��Еду,�� сказал я.
��Умница. Ты освободишь меня от Перси, и тогда я смогу сосредоточиться на Троттере. А чтобы пробить до конца эту сделку, мне понадобится вся мыслимая сосредоточенность.
��Что за сделка? Вы мне так и не сказали. И что такое этот Троттер, если он вообще что-то собой представляет?
��Я познакомилась с ним у Агаты. Он ее приятель. Владеет чуть не всеми газетами в Ливерпуле, но хочет заполучить плацдарм в Лондоне. И я добиваюсь, чтобы он купил у меня �Будуар�.
Я изумился. Вот уж чего никак не ожидал. Мне всегда казалось, что журнал �Будуар светской дамы� � ее любимое детище. И вдруг оказывается, она его продает. Меня это поразило � все равно как если бы Роджерс продавал Хаммерстайна.[23]
��Но как же так? Почему? Вы же его любили, как родного сына.
��И люблю. Но у меня нет больше сил то и дело ходить к Тому за денежными вливаниями. Всякий раз, как я обращаюсь к нему с просьбой об очередном чеке, он спрашивает: �А разве ваш журнал еще не окупается?� Я отвечаю: �Нет, дорогой, пока еще нет�. А он на это: �Гм!� � и добавляет, что, мол, если так будет продолжаться, мы все к Рождеству перейдем на пособие как неимущие. Мое терпение лопнуло. Я � как те нищенки, которые с младенцами на руках умоляют на улице купить у них веточку вереска. И когда я встретила у Агаты Троттера, то решила: вот человек, которому я передоверю �Будуар�, если только человеческим ухищрениям под силу это осуществить. Ты что-то сказал?
��Я сказал: �Ох, ах!� Хотел еще добавить, что очень жаль.
��Да, жаль. Но деваться некуда. С каждым днем добывать У Тома деньги становится все труднее. Он говорит, что любит меня всей душой, но всему есть предел. Ну, ладно, жду тебя завтра. Не забудь про ожерелье.
��Завтра с утра пошлю за ним Дживса.
��Хорошо.
Тетя Далия, кажется, хотела еще что-то сказать, но тут женский голос за кадром произнес: �Три минуты истекли�,�� и она сразу повесила трубку, как женщина, которая испугалась, как бы с нее не содрали еще пару шиллингов, или сколько там полагается.
В комнату неслышно просочился Дживс.
��Э-э, Дживс,�� сказал я.�� Завтра мы едем в Бринкли.
��Очень хорошо, сэр.
��Тетя Далия зовет меня, чтобы я немного взбодрил нашего знакомца Перси Горринджа, который у них там завелся.
��Вот как, сэр? Тогда, может быть, вы позволите мне на той неделе съездить на один вечер в Лондон?
��Конечно, Дживс, конечно. Собираетесь поразвлечься?
��В клубе �Подручный Ганимед� состоится ежемесячный банкет, сэр. Меня попросили занять кресло председателя.
��Занимайте, разумеется. Вы более чем достойны этой чести.
��Благодарю вас, сэр. К исходу дня я вернусь.
��Вы выступите с речью, я полагаю?
��Да, сэр. Без речи председателя какой же банкет?
��Не сомневаюсь, что они у вас все будут кататься от смеха. Да, чуть не забыл. Тетя Далия просила меня привезти ее ожерелье. Оно в мастерской �Эспиналь� на Бонд-стрит. Не могли бы вы утром за ним зайти?
��Да, сэр. Без речи председателя какой же банкет?
��Не сомневаюсь, что они у вас все будут кататься от смеха. Да, чуть не забыл. Тетя Далия просила меня привезти ее ожерелье. Оно в мастерской �Эспиналь� на Бонд-стрит. Не могли бы вы утром за ним зайти?
��Разумеется, сэр.
��И вот еще что, я чуть было не упустил вам рассказать. Ту тысячу фунтов Перси все же раздобыл.
��Неужели, сэр?
��Нашел себе благотворителя. Интересно, кто этот простофиля?
��Да, сэр.
��Глупец какой-нибудь.
��Несомненно, сэр.
��Тем не менее � вот. Только подтверждает слова покойного Барнума,[24] что простофили родятся каждую минуту.
��Вот именно. Это все, сэр?
��Да, это все. Доброй ночи, Дживс.
��Доброй ночи, сэр. Утром я упакую вещи.
9К вечеру следующего дня, после приятной поездки по живописной сельской местности, я завернул в ворота Бринкли-Корта и, выйдя из своего двухместного �бентли�, пошел уведомить хозяйку о нашем прибытии. Я нашел тетю Далию в кабинете, или �логове�, где она проводила досуг за чашкой чая и романом Агаты Кристи. Когда я предстал перед нею, она бросила на мои усы мимолетный взгляд, правда, вздрогнула, как нимфа, которую застали за купанием, и пробормотала: �И это � лицо, которое останавливало тысячу башенных часов?�,[25] � а так никаких замечаний не отпустила. Возможно, сберегала на будущее.
��Привет, рептилия,�� сказала она.�� Так ты, стало быть, приехал?
��Приехал,�� подтвердил я,�� волосы в косице, и застегнутый на все пуговицы. Рад вас приветствовать, престарелая родственница.
��И я тебя, безмозглая твоя голова. Ожерелье мое ты, конечно, забыл привезти?
��Совсем даже нет. Вот оно. То самое, что дядя Том подарил вам на Рождество, верно?
��Верно. Ему нравится, когда я надеваю его к обеду.
��Кому же не понравится,�� галантно отозвался я. Вручив драгоценность, я закусил тостом с тетиного стола.�� Ну-с, приятно снова очутиться под старым родным кровом. За мной � моя прежняя комната, надеюсь? А как вообще дела в Бринкли-Корте и окрестностях? Как поживает Анатоль?
��Прекрасно, как всегда.
��У вас шаловливое выражение лица.
��Я чувствую себя неплохо.
��А дядя Том?
По ее цветущему лицу пробежала тень.
��Том все еще не в духе, бедняжка.
��Из-за Перси?
��Ну да.
��Значит, мрак Горринджа по-прежнему не развеялся?
��Куда там. После приезда Флоренс стало только хуже. Том кривится всякий раз, как его видит, особенно за столом. Говорит, что когда у него на глазах Перси отодвигает, не отведав, блюда, созданные рукою Анатоля, у него кровь приливает к голове и от этого начинается несварение. Ты ведь знаешь, какой у него чувствительный желудок. Я похлопал тетушку по руке.
��Бодритесь,�� сказал я ей.�� Я этого Перси развеселю. Фредди Уиджен показал мне на днях фокус с двумя пробками и веревочкой, который не может не вызвать улыбку на самой страдальческой физиономии. У нас в �Трутнях� все хохотали до колик в животе. Две пробки, надеюсь, у вас найдутся?