И зашла она внутрь, оглянулася, и увиденному улыбнулася. Ведь в избушке сей всё было крохотным, будто здесь жили дети малые. Столики, скамеечки низкие, полочки и детские стульчики. И посуда тоже как детская, семь тарелочек, рядом семь ложечек, рядом чашечек тоже семь…
И садилась Снегурка за столик. И поужинала немножко. А потом захотелось ей спать-почивать. Отворивши дверцу, она вошла во уютную малую спаленку. И легла поперёк постелей.
Тут и возвратились хозяева. Были это семь горных альвов, рудокопов в Чудских горах. Они днём в горах промышляли, добывая злато и серебро, выбивая из скал драгоценные камни.
Первого из них звали – Понедельник: был забавник он и бездельник. И других так же звали, как дни недели. Так, был Вторник – суровым воякой, шалопаем и забиякой. Был Среда из всех самым умным. А Четверг – тот был самым шумным. Пятница – беспечным и нежным, а Суббота – самым прилежным. А седьмой, Воскресенье, – был заводилой и средь них считался верзилой, ибо мог перепрыгнуть кошку, если разбежится немножко…
Оглядевшись, они испугались: всё в их доме стало не так, как всегда…
– Кто на стуле моём сидел? Кто без спросу здесь пил и ел? Со стола кто ложечки брал? И постелюшки наши помял?
Тут в спальне они узрели Снегурочку, что заснула на их постелях. Осветили свечками гостью… И Снегурка проснулась, глаза разомкнула.
И спросили гостью хозяева:
– Как же звать тебя, красна девица?
– Называют меня Снегуркой, Велеса и Вилы дочуркой.
Тут Снегурочка рассказала, как бежала она от разгневанной Лели. А потом – как она, заблудившись в лесу, очутилася в их избушке.
И тогда рудокопы решили помочь, приютить Велесову дочь – поселили в избушке на лесной опушке.
И с тех пор каждый день, когда уходили рудокопы в рудник на работу, говорили они Снегурке:
– Берегись, Снегурочка, Лели! Крепко двери все закрывай, никого в избу не пускай!..
* * *А в ту пору Леля Свароговна по своим палатам прохаживалась. И брала она волшебное блюдце. Как по блюдцу катала яблочко, так выспрашивала его:
– Ты катись, золотое яблочко, да по блюдечку по серебряному. Покажи мне: кто всех прелестней, кто прекрасней всех в поднебесье?
Снова волшебное блюдечко показало богине Леле – прекрасную деву Снегурочку за семью горами, за семью лесами…
И богиня Леля вновь взлютовалась. И от гнева растеряла всю красоту, обернулася безобразной колдуньей, подлинной владычицей Нави. Ведь она, став женою Волха, заняла и трон Пераскеи-змеи… Обрела также лик – Хельи Навской!
И пошла тогда Хелья-юда в образе лютой колдуньи в Чёрный бор, во лесные дебри. Рыла злые она коренья и готовила зелье лютое. И сливала она то зельюшко, лютую отраву сердечную, в кубок Вия, увитый змеями.
А затем, опустив во кубок сей яблочко, отравила также его.
После же явилася Хелья, будто нищенка-побирушка, у избушки в Чудских горах. Стала она прогуливаться с яблочком златым у окошечка.
– Продаю золотые яблоки! – зазывала Хелья хозяюшку. – А кто съест волшебное яблочко, обретёт тот вечную молодость!
И тогда принимала Снегурочка яблочко. Только чуть его откусила, то́тчас же на землю упала. И уже она не дышала.
Рассмеялася Хелья грозно:
– Да!.. Кто съест волшебное яблочко – не состарится тот вовеки!
И вот к вечеру рудокопы вернулись. Только видят они: на земле Снегурка…
И тогда опечалились альвы чудские, зарыдали над телом Снегурочки.
Но никак не могли рудокопы предать тело гостьи земле, ибо та лежала, как будто во сне… И сработали рудокопы гроб из горного хрусталя. Цепи золотые сковали. И так тело спящей красавицы в гроб хрустальный они поклада́ли.
А затем унесли его ко Залесью, ко Ярилиной той горе, к усыпальнице бога весеннего. Там Ярилушка до весны почивал. Может, там и она проснётся?
Скрыли гроб они во пещере. И повесили на златых цепях, укрепив его на столбах.
И на той горе рудокопы посадили вишневый сад: дабы раннею весной вишни расцветали, будто снегом – лепестками гору покрывали. И потёк из слёз ручей из горы печальной сей…
* * *А в то самое время юный Лель всё ходил по Белому Свету. И повсюду искал Снегурку. Он искал её по лесам, и искал её по полям. Забирался в крутые горы и бродил по берегу моря.
И вот обратился он к Красному Солнцу:
– Ай ты, батюшка Солнце Красное! Днём ты землю всю освещаешь и весь Белый Свет озираешь! Ты не знаешь ли, где Снегурочка, Велеса и Вилы дочурочка?
Солнце-батюшка отвечал:
– Я доселе Снегурочки не видал. Может, Месяц Снегурочку встретил, тёмной ночью её приметил?
Лель воззвал тогда к Ясну Месяцу:
– Ай ты, батюшка Ясный Месяц! Ночью землю ты освещаешь, весь подлунный мир озираешь! Ты не знаешь ли, где Снегурочка, Велеса и Вилы дочурочка?
Месяц-батюшка так ему отвечал:
– Нет, Снегурочки я ещё не видал. Может, Ветер, мой братец, Снегурочку встретил, на дорожке её где приметил?
И тогда отправился Лель Сокольник ко Стрибогу, богу ветров:
– Ай ты, батюшка Ветер буйный! Овеваешь ты каждый камень, и листочек, и стебелёк… Не встречал ли ты где Снегурочку, Велеса и Вилы дочурочку?
Ветер-батюшка отвечал:
– За Великою Ра-рекою, да за реченькою Окою, там где Клязьма течёт у могилы-ховца́, есть пещера в горе – усыпальница. И в пещерушке той печальной, овевал я сам гроб хрустальный… А во гробе том спит Снегурочка, Велеса и Вилы дочурочка.
И тут Финиста сын, Лель Сокольник, взвился к небесам Ясным Соколом. И помчался на крыльях ветров над лесами дремучими и топя́ми зыбучими.
И нашёл он в Волжском Залесье ту пещеру печальную с гробом хрустальным.
И тут, скинувши перья на пол, он во ту гробницу вошёл. И тотчас, открывши крышечку гроба, он Снегурочку там обрёл. После её грубы холодные Лель, сын Финиста, целовал. А затем и перстень волшебный суженой своей надевал.
– Вот тебе перстенёчек, Снегурочка!
Перстень же тот золотой был во давние годы подарен Леле Ладой-матушкою самой. И от са́мого Дня Творенья сила в нём была пробужденья…
Тут очнулась Снегурка от тяжкого сна, и открыла ясные очи она:
– Здравствуй, Лелюшка мой прекрасный! Здравствуй, милый мой Сокол Ясный!
И тогда венцы принимали Лель и Снегурочка, дочь Мороза. В день весенней богини Сречи на Ярилиной той горе!
И пошёл от Снегурки с Лелем род снегуров, который слился с родом яров-волотоманов. Снег и Солнце, огонь и стужа слились вместе в его крови, будто память о той любви.
И теперь все славят Снегурку! Славят также юного Леля! Также Велеса с Вилой-юдой! Поминают и Лелю Свароговну!
VI. Сказы Дажьбога Перунича
Присказка
Вот и Зима-матушка прикатила в санях по Млечному Пути, а с нею сынок её Мороз и внучка Снегурочка. А значит, пришли Колядки да Святки[6]!
И там, где над лесами пролетели сани, где Мороз ударял волшебным жезлом, а Снегурочка рассыпала из рукава ледяные искры, там каждая веточка, каждая иголочка хвои сверкала блёстками.
И не узнать лес, он стал садом Ирийским. И то не Зима, то Корова Земун по саду похаживает, по небу Звёздное Молоко разливает и хвостом по земле снег метёт. А следом за матушкой идут Велес-Мороз с дочкой Снегурочкой.
Сколько же дел у них! Нужно весь мир выбелить, вычистить, серебром одарить. Прошли красно лето, осень золотая, пришла зима в белых нарядах, в короне серебряной с ледяными алмазами. И пора Старому году уходить, а Новому рождаться. И для Старого года сшит снежный саван, а для Нового года расстелены пелёнки…
И вначале Новый год приходит к нам братцами Колядою да Овсенем, рождёнными Вышним Дажьбогом и Майей Златогоркою… И это – день Рождества.
«Потрудилась Злата Матерь… Ой, Коляда и Таусень! Потрудилась, потужилась – и роди́ла Таусеня. Таусеня то Овсеня! А с Овсенем – Коляду!»
И в мистерии новогодней к люлечке Овсеня и Коляды подходила Серая Уточка – та, что Мир сотворила вместе со Сварогом и что Алатырь укрыть хотела…
Ох, и хитрая… Ой, и странная…. «Служи, – говорила она Овсеню, – богу Чёрному!»
Ох, и хитрая… Ой, и странная…. «Служи, – говорила она Овсеню, – богу Чёрному!»
Но не слушал её Овсень, а слушал Матушку, служил он богу Белому. И стал он мосты мостить, пути прокладывать Трём Вышням: Крышню – первому, Коляде – второму, а третьему – Бусу Белояру…
И вот в ночь сочельника после появления первой звезды на улицы села выходили колядовщики.
Идущий впереди нёс на длинном шесте вырезанную из бересты Колядову рождественскую звезду. Вслед за нарисованной звездой шли колежане и пели колядки, виноградья, вспоминая о том, как в давние времена кудесники шли вслед за звездой и искали Коляду…
И просили они подарки под окнами, кто что даст: кулич ли, каравай, а то и целый окорок.
С сего и начиналось первое вкушение пищи после долгого и строгого поста. А у нас в избе баба Люба весь пост до сочельника готовила сочиво – кашу с мёдом и изюмом, и сочевики – пирожки с творогом, политые вишневым вареньем.
Каша на молоке и творог значили снег и небесное молоко, мёд – солнечную сурью, изюм – ирийский виноград, вишня – древо Вышня Дажьбога.
А как пост завершался с первой звездой, посреди стола ставили заливного поросёнка или же запечённый в тесте окорок. Тем и почитали Коляду, что приезжал в песнях «на солнечной свинке – золотой щетинке, погоняя поросёнком».
Украшала стол и утка в яблоках. А возле в кадке стояли ветки вишни, зацветшей к Рождеству…
Готовила баба Люба и маленькие сани из теста, сдобные булки в виде спелёнутого младенца, а также в виде уточек, оленей, медвежат… И так начинались праздники весёлые Коляды, гулянья и гаданья, и на санях катанья…
А там уже недалече был и Новый год календарный, что совпал с древним Велесовым днём, что есть поминание Старика Годовика…
* * *Вспоминаю, как в детстве отец объяснял мне, что в годы старые – Новый год отсчитывали иначе, не по новому календарю, а с Красной горы, с начала Весны Ярой. Не потому ли Новый год и видится нам поныне младенцем Ярилою, или Яром. Не потому ли за морем его так поныне и встречают: «Хеппи Нью Яр!»
А у нас, когда говорят «С Новым Годом!», разумеют также и «С Новым Велесом!», ибо Велес – это также и Старик Годовик. И он же – Дед Мороз.
Ведь у Велеса много имён. Велес-свят – Властитель лесов, и сам живёт в лесу еловом. Его и кличут из-за этого Велесом-лесовиком.
И зимою-то снежной он особо сердит: бродит дедом до колен борода по долам и горам. Где он идёт – там лес трещит, потому его зовут Мороз Трескун…
– Так что ж, выходит, дедушку Мороза по-старому Велесом величают? – спрашивал я отца.
– Не только Велесом. В конце года он – Старик Годовик или Сивый Мороз. А в начале года мальчик звёздный, и зовут его Велий Яр или Новый год. Летом он в силу входит, а к Зиме опять станет дедушкой Морозом.
– Выходит так, что Велес – это дед Мороз, и он же – молодой Новый год… – удивлялся я. – Как же такое может быть?..
– В природе завсегда так. Ведь и ты сейчас мальчик, а потом станешь взрослым, а затем и дедушкой. Посему и Новый год становится Старым годом… Потом он снова рождается Новым годом.
И мне тогда подумалось:.
«Вот он какой, оказывается, дед Мороз!.. Вот кто нам подарки приносит и под ёлку кладёт!.. Он – настоящий лесной волшебник!.. И даже больше, наверное… Нужно только обязательно эту ночь не спать… Не хочу проспать его приход, как это было в прошлом году…»
Посреди избы мы ставили и украшали игрушками ёлку. И не просто игрушками – шарами-планетами и звёздами, ибо та ель – суть и Древо Мировое… И стояли под нею подарки, а также игрушечные Велес-Мороз со Снегурочкой.
Вокруг ёлки в избе, или же костра в лесу, мы водили хороводы… В эти дни Старое Коло, Старый Год, заканчивалось, и начиналось Новое Коло. Потому люди как бы заново рождались, начинали новую жизнь…
* * *Кружился хоровод… Все взялись за руки, и по кругу, по кругу… И это наша жизнь. Прошёл, прокатился колесом год. От Коляды до Коляды, от холода-голода до лета-лада и снова к зиме, Святкам и Колядкам…
Кружатся люди в коло. И это есть Правь – закон, что идёт от Сварога-отца. И небо ему подвластно, и земля. И попробуй, преступи закон, сколько сил-то нужно! Ведь сие коло – твоя колея…
Скорее, скорее!.. Раскручивается коло, вращается земля вокруг костра-солнца. И мы летим со всей Вселенною от рождения к смерти, к Нави… и к новому рождению!
И летит над нами, над дымом костра по звёздной дороге Златорогий Олень – то сам Вышний Дажьбог указывает путь к Сварге Ирийской. И мы вспоминаем старинные сказы о нём и о сыне его Коляде…
Сказ о рождениях Вышня Дажьбога и о ротании его с отцом Перуном
В начале времён Род-батюшка, что исток всего сущего и всех превыше, явил Бел-горюч камень Алатырь.
И потом Вышний Родитель явил Золотое Яйцо на камне Алатыре. И из того Яйца порхнули птицами Сварог и Матерь Сва.
А затем вновь свершилось чудо великое и непостижное уму. От любви Сварога и птицы Матери Сва родился и нисшёл в наш мир Вышень-бог.
Он был Сыном, который родил Отца. И он же после явился в роде Перуна, как Вышний Дажьбог. И обретал он плоть в родах внуков своих Яров, князей старобытных, правивших Яровой Русью.
И пели песни птицы Ирийские о Вышнем Дажьбоге:
«Кто тот Сын, что явился в Прави? Сын, воздвигнувший в Яви с Навью два великих имя Сварога? Кто возвысил и третье имя во Сварожьей небесной выси?
Это Вышень – Всевышний Боже. Тот, что Солнцем сияет в Сварге, что, родившись, шагнул три раза – широко чрез простор Вселенной.
Это Юноша – Сын Закона, Явь, и Навь, и Правь перешедший. Тот, в следах чьих источник мёда, в высшем следе сияет Сурья. Тот, следы чьи соединяют триедино Землю и Небо».
Тогда же в Ирийском саду у высокой Алатырской горы поднялся звёздный цветок – Астра. Род лучами, кои тонкими золотыми нитями протянулись от звёзд, озарил сей волшебный цветок, и тогда Астра распустилась. И из лепестков звёздного цветка вышла златовласая богиня – Злата Майя.
И тогда в Ирийском саду появились золотые палаты, в которых Злата Майя села у окошечка и стала вышивать: шила первый узор – Солнце Красное, а второй узор – Светлый Месяц, шила третий – то звёзды частые.
К Злате Майе с небес голубем слетел Вышний-бог. И тогда Злата Майя и Вышний родили Крышня-бога, который силой Прави держит Солнце Красное и Светлый Месяц, а также звёзды частые рассыпает по хрустальному небосводу.
И эта древняя мистерия повторялась бессчётное число раз в иных звёздных эпохах. И тогда Вышний Сварожич в новом воплощении на земле являлся как Вышний Тарх Дажьбог, сын Перунов. А супруга его великая богиня Злата Майя воплощалась уже как Майя Златогорка, дочь Святогора.
Сын же их Крышний, сын Вышня, нисходил как Коляда-бог. А в последний раз он явился уже в роде людей как князь русский Бус Белояр.
Наш же сказ о рождении Вышнего Дажьбога как сына Перуна Сварожича. И о том, как он ратовался и братался с отцом Перуном во времена изначальные, как о сём поётся в Песнях Гамаюновых.
* * *Итак, начнём сказ наш… Бог грозы и войны Перун Сварожич как-то проезжал по берегу Дона-реки. А на другом его берегу девы-русалки водили хоровод купальский.
И одна русалка – Рось, дочь Данияра и Ясуни Святогоровны, пустила свой венок по волнам и спела Перуну Сварожичу:
– Если б милый мой сам осмелился, речку Дон переплыл… То тому смельчаку я б любовь подарила, будь он стар, будь он молод, беден или богат.
От тех слов во жилах Перуна Сварожича расходилася кровь горячая… Обернулся Перун птицей-гоголем и сам бросился в воды Дона. А тот Дон, что был также бог Данияр, взволновался, вскипел и отбросил на крутой бережок Перуна.
– Ты, Перун Громовержец, Сварога сын! – вскричал Данияр. – Ты не плавай, Перун, по моим волнам! Не гневи, Перун, Рода-батюшку, Ладу-матушку – богородицу и жену свою Диву грозную!
А русалка Рось пропела Перуну:
– Видно, мне с тобою не встретиться. Видно, мне, Рябинушке тонкой, век качаться одной у речки далеко от высокого Дуба!
И тогда Перун через реченьку выпустил стрелу громовую. И ударила молния в камень горючий, за которым укрылась русалка Рось. И в том камне явился вдруг огненный лик.
Рось тогда отнесла этот камень горючий ко Сварогу небесному в кузницу. И Сварог обтесал этот камень, стал он бить по нему тяжким молотом, и тогда из камня родился сын Перуна и внук Сварога – тот, что прозван был – Тарх Дажьбог.
И по сию пору все спорят, чей же тогда сын великий Дажьбог – то ли Перуна Сварожича, пустившего молнию в бел-горюч камень, то ли Сварога Родовича, бившего молотом по нему.
Так родился Дажьбог от горючего камня. И был он сыном Перуна и вторым нисхождением Вышнего. Потому его называли Вышнем Тархом Дажьбогом. И был он сыном Роси́, а через неё – внуком Ве́леса.
Ноженьки Дажьбога серебряные, ручки Тарха – в червоном золоте, и горело во лбу его Солнце Красное, а в затылке сиял Ясный Месяц. По косицам его – звёзды частые, за ушами его – зори ясные…