– Ну и что? Незачем орать! Давайте приезжайте!
Когда мы плотной группой вошли в вестибюль, Настя, курившая у окна, недовольно сказала:
– Все приехали?
– Ага, – кивнула я.
– Ну так уезжайте, тут никто, кроме роженицы, не нужен. Впрочем, отец может остаться. Вы отец? – повернулась она к Кисину.
– Нет, – испуганно ответил Ванька, – я сосед.
– Сосед, – хмыкнула Настя и вдруг заорала: – А это что? Лампа, с ума сошла, психопатка, немедленно выбрось!
Я растерянно посмотрела на свою жилетку. Из маленького кармашка торчала, угрожающе похожая на настоящую, учебная граната «Ф-1». Как она попала ко мне? И почему я не почувствовала ничего постороннего, сидя в машине?
Кисин выхватил «лимонку» и сунул в сумочку девицы.
– Простите, доктор, не пугайтесь.
– Сумасшедшая, – прошипела Настя, уводя Ксюшу, – так и знала, ежели с тобой, Лампа, связаться, можно свихнуться.
Глава 15
Дома я появилась около девяти и схватилась за телефон. В квартире Селиванова трубку сняли сразу, раздалось тихое: «Алло!»
– Можно Антона?
– Нет, – мрачно ответила женщина, – нельзя, невозможно.
– Почему?
– Он умер.
– Как, – ахнула я, – как умер?
– Просто, – ответила собеседница, – скончался, бытовая травма.
– А вы кто? – обмерла я.
– Жена, бывшая, Алена, – пояснила дама и шмыгнула носом.
– Аленочка, мне очень надо с вами поговорить, сейчас приеду…
– Зачем?
– Ну… Антон давал мне деньги в долг, хочу вернуть, – не подумав как следует, ляпнула я.
– Хорошо, – мигом согласилась Алена, – я только сейчас ухожу на работу, вернусь после десяти вечера.
– Мне надо срочно! Где вы служите?
– В ГУМе.
– Можно я туда приеду?
– В принципе, можно, – неуверенно ответила бывшая супруга Селиванова и быстро добавила: – Только мне не хочется на глазах у девчонок беседовать.
– А и не надо, в ГУМе небось есть какое-нибудь недорогое кафе?
– Да, «Ростикс».
– Чудесно, приглашаю вас на обед. Где вас искать?
– Второй этаж, третья линия, салон обуви «Бирмолина».
Я пошла одеваться в спальню, недоуменно качая головой. Бытовая травма? Антон скончался? Час от часу не легче…
Не успела я натянуть шорты, как раздался звонок телефона.
– Ну, – затарахтела Левитина, – поздравляю.
– Родила! – ахнула я.
– А то! – гордо сказала Настя. – У нас все рожают.
– И кто?
– Мальчик, просто отличный, крикливый такой, активный. Вес – 3,520, рост 52 сантиметра.
– Что ей из еды привезти?
– Ничего, – ответила подруга, – я только из родовой вышла, она сейчас до вечера спать будет, завтра привезешь, позвоню и все расскажу.
– Но…
– Извини, некогда, – отрезала Настасья и отсоединилась.
Я почувствовала дрожь в коленях и села на диван. Мальчик! У Володьки появился сын, только Костин об этом никогда не узнает, и только от меня зависит, достанется ли ребенку незамаранное имя.
Я очень давно не бывала в ГУМе, последний раз, кажется, заходила туда году этак в 90-м, пытаясь найти зимние сапоги. Помню огромную очередь, начинавшуюся на первом этаже и заканчивавшуюся в недрах второго, номер, написанный шариковой ручкой на ладони, крики «вас здесь не стояло» и «больше двух пар одному человеку не давайте»… Сапоги мне, естественно, не достались. Мамочка добыла их у фарцовщика, переплатив за обувку ровно вдвое. И вообще, Главный Универсальный Магазин мне никогда не нравился. Продавщицы в нем выглядели, словно неприступные крепости, а товар поражал убожеством. За мало-мальски приличными вещами, вроде польской косметики и венгерского трикотажа, мигом начинали змеиться хвосты. Впрочем, существовала тут где-то двухсотая секция, где отоваривалась кремлевская верхушка. Поговаривали, что там на прилавках есть все, начиная от совершенно недоступных дубленок и заканчивая такой милой ерундой, как заколки-невидимки, украшенные пластмассовыми цветочками… Но я, естественно, никогда не бывала в элитарном отделе, а выйдя замуж и став женой преуспевающего бизнесмена, предпочитала ЦУМ или маленькие бутики. Потом последовал развод, из обеспеченной дамы я мигом превратилась в бедную, и вопрос о покупке одежды отпал сам собой. Сейчас я не так плохо зарабатываю, но по старой памяти бегу на рынок. Впрочем, Катюша присылает из Америки регулярно посылки. Не далее как неделю назад мы получили с оказией огромный ящик из-под сигарет «Мальборо», набитый под завязку всякой всячиной.
Следует признать, однако, что нынешний ГУМ разительно отличался от прежнего. В нем практически не было покупателей. Редкие люди бродили по роскошным отделам, где на полках, вешалках и стеллажах находилось огромное количество красивых вещей. Да и продавщицы резко изменились. Вместо толстых баб предпенсионного возраста в синих халатах за прилавками стояли молодые женщины, изо всех сил старавшиеся угодить покупателям.
Секция «Бирмолина» не была исключением.
Не успела я шагнуть на бежевый ковролин, как ко мне со всех ног кинулась девочка в узеньком темно-бордовом костюме.
– Заходите, у нас сейл.
– Кто? – не поняла я.
– Распродажа.
– А-а-а, простите, Алена тут?
Продавщица поскучнела и крикнула:
– Лена, выйди.
Из заднего помещения показалась еще одна сотрудница, тоже в бордовой униформе.
– Слушаю.
– Мы договаривались пообедать в «Ростиксе».
– Здравствуй, – неожиданно улыбнулась бывшая жена Селиванова, – сколько лет, сколько зим! Рада тебя видеть, пошли!
Потом она повернулась к внимательно смотревшей на нас продавщице и сказала довольно весело:
– Риточка, справишься одна? Видишь, подружка пришла!
– Иди, иди, – разрешила та.
Мы вышли из отдела и направились в конец линии.
– Извините, – нарушила молчание Алена, – Рита невероятно любопытна и отвратительно болтлива, мне не хотелось, чтобы у нее возник интерес к нашей беседе. А так, ничего особенного, просто трапезничаю со знакомой.
Добравшись до «Ростикса», мы взяли по куриной грудке и уселись у огромного полукруглого окна, тянувшегося от пола до потолка. Через него был виден вход в ГУМ.
– Как ваша фамилия? – неожиданно поинтересовалась Алена.
– Романова, – удивленно ответила я.
– Романова, Романова, – стала повторять она, перелистывая толстую, растрепанную записную книжку.
Я наблюдала за ее манипуляциями. Что она там ищет?
– Романова, – повторила еще раз Алена и глянула на меня: – Но вас тут нет!
– А где я должна быть?
– Тут, – спокойно ответила она, показывая книжку, – Антон всегда тщательно заносил в кондуит всех, с кем имел денежные дела. Впрочем, наверное, я вас разочарую, но только после его смерти я маклерством не занимаюсь. Кстати, имейте в виду, я – бывшая жена, и никакой ответственности за деятельность Селиванова не несу и, если он взял у вас деньги в задаток, ничего отдавать не стану!
Я раскрыла было рот, но Алена решительно хлопнула по столу ладошкой. Коричневый фонтанчик выплеснулся из пластикового стаканчика с надписью «Кока» и разлился по оранжевому пластику.
– Тут один пытался братков подослать, – сердито продолжала Алена, – только взять у меня нечего, видите, продавщицей работаю, за прилавком стою. Стала бы я людям ботинки предлагать, кабы имела капитал, а? И потом, поймите, Антон никого из покупателей обмануть не хотел, просто внезапно умер. Я, честно говоря, не в курсе его дел, но знаю, что денежные суммы он записывал в эту книжку. Более того…
– Простите, – прервала я ее, – а отчего он умер?
– Да из-за чистой глупости, – тяжело вздохнула женщина, – жуткая нелепая смерть. Плита у него на кухне электрическая, отечественная, старая, прямо допотопная, «Лысьва» называется. Ей сто лет. Давно ему говорила – поменяй на новую! Нет, каждый раз он отмахивался: «Зачем? Суп не варю, пирогов не пеку». И вот результат!
– Его ударило током?! – невольно продолжила я.
– Точно, – ответила Алена, – насмерть! Мастер потом руками разводил. Бывает такое, но редко, напряжение на корпус пошло, и все, там жуткое количество вольт, больше чем 220. Может, кто другой и выжил бы, но у Антона больное сердце, вмиг остановилось. Врач потом объяснял, что можно было бы и спасти, только рядом никого не оказалось. Я с дочкой в другом месте живу… Два дня он пролежал один. Я приехала за алиментами, он мне деньги давал, открыла дверь, прошла на кухню, а там уже черви шевелятся.
Ее передернуло. Я молчала, пытаясь свести воедино расползающиеся мысли.
– И чего он полез в духовку? – недоумевала Лена. – Все всегда в СВЧ-печке готовил…
– В духовку?
– Ну да, – кивнула продавщица, – дверца была открыта.
– Может, он задел, падая?
Алена пожала плечами.
– Маловероятно, на его правой руке варежка была такая, стеганая, чтобы горячее вытаскивать, а в духовке курица лежала, гриль в фольге. Испек он ее!
– Ну вот, а говорите, зачем полез в духовку?! Ясно же, за цыпленком!
Алена кивнула:
– Понятное дело, я не так выразилась. Но Антон никогда ничего не готовил! Максимум что мог – пельмени сварить или тосты поджарить, даже яичницу не умел сварганить. Чаще всего он брал готовое или в ресторане ел… И потом, ну зачем он полез в духовку, когда рядом СВЧ стоит? Намного же проще и быстрей в ней! В «Лысьве» духовка дрянь, часа два курочка готовилась бы…
– Может, у него женщина была в гостях, – предположила я, – она цыпленка и запекла, велела ему вытащить, ну и…
– Ну и что? – возмущенно воскликнула Алена. – Увидела, что случилось несчастье, и удрала? Бросила любовника умирать? Вы бы убежали?
– Нет, конечно, но бывают разные ситуации…
– Какие такие ситуации, – кипела бывшая жена Антона, – что должно произойти, чтобы бросить умирающего без помощи, одного, а?
– Ну, – промямлила я, – допустим, она замужем, побоялась приезда милиции, не хотела становиться свидетельницей… Объясняй потом супругу, что делала на квартире у постороннего мужика!
Алена возмущенно фыркнула:
– Из всех его баб, а поверьте, их целая армия, на такое была способна лишь одна дрянь, некая Репнина!
– Соня, – воскликнула я, – продавщица из цветочного магазина!
Собеседница поперхнулась:
– Вы ее знаете?
Я пожала плечами.
– Говорят, очень милая девушка, красавица!
– Милая? – побагровела Алена. – Дрянь подзаборная, сволочь последняя, гадина болотная!
– Зря вы так…
– Ничего себе зря, – Алена совершенно потеряла самообладание, – да из-за нее у нас семья разрушилась и…
– Хорошая пара никогда не разведется. Если мужик сбегал налево, – подлила я масла в огонь, – значит, были какие-то другие предпосылки для разрыва. Вот мой муж сбегает налево и приползает назад с виноватым видом, знает, лучше родимой жены не найти!
– Мой тоже так делал, – гневно воскликнула Алена, – только в недобрый час с Репниной познакомился! И как только мне в голову не пришло, что она могла там, на кухне, быть? И точно, это в ее стиле – удрать, бросив человека.
Я хотела сказать, что Соня мертва, но Алена просто не давала мне вставить слова в свой монолог.
– Дрянь, мерзавка, пробу ставить негде, она его другим человеком сделала! Из приличного мужика мерзавца вылепила!
– Ну уж вы слишком!
– Ничуть, – подскочила на стуле Алена и, перейдя на «ты», выпалила: – Вот слушай, что у нас стряслось! Какие бывают дряни редкостные…
Я взглянула в ее бледное лицо, покрытое лихорадочными, красными пятнами, в полыхавшие ненавистью глаза и вздохнула.
Наверное, сильно ее достала Сонечка Репнина, если Алена собирается выложить семейные тайны совершенно незнакомой женщине.
А может, просто устала носить груз в душе? Подругам жаловаться не с руки, в глаза пожалеют, а за спиной начнут сплетничать и посмеиваться… Сейчас же перед ней сидит тетка, которая гарантированно исчезнет навсегда после этой встречи… Кажется, в психологии это называется «эффект попутчика». Ну, когда люди, сев в вагон и развернув пакет с жареной курицей, начинают исповедоваться перед соседом по купе, великолепно отдавая себе отчет в том, что больше никогда не увидятся. Володя рассказывал, как однажды по дороге из Адлера в Москву один мужик, не зная, что случайный сосед милиционер, рассказал ему о том, как десять лет тому назад в состоянии аффекта убил жену и представил дело так, словно произошел несчастный случай…
Вот и Алене явно хотелось поплакать в жилетку.
– Ну? И какие же дряни случаются?
– Жуткие, – ответила продавщица, – только слушай!
Антон получил в свое время великолепное образование, окончил юридический факультет МГУ. Выпускники этого учебного заведения делают, как правило, хорошую карьеру, только у Селиванова она не слишком задалась. Несколько лет он безуспешно занимался адвокатской практикой. Но клиенты попадались малоденежные, в основном мелкие хулиганы, которым защитника нанимали родители, но даже эти простые, ясные процессы Селиванов, как правило, проигрывал. Чем-то раздражал он судей! Может, тихой, спокойной речью, изобилующей цитатами из римского права? Дамы средних лет, восседавшие в судейских креслах, с досадой морщились, заслышав всяческие «ab ovo», «alter ego» и «dura lex». А потом вламывали подзащитному Антона на полную катушку… За адвокатом прочно закрепилась репутация неудачника, парень сидел в юридической консультации, отвечая на вопросы граждан. Ни денег, ни славы, ни удовлетворения эта служба не давала.
Но Алена не ругала мужа, понимая, что тот старается как может. Положение изменилось три года назад, когда в консультацию явилась тетка и попросила проследить за сделкой. Баба приобретала квартиру и страшно боялась, что ее «кинут». У каждого человека случаются припадки вдохновения, вот он и приключился у Селиванова в момент посещения риелторской конторы. Хозяин агентства посмотрел на юриста, легко щеголявшего разнообразными терминами, послушал цитаты на латинском языке и, в отличие от судей придя в полный восторг, предложил Селиванову перейти к нему на работу.
Антон решил рискнуть и ушел из юридической консультации. То, что риелторское агентство занимается не совсем законными операциями, он понял сразу, но механизм узнал только через несколько месяцев.
Когда одинокий человек умирает, его квартира отходит государству, это в случае, если скончавшийся не оставил завещания. Кстати, в советское время существовал жесткий закон: если освобождалась такая площадь, работники жилищно-коммунального хозяйства обязывались сообщить об этом в трехдневный срок. Сейчас же государство никак не отслеживает такие случаи. И сотрудники РЭУ и ДЭЗов либо сдают освободившиеся квартиры, либо находят знакомого маклера, которому и продают «добычу». Вот контора, в которой начал работать Антон, и искала такие «мертвые души». Стройная цепочка начиналась в самом низу, у столика простой жэковской паспортистки, и, проходя через препоны коммунальных служб, префектуры, прокуратуры, милиции, добиралась наконец до покупателя. При этом сотрудники конторы искренне считали себя честными людьми. Они никого не убивали, не отселяли малолетних детей, оставшихся без родителей, в Калужскую область, не превращали стариков и алкоголиков в бомжей и никогда не надували покупателей. Страдающей стороной тут было государство, а все остальные, начиная с домоуправа и заканчивая новоселами, оказывались довольны. В конце концов, государство – это нечто такое безликое, неконкретное… Словом, совесть не мучила никого, а Антон – тот просто расцвел. Его многословие, очки, умный вид и бесконечные латинские цитаты действовали на клиентов завораживающе. У мужика появились деньги, а вместе с ними машина, одежда, новые привычки и… любовницы.
Но Алена не устраивала истерик. Женаты они были не первый год, страсть поутихла. И потом, отдавать другой бабе мужика, который только-только начал зарабатывать, женщина не хотела. Не хотела она оставаться и одинокой бабой с ребенком на руках, поэтому все походы Селиванова налево никак не осуждались. Алена бросила работу, сидела дома и стала подумывать о второй дочери, но тут налетел февраль месяц, принесший семье жуткие несчастья. Антон познакомился с Соней, причем по иронии судьбы он приехал в «Лилию», чтобы купить букет ко дню рождения Алены, зашел в торговый зал, увидел Соню… День клонился к вечеру, до закрытия магазина оставалось полчаса. Сонечка, оглядев респектабельного, высокого, светловолосого мужика, стрельнула глазками и наклонилась, чтобы поднять упавший на пол лепесток. Вырез на ее кофточке открыл все прелести… Словом, после окончания работы они с Антоном отправились сначала в ресторан, потом на квартиру к Репниной. Алена так и не дождалась мужа в день своего рождения. Впрочем, не пришел он и завтра… Когда супруга дозвонилась ему на работу, ярости ее не было предела. Любитель погулять на стороне, Селиванов всегда соблюдал приличия и, если собирался остаться у любовницы, звонил домой и, не моргнув глазом, врал:
– Еду в командировку, дорогая. Вернусь в пятницу, жди с подарками.
Впрочем, подобное случалось редко. Антон успевал сделать все, что хотел, во время рабочего дня, а уж праздники гарантированно проводил с Аленой. Тут же день рождения – и такой пердюмонокль!
Услышав злобное контральто супруги, Тоша неожиданно отрезал:
– Не пришел и не приду!
– Как? – изумилась Алена.
– Так, – спокойно пояснил муж, – я другую полюбил, но не волнуйся, вас не оставлю, деньги буду давать, и квартира твоя, себе новую подберу…
Так и вышло. Через неделю Селиванов съехал, а растерянная, ничего не понимающая Алена осталась одна. Единственное, что она знала про счастливую соперницу, это место работы и то, что прелестная продавщица по красоте превосходит розы и орхидеи.
Потом начался перманентный кошмар. Двадцатого февраля Антон пришел к Алене в слезах. Соня выгнала мужика. Тихо радуясь, супруга утешила Селиванова, и тот даже, расчувствовавшись, сказал: