Ладно, это потом, а пока хватит сидеть, нужно начинать шевелиться. Я встала, быстро сполоснула кружку из-под кофе, поставила ее на место и отправилась в зал, чтобы посмотреть, не пропустили ли чего Венькины орлы.
Следующие полчаса я провела очень увлекательно. Исползала на карачках весь пол в зале, наглоталась пыли и успела порезать левую ладонь об острый стеклянный осколок. Потом тщательно осмотрела всю мебель, заглянула под диван и под кресло, не поленилась порыться в шкафу. Кому-нибудь такая дотошность, вероятно, показалась бы излишней. Ну в самом деле, что можно найти в шкафу? Но я навсегда запомнила одно из своих первых расследований, в котором мне удалось найти преступника только благодаря тому, что мне пришло в голову заглянуть в ящик для обуви, куда он сунул тапочку, испачканную в крови. С тех пор при осмотре мест происшествия я сил не экономлю и ни разу еще об этом не пожалела. Но, к сожалению, на этот раз все мои усилия оказались напрасными. По завершении осмотра я пришла к выводу, что в зале милиция ничего важного из виду не упустила. Весь бардак был строго запротоколирован, и ничего сверх того мне найти не удалось. А жаль. Я очень надеялась, что удастся отыскать что-нибудь странное, не вписывающееся в общую картину. Такие странности очень часто служат ключиком к разгадке преступления.
Впрочем, осмотр зала был по большому счету всего лишь разминкой. Впереди была комната, в которой убили парня. Я сделала несколько наклонов, чтобы размять затекший от передвижения на четвереньках позвоночник, и устремилась туда, подумав: хорошо, что меня никто не видит, а то я, должно быть, довольно комично сейчас выгляжу — молодая, красивая и элегантно одетая женщина, ползающая по полу среди осколков и окурков в поисках неизвестно чего. Хоть картину пиши под названием: «Трудовые будни частного детектива Ивановой Т.А.». Ну, да что ж поделаешь, если как минимум наполовину моя работа из подобных малоприятных занятий и состоит.
Утешившись столь банальной мыслью, я смело шагнула в смежную с залом комнату и принялась за дело. Первым, что сразу бросилось мне в глаза, было то, что со стола исчезли стоявшие там бутылки и бокалы. Сперва я насторожилась, но потом вспомнила, что Данилов обещал забрать их на экспертизу, и успокоилась. Бардака в этой комнате было существенно меньше, чем в зале, поэтому осмотр пола и мебели занял у меня значительно меньше времени.
«Кстати, вот еще что любопытно, — неожиданно подумала я, — надевал ли убийца перчатки? Девяносто девять против одного за то, что надевал, про отпечатки пальцев сейчас каждая собака знает. Но тогда вопрос — а куда он перчатки потом дел? Вряд ли унес собой. Кто бы он ни был, он не мог не понимать, что они — улика. Значит, где-то здесь бросил. Но Данилов про такую находку не упоминал. А ну-ка, поищем…»
Я еще раз осмотрела комнату, заглядывая в такие места, куда можно было бы засунуть перчатки, но ничего не обнаружила. Ладно, попробуем мыслить логически. Представим себе преступника. Вот он заходит в комнату уже в перчатках и с ножом, вот подкрадывается к кровати, наносит удар… Что потом? «Потом уходит», — сама себе ответила я. А перчатки он мог попросту забыть снять и вспомнить про них, уже выйдя отсюда. Или сознательно не хотел ни секунды лишней задерживаться на месте преступления. Так, но куда он их дел-то? Где-нибудь в другом месте спрятал, не иначе, причем скорее всего в зале.
Я вернулась в зал и стала внимательно осматриваться, пытаясь сообразить, куда я еще не заглядывала из тех мест, в которые можно спрятать мелкий предмет. На полу точно нет, иначе бы я на них уже наткнулась. В шкафах? Вряд ли. Шкаф долго открывать, потом в нем рыться, потом закрывать — слишком велик риск, что кто-то проснется и заметит. За шкаф? Нет, щелка слишком маленькая, и за другим тоже. Какие еще есть варианты? Я заглянула за валик кресла, под покрывало на диване. Пусто.
А может быть, не было никаких перчаток? Но если так, то на ноже остались отпечатки пальцев, и тогда дело не стоит выеденного яйца. Ой, что-то мне в такое счастье не верится. Буду лучше исходить из того, что преступник не дурак и уж о такой-то мелочи побеспокоился.
Так, а может, он их снял не в зале? Если убийца — Дима, то он вполне мог вспомнить о перчатках, только вернувшись в свою отдельную комнату. Я пошла туда, но вскоре вернулась разочарованная — обыск ничего не дал. Уже на пороге комнаты я обернулась и еще раз окинула взглядом зал. Эх, обидно, если перчатки все-таки где-то здесь, а я просто не догадалась, где именно. Но не могу же я весь день потратить на этот несчастный обыск, и так он у меня целую кучу времени съел!
Я уже совсем было решила плюнуть на свою идею, как неожиданно мне пришла в голову мысль попробовать старый психологический прием — постараться как можно глубже представить себя в шкуре преступника. Мне этот прием иногда довольно неплохо помогал, благо воображение у меня отличное и актерские способности имеются.
Я достала из сумочки носовой платок, обмотала им правую руку и, встав на пороге зала, закрыла глаза и несколько секунд старательно пыталась представить себе, что я вовсе не Таня Иванова, а убийца, только что зарезавший Сашу Лисовского, и что на руке у меня не платок, а перчатка, от которой нужно поскорее избавиться, потому что это улика. Почувствовав, что я почти поверила в то, что хотела себе представить, я открыла глаза, шагнула вперед, стянула с руки платок, лихорадочно обвела зал глазами. Куда же его деть? Стол, стулья, диван, шкафы… все не то… Да скорее же, сейчас кто-нибудь проснется! Ага, вот! Я скомкала платок, сделала два шага к большому шкафу, стоящему у стенки, и забросила платок на него. Так, а теперь…
«Стоп! Я не убийца, я Таня Иванова, частный детектив, расследующий преступление», — напомнила я себе и резко встряхнула головой, старательно избавляясь от сюрреалистического ощущения, что нужно скорее бежать, ложиться и делать вид, что сплю, пока меня никто не заметил. Ощущение постепенно прошло, и только тогда я удивилась.
Ничего себе… Это называется — вошла в образ. Да, Татьяна Александровна, оказывается, вы свой талант просто в землю закапываете, вам нужно было актрисой быть, с такими способностями уже давно звездой бы стали! «А с другой стороны, — подумала я, — мне и детективом быть хорошо, а талант вовсе даже не закопан, я его только что применила, и, кажется, не без успеха. Хотя без успеха или не без успеха, будет ясно, только когда я увижу, есть ли на шкафу что-нибудь, кроме моего платка», — мысленно поправила я себя, подтаскивая к шкафу один из стульев и залезая на него. Ага, вот мой платок… Стопка старых журналов… Какая-то пыльная тряпка, явно пролежавшая здесь в неприкосновенности не меньше года… И все. Больше ничего нет. Никаких перчаток.
Я испытала почти детскую обиду и разочарование. Так здорово получилось с вхождением в образ, и все напрасно. Хотя, стоп, есть же еще и второй шкаф. Я быстро переставила стул и через несколько секунд в очередной раз убедилась, что настойчивость — великая сила. На втором шкафу, среди старых книжек и тетрадей действительно лежала черная кожаная мужская перчатка на правую руку.
Ура, победа! Ай да я, ай да молодец! Конечно, пока не очень ясно, чем мне поможет моя находка — отпечатков пальцев на коже не остается, так что определить, кто перчатку надевал, будет сложно, но интуиция подсказывала мне, что эта находка еще сыграет свою роль. Да и вообще, приятно, когда твои чисто теоретические умозаключения подтверждаются фактами. Лишний раз убеждаешься в своей полнейшей профпригодности. Так, ладно, повосхищаться собой, любимой, я еще успею, а пока нужно продолжать расследование.
Я очень осторожно, двумя пальчиками, через платок сняла со шкафа перчатку, вернулась в смежную с залом комнату, присела к столу и стала внимательно рассматривать свою добычу. Следов крови на ней незаметно, что и не удивительно. Кровоизлияние в случаях, подобных этому, бывает практически полностью внутреннее. Интересно, а почему перчатка одна и чья она? Кстати, ведь я, кажется, видела на полке в коридоре какие-то шарфы и шапки, видимо, не убранные еще с зимы. Перчатки наверняка там же лежат. Поищем-ка парную к ней.
Я отправилась в коридор и через несколько секунд уже держала в руках в точности такую же перчатку, но на левую руку. Чего и следовало ожидать, не с собой же преступник их принес, особенно если убийца и в самом деле Дима. Непонятно, почему он не надел и левую тоже? Но, с другой стороны, она ему была не особенно нужна — нож-то он в одной руке держал.
Я вернула левую перчатку на место, а правую аккуратно запаковала в полиэтиленовый пакет и положила в сумку. Нужно будет отнести ее Данилову, пусть отдаст экспертам на анализ микрочастиц, авось и найдут что-нибудь интересное.
Внезапно зазвонил телефон. Интересно, кому я понадобилась?
— Иванова слушает.
Я отправилась в коридор и через несколько секунд уже держала в руках в точности такую же перчатку, но на левую руку. Чего и следовало ожидать, не с собой же преступник их принес, особенно если убийца и в самом деле Дима. Непонятно, почему он не надел и левую тоже? Но, с другой стороны, она ему была не особенно нужна — нож-то он в одной руке держал.
Я вернула левую перчатку на место, а правую аккуратно запаковала в полиэтиленовый пакет и положила в сумку. Нужно будет отнести ее Данилову, пусть отдаст экспертам на анализ микрочастиц, авось и найдут что-нибудь интересное.
Внезапно зазвонил телефон. Интересно, кому я понадобилась?
— Иванова слушает.
— Таня, это Данилов. Совсем забыл отдать тебе очень интересную вещь. Это фотография, ее нашли в нагрудном кармане убитого. Возможно, она тебе чем-нибудь поможет. Я еще не уехал, так что сейчас поднимусь и отдам ее тебе.
Буквально через несколько минут пришел Данилов, чтобы отдать мне фотографию, которую нашли в кармане Александра Лисовского. Снимок был поврежден не слишком сильно, нож прошел через край, почти не испортив главной части изображения. Изображено же было нечто весьма экзотическое и пикантное: на фоне роскошного золотисто-черного ковра на низком диване сидели две совершенно обнаженные девушки, взявшись за руки и глядя друг на друга. Причем одна из них была мне знакома — Жанна Кочнева.
— Ни фига себе… — вслух протянула я. — Интересно, как это понимать?
Мысли у меня в голове забурлили со страшной силой, я тут же вспомнила о том, что на нечто подобное мне намекала Соня, но я ей не слишком-то поверила. А зря, оказывается.
Интересно, как эта фотография попала к Лисовскому? Нет, если бы на картинке была одна Жанна, то все бы было понятно и объяснимо. Она какое-то время была девушкой Лисовского и вполне могла подарить ему фотографию. Но она же на снимке не одна! Или у нынешней молодежи такое теперь модно, а я просто об этом не слышала? Ох, сомнительно что-то… Или фотокарточка как-то случайно попала к Лисовскому, и именно она и послужила причиной ссоры Саши с Жанной? Может, и так. А может, нет.
Я почувствовала, что пока лучше не строить никаких предположений и гипотез. Я слишком мало знаю и могу ошибиться, а потом ошибочная версия будет мешать мне работать. Нужно пока просто принять фотографию к сведению и постараться при случае узнать о ней побольше. Например, кто такая вторая девушка. И где это они фотографировались. И кто фотографировал. Вопросов возникает море.
— Да, забавно, — произнесла я. — Спасибо тебе, Данилов.
— Еще рано говорить спасибо. Ладно, ты работай, а я побежал. Дела, сама понимаешь. Пока. Если что, звони, — быстро проговорил Данилов и ушел.
Я задумалась. Что-то много всего получается. Во-первых, нужно выяснять насчет мотивов Димы. Во-вторых, ехать в «Вулкан». В-третьих — перчатка. В-четвертых — фотография. А я, между прочим, еще не завтракала. И у подъезда меня Беляковы ждут. И дальнейший осмотр квартиры. Хотя нет, осмотр, пожалуй, можно закончить. Я еще раз осмотрелась и решила, что все, что можно было найти, я нашла и пора отсюда уходить. Но в душе оставалась какая-то странная неуверенность — я не знала, за что мне сейчас взяться в первую очередь.
Впрочем, для таких моментов у меня есть мои любимые косточки. Я достала замшевый мешочек, вынула додекаэдры, закрыла глаза, сосредоточилась и метнула их на стол. Выпало 13+6+25, что означало — «Вас посетит минутное увлечение». Тьфу ты! Наверное, плохо сосредоточилась. Увлечение меня уже посетило — Венька мне определенно понравился. Да и я ему тоже, судя по всему. А будет ли увлечение минутным — время покажет. Но я-то, обращаясь к магическим двенадцатигранникам, вовсе не об этом узнать хотела, а о деле. Попробую еще раз, хоть в гадании такое и не приветствуется.
Я снова закрыла глаза, постаралась как можно лучше сконцентрироваться на начатом расследовании и снова бросила кости, да так, что одна из них свалилась со стола и укатилась под диван. Между прочим, само по себе это плохая примета. Вытащив укатившуюся косточку из-под дивана и положив ее рядом с двумя другими, я увидела такую комбинацию: 7+36+17. Ага… «Пока вы медлите, будущие удачи могут пострадать, а тайные замыслы врагов возмужают». Ну вот, теперь все ясно. Судьба вполне определенно дает мне понять, что вместо того, чтобы пить кофе и думать о всяких там увлечениях, нужно заниматься делом. Что ж, значит, обойдусь без завтрака.
Приняв такое решение, я пошла к выходу из квартиры, вышла и заклеила дверь бумажкой, полученной от Данилова. Теперь квартира будет опечатана до тех пор, пока не приедет судмедэксперт, а я пока пойду и вместо завтрака в каком-нибудь близлежащем кафе пообщаюсь с соседями. Надеюсь, беседа с ними не займет много времени, а то ведь люди ждут. Но ничего, подождут.
Глава 4
Опрос соседей не принес почти никакой полезной информации. Все спали, ничего не видели и не слышали. Только уборщица Зинаида Петровна, которая вышла на работу в половине шестого утра, сказала, что заметила, как в каком-то из окошек то ли пятого, то ли четвертого этажа погас свет, а потом отдернулась занавеска. Она еще удивилась, что люди так рано проснулись, а раз свет горел, то, выходит, и до того не спали. Но в каком именно окошке она видела свет, Зинаида Петровна была не уверена. Судя по тому, куда она показывала, это вполне могло быть окно кухни интересующей меня квартиры.
Я навестила и соседние с ней квартиры и выяснила, что никто в них рано утром не просыпался, на кухне при свете не сидел и занавесок не отдергивал. В одной квартире на четвертом этаже на мой звонок никто не среагировал. Словоохотливая уборщица, сопровождавшая меня во время хождений по подъезду под предлогом того, что она, может быть, еще что-нибудь вспомнит, а на самом деле наверняка из чистого любопытства, пояснила, что в ней живут двое студентов и что они часто приходят домой среди ночи, а потом до двух-трех часов дня отсыпаются. Так что сейчас они, скорее всего, дома, но или звонка не слышат, или открывать не хотят, к ним нужно вечером заходить. Я решила, что студентов навещу потом, а пока нужно заняться другими делами.
Когда я уже совсем собралась уходить, уборщица мимоходом упомянула, что баба Маша с третьего этажа сказала ей, что рано утром видела незнакомого парня, выходившего из подъезда. Я немедленно пожелала увидеть эту самую бабу Машу, и уборщица отвела меня к ней.
Баба Маша оказалась очень толстой пожилой женщиной, которую я, кажется, видела утром во дворе. Она долго изумлялась тому, что такая молодая и красивая женщина работает в прокуратуре и расследует убийство, и все пыталась узнать у меня подробности происшедшего, да так профессионально, что в какие-то минуты становилось непонятно, кто кого из нас допрашивает. Но с превеликим трудом мне все-таки удалось выяснить, что бабуля всегда просыпается рано и садится к окошку, потому что делать ей нечего, а телевизор включать, пока домашние спят, нельзя. И сегодня она, сидя у окошка, видела, как в начале восьмого из подъезда вышел молодой парень, который тут не живет. Я долго выспрашивала у бабули приметы парня, и в результате получилось следующее: он высокого роста, с темными, коротко стриженными волосами, очень широкими плечами и со спортивной, как выразилась бабка, походкой и фигурой. Одет незнакомец был в светлую рубашку и брюки. Еще бабке показалось, что он слегка прихрамывал, правда, на какую ногу, она не запомнила.
Чем дальше я слушала бабу Машу, тем тоскливее мне становилось. Среди тех, кто был вечером и ночью присутствовал на вечеринке у Димы Лягунова, не было никого, кто бы под ее описание подходил. Значит, мимо цели, не имеет этот парень никакого отношения к моему делу. Да и время, кстати, слишком позднее — в начале восьмого Лисовский был мертв уже как минимум два часа. Ну и ладно, отрицательная информация — тоже информация.
На всякий случай я оставила Зинаиде Петровне и бабе Маше номер своего сотового и попросила позвонить, если они вдруг вспомнят или узнают что-нибудь интересное. Шансов на это, конечно, было мало, но вдруг. Я все-таки опросила не всех жильцов подъезда, а дотошные бабки из чистого любопытства весь дом перетрясут и про соседние не забудут. Вдруг да выяснят что-нибудь, что я упустила. У них ведь произошедшее убийство станет главной темой разговоров надолго.
Я попрощалась с женщинами и вышла из подъезда, гадая, ждут ли меня еще Беляковы или уже уехали, не выдержав.
Они ждали. Не успела я и двух шагов сделать от подъезда, как из белой «Волги» вышел Беляков-старший и призывно замахал мне рукой. Я кивнула и подошла к машине. Беляков услужливо распахнул дверцу, и я села на заднее сиденье, а сам он и его сын расположились впереди.
— Удалось что-нибудь выяснить? — с надеждой глядя на меня, спросил Константин Петрович.