– Да, слушаю тебя.
Таня в трубку хрипела и хлюпала носом. Все понятно, простыла. Попросила заглянуть, а заодно принести баночку меда. «Я куплю, ты не думай!»
И зачем только Настя всем растрезвонила, что у нее в кладовке целая полка занята ценным медом из аула Большой Кичмай, причем разных сортов: каштановый, липовый, кленовый, акациевый. Тане нужен был, конечно, каштановый.
– Ладно, подруга, я к тебе сейчас зайду, скажи, что еще купить в аптеке, но все оставлю на крыльце, подниматься не буду. Боюсь заразиться, а у меня семья, да и вообще мне сейчас никак болеть нельзя!
Таня ответила, что все лекарства у нее есть, главное, чтобы она пришла и принесла мед.
Настя вернулась в дом, мужчины еще разговаривали в кухне. Она заглянула в кладовку, взяла варенье из земляники, баночку каштанового меда и, стараясь не привлекать к себе внимания, вышла на террасу, откуда лестница вела на второй этаж, где лежала еще одна болящая. Постучала в дверь.
Ирину она нашла проснувшейся, румяной и похорошевшей. Вот что значит относительное спокойствие, поддержка друзей, хорошее питание и надежная крыша над головой.
– Ты как? – спросила Настя Ирину.
– Мне Юра звонил, – сказала Ирина, и глаза ее при этом заблестели. – Он скоро будет в Лазаревском. Ему друг деньги выслал, свои-то у него в дороге украли… Вот невезуха, скажи? Короче, он приедет и сказал, что что-нибудь придумает! Вряд ли, конечно, он вернется к своему отцу, тот же другую женщину привел… Вот устроится куда-нибудь на работу, снимет комнату или квартиру и заберет меня. Раз уж мой муж уверен, что у нас с Юрой роман, хотя его никогда не было, так пусть теперь и дальше так думает… Ну не могу я одна жить. Юра любит меня, я знаю, вот пусть и поможет. Пусть докажет, на что он способен ради меня.
– Ира? – Настя едва сдерживалась, чтобы не наорать на нее. – А теперь послушай меня внимательно. Может, Юра и хороший человек и любит тебя, но у тебя с ним нет никакого будущего! Пусть устраивается на работу, пусть снимает себе жилье, но тебя он не должен двигать с места… У нас с тобой план, нам предстоит суд, может быть, не один. И твой Юра будет только мешаться, поверь мне. К тому же я не уверена, что его ограбили по дороге. Да он элементарно мог пропить все свои деньги. Мужики – они слабые. Если ты хочешь, чтобы мы с Денисом и дальше помогали тебе, держись нас. Оставайся здесь жить сколько нужно. Если не найдем тебе сейчас работу, то останешься у нас работать. Уже весной к нам начнут съезжаться туристы. Будешь помогать мне по хозяйству, убираться. Я тебя официально устрою, может, зарегистрирую в этом доме, чтобы только ты детей своих отвоевала. Ты понимаешь, о чем я?
– Понимаю, конечно… Но просто мне страшно неудобно перед вами. Сколько уже можно мне помогать? А Юра… С ним легко и просто, я его не стесняюсь.
– Ты, наверное, уже рассказала ему, где живешь и с кем?
– Конечно… А что, не надо было?
– Просто сюда я его не пущу. Вот пораскинь мозгами сама. Разве мог бы влюбленный в тебя мужчина, зная, какой разразился скандал и что муж выгнал тебя и отобрал детей, вот так взять и бросить тебя на растерзание Данилова? Испугался он! Говорю же тебе – делай выводы! Да если бы не мы с Денисом, ты бы превратилась в кусок льда там, на базаре, рядом с ларьком, куда тебя решил определить твой муж!
– И что же мне делать?
– Ира, включай мозги! Скорее всего, Юра твой решил вернуться, когда понял, что у тебя есть жилье, и он наверняка решил сесть к тебе на шею… Не знаю, может, я просто плохо отношусь к мужчинам, ко всем, кроме моего Дениса, но советую тебе прямо сейчас позвонить этому Юре и дать ему отбой. Скажи, что обстоятельства изменились, что мы с тобой поссорились и ты сейчас в спешном порядке ищешь жилье… Сгусти краски. Понимаешь? Кстати… Ты ему сказала что-нибудь про свою шубу, ну, что ты хочешь тайно проникнуть в свой дом и забрать свои вещи и шубы в том числе?
– Да, сказала… У меня шуба из соболя, две норки, чернобурка, ну и бриллианты, конечно. Я-то думала – как раз с его помощью все это себе верну, чтобы с вами расплатиться.
Настя молча покрутила пальцем у своего виска.
– Думаешь, он обманул бы меня?
– А вот ты позвони и расскажи ему о своих трудностях…
– Хорошо, я так и сделаю…
Ирина раскраснелась, возможно, от нервов у нее поднялась температура.
Разговор с Юрой был коротким. Юра, что называется, «слился». Сказал, что он ее не слышит, что потом перезвонит…
– Он не перезвонит, – сказала Настя. – Может, я и жестокая, что заставила тебя сделать этот звонок. Но поверь мне: лучше жестокой буду я, чем мужик, который собирался тебя ограбить!
– Послушай, Ира… – сказала Настя ей перед самым уходом. – А если мне понадобится от тебя помощь – поможешь?
– Сразу! А что нужно будет сделать?
– Думаю, что уже сегодня, если повезет, я спрячу в твоей комнате одного человека…
Глаза Ирины загорелись.
– Наконец-то! – улыбнулась она. – Может, и я на что сгожусь!
По дороге к Татьяне Масленниковой Настя забежала в магазин, купила лимонов и молока.
Калитка дома, в котором жила Таня, была не заперта. Она вошла в маленький дворик, который, как и все дворы и садики этого курортного городка, сейчас был мокрый и грязноватый от снега, и увидела на ступеньках крыльца электрическую плитку, на которой шипела скороварка, от которой исходил запах вареной курицы.
На втором этаже тотчас распахнулось окно, и высунулась замотанная в белую шаль голова подружки Тани.
– Настена, как же я рада тебя видеть!
Настя задрала голову и улыбнулась Татьяне:
– Привет болящим! Курочку варишь?
– Ну да! Знаешь, боюсь я этой скороварки, потому и вынесла на крыльцо.
– Я принесла тебе мед, варенье, лимоны, вот, кладу сюда, видишь?
– Спасибо, подруга! Чего у тебя вид какой-то озабоченный?
– Да я работу Ирине ищу.
– Даниловой, что ли? Слышала-слышала. Ты вообще молодец. Не побоялась с Даниловым связаться.
– Ну, уж если мне его бояться, когда у меня муж следователь… Тогда и не знаю, как остальным жить… Да он оборзел совсем, на верную гибель ее вывез, на базар, в снегопад… Выдумал эту историю про Юру, ну, ты знаешь…
– Да все я знаю. И что, теперь работу ей ищешь?
Настя пожала плечами:
– А что делать-то? Ей на суде зарплату надо показать, что она работает… С регистрацией я ей помогу, объясню, что жилье у нее с детьми будет. Денис согласен.
– Эх, вот сейчас не сезон, и мало кто заинтересуется… Были бы у меня деньги!
– Не поняла.
– Сомова помнишь – булочную, пекарню, держал на набережной, еще многие пытались у него перекупить этот участок, а он все не соглашался…
– И?
– Женился он. На какой-то еврейке из Сочи, Эмме Смушкиной. Бог-а-а-атая! У нее кожаные магазины в Сочи, говорят, что две квартиры в Стамбуле купила. Так вот: она много лет одна жила, вообще мужикам не верила, все думала, что она интересна им только из-за денег, а тут их взяли и познакомили, родственники – ну они-то, понятное дело, думают, что познакомились случайно, на дне рождения тетки Эммы, а на самом деле все было срежиссировано. И что ты думаешь? Она влюбилась в нашего Сомова. А что, ему хоть и пятьдесят пять, но выглядит он очень даже ничего. Хозяйственник опять же хороший. Да он, может, в жизни бы не продал свою землю и пекарню, если б и сам не влюбился. Она поставила ему условие: переезжают и живут у нее, а потом – и в Турцию. И вот теперь он продает. Кажется, за сто тыщ евро… За копейки! Ты поговори со своим Денисом, может, кредит возьмете и купите! Кафе откроете! Место-то в прямом смысле хлебное!
– Не трави душу… Мы еще со старыми кредитами не расплатились. Хорошо, что дом успели отремонтировать, мебель купили… Нет, это не для нас… Слушай, у меня к тебе дело одно есть. Я подругу ищу, она в Лазаревское недавно приехала, от мужа сбежала и теперь прячется. Как мне ее найти?
– Да никак! Не знаю.
– Понимаешь, она не бедная, скорее всего, остановилась в гостинице, но под чужим именем.
– Глупости! Скажи: вот если бы ты от мужа сбежала, ты стала бы светиться в гостинице? Да наверняка сняла бы квартиру.
– Ну, не знаю… Да, наверное, ты права.
– Она хорошо знает Лазаревское?
– Не знаю… Может быть. Но вообще-то, когда они с мужем раньше приезжали сюда, останавливались у нас.
– А она знает номер твоего телефона?
– Конечно, знает! Но понимаешь… Она могла сбежать в таком состоянии… Словом, она, я думаю, поменяла сим-карту и телефон… Муж ищет ее, землю роет, профессионал! Он у нее, как и у меня, следователь прокуратуры.
Татьяна присвистнула:
– Надо же, как все круто! А у тебя с ней какие отношения?
– Отличные!
– Странно, что она тебе до сих пор не позвонила. Даже если бы она, к примеру, не знала твоего телефона, то уж нашла бы способ встретиться с тобой, адрес-то известен, послала бы записку, я не знаю…
– Но ничего не произошло. Вот я и решила сама найти ее.
– Но ничего не произошло. Вот я и решила сама найти ее.
– А чего она сбежала-то от мужа? С мужиком?
– Никто ничего не знает. – Настя задумалась. – Знаешь, она очень любила наши шашлыки в «Прибое»…
– В «Прибое»? Ну уж нет! Я бы на ее месте не стала светиться там, где меня могут искать.
– Так она и не знает, что ее муж уже здесь… Не знает, что ее именно здесь ищут.
– Тогда сходи туда, поспрашивай. Сейчас гостей мало, если она там была, то ее обязательно вспомнят.
– Ладно, Танечка, пойду я… А ты выздоравливай. Ты сейчас где работаешь-то?
– Здесь один цех открылся мясной, вот, пока там работаю… Котлеты упаковываю. Ближе к весне, может, что-нибудь получше подыщу. Очень уж тяжелая работа. Постой… В «Прибое», говоришь, она любила бывать? Дай-ка я позвоню Жанне, подружке своей. Она там официанткой работает. Чего спросить? Как твоя подружка выглядит?
– Рыжая такая, яркая… Красивая!
– Подожди минутку!
Татьяна скрылась в окне и вернулась через мгновение уже с телефоном.
– Привет, Жан…
Пока Татьяна разговаривала с подругой из «Прибоя», Настя успела замерзнуть. Как-то все вокруг потемнело, подул ветер, снег повалил крупными мокрыми хлопьями, ложась на голые кусты и деревья, на плиточный пол террасы, на ступени крыльца. И только от скороварки валил живой, горячий пар, и она шумела, как готовая взорваться бомба.
Татьяна снова высунулась в окно. Вид у нее был разочарованный, губы – поджаты.
– Жанка сказала, что два дня подряд туда к ним наведывались две курортницы, которые явно кого-то дожидались, пили коньяк и заказывали шашлык. Так вот одна из них была рыжая, нервная… Много пила, говорила, даже плакала, очень эмоциональная…
– Две курортницы, говоришь? Без мужчины? Точно две?
– Ну да! А что, она все-таки должна была быть с мужиком?
– Да не знаю я ничего… Но две девушки… Как-то это странно, ты не находишь? – задумчиво произнесла Настя.
– А может, она – лесбиянка?! И потому сбежала от мужа! Вон, Жанка говорит, что они коньяк глушили, нервничали очень…
– А что, все лесбиянки нервные?
– Да нет, но эта, рыжая, точно нервничала, очень, говорит, эмоционально разговаривала со своей подружкой, а потом, прикинь, вдруг как будто бы приходила в себя и принималась выстраивать в ряд солонки, укладывать салфетки…
– Что ты сказала? Постой… Солонки выстраивала в ряд?
И Настя вдруг отчетливо увидела картинку: летняя ночь, они с Надей сидят в ресторане, едят жареную форель, разговаривают, смеются, пьют вино. И вдруг в какой-то момент Настя замечает, что ее подруга начинает выстраивать в ряд солонку, перечницу, баночки с горчицей, кетчупом, даже зубочистки в белой шуршащей обертке укладывает на столешницу в ряд, как павших на поле боя солдат…
– Таня, вот спасибо тебе!!! Это она, она! Как, говоришь, зовут твою подругу? Жанна?
И Настя, помахав на прощание Татьяне рукой, бросилась к калитке.
16. Надя, Настя. Лазаревское, 2014 г
Казалось, гостиница опустела – не хватало на центральном входе таблички: «Все ушли на фронт!» Так было тихо.
Конечно, не сезон, дураков отдыхать в январе немного.
Тишина в номере была нестерпимой, словно голову Нади обложили ватой.
Она была совсем одна. Не надо было ей отпускать Женю. С другой стороны, разве могла она подвергнуть ее опасности. Ведь развязка совсем близко. В любую минуту в дверь могут постучать люди с каменными лицами и потребовать у нее возвращения денег. Скажут, что перепутали, что не тому, вернее, не той Наде Юфиной отдали сумку с деньгами…
От представленного волосы на голове шевелились, так было страшно. И даже не за себя, за своих детей, бабушку, Бориса.
Им сообщат, что в Лазаревском в гостинице обнаружен труп женщины с признаками насильственной смерти. Труп, по приметам схожий с описанием пропавшей несколько дней назад Надежды Гладышевой.
Борис переживет, он сильный, потом еще раз женится. А вот мальчики, Володя с Денисом, останутся сиротами при живом отце. В лучшем случае их будет воспитывать мачеха, а в худшем… Нет-нет, Борис никогда не отдаст их в интернат. Он не такой. Может, хватит ума отвезти детей на Сенную, к Лере? Но она уже немолода, да и сможет ли воспитать двух мальчишек? Все-таки им нужен отец.
Надя заплакала. Будущее ее семьи показалось ей черным тоннелем, куда она летит с космической скоростью, чтобы рухнуть в пропасть.
Слабая надежда, что не так уж и много на свете таких полных тезок, да чтобы еще и бабушку пресловутой Надежды Юфиной звали Валерией, не способна была придать сил.
Желание найти Настю, встретиться с ней тоже пропало. Во-первых, нужны были силы, чтобы встретиться с ней тайно, все это надо было тщательно продумать, чтобы Денис, ее муж, ни о чем не узнал. Во-вторых, что она расскажет Насте? Признается в том, что она бросила своих детей ради того, чтобы вернуть деньги человеку, который, оказывается, умер тринадцать лет назад? Что бы она ни рассказала, все покажется Насте ложью. Грубой и глупой.
Хорошо бы позвонить ей, но все нужные номера остались на старой сим-карте. А кто помнит номера телефонов даже самых хороших друзей?
Значит, надо идти к ней самой. Или найти человека, который доставил бы ей записку. А где гарантия, что этот человек не передаст записку Денису? Город маленький, все друг друга знают… Остается только прийти самой и дожидаться момента, когда Настя сама выйдет из дома. А что ей делать на улице в такую непогоду? Конечно, она может выйти в магазин или по другим делам, но сколько ее ждать? Час, два а то и пять!
Холодно. Хоть в номере и горячие батареи, но все равно как-то холодно. Словно кровь в жилах остыла, не греет тело.
Надя зарылась под одеяло в свитере и домашних теплых брюках и стиснула зубы, чтобы унять дрожь.
В дверь постучали.
Кто? Пришли за ней?
Она еще глубже зарылась под одеяло, ее затрясло теперь уже от страха. Как они будут убивать? Застрелят? Удушат? Отравят?
Поначалу поговорят, спросят, куда она дела деньги. А она их потратила. С легкостью. Словно кто-то управлял ею сверху. Она и сама не смогла бы объяснить, как посмела она потратить чужие деньги, купив квартиру Кате, выкупив дом Агашевых, да и все остальное…
Еще раз постучали. Так стучат женщины. Осторожно, тихонько, тук-тук-тук… Не мужчины-убийцы.
– Да!
Потом, вспомнив, что дверь заперта на ключ, Надя заставила себя подняться и отпереть.
Это была девушка Мила с ресепшен. Выражение ее лица было загадочным и даже испуганным.
– Вы извините меня… Но здесь один человек… Может, это, конечно, ошибка… Да, скорее всего, ошибка, но я все же передам записку… Если не вам, значит, не вам… просто… вы извините меня…
Ну вот и все. Началось.
– Давайте сюда вашу записку, – не своим голосом произнесла Надя и почувствовала, как кровь отлила от лица.
«Если Вы – Надя Гладышева, то попросите Милу впустить меня. Я – Настя Тришкина. Если это ошибка – прошу меня простить за беспокойство».
Этого не может быть! Что это? Прямое доказательство того, что мысль – материальна? Ведь она только что думала о Насте, строила планы, как организовать встречу.
– Там – Настя? – спросила она недоверчиво Милу.
– Да, – широко улыбнулась девушка, за деньги готовая, видимо, продать и мать родную.
– Пусть поднимется.
Сердце заколотилось, во рту пересохло. Настя ли это? Или какой-нибудь новый сюрприз?
Надя отошла к окну, встав к нему спиной и вцепившись сзади пальцами в подоконник. Вот сейчас откроется дверь и…
– Господи, Надя!
В номер влетела Настя и крепко обняла подругу. Мила, наблюдавшая эту сцену, успокоившись, пятясь, покинула номер и прикрыла за собой дверь.
Вся одежда Насти была мокрой от растаявшего снега.
– Ну, слава богу, нашлась! Живая и здоровая!!! – повторяла она, разглядывая Надю. Потом, опомнившись, выставила руку вперед, подняв кисть: – Сразу предупреждаю – никто не знает, что я тут. Ни Денис, ни твой Борис!
– Кто? Борис? Он что, здесь?
Они разговаривали в гостиничном баре, забившись в самый угол, за большой пальмой в кадке, и были единственными посетителями. Мартини с маслинами и долгий, чуть слышный монолог Нади.
Настя слушала, не перебивая.
Когда Надя закончила говорить, Настя с минуту просто смотрела на нее, едва заметно качая головой. Словно не в силах поверить.
– Не знаю, кто как, но я лично поняла тебя.
– В смысле? Что ты имеешь в виду? – спросила Надя ослабевшим и слегка охрипшим голосом.
– Я бы тоже сделала все, чтобы только не тревожить Дениса. И деньги бы решила вернуть, как ты! Ты же не могла знать, что, во-первых, этого Виталия уже нет в живых, во-вторых, что ты покидаешь дом надолго. Ты же думала, что Виталий где-то в городе, раз отправил к тебе своего человека с сумкой.
– Да, но все равно, все было совершено эмоционально, необдуманно… Это я сейчас спрашиваю себя: а почему тот, кто передал деньги (ну, тогда-то я думала, что это Виталий), не пришел ко мне сам! Сумма-то огромная!