— Значит, нужна она им сильно и срочно. Далее.
— Далее по пунктам. Первое: про мужика мы уже многое знаем, все финансовые вопросы подтвердились. Второе: подтвердиться-то они подтвердились, а вот куда ушли, неизвестно. Ну, найдем. Не вопрос. Третье: он развил какую-то активную деятельность, то сидел как сом в омуте, то вдруг забегал! Значит, вышел на финишную прямую. Какую? Четвертое: именно в этот момент появляются на горизонте Иванова с Романовой. Пятое: Романову пытаются похитить. Если это имеет отношение к нему, то какой кормой? Зачем она ему? Некие предположения имею, но пока это только догадки на уровне интуиции.
— Выводы! — потребовало начальство.
— Неутешительные! Мы опаздываем. Он собрался отвалить, это ясно, а вот куда, как и какое место в его плане занимают эти барышни?
— Ну что, Ванечка, будешь геройствовать дальше? — с нежностью спросило начальство.
— А куды деваться? — пожалился он, как баба на худое сито.
— План действий?
— Сдаться. Пусть поймают. Послушать, что хотят. Мое появление во втором акте их ой как нервирует, вопросов они задавать будут много, глядишь, среди них что проскользнет, и к дамочке надо поближе держаться.
— А если это будут профи? — забеспокоился Лев Петрович.
— Ой ли! Ему светиться никак нельзя. А у профи свои правила, могут сдать кому следует.
— Да ладно! Сейчас этих профи на каждом углу. И без всяких мансов, лишь бы платили! Если он очень спешит, то может наплевать на их правила и договоренности и нанять кого надо!
— Ну, он уже нанял, я имел удовольствие наблюдать этих ребятушек. Он господин осторожный, не будет рисковать.
— И тебе не советую. К чему эти войнушки с пленом?
— А как иначе, Лев Петрович? Я уж думал и так и эдак. Нет у нас времени на серьезный неспешный анализ и слежку за всеми — он не сегодня завтра уйдет, а мы ручкой вслед помашем! Надо провоцировать, заставить его проявиться!
— А барышня как же?
— Очень надеюсь, что Александра Владимировна Романова ни при каких делах. Надеюсь, но до конца не уверен.
— Так, с выводами согласен, план хоть и хлипкий, но другого у нас нет! — вздохнул с сожалением Бур. — Группа прикрытия, конечно, за вами проследит и подстрахует, но ты не рискуй там особо!
— Сам не хочу! — отозвался Иван. — Оговорим детали?
Они обсудили подробно прикрытие и все возможные варианты развития событий, Иван особо настаивал, чтобы не вмешивались, только в крайнем случае.
— А может, проще повязать быков? Они на заказчика выведут.
— А если не выведут? А если они его в глаза не видели? А даже если выведут, он скажет, что влюблен до беспамятства и хотел таким образом «представиться» даме за неимением времени на ухаживания. И что мы получим? Признаваться он не будет, особенно если операция, непонятная нам пока, провалится. Проследить за ними, естественно, надо, но никаких действий, пока я не дам отмашку.
– Ну что, Ванюша, – после небольшой паузы задушевно обратилось начальство, – проехался, от кабинетной пыли проветрился?
— Да уж! — согласился Иван.
— Ладно, докладывай при любой возможности, девочку береги и зубы, — наставлял Петрович.
— Постараюсь! — пообещал Иван.
— Старайся! — громыхнуло начальство и положило трубку.
Иван с силой потер лицо ладонями, надеясь содрать паутину усталости и сонливости. Встал, достал из ящика пачку сигарет, зажигалку и закурил. Он бросил курить пять лет назад, но в особо сложных рабочих моментах разрешал себе это удовольствие.
Он позвонил Васе с Ильей, все еще сидящим у дома Ивановой в машине по случаю продолжающегося визита их объекта к даме, узнал обстановку, дал необходимые распоряжения.
Все. Спать!
Саша проснулась и чуть не застонала от обиды — так несправедливо мало она поспала! Что мало, она чувствовала какими-то внутренними часами. И сон-то был тяжелым, все она бежала куда-то, спасаясь от кого-то, застревала в темных комнатах, носилась, как на пожаре, по лестницам то вверх, то вниз, подгоняемая страхом, пряталась в закутках. И все же! Пусть бы себе бегала и пряталась, но спала бы!
Она потянулась, открыла глаза… и испугалась, как только что пугалась во сне.
Комната оказалась незнакомой, и диван, на котором она лежала, был не ее — все было не ее и пугающе незнакомо! Может, она еще спит?
И тут она вспомнила все и разом!
Сашка осторожно выбралась из-под простыни, которой укрывалась, лето нынче выдалось в Москве — «Африка наступает!» — жара, не прекращающаяся уже больше месяца, простыня — единственное и лучшее укрытие от кошмаров и догоняющей действительности.
Стараясь не шуметь, Саша пошла в кухню.
«Утро красит ярким светом…» — подумала она, постояв у кухонного окна и осматривая панораму, открывающуюся взору с высокого — а черт его знает какого — этажа, стараясь сориентироваться, где хоть она находится.
Ну и что можно ответить себе на вопрос «где я?», если до горизонта простирается неизвестный тебе урбанистический пейзаж с островами запыленной зелени?
Ну вот и она себе приблизительно тоже ответила!
Так, и что дальше?
А дальше надо тихо-тихо одеться, предварительно отыскав свои причиндалы, которые она куда-то положила, прежде чем заснуть, и так же тихо удалиться восвояси.
Где могут сейчас быть ее «свояси» и как в них можно удалиться, Сашка и приблизительно не представляла.
То, что ни в коем случае ни у друзей, ни у просто знакомых, — это факт. Мама отпадает безоговорочно.
Да какая разница!
Главное — незаметно ретироваться, а там посмотрим!
Очень-очень хотелось кофе, а еще еды и контрастный душ, для просветления мозгов и бодрости измученного бегом и переживаниями тела.
А еще ну хоть что-то понять, хоть какую-то продуктивную мысль уловить в том, что с ней случилось.
И еще случится! Вот это она чувствовала всеми потрохами, чем там чувствуют? Интуицией, шестым чувством, ясновидением?
Вот этим всем она знала, понимала, что ничего не кончилось и братки лихие ее ищут. И найдут рано или поздно.
Но зачем? Зачем?! Кому это надо-то?
Что ей может помочь?
Стоя у чужого окна в кухне, неизвестно в каком районе Москвы, Сашка пришла к выводу, что у нее только два варианта помощи — либо божьи чудеса, либо фокус какой!
И как бы было замечательно, чтобы все возникшие вопросы оказались из области «ошиблись адресом» или «просто так», что-то вроде «есть ли жизнь на Марсе?». И все, что произошло, подходило под категорию этих определений: ну попытались похитить — не удалось, да и ладно, другого кого попытаемся.
Действительно, есть ли жизнь на Марсе?
В таких утопических надеждах возвращаемся к исходному — либо чудо божье, либо трюк Кио! А все остальное — сама, сама. Как обычно.
Как там в «Женитьбе Бальзаминова»: «У женщины все несчастья случаются от того, что она завсегда подо что-нибудь подвластна».
Она, Санька, попала сейчас «подвластно» под каких-то уродов, которые решили, что могут вот так просто взять у нее все, что захотят: жизнь, бизнес, все!
Щаз-з!! Немного не на ту барышню напали! У этой жизненное кредо — «даже если тебя съели, то всегда есть два выхода».
Сашка скорбно вздохнула: кредо — это, конечно, замечательно, но… и процитировала вслух, уткнувшись носом в оконное стекло:
— «Ах, когда бы Бармалей нам не строил козни, мы не знали бы, что мы, видимо, герои!» На-на-на, — пробубнила она слова, которые не помнила, и закончила: — «Так что очень хорошо, что сейчас нам плохо!»
— Не может быть, чтобы вы помнили этот фильм, — услышала она сзади и резко обернулась. — Во времена его популярности вас и в проекте не было!
Свежий, как майская роза, словно спал последние сутки сладким сном, улыбаясь, как Бельмондо, на пороге кухни стоял Иван Федорович Гуров, он же хозяин данной квартиры, подвизающийся по ночам в роли прынца.
— И-и-издрасте! — с переполоху выдала Сашка.
— Здрасте, здрасте! — бодрил голосом и внешним видом господин Гуров. — Что вы поднялись в такую рань?
— А бог его знает чего, Иван Федорович, — поделилась горюшком Сашка, — спалось мне комфортно, спасибо вам, устала я как незнамо кто, казалось бы, спи и спи себе, а вот поди ж ты!
«Не девка, а КВН, лига чемпионов всем составом!» — порадовался Иван.
— Есть хотите? — спросил он дружелюбно.
— Хочу. И кофе хочу, очень, — заткнув в последний момент оглашение всего списка пожеланий, включающего душ и ее спокойное благоденствие, сказала Санька.
— Сейчас все будет, — пообещал хозяин и вдруг спросил: — Смыться собирались?
— Собиралась, — призналась разоблаченная.
— И куда?
— Придумала бы. Посидела бы на лавочке какой и придумала.
— Зачем вам лавочка? Думайте здесь, в комфортных условиях, — щедрой рукой обведя личные апартаменты, предложил господин Гуров.
— Зачем вам лавочка? Думайте здесь, в комфортных условиях, — щедрой рукой обведя личные апартаменты, предложил господин Гуров.
— У вас есть сигареты, Иван Федорович?
— Есть, а вы разве курите?
— Нет, я не курю. Но иногда захочется с кофе, от усталости или в экстремальной ситуации. Как думаете, у меня сейчас экстремальная ситуация? — спросила она его в спину.
Он колдовал у плиты — кофе варил. Запах стоял умопомрачающий! Кофе у него был настоящий, серьезный, и варил он его по всем правилам.
— Похоже на то, — не отрываясь от своего занятия, согласился Иван Федорович.
Кофейная шапка стремительно поднялась, он ловко подхватил турку, разлил живительный утренний напиток по чашкам, которые предусмотрительно выставил на стол.
— Вам молоко?
— Давайте.
Открыв холодильник, он что-то там долго искал, доставал, захлопнув дверцу ногой, вывалил на стол всякую всячину и предложил поучаствовать Сашке в процессе готовки:
— Помогайте.
Вдвоем, в четыре руки, они быстро сделали бутерброды, целую гору, и сели за стол друг против друга, приступив к неспешной трапезе.
Почему неспешной? Или уже бежать не надо? И что дальше?
— Не обращайтесь ко мне «Иван Федорович», мне это так же не нравится, как вам «Александра».
— А как? Ванятка? Или все-таки Юстас?
Почему-то он вызывал в ней странную, непреодолимую потребность все время язвить, подкалывать его со злой, иногда снисходительной иронией. Что в нем такого, в этом мужике, что постоянно подталкивает ее отстаивать свое «я», салютуя умом и колкостями?
— Я вам не нравлюсь, — не спросил, утвердительно заявил он, откусывая от бутерброда с довольным видом.
— Нравитесь, — не купилась на подачу Сашка, — с чего вы мне должны не нравиться? Вы не картина Васнецова или тем более Малевича, чтобы нравиться или не нравиться. Я вас не знаю даже. Вы мужчина темный и непонятный, и совсем уж непонятно, что вы делаете в моей истории и что вам, собственно от меня надо, а это, знаете ли, нервирует и настораживает.
— Вызывая желание хамить, опустить, поставить на место, — в тон продолжил он Сашкину мысль.
И почти со счастливым видом отправил остатки бутерброда в рот.
— Не без этого, Иван Федорович, не без этого, — призналась Сашка.
Продолжая жевать, сохраняя на лице все то же довольное выражение, он встал, достал из ящика сигареты, зажигалку, поставил перед Санькой на стол пепельницу, сел на прежнее место, с удовольствием закурил и протянул гостье пачку. Сашка двумя пальчиками достала сигарету, терзаясь легким раскаянием — зачем обострила ситуацию? Что, ожидала, что он поспешит ей объяснить свою заинтересованность в этом деле?
Ага! Как раз тот случай!
— Давайте-ка, Сашенька, оставим на время наши пикировки и попробуем размышлять, как вы правильно выразились, о «вашей истории», — миролюбиво предложил он.
Санька прикурила от любезно зажженной и поднесенной к ее сигарете зажигалки, подумала, затянувшись и закашляв с непривычки. Откашлялась, затянулась еще раз.
— Ладно, — «снизошла» к предложению она, — как я понимаю, обсуждать ваше более чем активное участие в моей судьбе и заинтересованность в ней вы не желаете.
Она посмотрела на него в ожидании — чего? Возражений? Признаний?
Ничего не последовало — на нее смотрели внимательные, нейтральные золотисто-шоколадные глаза.
Она кивнула — ну нет так нет!
— Примем за версию, что вы не желаете мне ничего плохого и не имеете отношения к тем ребяткам…
Комментариев не последовало. Он отхлебнул кофе, затянулся сигаретой, посмотрел на Сашку, всем видом выражая готовность выслушать продолжение.
— … что вы такой герой-спасатель со всей прилагающейся к данному статусу поведенческой шелухой, — еще одну, последнюю и безнадежную попытку сделала Сашка.
Нет. Она затушила недокуренную и до половины сигарету в пепельнице вместе со своими ожиданиями и обличающими высказываниями.
— Мы с вами перебрали варианты возможных поводов для моего похищения и ни к чему не пришли. Значит, надо проанализировать, как все произошло, в деталях, может, тогда я смогу понять что-то.
— Саш, давайте на «ты», — сбил он ее с учительского тона.
— Давайте, — сразу согласилась она, — вот смотрите… смотри, — все-таки запнулась Сашка.
— А ты старайся, старайся! — как преподаватель физкультуры, обращающийся к нерадивому ученику, осваивающему брусья, настаивал Иван. — Может, грамм пятьдесят на брудершафт?
— Да знаешь куда этот брудершафт! — возмутилась Сашка, от злости влет переходя на единственное число в обращении. — Не сбивай меня, Гуров!
И так это у нее легко и правильно сложилось внутри — «Гуров!» — словно она знала его сто лет и дружила с детства, что она притормозила и посмотрела на него удивленно.
— Кто знал, что ты поедешь за город? — Сколько можно разводить тут канитель, надоело Ивану ходить вокруг да около. — И вообще, почему ты очутилась одна ночью на дороге?
— Кто знал? — призадумалась Сашка, задав вопрос самой себе. — Лилька, естественно, я же у нее была, мой зам Филимонов, секретарь. А уж кому они сказали и сказали ли вообще, что маловероятно, не знаю.
— Мама?
— Нет, — отрезала она.
— Поругались?
— Нет, — холодно, захлопываясь сразу.
— Ну хорошо. Лиля — это подруга или родственница?
— Подруга.
— Почему ты не осталась ночевать у нее? И кто знал, что не останешься?
— Я у нее редко остаюсь. Не люблю. Всего несколько раз оставалась. А что не останусь, знали все вышеперечисленные.
— Но могла остаться? Передумать?
— Могла, но это процентов десять вероятности. Ты к чему спрашиваешь?
— А к тому, что тебя ждали на дороге. Именно тебя! Это не наскок на гоп-стоп! И не на машину твою метили, иначе зачем ты-то им понадобилась? Изнасиловать? Я тебя умоляю! В этом случае все по-другому: тюкнули бы разочек по башке, а дальше делай что хочешь — хоть насилуй, хоть банты на голове завязывай! Тебя ждали, а упустив, оперативно заслали патруль к дому. И нужна ты им была в светлом уме и трезвой памяти, без телесных повреждений.
— Да, — осознав правоту его умозаключений, согласилась Санька. — Да! И тогда точно отпадает версия с завещанием, все по той же причине — тюкнули по голове, без хлопот и истерик привезли куда надо, а там уж куда спешить!
— Похоже, что отпадает.
— Мне непонятно одно: если им нужна была я, именно я, зачем тогда вся эта петрушка с пересаживанием — выволокли бы за волосы и затолкали в джип?
— А! — махнув рукой, брезгливо скривился Гуров. — Ты их рассмотрела, поняла, что это за гвардейцы? Мелкие шестерки, исполнители. Проявили личную денежную инициативу, ну не могли они такую халяву бросить на дороге!
— Возможно.
— Когда ты решила ехать в гости? За день, за два, на прошлой неделе?
— Да никогда не решила! Я возвращалась с производства. Оно у меня в Подмосковье находится, только в другой стороне, Лилька позвонила, начала ныть, уговаривать приехать, это ее обычная манера. Мне очень не хотелось, я себе отдых на сутки запланировала, чтобы отоспаться. Но у Лильки такая манера уговаривать, что если вовремя не остановил, то лучше сдаться, чем это нытье выслушивать. Остановить я не успела, пришлось ехать, а по дороге я позвонила Филимонову и Ирине, это моя секретарша.
— Саш, это малоприятно, но выходит, что твоя Лиля как-то поучаствовала: либо специально тебя вызвала, либо стуканула кому заинтересованному, сообщив, что ты едешь, — с сочувствием высказал Иван свои выводы.
Сашка посмотрела ему в глаза. Долгим, странным взглядом.
Он выдержал, не отвел глаз. Ждал.
— Возможно, — все же не утверждая, оставляя место для надежды, сказала она.
Очень осторожно, чтобы не пережать и не напугать раньше времени, Иван сделал заход:
— Так, может, задать ей некоторые вопросы?
И внутренне напрягся — клюнет ли?
Она внимательно разглядывала его выражение глаз, обдумывая что-то. Встала, отошла к окну, спрятавшись от ожидания ответов.
«Я знаю, девочка, я знаю, как тебе непросто!» — посочувствовал Иван.
Ей все было непросто, он понимал и поражался, как она держится — ни истерик, ни паники, ни слез-сопель и бестолковых метаний — спокойствие, контроль! Ох, видимо, подоставалось девоньке в жизни, ведь где-то она научилась такой самодисциплине! Не барышня, а кремень! Комиссарша в кожанке. Революционный товарищ! Только иногда в балтийской глубине глаз такое проскальзывает темным акульим телом — больное, спрятанное ото всех!
Как сейчас, всего на секунду, когда она осознала правильность его выводов про Лилю.
Ивану совсем не хотелось использовать ее, подставлять под удар, следуя придуманному и одобренному начальством плану, но… но события развивались, и внутри этих событий динамитной шашкой была она — госпожа Романова. Он это чувствовал, знал. Всем своим профессионализмом чувствовал!