– Да я всех подниму на уши, но Надю мы найдем. Другое дело, понять бы: она сама, по своей воле сюда приехала или же ее заставили? А тебе не приходило в голову, что она как бы перевозчик? Может, ей элементарно доверили перевезти крупную сумму наличных?
– Возможно, но тогда как понять, что она вот просто так взяла да и подарила подруге почти полмиллиона рублей, чтобы та выкупила свою долю квартиры, я же тебе рассказывал?!
– Да, загадка… Вряд ли она стала тратить не принадлежащие ей деньги, за это ее по голове б не погладили. К тому же ты же сам рассказал, что ей эти деньги принесли в сумке, и соседка оказалась свидетельницей этому… То есть деньги ей принесли. Но, скорее всего, ее все-таки с кем-то перепутали. И теперь те люди, которые отдали ей эти деньги, разыскивают ее, чтобы вернуть свое. Вот она и сбежала.
– Я все понимаю, кроме одного: ну если ты влипла в такую вот криминальную историю, а у тебя муж – следователь, то не было бы логичным посвятить в это его, то есть меня?
– Ну, да, конечно, разумеется, как иначе! – растерянно пожал плечами Денис. – Но вот именно к тебе-то она почему-то и не обратилась. Ты предполагаешь, что она сейчас в Лазаревском… Логично было бы предположить, что, окажись она здесь с большой проблемой, она могла бы обратиться и ко мне! Адрес-то мой ей известен! Или к Насте, моей жене. Но поскольку к нам она не обратилась, смею предположить, что ее поездка сюда связана с другими людьми, с теми, кто имеет отношение к деньгам… Да уж, история на самом деле странная. И как ты предполагаешь ее искать?
– По гостиницам, частным пансионатам, я не знаю… Не на улице же она живет!
– Тогда поступим следующим образом. Сейчас мы поедем ко мне, Настя нас покормит обедом, и после этого начнем искать твою жену. Ты фотографии ее с собой взял?
– Целую пачку. Увеличил и размножил.
– Вот и отлично.
Денис с семьей проживал в большом уютном доме на центральной улице Лазаревского. Летом дом, окруженный террасой, был увит виноградом, и вся жизнь протекала на свежем воздухе. Жильцы-курортники занимали весь второй этаж, и Настя, жена Дениса, сама готовила им завтраки, обеды и ужины. Маленькая Соня на время курортного сезона перебиралась к бабушке на соседнюю улицу, в дом, где было спокойнее, не было гостей и все вокруг принадлежало и служило только ей, любимой и единственной внучке.
Сейчас же, зимой, садик и терраса казались голыми, неприглядными и мокрыми. Зато в теплой кухне вкусно пахло мясным рагу, свежими ватрушками, а в гостиной в камине полыхал огонь, и девочка-подросток, какой предстала перед Борисом Сонечка, пекла на решетке яблоки. Глядя на эту семейную идиллию, на улыбающуюся и выглядевшую спокойной и счастливой Настю, Борис еще горше переживал разлуку с Надей и вспоминал свои семейные будни, своих мальчишек, а думая о Наде, видел перед собой сосредоточенное, лишенное улыбки лицо жены, о которой, как выяснилось, он ничего-то и не знал.
Настю посвятили во все подробности дела, объяснили ситуацию, и она, попросив свою маму прийти и присмотреть за Соней, вызвалась помочь Борису в поисках подруги.
– Да она серьезный и ответственный человек! – воскликнула она, выслушав Бориса. – И если вот так странно сбежала, значит, у нее имелась на это причина. Я точно знаю, что она тебя любит и никогда бы не предприняла ничего против тебя. Скорее всего, все-таки эти деньги связаны с твоими делами! И на поезд она села не по своей воле. А то, что ты рассказываешь про Бузыгина – в это я не верю. Говорю же: не такой она человек, чтобы бросать свою семью и мчаться в неизвестность с любовником, которого официально уже нет в живых, к тому же… Да полный бред! Знаете что, мужчины, мы с Надей провели много вечеров вместе, о чем только не разговаривали, и она рассказала мне эту историю с уголовником, из-за которого чуть не села в тюрьму. Можете мне поверить, даже если предположить, что он жив, то никаких писем в тюрьму она ему не писала. Да она была рада до смерти, что выпуталась из этой истории, и очень благодарна тебе, Боря, за то, что ты помог ей тогда… Вы поймите, она же была школьница, встретила парня, тот запудрил ей мозги, стал ее первым мужчиной… Да она действовала как во сне! И никакая это была не любовь, а страсть, желание… А вот с тобой она узнала, что такое настоящая любовь, семья, уважение, словом, все то, ради чего и создается семья, понимаете? Она боготворит тебя, Борис! И очень, очень любит. Я понимаю тебя, ты сейчас в растрепанных чувствах и сам уже не знаешь, что подумать. Но поверь мне, когда ты встретишься с ней, дай ей возможность все объяснить и увидишь, что все не так страшно, как ты себе напридумывал. К тому же надо же учесть и психологию человека. Может, поначалу она подумала, что выпутается из этой ситуации сама, решила тебя просто не тревожить, понимаешь? А когда ничего не получилось, она побоялась уже обратиться к тебе, значит, не уверена была, что ты ее поймешь. А она очень дорожит вашими отношениями.
– Да мне бы только ее найти! – воскликнул в сердцах Борис, чуть не плача. Здесь, среди друзей, которые знали хорошо и Надю, он не скрывал своих чувств. – Я бы ей все простил.
– Вот видишь, – сказала Настя. – Ты априори уверен в ее виновности, и Надя это чувствует. К тому же она могла элементарно запутаться! Совершила одну ошибку, за ней последовала другая и… как принцип домино – все посыпалось, посыпалось одно на другое… И мне жаль, что она обратилась за помощью все-таки не к тебе, а к той своей землячке, Кате, о которой ты сейчас рассказал… Не к преданной и проверенной подруге, какая могла у нее быть, как у каждой нормальной женщины, а именно к человеку нейтральному, к этой Кате, просто потому, что они были из одной деревни, вроде не совсем чужие. Так ведет себя человек, заблудившийся в собственном одиночестве. И это неправильно. Я бы, окажись на ее месте, в любом случае обратилась к Денису. Вот десятерых человек убила бы, к примеру (тьфу, тьфу, тьфу!), и приползла бы только к нему. Потому что была бы уверена, что он меня поймет и поддержит.
– Значит, не такие уж доверительные отношения были между нами, – с горечью заключил Борис. – Другими словами, я сам во всем виноват.
– Ладно, Борис, ты не раскисай! – Настя ободряюще ему улыбнулась. – Теперь ты не один, мы с тобой. И если только Надя здесь, то мы ее обязательно найдем. Денис будет искать по своим каналам – профессиональным и мужским, я же – по своим, женским. Я тут многих знаю. Если Надя здесь, то, во-первых, она остановилась где-нибудь под чужим именем, и я знаю места, где это возможно сделать. Во-вторых, я знаю, какую она предпочитает кухню. И если только ее не держат где-нибудь насильно, то она наверняка появится в одном ресторане, что на самом берегу, там готовят дивные шашлыки с чесночным соусом, а я знаю там всех официанток. Дай-ка мне фотографию, я отправлюсь туда прямо сейчас.
– Денис, я вижу, что вас моя история чуть ли не развеселила… – заметил Борис. – Но вы должны понимать, что поиски Нади могут оказаться опасными. Настя, я верю в твой оптимизм и благодарен тебе за то, что ты готова мне помочь, но не забывай, что моя жена сбежала с сумкой, полной валюты!!!
– Тем более!!! – воскликнула Настя. – Человек с такими деньгами будет закупать продукты в самом дорогом магазине города и питаться в самом дорогом ресторане. Наверняка ее уже видели в торговом центре «Павловский» или в кондитерской «Ваниль». Если хотя бы где-нибудь ее заметили, то, будь уверен, я ее найду.
Настя быстро собралась и ушла. Денис, глядя ей в след, заметил:
– Найти-то она ее, может, и найдет, да только скажет ли нам об этом…
13. Антонина и Георгий. Лазаревское, 2014 г
Просыпалась она тяжело, сказалась бессонная ночь, во время которой они с мужем принимали роды у четырех коз-мамочек. А одна коза, Машка, родила тройню! Козлята все были крепенькие, сразу встали на ножки и научились сосать материнское вымя.
Пока Тоня с Гошей принимали роды и ухаживали за роженицами, Сараевы, хозяева, крепко спали в своем доме, хотя обычно помогали с родами, не считая это чем-то зазорным.
Антонина понежилась еще несколько минут под одеялом, затем заставила себя встать, быстро оделась в теплую удобную рабочую одежду, заправила постель, подмела комнату и принялась готовить завтрак. Овсяная каша, сливочное масло, кофе и свежий хлеб, который должен был с минуты на минуту принести Георгий. Он всегда вставал раньше и уходил к животным, смотреть, все ли живы, все ли в порядке, а потом шел в булочную за хлебом.
Но в этот раз он что-то задерживался. Антонина занервничала. Может, черная коза Лизка не подпускает к себе своих козлят, как это было в прошлом году, пока они с Гошей не приучили ее стоять смирно и кормить своих деток. Наука простая: сразу после рождения козлят следует вымазать в материнской сукровице, чтобы мамаша определяла своих деток по запаху. Вроде ночью они сделали все правильно, и все козлята кормились самостоятельно. Тогда почему Георгий задерживается уже на полчаса?
Прошло два дня с тех пор, как к ним заявились эти девушки, одна из которых – чуть ли не родственница. И как же это ее угораздило забеременеть от Виталия? Как будто бы больше не от кого! Бедная девочка. Родила сама, без поддержки отца ребенка, можно себе представить, как же она намучилась, как много выслушала от окружающих людей, сколько осуждающих взглядов на себе вытерпела. А Виталий… Что ему? Человек был без принципов, жестокий, опасный, эгоистичный и вообще страшный. Стыдно сказать, но Антонина, получив из тюрьмы документ, свидетельство о его смерти, как-то успокоилась. Или даже обрадовалась, чего уж тут скрывать. Разве не по его вине они с Георгием лишились всего, вот абсолютно всего? Потеряли и дом, и хозяйство, превратились в нищих! И все эти долгие годы, умываясь слезами, занимались своими же козами, но уже в качестве практически рабов! Работа была тяжелая, трудная и не ограничивалась только уходом за животными. В то время, как Георгий пас стадо, Антонина прибиралась в доме своих хозяев, готовила им еду, гладила белье и выполняла абсолютно всю домашнюю работу. Все, что было в доме, начиная от стиральной машины и заканчивая мебелью, все досталось чужим людям. И никто не знал, разве что соседи и друзья, как больно было оставаться здесь и продолжать жить среди своих вещей и животных, но уже в качестве наемных работников.
Хорошо еще, что Сараевы оказались нормальными людьми, вовремя платили зарплату, помогали с продуктами и позволяли вдоволь пить козье молоко.
Сараевы поначалу увлеченно принялись заниматься хозяйством, им нравилось, что, потратив небольшие деньги, они живут в большом доме, что у них есть целое стадо коз, которое приносит им в сезон молоко, а значит, и деньги, но с каждым годом этот бизнес представлялся им все более убыточным и хлопотным, не говоря уже о том, что козы имели специфический запах, сильно раздражавший соседей. Лазаревское – курортный городок, и в летние месяцы только ленивый житель не пускал к себе отдыхающих. А кто захочет квартироваться рядом с козлятником? Соседи писали жалобы, конфликтовали с Сараевыми, хотя сами же охотно покупали у них молоко и мясо. Словом, вопрос был сложный и неоднозначный: ведь некоторые отдыхающие снимали квартиры на этой улице именно из-за того, что они были дешевле, да и молоком козьим гостей здесь поили бесплатно. Но шли годы, и Антонина с мужем, чувствуя настроение своих хозяев, мечтавших продать все хозяйство и купить большой дом-гостиницу в самом центре Лазаревского, боялись остаться без работы. Поэтому, когда в их присутствии кто-нибудь из супругов Сараевых (особенно Оксана, жена Матвея Ильича) начинал развивать эту тему, Тоня тихонько плакала, забившись в угол своей времянки, не представляя себе, что их с мужем может ожидать в таком случае. Если прибавить к этому и свое устоявшееся чувство вины перед мужем, ведь это ее родной брат Виталий пустил их, что называется, по миру, то в такие минуты жизнь Тони становилась и вовсе невыносима.
Георгий задерживался уже на сорок минут. Обеспокоенная его отсутствием, Антонина набросила на себя куртку с капюшоном и вышла в сад, пробежала несколько метров по засыпанной мелкой щебенкой дорожке к крыльцу «большого» (как они называли его про себя) дома, поднялась и позвонила. И только спустя несколько секунд обратила внимание на то, что все ступени крыльца вычищены ото льда и на тонком слое свежевыпавшего снежка что-то уж слишком много следов обуви. Может, к Сараевым приехали гости, и они вызвали к себе Георгия, чтобы помочь?
Бессонница дала о себе знать, сделала Антонину рассеянной: как это она до сих пор не догадалась позвонить мужу на мобильный телефон? Вот глупая!
Поскольку дверь в хозяйский дом никто не открывал, она достала телефон и позвонила мужу. И практически сию же секунду услышала знакомые позывные, музыку Гошиного мобильника, доносившуюся из открытой кухонной форточки дома. То есть в паре метров от Тони.
– Гоша! – крикнула она испуганно в форточку. – Ты здесь?
– Заходи, – услышала она голос мужа, удивилась, что дверь ей не открыли, и рванула ее на себя, сама зашла на голос Георгия. Куда же делись хозяева? Может, что случилось, кто заболел или, того хуже, умер? Тревога охватила Антонину, даже колени ослабли – настолько она не была готова к каким-то потрясениям.
Своего мужа она нашла в кухне, сидящим за столом с растерянным видом. Трудно было вот так сразу понять, расстроен он или нет. Лицо его было бледным, уголки губ опущены. Тоня вдруг увидела, как же постарел ее Георгий за последние несколько лет, как сильно поседели его густые черные волосы, а носогубные складки стали глубже, их словно прорезали ножом.
– Гоша, не пугай меня… Что случилось?
Она медленно подошла к нему и села на стул напротив. Заглянула мужу в глаза.
– Нет… Нет, только не это… – страшная догадка накрыла ее с головой. – Кому продали? Чужим? Пришлым?
Понимая, что мужу трудно отвечать, она вскочила и бросилась к лестнице, ведущей на второй этаж, в спальню хозяев, распахнула дверь и увидела, что кровать, супружеское ложе Сараевых, аккуратно заправлена, а в огромном платяном шкафу с распахнутыми створками – пусто. Только несколько сломанных пластмассовых плечиков висят на перекладине, старый полосатый галстук валяется на ковре, да ночная сорочка Оксаны лежит, скомканная, в кресле…
Уехали. Не предупредили. Просто бросили на произвол судьбы. Нелюди.
Она спустилась в кухню.
– Гоша… Ты застал их? Что они тебе сказали? Как объяснили?
И тут она увидела, как он на глазах приходит в себя, расправляет плечи, как начинают загораться его глаза, а рот нервно растягивается в улыбке. Господи, пронеслось у нее в голове, как бы его не хватил удар!
– Гоша, успокойся! Ничего страшного не произошло. Будем работать на других хозяев… Может, лучше будет…
– Тоня, все нормально. Вот, смотри… – и он достал из кармана сложенный вчетверо листок гербовой бумаги. – Ты же помнишь эту девушку… Ее зовут Надя. Та, что родила от твоего брата Виталия? Ты понимаешь, о ком я? Две девушки были позавчера.
– Да, конечно, помню, и что?
– А то, что это она купила дом и коз. Вот и документ.
Антонина не могла осознать услышанное. Какая-то нелепица. Дом – это еще куда ни шло. Но покупать коз?
– Я ничего не понимаю… Зачем им козы? Что они хотят?
– Тоня, я и сам мало что понял, особенно про коз… Но я повторю тебе то, что сказала мне эта Надя. Она приехала сегодня рано утром, показала мне эту купчую, сказала, что все выкупила у Сараевых и готова хоть сегодня переписать дом на тебя.
– Как это – переписать? В смысле – продать? Но у нас же денег нет…
– Она ничего не сказала про деньги.
– Подожди, подожди… И за сколько же она купила все это? И… где Сараевы?
– Помнишь тот дом на Янтарной с зеленой крышей, трехтажный?
– Конечно, помню, его выставили на продажу в прошлом месяце… Гоша? Ты хочешь сказать, что Сараевы переехали на Янтарную?
– Да. Надя сказала, что вчера рано утром она встречалась с Оксаной и Матвеем, предложила выкупить у них наш дом, и они, недолго думая, согласились! О цене я ничего не знаю, но, думаю, цена их устроила, думаю, что они сразу же побежали дать задаток на Янтарную… Там же не дом – сказка, прямо на набережной!
– Гоша, я все равно ничего не понимаю…
– Надя, она же почти твоя родственница… Думаю, ей просто бабки девать некуда, вот она и решила подарить нам наш же дом.
– Но так не бывает, Гоша. Что она потребовала взамен?
– Сказала, что будет иногда приезжать сюда с детьми…
– Так у нее не один сын?
– У нее семья, дети, я так понял, что двое мальчишек…
– Думаю, что ты чего-то недопонял, Гоша.
– Так ты сама у нее спроси, когда она вернется. Она сказала, что у нее какие-то еще дела здесь… Думаю, она из этих, новых русских, может, у нее муж миллионер московский… Да какая нам разница? Главное, что она намерена оформить этот дом, повторяю, на твое имя!
– Ты чего-то недоговариваешь…
– Она ищет Виталия и не верит, что его нет в живых, – наконец признался он. – И что теперь делать – ума не приложу.
– В смысле?
– Ну, может, выдумать про Виталия, сказать, что он жив, что живет где-нибудь в Москве или Питере…
– А смысл?
– Да чтобы она не передумала! Ведь если она поверит в то, что его нет в живых, тогда какой ей смысл возвращать нам этот дом?
– А смысл очень простой, – вдруг услышали они и увидели в дверях Надю.
Антонина от неожиданного появления Надежды обмерла.
– Вы тринадцать лет горбатились здесь на чужих людей по вине Виталия… – сказала Надя серьезно и даже как-то торжественно. – Вам здесь знакома каждая козочка, каждый кирпич… А мне нужен дом в Лазаревском, за которым бы присматривали свои люди… Сначала я оформила этот дом на себя, а сейчас, если вы не против, мы все переиграем, и я подарю его вам, Антонина. Так будет всем удобно…