Не успела Элиза углубиться в лес, как совсем стемнело, и она заблудилась. Тогда девушка улеглась на мягкий мох и, помолившись, положила голову на пень. В лесу было тихо и тепло; в траве, как зелёные блуждающие огоньки, мелькали сотни светлячков, и, когда Элиза слегка задела ветку кустика, на землю звёздным дождём посыпались блестящие искры.
Всю ночь Элиза видела во сне братьев. Снилось ей, будто все они опять стали детьми, играли вместе, писали грифелями на золотых досках и рассматривали чудеснейшую книжку с картинками, которая стоила полкоролевства. Но теперь они писали не чёрточки и нолики, как прежде, – нет, они рассказывали обо всём, что видели и пережили. А картинки в книжке были живые: нарисованные птицы пели, люди соскакивали со страниц и разговаривали с Элизой и её братьями. И всякий раз, как она переворачивала страницу, рисунки прыгали на свои места, чтобы не перепутаться.
Когда Элиза проснулась, солнце поднялось уже высоко. Его не было видно за густой листвой, но лучи его протянулись над верхушками высоких деревьев, как золотистая ткань. Растения благоухали, птички подлетали к Элизе так близко, что казалось – вот-вот сядут к ней на плечи. Она услыхала плеск воды: это несколько родников, слившись вместе, образовали водоём с чудесным песчаным дном. Правда, вокруг него разрослись кусты, но в одном месте олени проделали для себя в этой изгороди широкий проход, и Элиза смогла по нему спуститься к водоёму. Вода в нём была так прозрачна, что, если бы ветер не шевелил ветви, деревья и кусты можно было бы принять за нарисованные – так ясно отражался в зеркале вод каждый листик, и освещённый солнцем, и прятавшийся в тени.
Элиза даже испугалась, когда увидела в воде своё лицо, – такое оно было чёрное и безобразное; но стоило ей зачерпнуть воды и ополоснуть глаза и лоб, как её нежная кожа опять засияла белизной. Тогда Элиза разделась, вошла в свежую чистую воду и снова стала такой красавицей королевной, какой во всём свете не сыскать.
Одевшись, она заплела в косу свои длинные волосы и подошла к журчащему источнику. Зачерпнув рукой воды, она выпила её и побрела дальше по лесу, сама не зная куда и думая о своих братьях. Увидев дикую яблоню, ветви которой гнулись от тяжести плодов, Элиза съела несколько яблок, а утолив голод, подперла ветви шестами и пошла в глубь леса. Там была такая тишина, что девушка слышала свои собственные шаги, слышала даже шуршание каждого сухого листика, попавшего ей под ноги. Ни одна птичка не залетала в эту глушь, ни один солнечный луч не мог проникнуть в тёмную чащу. Огромные деревья с высокими стволами стояли почти соприкасаясь, и, когда Элиза смотрела прямо перед собой, ей чудилось, будто дорогу ей преграждает частокол. Никогда ещё девушка не чувствовала себя такой одинокой.
А ночь была тёмная-тёмная! Во мху не светилось ни одного светлячка. Печальная Элиза улеглась на траву; и вдруг ей почудилось, будто ветви над нею раздвинулись и на неё глядят кроткие Божьи очи, а из листвы выглядывают маленькие ангелочки. Проснувшись утром, она и сама не знала, было ли то во сне или наяву.
Элиза пошла дальше в лес, и вот ей повстречалась старушка с корзинкой в руках.
В корзинке были ягоды, и старушка угостила ими девушку, а та спросила, не проезжали ли тут по лесу одиннадцать принцев.
– Нет, – ответила старушка, – но вчера я видела, как здесь по реке плыли одиннадцать лебедей в золотых коронах. – И она повела Элизу к обрыву над рекой.
На обоих её берегах росли деревья, протянувшие друг другу длинные густолиственные ветви. Некоторым деревьям было трудно сплести свои ветви с ветвями собратьев, стоявших на другом берегу, и они так вытянулись над водой, что корни их вылезли из земли, – таким образом они всё-таки добились своего.
Простившись со старушкой, Элиза пошла к устью реки, впадавшей в открытое море.
И вот молодая девушка увидела прекрасное безбрежное море, но не видно было на нём ни одного паруса, не было и лодочки, на которой она могла бы пуститься в дальнейший путь. Берег был усыпан камешками. Море выбросило их на сушу и так отшлифовало, что они сделались совсем круглыми. Да и остальные выброшенные морем предметы – стекло, железо, крупные камни – тоже носили на себе следы морских волн, а ведь вода была мягче нежных рук девушки.
Увидела всё это Элиза и подумала: «Волны неустанно катятся одна за другой и сглаживают острые края и углы даже у самых твёрдых предметов. Буду же и я трудиться неустанно! Спасибо вам за науку, светлые, быстрые волны. Сердце говорит мне, что когда-нибудь вы отнесёте меня к моим милым братьям».
Но вот девушка заметила на выброшенных морем водорослях одиннадцать белых лебединых перьев, собрала их и связала в пучок. На перьях ещё блестели светлые капли – росы или слёз, кто знает! Пустынно было на берегу, но Элиза не скучала: ведь море то и дело менялось, и за несколько часов тут можно было увидеть больше, чем на берегу пресного озера за целый год. Надвигалась большая чёрная туча, а море как будто говорило: «Я тоже могу почернеть!» – и начинало бурлить, волноваться, покрываться белыми гребешками; если же по небу плыли розовые облака, а ветер утихал, море напоминало лепесток розы. Оно то белело, то становилось зелёным, но, каким бы спокойным оно ни казалось вдали, на берег непрестанно набегали лёгкие волны и вода тихо вздымалась, словно грудь спящего ребёнка.
Когда солнце стало заходить, Элиза вдруг увидела вереницу диких лебедей в золотых коронах. Их было одиннадцать, и летели они к берегу один за другим, вытянувшись длинной белой лентой. Заметив их, Элиза взбежала на обрыв и спряталась за куст, а лебеди, хлопая своими большими белыми крыльями, опустились на землю неподалёку.
В ту самую минуту, как солнце скрылось, лебеди сбросили своё оперение и превратились в одиннадцать красавцев принцев, братьев Элизы. Девушка громко вскрикнула, она сразу узнала их, хотя они очень изменились, – сердце подсказало ей, что это её братцы. Она бросилась их обнимать, называя каждого по имени, а они тоже очень обрадовались, узнав свою младшую сестрицу, которая теперь выросла и так похорошела. Все они то смеялись, то плакали, рассказывая друг другу, как жестоко поступила с ними мачеха.
– Мы, братья, – сказал самый старший, – летаем дикими лебедями весь день, пока солнце на небе. Когда же оно заходит, мы опять принимаем человеческий образ. Поэтому во время заката мы всегда должны быть на земле, ведь случись нам превратиться в людей, когда мы летим над облаками, мы тотчас же упали бы со страшной высоты. Живём мы не здесь, а в далёкой заморской стране, очень красивой. Но чтобы добраться до неё, нужно переплыть через море, а по пути нет ни одного острова, где мы могли бы переночевать. Только в самой середине моря над водой поднимается небольшой одинокий утёс, на котором мы можем держаться, лишь тесно прижавшись друг к другу. Если море бушует, брызги летят у нас над головой, однако мы благодарим судьбу и за это пристанище. Мы ночуем там в человеческом облике, и, не будь этого утёса, нам никогда бы не удалось навестить свою милую родину. Лишь раз в году можем мы прилетать сюда, выбрав для перелёта самые длинные летние дни. Мы проводим здесь одиннадцать дней и часто летаем над тем большим лесом, оттуда виден дворец, где мы родились и где живёт наш отец, и колокольня церкви, близ которой покоится наша мать. Тут даже кусты и деревья словно родные нам: по равнинам, как в дни нашего детства, бегают дикие лошади, а углежоги по-прежнему поют те самые песни, под которые мы когда-то плясали. Тут наша родина, к ней тянется сердце, и здесь мы нашли тебя, милая, дорогая сестричка. Ещё два дня мы пробудем здесь, а затем придётся нам улететь за море, в чудесную, но чужую страну! Но мы не сможем взять тебя с собою. Ведь у нас нет ни корабля, ни лодки.
– Как бы мне расколдовать вас! – твердила братьям сестра.
Так они проговорили почти всю ночь и задремали только перед рассветом.
Элиза проснулась от шума лебединых крыльев. Братья её опять превратились в птиц и большими кругами уходили в вышину; вскоре они совсем скрылись из виду. С Элизой остался только младший брат. Лебедь положил голову к ней на колени, а она гладила и перебирала его белые перышки. Целый день провели они вдвоём, а к вечеру снова прилетели остальные, и, когда солнце село, все снова приняли человеческий облик.
– Завтра мы улетим отсюда и не вернёмся раньше будущего года, – сказал младший брат, – но мы не хотим тебя здесь покинуть. Хватит ли у тебя мужества улететь с нами? Сейчас, когда я снова человек, руки мои достаточно сильны, чтобы пронести тебя по всему лесу, – так неужели же мы все не сумеем перенести тебя через море на наших крыльях?
– Да, возьмите меня с собой! – воскликнула Элиза.
Всю ночь они плели сетку из гибкого лозняка и камыша. Сетка вышла большая и прочная, и Элиза легла на неё. А на восходе солнца братья превратились в диких лебедей, подняли сетку клювами и вместе с милой сестрицей, ещё спавшей сладким сном, взвились к облакам. Солнце светило ей прямо в лицо, поэтому один лебедь летел над её головой, чтобы защищать её от солнечных лучей своими широкими крыльями.
– Да, возьмите меня с собой! – воскликнула Элиза.
Всю ночь они плели сетку из гибкого лозняка и камыша. Сетка вышла большая и прочная, и Элиза легла на неё. А на восходе солнца братья превратились в диких лебедей, подняли сетку клювами и вместе с милой сестрицей, ещё спавшей сладким сном, взвились к облакам. Солнце светило ей прямо в лицо, поэтому один лебедь летел над её головой, чтобы защищать её от солнечных лучей своими широкими крыльями.
Они были уже далеко от суши, когда Элиза проснулась. Ей почудилось, будто она всё ещё видит сон – так странно было лететь над морем. Возле неё лежала веточка с чудесными спелыми ягодами и пучок вкусных кореньев. Всё это раздобыл и положил в сетку младший брат. Элиза благодарно улыбнулась ему, догадавшись, что это он летит над нею и защищает её от солнца своими крыльями.
Лебеди летели так высоко, что первый корабль, который они увидели на море, показался им плывущей по воде белой чайкой. В небе позади них громоздилось огромное облако – прямо гора! – и на нём Элиза увидела движущиеся исполинские тени одиннадцати лебедей и свою собственную. Вот была картина! Более красивой ей ещё не приходилось видеть! Но, по мере того как солнце поднималось выше, облако отставало от лебедей, а тени мало-помалу исчезали.
Целый день летели лебеди с быстротой стрелы, пущенной из лука, но всё-таки медленней обычного – они ведь несли сестру! День стал склоняться к вечеру, поднялся встречный ветер. Элиза со страхом следила за солнцем – оно опускалось всё ниже, а одинокого морского утёса всё ещё не было видно.
Вдруг ей показалось, что лебеди как-то судорожно машут крыльями. «Ах, ведь это по моей вине они не могут лететь быстрее! – подумала она. – Зайдёт солнце, они превратятся в людей, упадут в море и утонут!» Чёрная туча всё приближалась; сильные порывы ветра предвещали бурю; облака сгрудились в грозный свинцовый вал, катившийся по небу; молния сверкала за молнией, а утёс всё не показывался.
Но вот солнце уже почти коснулось воды. Сердце Элизы затрепетало, а лебеди вдруг полетели вниз с неимоверной быстротой. Девушка уже подумала, что они падают, но нет, они ещё летели. Лишь тогда, когда солнце наполовину скрылось под водой, Элиза увидела внизу маленький утёс, величиной не больше тюленя, высунувшего голову из воды. Солнце угасало быстро, вот оно стало казаться всего лишь звёздочкой; но лебеди уже опустились на камни. И в этот миг солнце погасло, как последняя искра догоревшей бумаги. Элиза увидела вокруг себя братьев. Все они стояли рука об руку, едва умещаясь на крошечном утёсе. Море билось о камень, обрушиваясь на них дождём брызг, небо пылало от молний, удар за ударом грохотали громовые раскаты, но сестра и братья держались за руки и пели псалом, черпая в нём утешение и мужество.
На заре буря улеглась и небо прояснилось.
С восходом солнца лебеди вместе с Элизой полетели дальше. На море ещё было волнение, и они видели с высоты, как плывут по тёмно-зелёной воде клочья белой пены, словно необозримая стая лебедей.
Когда солнце поднялось выше, Элиза увидела перед собой как бы повисшую в воздухе гористую страну со сверкающими снежными вершинами. Среди гор широко раскинулся замок, опоясанный воздушными колоннадами, ниже колыхались пальмовые леса и невиданные цветы величиной с мельничные колёса. Элиза спросила, не в эту ли страну они летят, но лебеди сказали: «Нет, это волшебный, вечно меняющийся облачный замок Фата-Морганы, в который никто не может проникнуть». Элиза опять устремила глаза на замок, но вдруг горы, леса и замок рухнули, а на их месте появились двадцать совершенно одинаковых величественных церквей с колокольнями и стрельчатыми окнами. Девушке почудилось даже, будто она слышит звуки органа, но это шумело море. Церкви, казалось, были совсем близко, но вот они превратились в целую флотилию. Корабли плыли прямо под летящими лебедями, и, когда Элиза вгляделась, она поняла, что это не корабли, а просто туман, поднявшийся над морем. У неё на глазах одна картина сменяла другую, пока наконец не показалась долгожданная земля – та, куда они летели. Элиза увидела прекрасные горы, кедровые леса, города и замки. Задолго до захода солнца лебеди опустили сестру на скалу перед большой пещерой, которая казалась увешанной вышитыми коврами, – так обросла она нежно-зелёными ползучими растениями.
– Посмотрим, что тебе здесь приснится ночью! – сказал младший брат, показывая сестре её спальню.
– Ах, если бы я узнала во сне, каким образом можно расколдовать вас! – сказала она; и эта мысль уже не выходила у неё из головы.
Элиза стала усердно молиться, и молилась даже во сне. И вот ей приснилось, будто она летит высоко-высоко по поднебесью к замку Фата-Морганы и встречать её выходит сама хозяйка – фея. Она светлая и прекрасная, но в то же время удивительно похожая на ту старушку, которая дала Элизе ягод в лесу и рассказала ей о лебедях в золотых коронах.
– Твоих братьев можно спасти, – сказала фея, – но хватит ли у тебя на это мужества и стойкости? Вода мягче твоих нежных рук, а шлифует камни. Но ей не больно, как будет больно твоим пальцам: у воды нет сердца, а твоё станет изнывать от страха и муки. Видишь, у меня в руках крапива? Такой крапивы много возле твоей пещеры; и только такая, да ещё та, что растёт на кладбищах, может тебе пригодиться – запомни это! Ты нарвёшь этой крапивы, хотя руки твои покроются волдырями от ожогов, потом разомнёшь её ногами, а из полученного волокна ссучишь нити. Из них ты сплетёшь одиннадцать кольчуг с длинными рукавами и набросишь их на лебедей. Тогда рассеются колдовские чары. Но помни, что с той минуты, как ты начнёшь свою работу, и до тех пор, пока её не окончишь, ты не должна говорить ни слова, хотя бы работать тебе пришлось долгие годы. Первое же слово, которое сорвётся у тебя с губ, смертельным кинжалом пронзит сердца твоих братьев. Их жизнь будет висеть на кончике твоего языка! Помни же об этом! – И фея притронулась к её руке жгучей крапивой.
Элиза почувствовала боль, как от ожога, и проснулась. Было уже совсем светло, и она увидела, что рядом с нею лежит крапива, точь-в-точь такая, как та, которая ей приснилась. Элиза обрадовалась и вышла из пещеры, чтобы немедля приняться за работу.
Она рвала злую, жгучую крапиву, и нежные руки её покрылись крупными волдырями; но девушка мужественно переносила боль, думая об одном: «Только бы удалось спасти милых братьев!» Потом она размяла крапиву голыми ногами и стала сучить зелёное волокно.
С заходом солнца явились братья и очень испугались, когда узнали, что их сестра онемела. Сначала они подумали, что это новое колдовство злой мачехи, но, увидев ожоги на руках Элизы, поняли, что она стала немой ради их спасения. Младший брат заплакал; слёзы его лились ей на руки, и там, куда падала слеза, исчезали жгучие волдыри и утихала боль.
Всю ночь провела девушка за работой, не помышляя об отдыхе, – ей хотелось поскорее расколдовать своих милых братьев. Весь следующий день, пока лебеди летали, она сидела одна, но никогда ещё, казалось ей, время не проходило так быстро. Одна кольчуга была уже готова, и девушка принялась за следующую, как вдруг в горах затрубили охотничьи рога. Элизе стало очень страшно; а звуки всё приближались, и вскоре раздался лай собак. Испуганная девушка скрылась в пещеру, связала всю собранную крапиву в снопик и села на него.
В этот миг из-за кустов выпрыгнула большая собака, за ней другая и третья. Они громко лаяли и бегали вокруг неё.
Вскоре у пещеры собрались все охотники. Самый красивый из них – это был здешний король – подошёл к Элизе. В жизни он не встречал такой красавицы!
– Как ты попала сюда, прелестное дитя? – спросил он, но Элиза только покачала головой – она не смела ни слова вымолвить, потому что от её молчания зависели жизнь и спасение её братьев, – а руки спрятала под передник, чтобы король не заметил ожогов.
– Пойдём со мной! – сказал он. – Здесь тебе нельзя оставаться. Если ты так же добра, как красива, я наряжу тебя в шёлк и бархат, увенчаю золотой короной и возьму к себе; ты будешь жить в лучшем из моих дворцов. – И он посадил её на седло перед собой. Элиза плакала и ломала руки, но король сказал: – Я только хочу твоего счастья. Когда-нибудь ты сама поблагодаришь меня.
И король помчал её куда-то в горы, а охотники скакали следом.
На закате они увидели колокольни и купола великолепного города – это была столица. Король привёл Элизу во дворец. Там в высоких мраморных покоях журчали фонтаны, все стены и потолки были украшены живописью. Но Элиза ни на что не смотрела, только плакала и тосковала. Безучастно отдалась она в руки служанок, а те облекли её в королевские одежды, вплели ей в волосы жемчужные нити и натянули тонкие перчатки на её обожжённые пальцы.
Роскошные уборы так шли к Элизе, она была в них так ослепительно хороша, что все придворные склонились перед нею, а король объявил её своей невестой, хотя архиепископ покачивал головой и нашёптывал королю, что лесная красавица, должно быть, ведьма, потому что она отвела им всем глаза и околдовала сердце короля.