Бросив машину во дворе, Костя заспешил в дом, но застал гостей уже в прихожей.
— Привет, я только сейчас смог вырваться, — оправдался он скороговоркой. — Вы что, уже уезжаете?
— Да, нам пора.
Анна протянула Кате пальто, но Костя быстро перехватил его из ее рук.
— Дай хоть посмотреть на тебя, — улыбнулся он, помогая девочке одеться. — Выросла-то как!
Катя глянула на него исподлобья грустными глазами.
— До свидания, — буркнула она и, не дожидаясь ответа, скрылась за дверью.
— Что случилось? — Костя растерянно переводил взгляд с Анны на Сашу. — А где Олег?
— Он в своей комнате. Заперся и не выходит, — потерянно ответила женщина. — Не понимаю, что с ним.
— Сейчас я к нему поднимусь…
— Не надо! — остановила его Анна. — Проводи меня до машины, мне нужно с тобой поговорить.
Жесткий, почти приказной тон, которым она произнесла эти слова, поразил Крылова: ничего подобного от Анны он раньше не слышал.
— Почему Олег не получал писем от Кати? — спросила она, едва они оказались на ступеньках крыльца, и нервно достала сигарету. — я отправляла их сама, лично. Все наши письма дошли до адресатов. Все, кроме писем для Олега. Ты можешь мне объяснить причину?
Костя молча достал зажигалку, поднес огонек Анне, затем закурил сам.
— После того как вы нас бросили и улетели, он переживал, долго болел. Я решил, что чем раньше он вас забудет, тем будет лучше.
— Это мы вас бросили?! — Анна опешила и буквально поперхнулась дымом. — Ты действительно так считаешь?! Ну, тогда я не знаю… Тогда нам просто не о чем разговаривать.
Она повернулась и быстро сбежала с крыльца.
— Стой! — настиг ее Костя, как и сутки назад, крепко схватив за рукав. — Стой, не беги! Нам надо поговорить…
— О чем? — Анна повернулась к нему, и в глазах блеснули слезы. — О том, что ты калечишь ребенка, заставляя его стать таким же, как ты? Властным, бессердечным и жестоким к людям, которым ты дорог? Мне очень жаль… Я люблю Олежку не только потому, что он твой сын. До свидания.
— А теперь послушай и ты меня! — резко остановил он ее у калитки. — Откуда ты снова свалилась со своими моралями? И что это за манера такая заявлять прямо в лоб все, что ты думаешь? Считаешь, что другим это необходимо знать? Раньше тебе хватало ума держать свое мнение при себе, но однажды ты выпустила этого джина из бутылки, и что из этого вышло? Оглянись назад: ты тоже была другая: добрая, мягкая, нежная, всепонимающая…
— Согласна: раньше я была другая, — холодно ответила Анна. — Только я повзрослела… Жизнь заставила, потому что все то, что ты перечислил, оказалось никому не нужным, в том числе и тебе… Ответь, пожалуйста, зачем ты навязываешь Олегу свой опыт, свое недоверие к окружающим, умение перекладывать собственную вину на других? — посмотрела она ему прямо в глаза. — Три года назад это был другой мальчик: добрый, ласковый, доверчивый. И кого мы встретили сейчас? Копия отца: надменный, холодный, не желающий признавать ничьей правды, кроме своей собственной!
— Я воспитываю его так, как считаю нужным, — ответил он, не выдержав ее взгляда и почувствовав вопреки собственной воле правду в ее словах. — В том числе, руководствуясь собственным опытом, в этом ты права! И хочешь знать для чего? Чтобы меньше мучился, если жизнь сведет с людьми, способными на предательство.
Не имея привычки сдаваться и понимая, что проигрывает, Крылов сам не заметил, как перешел грань, отделявшую правду от желания победить во что бы то ни стало.
— Ты хочешь убедить меня, что я тебя предала? — уточнила Анна после паузы. — Ну что ж… Если тебе так удобно, продолжай считать, что так оно и было. Возможно, я и изменилась… А вот над тобой время не властно. К сожалению. До свидания, — почувствовав себя обессиленной, она снова повернулась к калитке.
— Да пойми же ты, что мне ничего не оставалось! — неожиданно воскликнул Костя и как-то уж совсем растерянно добавил: — Я боялся, что потеряю еще и его… Мне просто нужно было как-то оградить его от лишних переживаний…
— И ты не придумал ничего лучшего, как не показывать ему письма? — коснувшись рукой железных прутьев калитки, остановилась Анна. Тон, которым были сказаны две последние фразы, заставил ее обернуться. — Где они?
— Я их сжег, — признался он после паузы каким-то потухшим голосом. — Я не хотел… Прости, но так получилось.
— Лед тронулся, — горько усмехнулась она после паузы. — Надо же, что я слышу? Робкие слова оправданий. Только мне они не нужны, я свое пережила. Теперь для меня важнее всего моя девочка. Если бы ты знал, как это больно, когда тебе не верят! — на ее глазах снова блеснули слезы. — Она еще такая маленькая для разочарований… За эти три года дня не было, чтобы она не вспоминала Олега, во всех анкетах писала, что он — ее лучший друг… Прямо из аэропорта готова была к нему ехать… Что же ты наделал?..
Понимая свою неправоту, Костя подавленно стоял напротив.
— И что мне теперь делать? — едва слышно спросил он. — Придумай что-нибудь… Я знаю, у тебя получится…
После этих слов пришел черед растеряться Анне. Даже в самых иллюзорных фантазиях она не могла себе представить, что Крылов может быть таким… потерянным и беззащитным. Забытое чувство безграничной заботы и нежности к этому человеку моментально выплыло из небытия.
— Ну, я не знаю… Поговори с ним сегодня, успокой. Почта и вправду могла затеряться. Он еще не такой закостенелый, как ты, он добрый, и сам сейчас переживает. Только… Только не говори ему всей правды.
— Почему?
— Для детской психики игры взрослых не проходят бесследно, он не должен в тебе разочароваться.
Сами того не заметив, они преодолели разделявший их до этого невидимый барьер и вышли на другой уровень отношений: старые добрые друзья.
— А как быть с Катей? — Костя давно не чувствовал себя таким виноватым.
— Попробую ее успокоить… Последний раз она посылала ему открытку в начале ноября, поздравляла с днем рождения, — вспомнила Анна. — Тебя тоже, от моего имени, вы ведь оба Стрельцы, — пояснила она.
— Я не звонил новым хозяевам уже несколько месяцев… Сейчас! — Он вытащил из кармана телефон и принялся быстро нажимать кнопки.
— Дмитрий Сергеевич? Добрый вечер, Крылов. Прошу прощения за поздний звонок, но я бы хотел узнать: для нас была почта? Да… Да… Есть! — воскликнул он и обрадованно глянул на Анну. — Вы не будете возражать, если я к вам заеду прямо сейчас, для меня, это очень важно!.. Хорошо. Спасибо. Да, в течение получаса.
— Слава Богу, — облегченно выдохнула Анна. — Тогдапоехали. Катя заждалась в машине.
— Постой, — снова остановил он ее. — Достань, пожалуйста, свой телефон.
— Зачем? — Раскрыв сумку, она вытянула маленький, вместившийся в ладошке аппаратик. Костя быстро набрал комбинацию цифр, спустя секунду в другой его руке раздался звонок.
— Вот и замечательно, — посмотрел он на высветившийся номер и протянул Анне ее трубку. — Теперь я смогу найти тебя в любую минуту.
— Ловко! — отдала она должное его находчивости и улыбнулась. — Тоже очень похоже на Крылова трехлетней давности. Только в самом лучшем смысле. Как у вас холодно, — зябко поежилась она. — Замерзаю. Отвыкла от морозов. Ну, я пошла…
— Подожди, — в который раз повторил Костя и приблизился к ней почти вплотную. — Я хочу сказать… Я рад, что ты… вы прилетели.
Анна опустила ресницы. Чувство волнующей дрожи-предчувствия прокатилось по ее телу.
— Спасибо, — произнесла она. — Иди в дом, успокой Сашу и позвони мне после того, как поговоришь с Олегом.
— Это может быть очень поздно.
— Нормально. Я уже говорила, что стараюсь не сильно перестраивать режим. Через десять дней — обратно. Посижу в Интернете, напишу письмо Джессике. Ну, пока.
Вместе с Костей Анна подошла к дожидавшейся ее машине. Захлопнув за ней дверцу, он проследил, как автомобиль плавно тронулся с места и скрылся за поворотом.
«Через десять дней обратно…», — повторил он про себя фразу…
Через час он привез открытку — доказательство того, что Катя не забыла Олега, долго разговаривал с сыном в его комнате да так и уснул вместе с ним на кровати. Около двух ночи он резко подхватился, схватил трубку телефона и спустился на кухню.
— Не разбудил? — спросил он на всякий случай.
— Ну, что ты, — бодрым голосом ответила ожидавшая его звонка Анна. — Сижу в Интернете, пишу поздравления Джессике с Робертом.
— Я забрал письмо и отдал Олегу. Как Катя?
— Спит… Расстроилась, плакала по дороге. Мы с ней поговорили, только… Наши дети слишком рано взрослеют. Я в ее возрасте была намного глупее и верила всему, что скажут взрослые. А как Олег?
— Молчал. Больше слушал, иногда задавал вопросы. Знаешь, я даже рад, что все так получилось: одним махом рассказал ему почти всю историю своей жизни. Такой мужской разговор, на равных. О Свете поговорили…
— Молчал. Больше слушал, иногда задавал вопросы. Знаешь, я даже рад, что все так получилось: одним махом рассказал ему почти всю историю своей жизни. Такой мужской разговор, на равных. О Свете поговорили…
Вовремя остановившись. Костя не решился продолжить, что, как ни странно, Олега в равной степени интересовали взаимоотношения отца и с его матерью, и с тетей Аней. Но если тема прошлой семейной жизни далась Крылову легко, оттого что он сам давно разложил все по полочкам, переболел и оценивал тот период жизни философски, все, что касалось семьи Кругловых, давалось ему тяжело, а оттого звучало местами невнятно и запутанно. А ведь неделю назад ему казалось, что и с теми «полками в голове» был полный порядок!
— Вы, наверное, уже привыкли встречать там Рождество? — сменил он тему.
— Привыкли. Хоть мы с Катюшей и православные, но в Штатах этот праздник значит много больше, чем Новый год. Своим отъездом мы разрушили традицию: на этот раз Роберт уехал к Джону, а Джессика… Завтра мы приглашены в гости к Янушкевичам, — неожиданно сообщила она. — Они — католики, и для них это настоящий праздник.
— А Новый год где будете встречать?
— Пока не знаем, — по голосу чувствовалось, что она замялась. — Нас уже много кто пригласил, но мы пока не определились. В разговоре возникла неловкая пауза.
— Спасибо за звонок, — первой нашлась Анна. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — пожелал он в ответ.
Почувствовав, как заныло в груди, она откинулась на спинку стула. Ей очень хотелось поехать к Крыловым и сегодня, и завтра, и на Новый год. Но…
«Но он нас не пригласил… А ведь вы, Владимир Анатольевич, были не правы изначально, — вернулась она к письму Артюхина. — Мы встретились, но никакой новой боли не будет, потому что нет никакого смысла начинать все сначала, — тоскливо подумала она и попыталась переключить внимание на монитор. Но ничего не вышло: привыкший к анализу мозг непроизвольно продолжал свою работу. — Тогда зачем я здесь, в чужой квартире, как в гостинице? И где мой дом, моя территория, если уж на то пошло? В Штатах? Но там кроме Джессики и Роберта близких людей нет. Джону мы безразличны, Лейла спит и видит, чтобы мы куда-нибудь съехали. Век Роберта недолог, Джессика выйдет замуж, и как на нас посмотрит ее муж? В Америке родственникам не принято давать денег даже взаймы. Нет, надо быстрее определяться: брать кредит и покупать жилье. Означать будет это лишь одно, я остаюсь там. Да и Катю без травмы для психики через год никуда не увезешь… Надо бы еще Смыслову написать. Милый, забавный Володька, — улыбнулась она. — Кто бы мог подумать, что ты окажешься именно тем человеком, в которого сможет влюбиться безразличная к мужчинам Джесси?»
…Смыслов прилетел в Штаты весной 2001 года и своим появлением наделал немало шума. В течение первого полугода после переезда Анна изредка обменивалась с ним посланиями по e-mail, но неожиданно переписка оборвалась. Поначалу она грустила, но, понимая, что ничего в мире не происходит просто так, пришла к выводу, что, должно быть, Владимир отыскал наконец свое счастье, а потому и она, и переписка стали для него неактуальны. Зная, что Владимиру отказали в визе в американском посольстве, она решила, что он расстался с мыслью уехать в Штаты, и окончательно успокоилась.
Каково же было ее удивление, когда однажды, возвращаясь домой с работы, она услышала в телефонной трубке возбужденный голос Джессики:
— Ты знаешь человека по фамилии Савоськин?
— Нет, не знаю, — сразу же ответила Анна. — А что случилось?
— Подъезжаем с Катей к вилле, а у ворот арестовывают какого-то молодого человека! Полдня бродил вокруг дома, вот охрана и вызвала полицию. А он увидел Катю и давай кричать, что она его знает!
— И что Катя?
— В том-то и дело, что Катя его узнала, говорит, что это дядя Володя. Фамилию она не помнит, но по паспорту он Савоськин.
— Я знала одного Владимира… — и тут Анну осенило. — Так это же Смыслов, я тебе о нем рассказывала! Он помогал нам перед отъездом. Джесси, его уже увезли?
— Пока нет. Ждут моего решения.
— Джесси, дорогая, передай ему трубку.
После недолгого разговора, убедившего Анну, что это на самом деле был Смыслов, она прибавила газу. К тому времени, когда она попала домой, Джессика и Катя кормили обедом голодного странника и от души хохотали над его пересказом истории с полицейскими. Впрочем, каждый день его двухнедельного вояжа по Америке в поисках Кругловых заслуживал особого внимания и звучал как анекдот. И хотя Володя по большей части говорил на русском, а из Катюши был не Бог весть какой переводчик, Джессика понимала почти все. Такой воодушевленной Анна прежде никогда ее не видела.
С появлением Анны Владимир начал пересказ своей истории и вовсе издалека. Оказалось, в визе ему успели отказать дважды. И тогда он устроил себе фиктивный брак с дамой, которая была старше его на восемнадцать лет, поменял фамилию, заручился достоверным приглашением давно проживавших в Штатах дальних родственников новоявленной жены и снова пошел в посольство. На этот раз ему повезло.
Тут же продав все, что имел, он купил себе билет и подал заявление на развод. Развели их еще быстрее, чем расписали. Отдав почти все деньги бывшей жене, Владимир оставил себе несколько сотен долларов и отправился за океан. Перебиваясь мелкой работой, он перебирался поближе в Анне, адрес которой хранил в паспорте. И вот когда с таким трудом добрался до заветного места, его чуть не загребли в полицию! Кто знает, чем бы все закончилось, если бы не Катя! Он узнал и Джессику, но та, конечно же, его не помнила. Со времени ее визита в Беларусь прошло немало времени, да и Владимир не входил в круг лиц, с которыми ее знакомили лично.
Свалившийся как снег на голову Смыслов нарушил ход их спокойной размеренной жизни. Через пару дней, едва Роберт вернулся из командировки, Джессика с Анной наперебой принялись уговаривать его устроить Владимира на работу, что было весьма проблематично: ни рабочей визы, ни нормального знания языка. И все же, уступив просьбам двух любимиц, тот сдался.
Спустя неделю Смыслов был принят программистом на одно из предприятий корпорации, а накануне отлета Анны поделился с ней радостным событием: его повысили и перевели на работу непосредственно в головной офис. Она радовалась за него от души, но еще большее удовольствие доставляло ей наблюдать за Джессикой, которая впервые в жизни влюбилась по-настоящему. Как она призналась позже, Володя покорил ее в первый же вечер…
— 4 —
Во время обеденного перерыва Алина постучала в дверь кабинета Хвостова. Разложив на столе прихваченные из дому бутерброды, Андрей Витальевич удивленно замер, когда девушка зашла к нему в кабинет с подносом, на котором дымились две чашки: одна с кофе, другая с чаем, в котором плавала желтая долька лимона.
— Вот решила с вами немного посекретничать, — кокетливо произнесла она и, присев на стул напротив, «переплела» длинные ноги в приковывающую внимание замысловатую «косу».
— Я вас слушаю, Алина Степановна, — сглотнув, ответил Хвостов, не в силах отвести взгляд от обтянутых колготками «лиан». — Что вас интересует?
— Я почти четыре месяца здесь работаю, и мне порой непросто с некоторыми общаться… так же, как и вам, — вкрадчиво начала Алина. — У нас с вами схожее положение, хотя вы здесь уже пять лет: некоторые к вам относятся, скажем так, без должного уважения из-за вашего прежнего места службы, а ко мне — из-за положения отца.
Алина хорошо знала, как надо разговаривать с людьми, подобными Хвостову, чтобы заслужить их доверие. С раннего детства отец обучал ее науке общения с разными слоями общества и, возможно, именно поэтому не стал отговаривать ее от странного желания устроиться на работу в «TransitLink». «Пусть попробует, — решил он. — Опыт работы в хорошей коммерческой фирме не помешает». И, естественно, помог несмотря на то, что Крылов до сих пор оставался для него самого «темной лошадкой»: своенравен, местами крут, но главное, слишком умен. «Такого нельзя подчинить, им нельзя управлять открыто», — понимал он.
— Да, Алина Степановна. К сожалению, это правда, — Хвостов с тоской посмотрел на бутерброды.
Задев за живое, Алине не удалось отбить ему аппетит.
— Вы давно здесь работаете, не могли бы приоткрыть завесу таинственности над некоторыми персонами?
— Ну, смотря что вас интересует?
— Например, почему наш шеф живет один? Я имею в виду, почему он развелся?
Андрей Витальевич насторожился. О том, что Крылов не желает огласки подробностей своей личной жизни, он знал не понаслышке: подписывая заявление о приеме Хвостова на работу, тот предупредил его об этом лично. Впрочем, делал он это зря: опыт закулисных интриг в кабинетах МВД научил Андрея Витальевича держать язык за зубами, прикидываться несведущим в самых щепетильных вопросах, но, главное, служить одному человеку. Служить, но не услуживать, в этом тоже была большая разница. И он служил так, как это понимал: местами прямолинейно, но верно и преданно. За что Крылов его и ценил.