчиво повторяют, и подпускать слишком близко человека с экстрасенсорными способностями - прикосновения его особенно опасны.
Поэтому, как только Федор вкатил Платона в офис Царицы огня и воды, он громко потребовал, чтобы сватовство состоялось где угодно, только не в рабочем кабинете хозяйки, где, как он понял из рассказов жениха, и находится ее живой рабочий материал.
- Тогда прошу в мою спальню, - тонким детским голоском произнес кто-то у дверей.
Платон сначала поискал обладателя голоса на уровне своих глаз (все-таки он сидит в коляске - куда уж ниже?), потом покосился по сторонам и только после этого опустил голову и чуть не закричал от ужаса: у его ног сидело странное существо - то ли ребенок, то ли ожиревшая лилипутка в пышном розовом платье и с крошечной короной на голове.
- Идите за мной, - пригласило это существо, и вдруг покатилось по полу, отталкиваясь ладошками, а юбки поволоклись за нею, шурша.
Похолодев, Платон Матвеевич подумал, что у Царицы, похоже, нет ног! изогнулся назад, чтобы разглядеть выражение лица Федора, но не смог: тот вез коляску с высоко поднятой головой, и Платону был виден только его мощный подбородок снизу. Судя по ритмичным движениям подбородка, племянник был занят любимым делом - жевал резинку.
Тогда Платон наклонился вперед, надеясь разглядеть хоть что-нибудь под розовым капроном, но ему и это не удалось - Царица лихо катила по паркету, отталкиваясь ладошками в ажурных перчатках. Докатившись до распашных дверей, она выставила руки перед собой, двери легко открылись, она заехала в большую полутемную комнату - на самую середину - и развернулась, притормозив правой ладошкой.
Царица замерла, и Платон застыл в кресле. Слышно было, как Федор позади него постепенно перестает жевать, вот наступило последнее "кляк!", племянник замер, вероятно, в экстазе созерцания своей невесты на полу. И Платон тогда услышал в ватной тишине странные звуки и даже сначала подумал, что это он сам так старчески дышит - тяжело, с подсасыванием воздуха. Но тут пошевелилась Царица - наклонилась, захватила сколько смогла своих юбок и подняла их, обнажив круглые коленки, похожие на две большие сдобные булки. Она медленно и неуклюже поднималась, от ее движений странные звуки изменились, и тогда Платон понял, что Царица так дышит. Он сделал один поворот колеса и подкатился ближе, чтобы разглядеть это чудо как следует. Оказывается, она на чем-то сидела на коленях все это время. И осознание того, что у странного существа, слава богу, есть ноги, не смогло затмить отчаяния перед новым открытием: эта то ли женщина, то ли ребенок с большим трудом справляется со своим тучным телом: ей тяжело дышать.
Тем временем Царица встала, ударив ножкой в красной туфельке по прямоугольной доске на колесах, как это делают скейбордисты, когда останавливаются, и доска подскочила, перевернулась в воздухе и после ловкого движения полных ручек оказалась у нее под мышкой.
Платон быстро осмотрел Царицу снизу, от красных туфелек на низком каблуке, вызвавших у него ностальгические воспоминания о сменной школьной обуви для девочек. Пышные розовые юбки кончались чуть ниже колен, руки Царицы были обнажены, начиная с локтей, - именно туда доставали рукава-фонарики. Короткие ажурные перчатки не скрывали три ряда складочек у каждого запястья, шея тоже была открыта, ее Платон старался не разглядывать. Лицо - вот что его больше всего пугало и притягивало. Он обшарил его одним взглядом, с поспешностью юного лакея, который должен склонить голову при появлении Царицы. Лицо его разочаровало. Оно было никаким. Нездоровая отечность, которая появляется у слишком полных людей, лишала его индивидуальности, и даже живые веселые глаза не могли исправить этого. Не было на этом лице ничего, хотя бы специально оттеняющего его черты, -' ни подкрашенных губ, ни подрисованных бровей, более того - создание с короной на голове оказалось почти альбиносом: белесые ресницы, невидимые брови и легкие жиденькие кудряшки бесцветных волос.
Сама она тоже жадно разглядывала Платона - внимательно, с пристрастием, и он вдруг подумал, что совершенно не представляет себе, как выглядит. Смутно он помнил, как Вениамин менял ему перед отъездом рубашку и носки, но факт остается фактом - к такому торжественному моменту в своей жизни он совершенно не подготовился. Не было ритуала перед зеркалом - золотой заколки для галстука в противостоянии пальцам-сарделькам, не были отрепетированы посадка головы, взгляд, усмешка с налетом надменности - безотказно усмиряющая забывшихся собеседников.
Маленькая толстушка тем временем подошла совсем близко. Платон только тут осознал, насколько она мала ростом. Взявшись руками за поручни коляски и не наклоняясь, она прошептала ему в самое лицо, обдав запахом карамели:
- Привет, Кукарача!
На фоне тяжелого, почти астматического дыхания Платон расслышал еще один звук - совершенно необъяснимый и потому особенно неприятный. Глухие постукивания во рту у толстушки.
Вероятно, на лице Платона отразилось все, что он испытывал в этот момент. А если учесть, что самым приемлемым был вариант с выпавшей вставной челюстью... Царица снисходительно улыбнулась, прихватив передними зубами красную льдинку и показывая ее Платону. Леденец. Перекатывая во рту конфетку, она стучала ею по зубам. Платону от разгадки происхождения звуков легче не стало - все так же страшно и муторно было на сердце.
"Не упасть бы в обморок", - подумал он. И тут у его плеча выплыло лицо Авроры - можно было и не поворачиваться, чтобы в этом убедиться: удушливый запах парфюма окутал его голову. Аврора жадно оглядела Царицу, резко выпрямилась, два раза повернулась вокруг себя и упала на пол, раскинув в стороны руки и ноги.
"А вот и обморок", - подумал Платон, сцепив перед собой руки. Чтобы не смотреть на Аврору и на толстую лилипутку, весело разглядывающую рухнувшую даму, Платон стал вспоминать по запаху изо рта Царицы, как называются леденцы.
- Тони, - наклонился к нему сзади Федор. - Облом получается. - Он кивнул на раскинувшуюся на полу Аврору.
В этот момент Царица пнула ту в бок носком туфельки и объявила с уважением в голосе:
- Настоящий обморок!
- Мы ошиблись с ее впечатлительными нервами, - прошептал Федор. - Давай, ты один работай.
- Работать?..
- Ну, все, как полагается - у вас товар, у нас - купец!.. Что ты сидишь, как истукан парализованный?.. Ой, Тони, извини, это вырвалось случайно. Я понимаю, - зашептал он ему в самое ухо, - она тебе с первого раза может показаться странной.
- Странной?..
- Она одна такая на всем свете, поверь!
- Барбарис! - вспомнил Платон, и это придало ему силы. - Она любит барбарис. Федор, помоги мне встать, я не могу вести такие важные разговоры, когда женщина... девушка стоит передо мной, а я сижу.
- Вот и отлично, Тони, - Федор с радостью просунул ему сзади свои руки под мышки.
- Не надо! - звонко попросила Царица. - Не трогай Кукарачу, он сам встанет. На счет два. Хорошо?
- Да встать-то я встану, а вот сколько продержусь на ногах?.. - забормотал Платон, кляня свою беспомощность и чувствуя, как лицо заливает горячая волна. И даже судорожные попытки сообразить, откуда она знает его прозвище, не помогли ему справиться со стыдом.
- Да ты у нас сейчас бегать будешь! - радостно заявила Царица, встала на цыпочки и обняла Платона за шею. Он почувствовал, как ей неудобно тянуться к нему, и наклонился, и еще подумал: "Ну и цирк!" Царица тем временем провела пальчиками по затылку Платона, потом - пониже, он почувствовал на позвоночнике довольно болезненное надавливание и даже ожог.
- Ты меня обожгла, - сказал Платон шепотом в легкие щекочущие кудряшки у своего лица. И так просто и буднично далось ему это "ты", так бездумно!..
- Это не ожог, - прошептала девчонка (теперь Платон точно понял, что она молода - очень молода: так пахнуть могут только девочки, еще не испытавшие себя во взрослых радостях). - Это укус. Сиди тихо. После второго ты встанешь. Два-а-а...
- Укус?.. - Платон блаженно вдыхал ее запах. - Укус?! - очнувшись, он быстрым движением сжал руки Царицы и силой развел их, и перед его лицом оказались два кулачка, а в каждом - по маленькой серой змейке с зеленоватой головой.
- Змеи! - не закричал, а выдохнул Платон, вскакивая и роняя Царицу на пол.
- Тони, сиди, тебя сейчас вылечат сразу от всего! - уговаривал его Федор. Бегать, однако, за дядюшкой не стал, устроился на маленьком диванчике и с удовольствием наблюдал, как это делает Царица. Он пожалел, что с ними нет Веньки, ведь не поверит же, что Тони такое вытворяет!
- Я согласна, согласна я! - кричала Царица, уже не столько бегая за Платоном, сколько просто подпрыгивая в ритм одной ей слышной музыки.
Платон остановился, не понимая.
Задыхаясь, девчонка прошептала ему:
- Я согласна жить с тобой! Ты мне нравишься.
Федор от неожиданности встал и глупо, по-мальчишечьи срывая голос на писк, спросил:
-А я?..
- Да, а он?.. - опешил Платон. - Понимаете, мой племянник пришел просить вашей руки, а я, так сказать, представляю его интересы, и вот...
- Да согласна я, согласна! Пусть берет руку, и ногу, и все остальное, если захочет! Поехали скорее к тебе!
- Он добрый парень, - забормотал Платон, совсем растерявшись. - Он много чего умеет, у него хорошее здоровье и чувство юмора...
- А я - вообще подарок судьбы! - весело заявила Царица, выволакивая из-под кровати огромный тяжелый чемодан.
Услыхав позади себя скребущие звуки, Платон резко развернулся, ожидая нападения какой-нибудь экзотической рептилии. А это всего лишь Аврора, вставшая на четвереньки, тихонько отползала к двери.
Платон топтался на месте, не зная, что делать. Федор, насупившись, поднял с пола чемодан Царицы и растерянно посмотрел на дядю.
- Поехали, что ли?..
И у Платона не хватило силы духа попросить у Царицы паспорт, чтобы убедиться хотя бы в том, что она - совершеннолетняя. Потом он подумал, что в загсе должны обращать внимание на такие вещи, и кивнул.
- Поехали.
- Кукарача, возьми меня на ручки! - вдруг раздался звонкий голосок где-то внизу.
Опустив голову, он смотрел несколько секунд на поднявшую вверх руки Царицу и совсем заблудился в себе - до невесомости отчаяния.
- Я не могу. Мне нужно беречь силы, я еще болен. Пусть тебя жених несет на руках.
Он почувствовал ее противостояние, как будто на голову обвалилось не видимое за перекрытиями дома небо. Подогнулись колени. Царица обхватила его ручками за живот и прижалась на секунду щекой к пупку. От ее прикосновения животу стало горячо и страшно. Платон силой отстранил пушистую головку и закрыл ладонью свой пупок, больше всего на свете в этот момент желая сделаться безмозглой неподвижной плотью в инвалидной коляске.
- Пойдемте, Платон Матвеевич...
Кто-то уверенный и сильный подхватил его под локоть и поволок к коляске.
- Вам тут удобнее будет страдать, садитесь.
Опустившись на сиденье, Платон с благодарностью посмотрел на Аврору, уже полностью владеющую собой.
- Странное сватовство, да?
Аврора наклонилась, шепча ему в лицо:
- Сватовство? Вы можете как-то прекратить это смертоубийство?
Платон нашел глазами Федора. Тот стоял в дверях с чемоданом. И Платон честно ответил:
- Не могу.
- Вы бесхарактерный идиот, - в отчаянии прошептала Аврора.
- "Мне не нужно победы, - прокряхтел Платон, усаживаясь поудобней, - мне не нужно венца. Мне не нужно... даже - чего? Не знаешь? - губ ведьмы, чтоб дойти до конца!" (Б.Г.)1 Как смеешь ты, женщина! - называть меня бесхарактерным. Мне ничего не нужно от жизни, кроме покоя. Если это желание идиота, тогда я - идиот. Вези! Кошелка...