Потом начался перманентный кошмар. Двадцатого февраля Антон пришел к Алене в слезах. Соня выгнала мужика. Тихо радуясь, супруга утешила Селиванова, и тот даже, расчувствовавшись, сказал:
– Боже, какой я дурак, ты лучше всех!
Три дня длилась идиллия, про заявление на развод забыли все. Потом раздался телефонный звонок, и Антон, мигом собравшись, убежал на двое суток!
Затем вернулся к Алене, потом вновь к Соне. Алена – Соня – Алена – Соня.
В конце концов все закончилось плохо. Восемнадцатого марта позвонили из милиции и сообщили, что Антон задержан за… избиение гражданки Софьи Репниной. Не чуя под собой ног от ужаса, Алена помчалась в отделение. Разговаривал с ней толстый, одышливый мент.
– И что я могу вам сказать, гражданочка, – басил он, оглядывая с ног до головы Алену, – идите и просите Репнину забрать заявление назад, а то светит вашему муженьку срок.
Алене чуть плохо не стало, даже в кошмарном сне не могла она представить себе, что придется беседовать с Соней, но не бросать же Антона на нарах?
Взяв у мента адрес, она поехала к сопернице. Софья открыла дверь и, увидав Алену, фыркнула:
– Ну, чего надо?
У бедняги Селивановой язык присох к горлу, но пришлось начать мольбы. Соня молча выслушала Алену и буркнула:
– Ладно, подумаю.
В квартиру она законную супружницу не пустила, и у Алены осталось отвратительное чувство гадливости, которое ощущает человек, случайно наступивший в дерьмо.
На следующее утро, ровно в восемь, раздался звонок. Алена, собиравшаяся на работу – она как раз пристроилась в ГУМ торговать обувью, – распахнула дверь. С порога шагнул мрачный, просто черный Антон.
– Спасибо, – буркнул он, не глядя на бывшую жену, – не надо было только перед Соней унижаться, сам свои проблемы решу.
– Ты ее и правда побил? – полюбопытствовала Алена.
– Вмазал разок от злости, – пояснил Антон, – пнул, а она упала и ребро сломала, случайно вышло! Я не хотел.
– Держись теперь от этой бабы подальше, – посоветовала Алена, – дрянь она жуткая.
– Твоя правда, – вздохнул Антон, – и близко не подойду.
Он помылся в ванной и попросил кофе. Алена по старой привычке подогрела ему на завтрак кашу, а муж, вернее, бывший муж, быстро проглотил содержимое тарелки.
– Кто бы мог подумать, что наша с тобой жизнь завершится на такой ноте, – протянула Алена, – а как хорошо жили до появления Репниной.
– Хочешь, начнем сначала? – неожиданно предложил Селиванов.
Жена молча барабанила пальцами по столу.
– У меня с ней все! – горячо заявил Антон.
– Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь! – усмехнулась Алена. – Сколько раз обещал завязать с Сонькой, только все попусту. Прямо наркотическая зависимость!
Антон только вздохнул, но ничего не сказал. Потом он ушел, и Алена не знала, как дальше развивался его роман с Соней. С бывшей женой Антон остался в хороших отношениях, раз в неделю давал той денег на ребенка и даже предлагал ей бросить утомительную работу продавщицы. Но Алена не хотела больше целиком и полностью зависеть от Селиванова. Они часто встречались, даже сходили, как добрые знакомые, пару раз в театр, но о Соне больше не разговаривали, старательно обходя щекотливую тему.
– Она, точно она, – раздраженно повторяла Алена, нервно скатывая катышки из хлеба, – запекла курицу и приказала ему вынуть, а когда бедного мужика током долбануло, унеслась, чтобы с милицией не связываться, а ведь могла «Скорую» вызвать, вдруг бы его спасли! Ну как я сразу не поняла, кто птичку готовил! Интересно, можно ее по статье за неоказание помощи привлечь, а?
Я мрачно смотрела в полукруглое огромное окно. Нет, Соня Репнина, хоть и малопривлекательная особа, в данном случае была совершенно не виновата. К моменту смерти Антона его бывшая любовница уже лежала на столе прозектора…
– В вашей ситуации могу посоветовать только одно, – вздохнула Алена.
– Что?
– Отправляйтесь к Андрею Малахову…
– Это кто такой?
– Хозяин риелторской конторы, где работал Антон, – спокойно пояснила Алена. – Сами понимаете, я не могу вам вернуть деньги, а он обязан, если документ есть. Наверное, Антон расписку выдал?
– Какие деньги? – удивилась я, думая о своем.
– Как какие? – изумилась собеседница. – Вы же сказали мне по телефону, что хотите получить доллары, небось задаток отдавали, да?
Вообще-то я, выискивая повод для встречи, сказала, что якобы желаю вернуть долг Селиванову, но Алена, очевидно, не поняла меня…
– Да-да, спасибо за совет, а где находится агентство?
Алена написала на салфетке телефон и протянула мне. Я спрятала бумажку в карман, выкину по дороге к метро. В риелторской конторе мне абсолютно нечего делать. Хотя, честно говоря, непонятно вообще, как поступить… Наверное, нужно опять посетить Наталью Константиновну, директрису «Лилии», и потребовать у нее координаты бывшего супруга. Надеюсь, с ним не случилось ничего дурного. Однако как странно! Два человека, показания которых, вернее, честные показания которых могли бы обелить Володю Костина, скончались в одночасье, причем оба от бытовой травмы. Надежда Колесникова включила посудомоечную машину, Антон Селиванов открывал духовку…
Я опять уставилась в окно. Сквозь хорошо вымытые стекла было отлично видно, как у входа в ГУМ толкалась толпа. У дверей стояло штук шесть женщин, державших в руках кофточки, пуловеры и кардиганы… Около них останавливались люди, щупали вещи и размахивали руками. Кое-кто вытаскивал кошелек. Даже издалека было заметно, что шмотки не блещут качеством, но цена небось копеечная. Кстати, вон та розовая водолазка очень даже ничего, мне бы пошла такая. Может, посмотреть?
В эту минуту к тетке, державшей вешалку с понравившейся мне кофточкой, подошел мужчина и стал о чем-то ее спрашивать. Баба начала тыкать рукой в сторону и объяснять дорогу. Мужчина повернул голову, и я обомлела. Прямо на меня смотрел Володя Костин.
Глава 16
Роняя стулья, сшибая у людей со столов стаканы с кокой, провожаемая негодующими воплями, я выскочила на улицу, подбежала к торговке с розовой водолазкой и завопила:
– Сейчас тут стоял мужчина, что он у тебя спрашивал?
– Как пройти в ЦУМ, – растерянно ответила баба, роняя от неожиданности на пол вешалку с кофтой.
Не сказав ни слова, я ринулась в переход. Там, как назло, клубилась толпа. Расталкивая народ локтями, я неслась вперед и у самой лестницы, ведущей к метро, увидела его. Володя тихо шел, не глядя на витрины. Наверное, следовало подождать, пока он спустится вниз и окажется на относительно свободном пространстве, но я не могла в этот момент трезво рассуждать.
Дико заорав:
– Вовка! – я кинулась на майора со спины.
Нос уловил безумно знакомый, родной запах, смесь ароматов табака, одеколона и еще чего-то неуловимого Володиного, щемяще дорогого, близкого.
– Вовка, – рыдала я, прижимаясь к нему, – Вовочка, ты жив!
Внезапно мужчина резко повернулся, и плач застрял у меня в горле. С чужого, растерянного лица на меня смотрели карие, а не голубые глаза. Подбородок был у€же, чем у Костина, а волосы, хоть и светлые, но не пепельно-русые, а желтоватые, смахивающие на свежую солому. Единственное, что у этого совершенно незнакомого парня было общим с Володей, так это фигура: высокая, стройная, с широкими плечами и узкими бедрами.
– Простите, – пробормотала я, вглядываясь сквозь слезы в чужие, совсем неродные черты, – бога ради, извините, я ошиблась.
– Бывает, – улыбнулся парень и совершенно Вовиным жестом откинул со лба прядь волос.
Внезапно я опять заплакала, глотая слезы, стекавшие по щекам к губам.
– Что случилось? – спросил мужчина. – Я могу вам помочь?
Я покачала головой:
– Нет.
– Вам нужны деньги? Возьмите.
И он стал совать в мою руку сторублевую бумажку.
– Не надо.
– Берите, берите, – пробормотал он, – пригодится.
Я кивнула, не решаясь обидеть его:
– Спасибо.
– Вот и хорошо, – обрадовался незнакомец, – больше не плачьте, в конце концов, это только деньги, их можно заработать… А вот здоровье не купишь.
Вымолвив последнюю фразу, он повернулся и зашагал по лестнице вниз. Я тупо смотрела, как до боли похожая на Володину фигура исчезает в шумной толпе. Руки разжались сами собой, розовенькая ассигнация выпорхнула и медленно спланировала на пол. Я уставилась на деньги.
– Эй, детка, – прошамкала бабка-нищенка, просившая подаяния у входа в магазин, – гляди, сотенную потеряла, эй, очнись, ты что, девка!
Я медленно нагнулась, подняла купюру и сунула старухе:
– Возьмите.
– Спасибо, родимая, – запричитала бабулька, – дай бог тебе счастья, здоровья да мужа найти богатого, щедрого, доброго…
Я побрела к метро, с трудом передвигая ставшие отчего-то каменно-тяжелыми ноги. Интересно, почему цыганки, гадающие у вокзалов, и попрошайки, получающие подаяние, мигом вычисляют мой незамужний статус? Уже у входа в метро, толкая огромную деревянную дверь, я неожиданно подумала: «Господи, сколько же раз мне еще будет чудиться Володька?..»
Я побрела к метро, с трудом передвигая ставшие отчего-то каменно-тяжелыми ноги. Интересно, почему цыганки, гадающие у вокзалов, и попрошайки, получающие подаяние, мигом вычисляют мой незамужний статус? Уже у входа в метро, толкая огромную деревянную дверь, я неожиданно подумала: «Господи, сколько же раз мне еще будет чудиться Володька?..»
…Наталья Константиновна сидела в своем кабинете. Увидев меня, она слегка нахмурилась, но потом мгновенно взяла себя в руки и нацепила улыбку:
– О, дорогая, что случилось?
Наверное, встреча, происшедшая у метро, сильно задела меня, потому что я плюхнулась без приглашения на стул, вытянула ноги и отчетливо произнесла:
– Врунья!
– Кто? – оторопела Наташа.
– Ты!
– Да как ты смеешь…
– Запросто, – прервала я ее, – запросто смею. Зачем сбрехала, что муж Ани Веревкиной моряк?
– А он кто?
– Летчик. И еще ты сказала, якобы она уехала в Североморск…
– Ну, точно.
– Хватит лгать, Аня живет на Сахалине, и ты об этом великолепно знаешь.
– Но с чего ты это взяла?
– С того. Она привозила тебе банку красной икры, а ты, когда Анечка помешала тебе совершить самоубийство, в знак благодарности шмякнула сувенир о стенку. Правда, Веревкина сказала, будто это выглядело даже красиво – красные икринки на обоях… Только, наверное, ей все же было обидно. Тащила из такой дали жуткую тяжесть!
– Но, – побледнела Наташа, – но откуда…
– Нет ничего тайного, что не стало бы явным, – отчеканила я, – знаю все и понимаю, как ты не хочешь моей встречи с твоим супругом, но, увы, она состоится. А ну говори, где он живет?
Наташа отвернулась к окну. Повисло молчание. Потом директриса с абсолютно спокойным видом вытащила сигареты и равнодушно обронила:
– С Михаилом мы в разводе.
Голос ее звучал нейтрально, но на шее у нее быстро-быстро билась голубая жилка, и я поняла, что она с трудом сдерживает волнение.
– Где он сейчас живет, точно не знаю.
– Опять врешь.
Наташа дернулась.
– В подобном тоне я больше не стану поддерживать разговор.
– Хорошо, – ответила я, вставая, – тогда прощай.
Наташа, не ожидавшая столь легкой победы, не сумела сдержать возгласа удивления:
– Уходишь?
– Да, – спокойно ответила я, – отправляюсь восвояси, но скоро вернусь, правда, не одна.
– А с кем? – тихо поинтересовалась Наташа.
Я вздохнула.
– Конечно, не хочется доставлять тебе неприятности, но у бедного майора Костина, того самого, что обвиняют в убийстве Репниной, есть ближайший друг, почти брат… Криминальный авторитет, из солнцевских. Милый такой мужчина, два метра ростом и двести кило весом. Пусть он с тобой побеседует. Кстати, хочу предупредить: прятаться бесполезно, под землей достанет…
Наташа, вертевшая в руках карандаш, невольно сжала кулак, раздался сухой треск. Я пошла к двери.
– Погоди, – прозвучало за спиной, – я и впрямь не знаю, где он теперь.
– Я это уже слышала…
– Но в апреле жил на Болтовской улице, в доме восемь, квартира семьдесят четыре… Вместе со своей матерью.
– Спасибо, – вежливо сказала я и вышла.
На улице начинался дождь. Собираясь в ГУМ, я не взяла машину. В центре, возле Красной площади, трудно найти место для парковки, а на метро я добираюсь до «Площади Революции» всего за пятнадцать минут. Зато теперь придется весь день пользоваться общественным транспортом, и зонтика нет…
Быстрым шагом я пошла к метро. Я хорошо знаю, где Болтовская улица, там находится мастерская по починке струнных инструментов, и в прежние годы, учась в консерватории, я иногда привозила туда свою арфу. Добравшись до «Павелецкой», я прошла по Валовой и нырнула в третью арку. Насколько помню, этот двор проходной, и я сильно сокращу путь.
Дом номер восемь высился среди маленьких трехэтажных домов, словно огромный океанский лайнер среди речных трамвайчиков. Серый, с колоннами и эркерами, он выглядел импозантно, несмотря на облупившийся фасад и потемневшие оконные рамы.
В просторном подъезде вполне можно было играть в крикет, зато лифт отсутствовал, а семьдесят четвертая квартира оказалась под крышей.
Тяжело отдуваясь, я влезла на шестой этаж, поискала глазами нужную дверь, но не нашла ее, и тут за стеной раздался скрип, потом лязг, и в самом дальнем углу площадки открылось нечто, больше всего похожее на лаз в лисью нору.
– Ищете кого? – любезно спросила женщина.
– Да, – ошарашенно сказала я, – семьдесят четвертую квартиру, думала, она тут, на последнем этаже, но что-то не вижу где. А, простите, там, откуда вы вышли, что?
Дама рассмеялась и поставила на пол набитую хозяйственную сумку.
– Лифт.
– Лифт? Но где же шахта?
– Пристроили снаружи, знаете, так иногда делают, стеклянный стакан, в котором ходит кабина.
– Но внизу, в подъезде, нет входа в него, там только дверь в одну квартиру…
Женщина снова заулыбалась.
– Вы первый раз к нам пришли, да?
Я кивнула.
– В подъемник можно попасть только со двора, на втором и первом этаже в подъезде не сделали двери, а начиная с третьего… Вот смотрите…
И она распахнула маленькую дверь, открывавшую нечто, больше всего похожее на вход в подземелье, куда скользнула за кроликом Алиса, чтобы попасть в Страну чудес.
– А семьдесят четвертая квартира там, – показала любезная дама на крохотную узкую лестницу, ведущую вверх.
– На чердаке?
– Ну, в нашем доме такое помещение называется мансарда, – пояснила тетка, – хотя вы, конечно, правы. Чердак он и есть чердак. Потолок у Лариных на голове висит.
– У кого?
– Ну, у Ольги Петровны, ее фамилия Ларина. Вы что, не знаете, к кому идете?!
– Вообще, не к ней…
– Да? – удивилась соседка, гремя ключами у квартиры с номером семьдесят три. – А к кому?
– К Михаилу.
Соседка резко бросила связку ключей в сумку и, входя в свою квартиру, протянула:
– К Мише? Ну, ну, однако.
Удивленная столь странной реакцией, я пошла по страшно неудобной лестнице вверх. В старинных московских зданиях встречаются иногда совершенно невероятные квартиры. У одной из моих подруг кухня расположена прямо за входной дверью. То есть, войдя в ее квартиру, вы сначала попадаете к плите и мойке, а только потом можете снять пальто, так как прихожая находится дальше. Хорошо хоть туалет не у лифта.
В семьдесят четвертой квартире не было звонка, и мне пришлось колотить в дверь сначала кулаком, а потом ногой.
Наконец дверь приотворилась, и появился мужчина – маленький, сухонький, одетый в дешевый спортивный костюм, явно купленный на вьетнамском рынке. На голове у старичка клубился легкий седой пух, делавший его похожим на перезревший одуванчик. Над верхней губой топорщились довольно густые черные усы.
– Вам кого? – неожиданно тоненьким голоском пропищал дедушка.
– Ольгу Петровну или Михаила.
– Слушаю.
Я подумала, что старичок плохо понял, и повторила, стараясь четко выговаривать слова:
– Будьте любезны, позовите Ольгу Петровну, а еще лучше – Михаила.
– Слушаю, – вновь ответил дедуля.
У меня открылся рот. Ничего себе! Да Михаилу-то сто лет! Ни Наташа, ни Алена ни разу не сказали ничего о его возрасте. Конечно, бывают такие браки, когда жена годится мужу во внучки. У Катюши случилась один раз очень неприятная ситуация, когда к ней на прием явилась девчушка лет шестнадцати вместе с лысым пузатым мужиком, давно отметившим шестидесятилетие. Подруга осмотрела девочку и радостно сообщила:
– Вы очень правильно поступили, что сразу пришли, пока болезнь не запущена, с ней легко справиться. Пусть ваша внучка начнет принимать вот это средство.
Мужик побагровел, но Катюша не обратила внимания на его кожную реакцию и на всех порах понеслась дальше:
– Можете купить это лекарство для вашей внучки в ближайшей аптеке, внучке тут же станет лучше, ваша внучка…
– Доктор, – процедил посетитель, – это моя жена…
С другой стороны, ничего удивительного в такой ситуации нет. В конце концов, Наташа имела полное право выйти замуж за человека старше себя в два раза, но странно другое. Почему этот старикашка заинтересовал такую девушку, как Соня Репнина? Ей-то Михаил вообще должен был показаться Мафусаилом! Но делать нечего, придется каким-то образом вызывать на откровенность этого современника Адама и Евы.
Навесив на лицо самую лучезарную улыбку, я прочирикала:
– Миша, очень приятно, извините за вторжение, но мне очень, просто очень нужно с вами побеседовать…
Мужчина, не мигая, окинул меня тяжелым взглядом, потом глубоко вздохнул и сказал:
– Проходите, коли пришли.
Длинным извилистым коридором, изгибавшимся под всевозможными углами, мы добрались до невероятной кухни, похожей на домик для хомячка. Крохотное, какое-то игрушечное помещение вмещало только двухконфорочную плиту, маленький столик, мойку и одну табуретку.