На проходной у нас потребовали документы, оформили пропуска и отправили в строго заданном направлении:
— Третий этаж, по коридору налево до конца, кабинет триста двадцать девятый.
Пока мы поднимались по лестнице, я с улыбкой наблюдала за Мордакиной, которая, как ошпаренная, торопилась поскорее преодолеть путь до кабинета Порошина, прикрывая лицо платком и чихая каждый раз, когда мимо нас проходил человек в форме.
— Что с тобой? Ты от кого-то прячешься?
— От всех, я от всех прячусь, — прошептала Света, не отнимая платка от лица. — Они же все наверняка смотрят фильмы с моим участием, а мне сейчас меньше всего хочется раздавать автографы.
Наконец мы очутились перед дверью с номером триста двадцать девять. Я для приличия дважды постучала и по-хозяйски ворвалась в кабинет Порошина. Но вместо Володьки увидела молоденькую сексапильную особу. Девушка сидела за столом и перебирала какие-то бумаги.
— Здрасьте, — сказала я. — А Владимир Сергеевич…
— А он вышел, — живо ответила девушка.
— Я уже вошел, — послышался знакомый голос позади меня. Я обернулась и увидела Порошина.
— Привет.
— Здравствуйте, девушки, проходите. — Он подтолкнул нас со Светой немного вперед и закрыл входную дверь. — Располагайтесь, где вам удобно.
Сам хозяин кабинета сел на свое рабочее место, мы расположились напротив.
— Ты не познакомишь нас с девушкой? — Я кивнула на незнакомку. — Еще одна твоя одноклассница?
— Нет, — Владимир немного засмущался, — это моя помощница, студентка пятого курса юридической академии. Стажируется у нас. Мальвина.
— Мальвина? Это что, оперативный псевдоним?
— Нет, это мое имя. Мальвина Ларина. — Смелая девушка приблизилась ко мне и протянула руку.
— Ого, Мальвина Ларина? Надо же, какое поразительное смешение литературных персонажей. — Я пожала ее хрупкую ладошку. — Можно спросить, а какое же у вас отчество?
— Константиновна.
— Да, отчество немного не вписывается в общую картину, — улыбнулась я.
— Мальвина, не обижайтесь на Евгению Максимовну, — вмешался Порошин, поддержав юную практикантку. — У нее своеобразное чувство юмора. — Он наградил меня осуждающим взглядом.
— Ничего страшного, я привыкла. За двадцать лет сознательной жизни только ленивый не подшучивал над моим именем.
А девушка не робкого десятка оказалась. Палец в рот не клади, по локоть откусит. Такая сумеет за себя постоять.
Владимир настоял на том, чтобы Мальвина Ларина тоже присутствовала при нашем разговоре, объяснив это тем, что именно она будет на подхвате, поможет, подскажет, подстрахует.
— Ты думаешь, я сама не справлюсь? — Мне пришлось отвести Порошина в сторону и поговорить с ним тет-а-тет. Я была раздражена, услышав подобную новость.
— Женя, как ты могла такое подумать? — шептал он в ответ. — Ты пойми, это дело уже уголовное, должен же быть наблюдатель со стороны правоохранительных органов. Вот Мальвина и будет этим наблюдателем.
— А ты чем не наблюдатель? — парировала я.
— Женя, — он стал говорить еще тише, практически припал к моему уху, — Ларина пробивная девчонка, она чуть что — сразу к начальству бежит. Вот и это дело она для себя вытребовала. Говорит, несложное, неопасное, именно с такого и хочет начать.
— А ты что, не можешь ее отстранить?
— За какие такие провинности я ее отстранять должен?
— Делай что хочешь, но я с ней работать не собираюсь. — Я была категорична в своем заявлении и не позволила Порошину возразить. — Даже не пытайся. — Я приложила палец к его губам. — Я сама по себе, она сама по себе. Все.
Мальвина Ларина корректно проигнорировала нашу бурную с Порошиным беседу, но, едва мы закончили, сказала:
— Владимир Сергеевич, я бы хотела снять показания с потерпевшей.
Мордакина растерянно посмотрела сначала на меня, потом на Мальвину.
— С меня снять показания? — робко поинтересовалась она.
— Да, Светочка, так надо, — снова поддержал молодую коллегу Владимир.
Но, прежде чем отдавать бывшую одноклассницу в руки энергичной практикантки, Порошин проинструктировал Мордакину и посоветовал ей не рассказывать ничего о предыдущих событиях, ограничиться только ночным происшествием.
— Можешь поморочить ей голову, а мы тут с Евгенией Максимовной решим, что делать дальше. Не волнуйся, все будет хорошо. — С этими словами Владимир проводил дам в соседнюю комнату, а сам вернулся к своему рабочему столу и внимательно посмотрел на меня. — Ну что, тебе все еще интересно посмотреть дела двух погибших порноартисток?
— Разумеется, — оживилась я и подсела ближе к столу. — Они у тебя?
— Да, специально для тебя сделал копии. Но имей в виду, Светлане об этом ни слова, она очень впечатлительная, может только осложнить дело. Я рассчитываю только на твой опыт и интуицию.
— Дела давай, учитель, — усмехнулась я, выслушав наставления Владимира.
Я неспешно листала тоненькое дело первой жертвы, Марины Ольшанской, параллельно выслушивая короткие комментарии Порошина.
— Примерно за полгода до гибели она развелась с мужем, по словам родственников и знакомых, впала в жуткую депрессию и нашла для себя утешение, снимаясь в порнухе. Дама образованная, два высших образования, французский в совершенстве…
— И что, даже никаких подозреваемых в деле не было? Может, бывший муж, любовник?
— Да не было никого. Как услышали о депрессии, об образовании, быстро истолковали это как мотив для самоубийства, мол, пришла в себя, осознала, в какое дерьмо вляпалась, и решила свести счеты с жизнью, стыдясь своего положения.
— А записка была?
— Не было ничего. Разве что пустая бутылка из-под виски на столе и высокий уровень алкоголя в крови.
— Но это действительно тянет на суицид, хоть и не было записки, — заключила я, откладывая дело в сторону.
— И я бы так подумал, если б не второй, похожий случай. Регина Румянцева из Карасева. Она была студенткой сельскохозяйственной академии, параллельно снималась в кино. Ее соседка по общежитию утверждала, что Регину кто-то цинично и безжалостно изводил на протяжении трех недель.
— Имя соседки известно?
— Да, в деле есть ее имя.
Я внимательно просмотрела и второе дело, которое состояло из нескольких страниц рукописного текста, сделала необходимые для себя пометки и отложила папку в сторону.
— Ладно, придется мне смотаться в Карасев, благо по соседству.
— Хочешь поговорить с сотрудниками милиции?
— Да нужны мне твои сотрудники милиции, — усмехнулась я. — Они уже и забыли про это дело, наверное. С соседями поговорить хочу.
— А Светку за собой потянешь?
— Конечно, не дома же мне ее запирать.
— Но она начнет вопросы задавать, еще догадается, что все не так просто.
— А что ты мне прикажешь делать, хранить это в глубочайшей тайне? Нет уж, если ты не забыл, я предпочитаю владеть полной информацией, а вот это, — я указала на дела погибших девушек, — записки какие-то, а не подробности. Если эти дела и то, что сейчас происходит в жизни Светланы, связаны, я эту связь обнаружу и приму меры.
— Логично, — кивнул Порошин и взглянул на часы. — Ну что, как думаешь, не пора ли нам освобождать порнозвезду? Мальвина ее там уже замучила, наверное.
— Подожди, вот еще что, — я взяла Владимира под руку, — раз уж мы начали сотрудничать, помоги мне в одном деле.
— Людей не проси, мне некого тебе выделить.
— Да не нужны мне твои люди, мне твоя власть нужна.
— То есть?
— Одну из квартир в подъезде Мордакиной я хочу снять для наблюдательного пункта. Организуй. Договорись с соседями, скажи, что ловим опасного преступника.
— Как ты себе это представляешь?
— Элементарно. Находим подходящую квартиру, лучше всего прямо напротив Светланиной квартиры или этажом выше, приходим туда с участковым, это чтобы граждане не беспокоились, и сажаем там меня в качестве вашего сотрудника.
— Камеры в квартире Мордакиной установила, что ли?
— Именно.
— Думаешь, скоро снова кто-то наведается?
— Уверена.
— Ладно, посмотрим, что можно сделать.
От Порошина мы сразу отправились за город, где располагался особняк-студия, рабочее место Мордакиной. Она после общения с въедливой Мальвиной совсем упала духом и пребывала не в самом хорошем настроении.
— Какая же она нудная, — жаловалась Светлана по дороге. — Так и хотелось вцепиться в ее шею и как следует придушить.
— Ты предупредила Бориса, что приедешь со мной? — Я не намерена была обсуждать помощницу Порошина, сейчас меня интересовало совсем другое.
— Нет, но это и необязательно, достаточно будет сослаться на него, и охраннику придется пропустить нас. Вот увидишь, все получится.
Я четко следовала указаниям Светланы, легко ориентируясь на дороге. Мы часто съезжали с трассы, тряслись по каким-то ухабистым проселочным дорогам, тащились вдоль лесополосы, переезжали через узкую речку по хлипкому деревянному мостику. Что ни говори, но хозяева студии хорошо поработали, выбирая место для «дислокации», некоторые отрезки пути были настолько не пригодны к езде, что нормальному человеку и в голову не могло прийти, что эти дороги еще куда-то ведут.
Я четко следовала указаниям Светланы, легко ориентируясь на дороге. Мы часто съезжали с трассы, тряслись по каким-то ухабистым проселочным дорогам, тащились вдоль лесополосы, переезжали через узкую речку по хлипкому деревянному мостику. Что ни говори, но хозяева студии хорошо поработали, выбирая место для «дислокации», некоторые отрезки пути были настолько не пригодны к езде, что нормальному человеку и в голову не могло прийти, что эти дороги еще куда-то ведут.
— И ты что, каждый день ездишь по этому маршруту? — спросила я с сомнением.
— Представь себе. Другого пути я не знаю.
— Уверена, другой путь существует.
— Неужели ты думаешь, что мне, ведущей актрисе, не показали бы другую, нормальную дорогу, — обиделась Мордакина. — Говорю тебе, это единственный путь на студию. Вот сейчас доберемся до места, сама в этом убедишься.
Пока мы были у Порошина, в голове моей созрел план, как можно выманить недавнего визитера Светкиной квартиры из укрытия и заставить его еще раз вернуться на «место преступления». По дороге к особняку я решила проинструктировать Светлану, как она должна себя вести на рабочем месте, потому что именно от Мордакиной зависело, сработает ли мой план.
— Уверена, ты хорошая актриса, — начала я с лести, — и сумеешь разыграть для своих коллег маленький спектакль.
— Конечно, — оживилась Светлана и даже как-то сразу повеселела.
— Во-первых, о том, что случилось ночью, никто не должен знать. И о том, что в милиции завели уголовное дело, тем более. Постарайся, пребывая в очень хорошем настроении, рассказать всем, кто попадется у тебя на пути, о том, какая веселая вечеринка была у тебя дома минувшей ночью, что ты даже спать не ложилась. И единственное, что подпортило вечеринку, это пролитый на твою кровать… — Я немного задумалась, решая, что такое можно было пролить на кровать Светланы.
— Бокал красного вина, — подсказала мне Мордакина.
— Нет, бокал — это слишком мелко. Лучше скажи, что кто-то из твоих гостей разбил вазон с цветком и вся земля рассыпалась по кровати. Хотя нет, это тоже не то, — отмела я собственную версию.
— Может, банку варенья… — Света продолжала активно помогать мне.
— Можно, конечно, и варенье. Но возникнет вопрос, почему именно в спальне.
— А кому какое дело? — Она развела руками. — А вообще, Женя, зачем на моей постели надо было что-то разливать или разбивать?
— Чтобы ты сообщила о том, что после того беспорядка, который оказался на твоей кровати, ты просто собрала все белье в охапку, вместе с плюшевой курицей, и выбросила на помойку, потому что постель пришла в негодность и стирать ее не было смысла.
— А, так это элементарно, — обрадовалась она. — Я обожаю делать глинтвейн. Когда у меня собирается компания, я просто кастрюлями этот хмельной напиток делаю. Могу соврать, что случайно вылила всю кастрюлю на постель.
— Кастрюля глинтвейна в спальне? — скептически оценила я идею Мордакиной.
— Женя, ты плохо знаешь нашу компанию, где, как не в спальне, мы будем баловать себя таким напитком? — Она игриво подмигнула мне и достала из сумки сигарету. — Значит, этот вариант можем смело одобрить. Постель захлебнулась в потоке горячего вина, и я ее выбросила, даже не заглянув под покрывало. Что там у нас во-вторых?
Я согласилась, что такой вариант, учитывая пристрастие друзей Мордакиной пить вино на постели, звучит вполне убедительно, и продолжила инструктаж:
— Во-вторых, все твои коллеги должны услышать, что ты в ближайшие два дня не будешь ночевать дома. Тут можешь сочинять все, что хочешь, — к подруге поедешь, к тете на дачу, это не важно. Главное, чтобы все знали, что дома тебя не будет.
— Ладно, это я придумаю.
— И еще, на всякий случай, — я перевела взгляд на Мордакину, — под конец рабочего дня, а он у тебя сегодня будет недолгим, я так думаю…
— Почему недолгим? — искренне удивилась она.
— Потому что я с тобой еду и мое присутствие может вынудить нас покинуть студию раньше положенного времени. Так вот, в конце рабочего дня пожалуйся на здоровье, головную боль или спазмы в желудке.
— Зачем?
— Это для того, чтобы оправдать твое возможное отсутствие на рабочем месте в ближайшие несколько дней. Мало ли как обстоятельства сложатся, не хочу, чтоб тебя сочли сбежавшей. Лучше приболевшей. Все понятно?
— Ну как тебе сказать, — задумалась Светлана. — Что мне делать, я поняла, а вот зачем?
— Это я тебе позже объясню. Главное, сделай все, как я сказала. И смотри, не переиграй, все должно выглядеть естественно.
— Насчет этого не беспокойся, — снова самоуверенность Светланы вырвалась наружу.
— И еще, будет лучше, если ты все-таки предупредишь кого-нибудь о моем визите. Брать штурмом вашу студию мне совсем не хочется, а вероятность того, что меня и на порог не пустят, слишком велика, учитывая, к каким ухищрениям прибегают ваши люди, лишь бы чужих не пропустить.
— Ладно, сейчас Борьке наберу.
Разговор Мордакиной со своим агентом был кратким и лаконичным.
— Ты можешь говорить что хочешь, — резко заявила Светлана, — но я решила привести на кастинг ту девчонку, которую присмотрела на сайте… А мне все равно, нравится она вам или нет. Она уже едет со мной, скоро будем на месте. — После этого заявления Света быстро отключилась и убрала телефон в сумку. — Вот так-то. — Она довольно хихикнула и по-дружески ткнула меня в плечо. — Пусть теперь побухтит, а я все равно сделала так, как хотела.
Через тридцать минут мучительного пути мы наконец-то выбрались из редких лесных посадок и очутились перед домом в три этажа. Хотя нет, это и домом-то назвать нельзя, настоящий особняк. Бледно-розовая постройка с колоннами и огромными окнами, наверное, от самого пола и до потолка. Здание было огорожено от посторонних высоким кирпичным забором с рядами колючей проволоки, тянущейся по верху ограды. Мы еще не вышли из машины, а лай собак из-за забора уже нарушил тишину здешних мест.
— Ничего не бойся, ты со мной, — самоуверенно заявила Светлана и открыла свою дверцу.
Я наблюдала, как медленно двигаются объективы видеокамер, коих тут было предостаточно. У главных ворот две штуки, у калитки одна, еще на дереве. Казалось, что съемочная площадка студии начиналась уже здесь, за воротами особняка. Пока Мордакина не вышла из моей машины, за нами лишь наблюдали со стороны, не предпринимая никаких действий, но стоило Светлане показать себя, камеры немедленно замерли и металлические ворота стали отъезжать в сторону. Когда образовался достаточный для прохода человека проем, ворота остановились.
— Ты опаздываешь, дорогуша. — С территории особняка вышел мужчина, высокий, под два метра, с длинными, как у гориллы, руками. И походка его чем-то походила на обезьянью, он шел, раскачиваясь из стороны в сторону.
— Я никогда не опаздываю, я только задерживаюсь, — кокетливо усмехнулась Мордакина, подошла к мужчине и чмокнула его в то место, где у нормальных людей находится шея. У этого же гориллоподобного охранника роль шеи выполнял массивный подбородок, плавно переходящий в грудь.
— Кто это с тобой? — Мужчина переключил внимание на меня.
— Как кто, разве Борюсик не предупредил? Это наша новая актриса, она на кастинг. Лев Петрович сегодня кастинг проводит, не знал, что ли?
— Знал, — сухо ответил охранник. — Но Вадим с Олегом уже поехали за новенькими, а эта почему не со всеми? — Он как-то пренебрежительно кивнул в мою сторону.
— Эта особенная. — Светка повернулась ко мне и поманила пальцем: — Женечка, поторопись, мы опаздываем.
Я не стала загонять машину в ворота. С самого начала решила, что транспортное средство будет лучше оставить «на свободе», мало ли как дела сложатся. Поставив свой «Фольксваген» на сигнализацию, я пошла к Мордакиной, но путь мне преградил гориллоподобный.
— Документы, — почти рявкнул он.
— Пожалуйста. — Я достала из кармана самый универсальный документ, который притупляет бдительность потенциальных противников, студенческий билет.
— Учишься, что ли? — отвратительная ухмылка заиграла на губах охранника.
— Да, — тихо ответила я.
Всем своим видом демонстрируя недовольство моим присутствием в этом «храме искусств», охранник тем не менее пропустил нас, едва ворота закрылись, взялся за рацию и связался с кем-то из своих коллег.
— К тебе Мордакина с девочкой идут.
Пока мы шли по дорожке, выложенной камнем, к центральному входу «киностудии», еще три пары любопытных глаз проводили нас. Громилы, самый низкий из которых был не ниже метра восьмидесяти, в строгих черных костюмах и начищенных ботинках, внимательно наблюдали за нами из разных уголков прекрасного сада, окружающего особняк.
— Сколько их тут? — шепнула я Мордакиной.
— Да я их никогда не считала, — отмахнулась она. — Десятка два, наверное.