Служили два товарища - Александр Тамоников 13 стр.


– Иргушин! Слушаю!

– Добрый день, товарищ генерал. Макеев!

– Здравствуй, Макеев!

– У вас есть что сказать мне, Геннадий Викторович?

– Ничего из того, чего бы ты не знал, Вячеслав Александрович! Водителя и проститутку ищут. Поиски на данный момент не принесли никаких результатов. Думаю, их уже нет в живых!

– Вот как? Почему вы так решили, генерал?

– Я не решил, я предполагаю!

– Ясно! Скажите прямо, Геннадий Викторович, вы можете сделать так, чтобы следствие было прекращено?

– Прекращено? Хм! Интересно. Вчера вы просили об одном, сегодня о другом. Странно!

– Вы не ответили на вопрос, Геннадий Викторович.

– Это не телефонный разговор!

– Согласен! Когда и где мы можем встретиться?

– Да хоть сейчас! А где? Можно в кафе, что недалеко от моего дома. Место тихое, уютное, безопасное. Там, где мы уже встречались.

– Я понял, Геннадий Викторович, но немедленно выехать не могу. Давайте договоримся: как освобожусь на службе – у нас сейчас, сами понимаете, подготовка к похоронам уважаемого Константина Леонидовича началась, то позвоню вам. Тогда и уточним время встречи!

– Хорошо! Я сегодня свободен весь день. Звоните.

Макеев отключил мобильник.

И тут же раздался звонок телефона внутренней связи офиса. Начальник службы безопасности поднял трубку:

– Да!

– Ты у себя, Вячеслав Александрович?

Говорил Лазарев.

– На месте, Валерий Михайлович!

– Я зайду!

Положив трубку, Макеев заглянул в потайную комнату:

– Леонид, сейчас ко мне явится господин Лазарев.

– Я в курсе, Вячеслав Александрович!

– Переключи аппаратуру на мой кабинет! И сиди тихо, как мышь!

– Здесь хорошая звукоизоляция!

– Делай что сказано!

– Понял! Сижу тихо, как мышь!

– Наш разговор запиши на отдельную пленку. И… лучше, если сам не будешь слушать этот разговор. Лишняя информация может очень навредить здоровью. Это понял, Леня?

– Понял, шеф!

Оператор снял наушники.

– Я не буду слушать вас!

– Очень на это надеюсь!

Макеев занял место за рабочим столом. Через минуту в кабинет вошел вице-президент. Сел напротив начальника службы безопасности. Спросил:

– Что у тебя делала Вика?

– Вы за этим пришли ко мне?

– Нет. И все же?

Макеев указал на поднос:

– Кофе просил ее принести! А вы подумали, что я ее, как Картаев, решил оттрахать здесь?

– Не напоминай мне об этом!

– Да вы никак ревнуете, Валерий Михайлович? Напрасно! В ваши годы это не рекомендуется.

– Ладно! Вика – моя проблема!

– Здесь вы абсолютно правы. Проблема! Но, знаете, таких проблем у вас может быть сколько угодно. Не стоит зацикливаться на Виктории.

– Закрыли тему!

– Хорошо! Закрыли так закрыли.

– Я хотел бы продолжить вчерашний разговор.

– Давайте продолжим.

Начальник службы безопасности откинулся на спинку кресла:

– Что вы хотите узнать, Валерий Михайлович?

– Суть твоего плана по ликвидации Людмилы.

– Я же говорил, придет время, и я выложу его вам во всех подробностях.

– Но я должен знать, что ты задумал! Хотя бы в общих чертах! Мы же одна команда, Слава, ведь так?

– Так!

– Тогда поделись своими намерениями и ближайшими планами!

Макеев вздохнул:

– Ну хорошо! Но только в общих чертах!

Начальник службы безопасности поднялся, подошел к окну, проговорил:

– А на улице дождь, Валерий Михайлович!

– Я знаю! Слушаю тебя.

– В общем, так. Второй несчастный случай у нас не пройдет. Потому как станет очевидно, что некто убирает Богдановых из-за их состояния. И дело может принять непредсказуемый оборот. Особенно если подключатся журналисты. Те в погоне за сенсацией поднимут такой шум, что нам не отбиться. Следовательно, нейтрализацию надо организовать так, чтобы комар носа не подточил.

– Ну это понятно! И что ты предлагаешь?

Макеев внимательно посмотрел на вице-президента:

– Людмила должна стать жертвой любовной страсти!

Лазарев удивленно протянул:

– Че-го? Не понял?!

– Картаева собирается разводиться, так?

– По твоей информации, да! Но только с твоих слов. Доказательств этому нет!

Макеев усмехнулся:

– Вы забыли о диске, что я передал Паше в кабаке?

– Ах, черт! Ну, да! Ты же записал последний разговор Богданова с дочерью. С этими делами в голове все перемешалось. Допустим, что Людмила действительно решила порвать с Картаевым. И что?

– А то, что о причине развода, кроме нескольких человек, не знает никто. И не узнает. До тех пор, пока мы не сбросим эту информацию сотрудникам офиса. Но в несколько иной интерпретации. По фирме должен пройти слух о том, что не Людмила застукала Картаева с Викой, а, наоборот, Паша узнал о том, что его супруга изменяет ему! Но эту информацию мы сбросим непосредственно перед тем, как убрать дочь Богданова!

– О каком любовнике ты говоришь, Вячеслав? У Людмилы, кроме придурка и альфонса Паши, никогда и никого не было. Да и нет! Она же до тошноты правильная.

Макеев вновь усмехнулся:

– Об этом знаем мы с тобой! Но не знают другие. Нет любовника – появится. И еще какой любовник! Страстный, ревнивый, не ровня Картаеву. Настоящий мужик. И Людмила переедет к нему. На свое несчастье. Потому что любовник однажды в порыве ревности убьет свою возлюбленную. А поняв, что совершил, покончит с собой! Или другой вариант. Любовники станут жертвами вооруженных грабителей. В любом случае Людмила должна погибнуть при обстоятельствах, которые снимали бы все подозрения с Картаева. И я устрою эти обстоятельства.

Лазарев тряхнул головой:

– Ни черта не понял! Какой любовник? Какие обстоятельства?

Макеев приблизился к вице-президенту:

– Ничего не поняли? Это хорошо! Значит, и другие не поймут. А мы получим нужный нам результат!

– Да, замутил ты обстановку. Ничего не скажешь.

– И не надо ничего говорить. Я же предупреждал: всему свое время! Вы оцените мой план по достоинству и во всем разберетесь непосредственно перед началом акции. А до этого не стоит ломать голову.

– Когда ты планируешь начать эту акцию?

– Не раньше, чем пройдет сорок дней со дня трагической кончины нашего уважаемого босса и Людмила вступит в наследство, оставаясь при этом законной супругой Павла Андреевича Картаева.

– Хорошо! Не буду больше доставать тебя, но на один вопрос все же попрошу ответить. Ты уверен, что у нас все получится?

– Иначе, Валерий Михайлович, я бы и пальцем не пошевелил.

– Ладно! Делай как считаешь нужным. В конце концов ты знаешь, за что работаешь!

– Вот именно!

– Что у тебя на сегодня?

– Это так важно?

– Вячеслав! Мы договорились…

Макеев прервал подельника:

– Хорошо, хорошо! Докладываю. Сегодня я планирую встретиться с нашим другом из МВД. Надо, чтобы он прикрыл следствие по делу Богданова. Это потребует затрат, так что будьте готовы раскошелиться, тем более сейчас вам сделать это легче. Затем заеду к Людмиле. Я должен быть рядом с ней, дабы контролировать ее поведение и сохранить брак с Пашей. Ну а завтра, как и все, буду на похоронах. Этого достаточно?

– Вполне! Как думаешь, когда мне запросить у Людмилы доверенность на управление делами компании?

– Когда угодно. Хоть сегодня!

– Сегодня? Накануне похорон?

– Почему бы и нет? В любом случае Людмила Константиновна откажет вам!

– Что? Откажет? Но почему? Какие у нее есть на это основания?

Макеев прикурил сигарету:

– Она откажет вам потому, что так надо нам! А основание? Мой совет не передавать вам руководство компанией!

– Слава! Ты переходишь все границы.

– Верно. Но не только я. Мы вместе пересекли ту черту, за которой обратного хода нет! Либо идем дальше до конца и побеждаем, либо… Но об этом лучше даже не думать.

– Но кто-то должен руководить компанией!

– Вы и будете руководить, согласовывая все решения с госпожой Картаевой. Исполнять условия контракта, который продолжает действовать.

– Мне и запрашивать ничего не надо. Какой смысл, раз по твоей милости в любом случае получу отказ?!

– Э-э, нет, Валерий Михайлович. Мы должны проверить, насколько Людмила готова слушать меня. А посему вы запросите разрешение на управление компанией и в случае отказа разыграете недоумение, обиду. Вы оскорбитесь, но примете решение Картаевой.

– Ты хочешь видеть мое унижение?

– Я хочу достичь нужного результата! Главное – результат, все остальное ерунда. Запрос же можете сделать когда угодно, на ваше усмотрение!

– Мы еще вернемся к этому разговору.

– Как скажете, Валерий Михайлович.

– Когда поедешь к Иргушину?

– В час дня, если вы не против!

– Я не против, удачной поездки. Похороны завтра, в 14.00. Отсюда, из холла офиса. Прощание с телом и отпевание с 12.00!

– Все понял!

– Бывай, стратег!

– До свидания, Валерий Михайлович!

Проводив Лазарева, Макеев вошел в потайную комнату. Забрал пленку с записью разговора. Она может пригодиться. Как и все сделанные ранее записи. Если господин Лазарев решит вдруг повести свою игру и отстранить конкурентов при разделе имущества покойного Богданова. Макеев умел страховаться. Этому его научила война в Афганистане. Война, которая до сих пор не давала спокойно спать. Бередила совесть, заставляя бывшего офицера глушить ее. Не давать волю эмоциям. В новом перевернутом, несправедливом мире совесть не нужна. Вырезать бы ее да выбросить на свалку. Но… это невозможно! А посему оставалось одно – гасить совесть, как врага. И Макееву это удавалось. Поэтому он и перестал быть человеком, превратившись в особь, живущую инстинктами животного.

Часть II

Глава 1

Деревня Тонино в сорока километрах от города Переслава.

Суббота, 5 ноября.

Владимир Неверов проснулся, как всегда, в 7.00. Сделал зарядку, побрился, умылся. Разогрел на кухне корм для овчарки. С бадьей вышел из дома. Рик, верный пес, стоял возле будки, приветливо помахивая хвостом. Ждал. Хозяин всегда кормил собаку в одно и то же время. Вывалив завтрак Рика в большую миску, Неверов отошел от собачьей будки, закурил, осматривая свою усадьбу. Она представляла собой ухоженный участок земли в двадцать соток, на котором стоял большой, по местным меркам, двухэтажный дом. Слева от дома открытый бассейн, справа лужайка и мостовая от главных ворот до здания. Сзади дома – колодец, шашлычная. Посредине участка аллея до бани. Над мостовой навес, под которым стоял трехлетний внедорожник «Форд». Между постройками, аллеей, тротуаром – деревья. Березы, ели, рябина. Совсем немного плодовых – яблонь, груш, вишен. Вдоль правой стороны кусты сирени и малины. Участок с трех сторон огорожен двухметровым забором из профлиста, слева, там, где спуск к пруду, сетка с калиткой. Беседка перед клумбой. Ну и, конечно, теплая, вместительная будка верного друга, Рика. Пес не знал, что такое цепь, но прекрасно понимал, где его место. Неверов жил в деревне пятый год. После Афганистана, с 1986 года, капитан Неверов служил начальником штаба отдельного разведывательного батальона. В 90-м Владимир был назначен командиром подразделения армейского спецназа, а в 1997-м подполковника Неверова, кавалера шести боевых наград, уволили в запас. В связи с расформированием подчиненного ему батальона, как было указано в приказе главкома сухопутных войск. Календарные двадцать пять лет Неверов отслужил, так что пенсию назначили. Вернувшись на гражданку, Владимир не смог жить в городе. Продал однокомнатную квартиру и купил дом в деревне. А затем подвалило наследство. От деда по материнской линии. Тоже дом с большим участком в престижном пригородном районе. Неверов продал дом деда, а на вырученные деньги обустроил собственную усадьбу в Тонино. Он мог бы остаться жить в пригороде, среди начинавших подниматься коттеджей новых русских, но ему хотелось тишины и покоя. Поэтому Неверов решил обосноваться в Тонино. Деревне из двадцати дворов, с единственной улицей и населением, подавляющее большинство которого составляли люди преклонного возраста. Его усадьба находилась в конце деревни, между прудом и широкой лесополосой. Через улицу – дома соседей. Крайняя от лесополосы хата вечно пьяного Лопыря, или Лопырева Ивана Петровича, которому недавно исполнилось шестьдесят пять лет, хотя на вид можно было дать все восемьдесят. Лопырь жил с женой Зинаидой, тоже пенсионеркой. Женщиной вздорной, нервной, крикливой. Детей у них не было, как и родственников. В город Лопыревы почти не выезжали. Жили с огорода и небольшого хозяйства. За ними проживала пожилая учительница когда-то действовавшей в деревне школы, от которой сейчас остался один фундамент, летом густо зарастаемый пустоцветом. Вере Григорьевне помогал сын, местный участковый милиционер старший лейтенант Алексей Крабов. Алексей ежедневно навещал мать, привозил продукты, заботился, как и подобает порядочному сыну. И напротив пруда жила еще одна семья, состоявшая из женщин – сорокашестилетней Анны Сергеевны Шустовой, когда-то работавшей дояркой в развалившемся и канувшем в небытие колхозе «Заветы Ильича», и ее двадцатипятилетней дочери Ирины. Муж Анны Сергеевны умер задолго до того, как в деревне появился Неверов, Ирина же замужем не была. Как рассказывал Лопырь, девочка с детства болела. А лет в восемнадцать еще и в аварию попала. Прокатил один деревенский пацан на мотоцикле. От дома до первого столба. Пьяный был. «Восход» разбил, сам отделался царапинами, а вот Ирина повредила позвоночник. И сейчас ей необходима операция, требующая двадцать тысяч долларов. Впрочем, Неверов решил вопрос с оплатой, о чем в семье Шустовых еще не знали.

С противоположной стороны соседей не было. Там – пустырь. Землю поделили среди бывших колхозников, и пока она пустовала. Никто не строился, не пас животных. Одно слово – пустырь. Людей, что проживали далее, Неверов знал только в лицо. Да и то не всех. Раньше, когда в Тонино работал магазин, местные жители еще как-то общались между собой, заходя в сельпо. Сейчас магазин убрали, и сходки прекратились. Неверов ездил за продуктами либо в Переслав, либо в ближайший поселок Куделино. Затаривался обычно на неделю. Остальное время проводил в усадьбе. Благо все, что нужно для нормальной жизни человека, привыкшего к городским условиям, в усадьбе и дома было сделано. Душевая и туалет. Просторная кухня-столовая, гостиная с камином, спальня, гостевая комната, просторные холлы, веранда, балкон. Большой подвал – бункер, который в основном пустовал. Помещения дома меблированы в современном стиле. В гостиной и спальне новейшая телевизионная, видео– и аудиоаппаратура, спутниковая антенна. Автономное отопление, а также кондиционеры, спасающие летом и от жары, и от множества всяких мошек и комаров. Неверов побеспокоился о том, чтобы не испытывать обычных неудобств деревенской жизни. И был доволен. Главное, он нашел, что искал, – покой и тишину.

Выкурив сигарету, забрав кастрюлю, Неверов прошел до веранды, оставил посуду и направился к воротам. Он каждое утро выходил на прогулку в лесополосу. Владимир любил осень, пожелтевший лес. Любил дождь. Наверное, потому, что служба его в основном прошла либо в пустыне, либо в горах. И подполковник до сих пор не мог насладиться родной природой средней полосы. Он гулял по лесу два часа. Проходил до старого живописного кладбища с разрушенной часовней, затем возвращался по полю. От деревни до трассы было около километра проходимой для легковых машин только в сухую погоду грунтовки. Поэтому он и купил внедорожник. Иначе зимой после снега или в другое время года после дождя из Тонино не выбраться. Как правило, этим прогулкам никто не мешал. И он гулял в обществе Рика. Но сегодняшний день стал исключением. Выйдя на улицу, Неверов увидел сидящего на бревне у ветхого забора своей усадьбы Лопыря. Тот был одет, как всегда, в телогрейку и сапоги. Лопырев сидел, дымя «Примой» и тоскливым взглядом взирая на улицу. Неверов подошел к нему:

– Здоров, сосед!

Лопырь кивнул:

– И тебе здравствовать!

– Что такой хмурый?

– Так болею, Вова!

– Ну, это обычное для тебя с утра состояние, пора бы и привыкнуть!

– К этому не привыкнуть. Да тебе и не понять!

– Зачем же пьешь, Петрович, раз с утра болеешь?

Лопырь взглянул на Неверова так, будто Владимир спросил о чем-то таком, на что ответа по определению быть не могло:

– Да ты че, Вова? Как это не пить при нынешней-то жизни?

– И чем так не угодила тебе нынешняя жизнь?

– Ну ты даешь, в натуре! Разве ж это жизнь? Это не жизнь, а сплошные мудовы страдания. Вот раньше совсем другое дело было. Весело. В деревне, помню, по вечерам народ в клуб ходил, кино смотреть. Потом танцы. Ночью песни под гармошку пели. А на поле, как раз где ты свой замок поставил, мужики драться выходили. Край на край. Да, весело было. И ведь тоже ни хрена не платили в колхозе? Но хватало же? На все хватало. И свадьбы играли, и праздники праздновали, и хаты строили. Детишек сколько было? Тьма! А коров, овец всяких? Два стада выгоняли. А сейчас что? Тоска одна. На всю эту хрень, что от деревни осталась, и смотреть не хочется. Я уж не говорю про телевизор. Как начнут сериалы про богачей показывать или сытые чиновничьи рожи с шоу всяким, так рука сама к ружью тянется. Расстрелял бы ящик к едрене фене!

Неверов спросил:

– Почему ж не расстрелял еще?

– Так Зинка, дура, потом со свету сживет. Она эти сериалы раскрыв рот смотрит. Я ей говорю – ну чего ты пялишься на срамоту эту? Она мне: отвали, не мешай. Тебе, базарит, лишь бы самогон жрать. Нет, лучше фуфло по телевизору смотреть. Эх, Вова, а ты спрашиваешь, почему пью?! Да без пойла ныне никак. Вон Трофим, с того краю, – завязал и че? Через неделю отнесли на погост. Говорят, сердце остановилось. Недостаточность какая-то. Да ни хрена не от сердца он помер, а от тоски. Как взглянул на жизнь глазами трезвыми, так и помер. Потому что трезвым сейчас быть никак нельзя. А стакан залудишь – другое дело. Сразу все по херу становится. Вот, Вова, до чего народ власть нынешняя довела.

Зная, что переубеждать Лопыря бесполезно, Владимир спросил:

– Много вчера выпил?

– Много, Вова, выпивки не бывает. Меру знать надо. А я ее не знаю и знать не хочу. У меня дружок детства у колодца живет. Вчерась за водой пошел, да и встретил его. А у Лехи, дружка, баба самогон гонит на продажу. В Куделино возит. Там оптом какой-то старухе спихивает. А та уже куделинским мужикам в розницу продает. Ну, Леха у своей и утянул банку двухлитровую первака. Да ходу из хаты, пока баба пропажу не просекла. А тут я. Бросил ведра – и с Лехой в лес. По пути к куму его завернули. Он к нам третьим приклеился. С закуской. Ну, на поляне и устроились. Как банку ополовинили, помню, дальше память словно отшибло. Да это и понятно. Закуски-то было – пара огурцов, шматок сала по размерам чуть больше пачки сигарет и четверть буханки черного хлеба. Не шашлыки, какие ты частенько жаришь. Вот память и отключилась. Короче, домой как добрался, ни хрена не помню. На автопилоте шел. Проснулся в сарае. Замерз, как цуцик. Рюхнулся в хату, Зинка не пускает. Иди, говорит, туда, где пил. Ну не дура? Куда я пойду? В лес, что ли?

Назад Дальше