— Совершенно верно — ты разговаривал с девушкой, немой от рождения, — признал Патрик с такой тоской в глазах, что мне стало не по себе. — Но здесь, в симулайфе, мы говорим, слышим и видим независимо от наших органов чувств. У Внешних Ментальных Волн особая природа. Речь Анабель в симулайфе, как и речь любого другого человека, подключенного к нему, — это только слова, родившиеся в мозгу, но не высказанные вслух. Удивительно, не правда ли? Мысль, которую ты не хочешь высказать, так и останется всего лишь мыслью. Но стоит тебе захотеть, чтобы она стала доступна другим, и игроки симулайфа слышат ее, будто ты и впрямь обратил мысль в слова.
— У твоей дочери очень красивый голос, — искренне признался я. — Уверен, в реальности он звучал бы не хуже.
— Спасибо, Арсений… — Патрик внимательно посмотрел мне в глаза. Похоже, он не рассчитывал на сочувствие и потому был удивлен. — Я навсегда запомнил тот день, когда Анабель впервые попала в Терра Куэнто и заговорила. Это было словно… Такие моменты не опишешь словами. Мы с Беатрис получили возможность свободно беседовать с дочерью. Я воспользовался служебным положением и подарил Анабель иммунитет к Мертвой Теме, и с тех пор мы можем говорить с ней о чем угодно. Теперь ты понимаешь, Арсений, что значит для моей дочери симулайф. И что он значит для меня. Настоящая жизнь для Анабель здесь. Вне Аута это всего лишь мучительное существование, борьба с болезнью, поделенная на полугодичные периоды облегчения…
Патрику было нелегко, но он нашел силы и подробно рассказал, что представляет из себя одна из новых напастей, обрушившихся на человечество в начале двадцать первого века. Первые признаки патологии Госса выявлялись довольно просто, и врачи незамедлительно реагировали на это. Если, попадая в спокойную обстановку, грудной малыш всякий раз заходился в истерике, а в нервозной, наполненной громкими голосами и незнакомыми людьми, атмосфере быстро успокаивался и даже засыпал, можно было с гарантией в девяносто процентов заявлять: диагностические тесты Госса дадут положительный результат.
Причина парадоксального поведения новорожденных крылась в уникальных врожденных качествах их мозга, способного воспринимать визуальную и звуковую информацию быстро и в невероятном для такого возраста объеме. Постоянный приток свежей информации являлся для мозга такого ребенка чем-то вроде жизненно необходимой подпитки. При отсутствии внешних раздражителей малыш ощущал сильнейший дискомфорт, терял аппетит и впадал в беспокойство.
Первые полторы-две недели жизни этих детей были первыми и последними спокойными днями в жизни их и их родителей. Новорожденным вполне хватало того мизерного объема информации, что получали они в своих карантинных палатах. Глядя на мир влажными глазенками и прислушиваясь к доносившимся до нежных ушек звукам, груднички довольствовались увиденным и услышанным, ничем не отличаясь в этом плане от остальных детей. Несчастным малышам было невдомек, что коварная и прожорливая, как удав, патология Госса уже затаилась в их несмышленых головках, готовая к нападению.
Тяжело приходилось врачам и родителям с первыми маленькими жертвами редкого в те годы заболевания. Врачи элементарно не знали, что делать с практически не умолкающими младенцами, обследование которых не выявляло никаких заболеваний. Детей успокаивали, а они еще больше заходились в крике. Никто тогда не подозревал, что беспокойная, богатая на внешние раздражители атмосфера необходима малышам как воздух. Им требовался живительный поток информации, желательно разнообразной и яркой. Информация была для них натуральным наркотиком, и чем дальше они росли и развивались, тем в большей дозе нуждались. Врачи же, наоборот, всячески ограждали детей от стрессов и помещали в тепличные условия, не осознавая, каким мучениям подвергают.
Говорят, первый, кто нашел эффективное лекарство, был вышедший из себя отец одного из неугомонных младенцев. У слабонервного родителя от отчаяния лопнуло терпение и он впал в буйство: орал, размахивал руками, колотил по мебели. Когда же папаша обуздал эмоции, он не на шутку встревожился за перепуганное дитя, но с изумлением обнаружил, что ребенок внимательно наблюдает за ним и лучезарно улыбается. Новый непривычный раздражитель утолил в малыше информационную жажду и угомонил его на какой-то срок. Несдержанный отец оказался сообразительным человеком и вскоре пришел к выводу, что успокаивание ребенка — это вовсе не то средство, которым следует бороться со странной детской истерикой. Разумеется, громкая брань и крушение мебели тоже были отвергнуты. Родитель предпочел компромиссный вариант: постоянно меняющаяся фоновая музыка, детские телепередачи и компьютерные программы, чтение вслух. Мозг ребенка впитывал информацию словно губка, а само чадо криками требовало для себя добавки.
Казалось бы, что тут плохого — дитя развивается, вынуждая родителей постоянно подбрасывать ему все новую и новую пищу для ума. Однако изнанка столь нетипичной для маленьких детей тяги к знаниям стала очевидна еще до того, как они произнесли свои первые слова. Переедание не менее опасно, чем голод. К потреблению умственной пищи это относится в не меньшей степени. Слабая детская психика просто не выдержала каждодневно обрушивающейся на нее лавины раздражителей. Приблизительно через месяц пребывания в информационном поле у детей случались приступы, симптомами схожие с эпилепсией. Здесь уже врачи не испытывали сомнений в диагнозе: тяжелый нервный стресс, чреватый в таком нежном возрасте серьезными осложнениями.
Приступы были предсказуемы, однако они все равно происходили, несмотря на профилактические меры, как то: уменьшение объема информации и всяческие терапевтические успокаивающие процедуры. Определить критическую грань между «недоеданием» и «пресыщением» было невозможно — слишком зыбкая она оказалась. Вкушая свой наркотик, информационный наркоман словно балансировал на тонком тросе — отклонение в любую сторону вело к тяжелым последствиям, и обойтись без отклонений на этом шатком пути не удавалось никому. Рано или поздно, но злоупотребление информацией давало о себе знать, и тогда единственным выходом оставалось вмешательство высококлассных невропатологов и психотерапевтов, спешно разрабатывающих методы лечения нового вида детских нервных расстройств.
Врачи забили в набат и вывели проблему на мировой уровень. Детям, которым пришлось стать первыми жертвами патологии Госса, требовалось поставить памятник, ибо их неокрепшие организмы превратились в настоящий полигон для разработки оружия против нового недуга. В работу включились медицинские институты и исследовательские центры. К их маленьким пациентам было привлечено внимание всего мира, однако малыши не ощущали по этому поводу дискомфорта. Напротив, поднявшаяся вокруг них суета просто утопила их в океане информации, в котором они ощущали себя, словно рыба в воде.
Несмотря на все усилия врачей, количество «информационно зависимых» младенцев неуклонно росло. Вскоре подтвердились прогнозы, что взросление этих детей также будет протекать далеко не лучшим образом. На протяжении первых лет жизни они сильно опережали в умственном развитии сверстников, но затем процент знаний, усваиваемый детьми с патологией Госса, катастрофически падал и в конечном итоге становился даже ниже, чем у нормальных, окруженных родительской заботой детей. Психологические перегрузки в раннем возрасте дали-таки о себе знать. При всем при этом с годами «информационно зависимые» дети лишь наращивали объем поглощаемой информации. Они продолжали перелопачивать внушительные объемы информации, только мало что из тех объемов уже откладывалось в детских головах. Все, что происходило в них, напоминало работу водяной мельницы, где на производство килограмма муки уходили тонны проточной воды. Кризисные состояния у больных с возрастом стали наступать реже, однако продолжительность мучительных приступов увеличилась. Вдобавок к остальным мучениям появлялась хроническая бессонница — как последствие эмоционального истощения, она наблюдалась у каждого страдающего информационной зависимостью.
Патология Госса подавляла в ребенке всякий интерес к подвижным играм и прогулкам на свежем воздухе, так что физическое развитие этих детей оставляло желать лучшего. И малыши, и повзрослевшие дети днями напролет проводили перед телевизорами и мониторами компьютеров, просматривали сотни телевизионных каналов и тысячи интернет-страниц. Причина, по которой информационных наркоманов не привлекали книги, не представляла загадки — классические источники знаний не могли за короткий срок выплеснуть в мозг больного ту колоссальную волну информации, что обрушивали на мир телевидение и Интернет. Слабые, болезненные, безвольные дети входили в юношеский возраст, а затем и во взрослую жизнь обученными только одному: пропускать через свой мозг потоки всевозможной и по большей части бесполезной информации. Попытки ученых использовать эти уникальные качества во благо общества ни к чему не привели: больные патологией Госса осмысливали и анализировали лишь малую толику от полученных сведений — ненамного больше того, что усваивали обычные, не обремененные подобными «талантами» люди.
Академик Альберт Госс, неосмотрительно продавший свое научное открытие ушлой «Терра», тем не менее внакладе не остался и на вырученные деньги продолжил заниматься главным делом своей жизни — изучением загадок человеческого мозга. Странная врожденная патология информационной зависимости, которой к тому времени уже страдало более ста тысяч детей, послужила для Госса достойной целью, достижению которой академик отдался без остатка.
Базовые исследования продлились несколько лет. На их основе Госс сделал неутешительные выводы: на данном этапе развития медицины полностью излечиться от патологии информационной зависимости нельзя. Как и выявить ее на стадии беременности. Можно было лишь рассчитать вероятность такого заболевания у будущего ребенка, не более. Академик уверял, что страдающие этим недугом дети будут рождаться еще как минимум несколько десятилетий. Патология Госса обещала стать тяжким проклятием двух последующих поколений. Увы, такова была горькая правда. Что ожидало человечество во второй половине двадцать первого века? Прогнозы академика были сдержанными и туманными, что на языке медиков обычно означало «вряд ли дела в скором времени пойдут на поправку, если вообще пойдут». Как отразится болезнь нынешнего поколения детей на их потомстве, не мог сказать даже светило мировой медицины. Однако то, что негативных последствий не миновать, было очевидно каждому, кто задавался этим вопросом.
Госс определил причину исследованной им патологии: не имеющая аналогов генетическая мутация, влияющая на определенные участки коры головного мозга и схожая по характеру с последствиями радиационного облучения. Все это потребовало новых, более углубленных исследований, только уже не с детьми, а с их родителями. Но большую часть сил и средств академик по-прежнему выделял на помощь детям.
Самым значимым успехом Госса на поприще борьбы с новым заболеванием стала разработанная им методика преодоления пиковых форм патологии, периодичность которых зависела от возраста больного. Здесь на помощь академику пришел один из его старых побочных проектов, отклоненный за ненадобностью при прежних изысканиях и благодаря этому не переданный «Терра» вместе с остальными материалами, касающимися ВМВ. Проект, изначально направленный на борьбу со склерозом, касался изучения природы памяти. Исследовав память своих пациентов, Альберт Госс обнаружил, что значительную ее часть составляют яркие отрывочные образы, что оставались в сознании ребенка после пребывания в интенсивном информационном поле. Калейдоскоп фрагментов ничего не значивших для больного воспоминаний в основном и перегружал его нервную систему, внося сумбур в мысли и вызывая в конечном итоге глубокий ступор.
Благодаря лично сконструированному оборудованию, технологию которого Госс держал в строжайшем секрете (явно беспокоился, что «Терра» вдруг обвинит его в том, будто он нарушает условия сделки и использует в коммерческих целях бывшую собственность), академик освобождал память переживающих кризис пациентов от накопившегося в ней «мусора». Процедура чем-то напоминала чистку системного реестра компьютера от ненужных файлов и быстро приводила больного в норму, нормализуя тому работу головного мозга. Других средств экстренной помощи во время кризисов для страдающих патологией Госса попросту не существовало.
Данной услугой периодически пользовалась и Анабель Мэддок, чей отец мог себе позволить возить ее на лечение к самому академику Альберту Госсу. А симулайф дарил немой девочке не только возможность разговаривать нормальной речью (вряд ли тот, кто окрестил Кассандру Болтливым Языком, предполагал, отчего она на самом деле так любит поговорить), но и полностью утолял ее врожденную жажду знаний, заменив вредный для психики информационный калейдоскоп одной грандиозной виртуальной сказкой…
— Всем нам приходится расплачиваться за грехи молодости, — подытожил Патрик Мэддок свое драматичное повествование. — Но вдвойне тяжело, когда за твои грехи расплачиваются твои же дети. Я виноват в том, что жизнь Бель — сплошные мучения. Мое поколение целиком и полностью виновато в страданиях наших детей. Мы первые заболели патологией Госса, хотя и не подозревали об этом. Начали травить свои мозги потоками информации, не задумываясь о последствиях. Телевидение, мобильная связь, Интернет, всевозможные компьютерные развлечения… Я с юных лет варюсь в этом соку. В молодости ночи напролет просиживал в Интернете или до помутнения в глазах играл в компьютерные игры. Днями учился, после учебы пошел работать дизайнером цифровой графики. Я почти не отходил от компьютера. Он был для меня всем: другом, учителем, средством общения, смыслом жизни… А также кандальной гирей, которую нельзя было сорвать, не покалечив при этом ногу. Я любил и ненавидел компьютер. Я разговаривал с ним, словно с живым существом, страдал, когда он ломался, и радовался как ребенок, начиная знакомство с какой-нибудь новой программой. Я и с Беатрис в свое время через Интернет познакомился — она тогда была без ума от онлайновых игр. Мы сидели возле мониторов как привязанные, питались чем попало и месяцами не выбирались на природу — ее нам заменили виртуальные горы и деревья, нарисованные другими программистами. Полдня мы болтали по мобильному телефону — еще одно средство, без которого уже в те годы я не мыслил своего существования. Нам приходилось жить в условиях постоянного стресса, испытывая информационные перегрузки, которые на поверку оказались не такими и безвредными.
Помнишь, Арсений, я упоминал, что обнаруженная Госсом генетическая мутация напоминала последствия радиационного облучения? Пусть не радиация, но некая аномальная энергия на нас и впрямь воздействовала. Госс понял это, когда начал исследовать нас — родителей детей, пораженных патологией информационной зависимости. Академик быстро догадался, где именно следует искать корень проблемы. Патология Госса широко распространена только в высокоразвитых странах, в остальных — лишь частные случаи. Патология Госса — болезнь высокоразвитой цивилизации, а инкубаторами болезни выступили мы. История моей молодости типична и схожа с историей каждого родителя, чьи дети страдают сегодня этой проклятой напастью. Непривычная, даже агрессивная среда, в которую мы окунулись благодаря стремительному научно-техническому прогрессу, наложила на нас неизгладимый отпечаток. Каким именно образом? До сих пор конкретно не выяснено. Возможно, это был след от воздействия электромагнитных полей, которые окружали нас практически круглые сутки, или же сыграла негативную роль плохо изученная нами чересчур активная информационная среда. А может быть, наши гены мутировали по иной причине… Со временем это обязательно выяснится, и наши потомки сделают правильные выводы. Но факт остается фактом: мы породили на свет поколение, жизнь которого напрямую зависит от продуктов наших же научных достижений. Круг замкнулся. Как его разорвать, никому не известно.
Книги, газеты, письма, слухи… Веками люди довольствовались только этими источниками информации. Сто с лишним лет назад к ним присоединились радио и телеграф, спустя еще полвека — телевидение, совсем недавно — мобильная связь и Интернет. Наступает эпоха передачи данных на технологиях ВМВ… Информационное поле планеты… Мои родители полвека назад знать не знали, что это такое. Сегодня это уже не поле, а натуральный океан — стихия, в которой мы чувствуем себя песчинками. Неудивительно, если она и выступит когда-нибудь причиной гибели человечества. Однажды мы просто захлебнемся, пытаясь преодолеть очередную накатывающую на нас волну прогресса.
Мир стремительно меняется. Мы же пытаемся за ним поспеть и думаем, что впрямь поспеваем. Но это самообман. Спорить с природой — противоестественно. Наш организм неспособен адаптироваться к такой быстрой перемене окружающей среды, и дети с врожденной патологией Госса тому прямое доказательство. Мы сами задаем себе запредельный жизненный темп, внедряя в жизнь все, до чего только додумываются наши гениальные ученые. Но делаем мы это, абсолютно не переживая о последствиях. Порой мне кажется, что мы даже время заставили бежать быстрее. Те цели, на достижение которых раньше уходили годы, а иногда и века, при помощи современных технологий достигаются с немыслимой скоростью. Но, ускорив время, мы ускорили и приближение конца света. И он, вероятно, уже не за горами.
Такова реальность, Арсений. Похоже, на какой-то из развилок истории человечество выбрало неверный путь развития. И назад дороги нет. Мы достигли многого, но пускать историю вспять, к сожалению, так и не научились…
— …А как называется мое заболевание? — спросил я. — И вообще, кто дал вам разрешение проводить надо мной эксперименты?