Что?! Мама с папой нашли еще кого-то? И к ним послали бандитов?! И сейчас, в эту минуту...
Разум жалобно пискнул, сметенный взрывной волной ярости. Эта же волна в долю секунды подняла меня с земли и швырнула на ряженую мразь, возомнившую себя богом.
От неожиданности тот застыл, ненадолго, секунд на пять, но этого времени мне хватило.
Да, приличным барышням не следует так выражаться и визжать, и пинать, и рвать ногтями ненавистную резиновую харю, но конфузливо обмахиваться веером я не буду. Некогда.
Прежде чем кулак душки Гизмо познакомился с моей челюстью, отправив меня в качественный нокаут, я успела-таки сорвать с него маску.
И на периферии угасающего сознания заметить ошарашенную физиономию Афанасия.
ГЛАВА 43
Опять гудит. И трясет. И дребезжит. Странный на этот раз попался вертолет, он не только все воздушные ямы ловит, но и все воздушные кочки. А это дребезжание! Он же сейчас развалится на лету!
Варька, хорош тупить. Да, тебе пришлось нелегко в последние сутки, особенно – за самый недавний хвостик этих суток. Всего за каких-то пару часов тебя накачали транквилизатором, а потом врезали по мо... нет, по лицу, морды у тех двух моральных уродов. Да и события весьма способствуют трусливо долгой и глубокой потере сознания, в надежде – вдруг само рассосется?
Вот разум, похоже, и решил выбрать этот вариант развития событий, отказываясь адекватно реагировать на происходящее. Иного объяснения собственному кретинизму я не нахожу – принять воняющий бензином «козлик» за вертолет!
Единственное сходство с недавним перелетом – я опять лежала на полу. Но на этот раз мои руки и ноги оказались туго стянуты старой вонючей веревкой, настолько вонючей, что попытка перегрызть ее даже не была допущена к кастингу возможных вариантов побега.
Продолжать игру в мешок с ветошью больше не имело смысла – ничего нового я не узнаю. Поэтому можно осмотреться.
Ага, можно. Только не очень получается – левый глаз не открывался. Да и вся левая часть лица, судя по ощущениям, увеличилась вдвое, превратившись в набитую болью подушку.
Но концентрироваться на этой боли нет времени, останусь в живых – похнычу всласть, а пока... Пока задействуем правый глаз.
Задействовала. Ничего неожиданного – грязный багажник автомобиля, принадлежащего редкостному зас... гм, не очень опрятному владельцу. Ржавые гнутые канистры, от которых и воняло бензином, лопата с засохшими комьями грязи, какие-то тряпки, пустые бутылки, скомканный брезент с подозрительными пятнами, очень похожими на следы крови...
И я. И парочка маньяков в салоне.
Хотя... Почему они молчат? Кроме надсадного завывания движка да скрипа рычага передач, ничего слышно не было. Афоня обиделся на розыгрыш и не желает разговаривать с Великим? Возможно, но надеяться на то, что похотливое чучело станет моим союзником, не стоит. Он ведь служил своему хозяину не только за страх, но и за... нет, не за совесть, совести как раз у этой парочки нет и не было никогда. Ради возможности полной власти над красивыми девушками, в обычной жизни морщившимися от отвращения при виде такого урода, Афанасий будет служить и богу, и черту, и кому угодно.
Вой и дрязг внезапно стихли, а меня вместе со всем хламом бросило вперед – приехали, похоже. Судя по манере вождения, автомобильные курсы Афоня не посещал. И «козлика» своего не очень берег, иначе не стал бы тормозить так резко.
Хлопнула передняя дверца, шаги, скрип створки багажника – очень хотелось зажмуриться и снова прикинуться бессознательной амебой, но ненависть к гнусной сволочи оказалась сильнее. А еще – вдруг удастся доплюнуть, пока он не ждет нападения? Или они не ждут. Хотя оплевать сразу двоих вряд ли получится, я же не верблюд, да и во рту сухо, словно песку наелась.
Но Гизмо оказался предусмотрительным, ему, похоже, хватило одного раза, и теперь он рассматривал меня на расстоянии. Рассматривал с холодным любопытством, словно экзотический микроб под микроскопом.
Изображать надменное пренебрежение с деформированным лицом было трудновато, но я старалась. Не знаю, что получилось на выходе, но страха в моем уцелевшем глазе Гизмо точно не увидел.
– Да, нельзя недооценивать противника, – усмехнулся он. – Но кто мог ожидать, что неприметная моль с косичкой на деле окажется злобной и умной крысой! Мало того, что непонятным образом разрушила мою налаженную жизнь, так еще и помощника лишила. Ну да ладно, я и один с тобой справлюсь. Что бы ты из себя ни строила, по сути ты – обычная баба, слабая и трусливая. И вида крови небось боишься, особенно собственной.
– Ты сам-то понял, что сейчас сказал? – хмыкнула я. – А вообще продолжай, столь изысканных и креативных комплиментов мне еще не говорили. Кстати, я что-то не очень поняла насчет помощника – неужели тот урод обиделся на твой невинный розыгрыш до такой степени, что решил уйти от тебя?
– Я его сам ушел, – дернул щекой Кульчицкий, избавившийся, кстати, от своего карнавального костюма – теперь на нем были обычные джинсы, майка и кроссовки. – Уволил без выходного пособия. Не люблю, знаешь ли, когда всякий генетический мусор на меня пасть открывает. Да и не нужен мне больше помощник, вот с тобой разберусь – и адье! Улечу из России, вот куда – пока не решил. Так что Афонька сам нарвался. Этот кретин забыл, что когти на моем костюме из остро заточенной стали, а когда вспомнил, было уже поздно...
Красивое лицо перекосила совершенно безумная ухмылка, глаза помутнели, в уголках безупречных губ появилась слюна.
Да он действительно псих! Настоящий, без примесей, чистокровный псих. В аристократических родах частенько встречается подобное: близкородственные связи и все такое. А Кульчицкий-старший, насколько мне известно, просто помешан на чистоте рода, и жену себе выискал соответствующую.
И получил в результате физически безупречный человеческий экземпляр с черной душой безумца. Умного и хитрого безумца, стоит отметить, в светской тусовке никто ничего не заметил.
Потому что шалил душка Гизмо в своих владениях, а папенька, сволочь такая, прикрывал развлечения сыночка всеми своими немалыми средствами. Вот почему удалось так оперативно среагировать на инцидент с Моникой – деньги решают многое.
– ...правда, костюм теперь придется сжечь вместе с остальными уликами, – продолжил Гизмо как ни в чем не бывало – и глаза снова ясные, и на лице прежнее выражение холодного любопытства, – уж больно много на нем Афонькиной крови, не отмоешь. А жаль, вещичка меморабильная, столько приятных воспоминаний с ней связано!
Вот же гнусь, а?! «Приятные воспоминания»! Ненавижу! И никогда не соглашусь с тем, что подобных безумцев не уничтожают, как бешеных собак, а всего лишь помещают в спецпсихушки, откуда с помощью папиных денежек легко можно исчезнуть. И снова сеять страх, снова измываться над несчастными жертвами.
– Ой, как страшно! – глумливо всплеснул руками Гизмо. – Прям так глазиком сверкнула, так тебя перекосило, убогая ты моя, что я чуть в штаны не наложил.
– Не переживай, тебе еще представится такая возможность.
– Возможность чего?
– Обгадиться по полной.
– Ты просто прелесть! – рассмеялся Кульчицкий. – Искренне жаль, что я не смогу пообщаться с тобой подольше...
– Отчего же?
– Так ведь из-за тебя же, милочка. А еще – из-за твоих неожиданно серьезных знакомств. Вернее, знакомства. Не очень хочется, знаешь ли, заиметь в качестве врага господина Пименова, он чел серьезный и злопамятный, найдет в любой точке планеты. Так что приходится в темпе зачищать следы, думаю, с твоими родителями уже покончили, теперь очередь за тобой. Если расскажешь все сама – умрешь быстро и безболезненно. Станешь упрямиться – будет больно. Очень больно. И ты все равно все расскажешь.
– Да что – все? – процедила я сквозь стиснутые зубы – не верь ему, с мамусей и папой Колей все будет хорошо, они же, в конце концов, не в лесу, как я сейчас, а дома, в деревне, вокруг полно народа. – Что ты хочешь узнать?
– Вот, правильное решение, умное. А узнать я хочу о твоем помощнике. Или помощниках. Кто еще в курсе моих дел? Не сама ведь ты следила за кретином Афонькой, выкапывала труп, вытаскивала тех двух девок из пещеры? Ты же, в конце концов, не супервумен какая-нибудь типа женщины-кошки, а обычная тетеха с косичкой.
– Ну почему же? – усмехнулась я. – А вдруг? Ты же изображал из себя Змея Горыныча, почему мне не поиграть в женщину-кошку?
– Играть ты можешь в кого угодно, но что-то я не вижу накачанных мускулов и гибких движений. Так что давай, колись – кто с тобой в паре? Кто еще может навредить репутации нашей семьи?
– Ах, вот ты о чем! – оживилась я. – Так бы сразу и сказал. Это я знаю, это я могу сказать.
– Отлично! – облегченно вздохнул Гизмо. – И не волнуйся, я свое обещание выполню, умрешь быстро. Я даже готов твое тело где-нибудь в людном месте оставить, чтобы тебя похоронили по-человечески, рядом с родителями.
Сама доброта и чуткость! Просто прослезиться хочется от умиления и сказать: «О-о-о-о!»
– Ну, говори – кто твой сообщник?
– Минуточку! – я удивленно приподняла бровь. – Ты иначе формулировал вопрос.
– То есть?
– Ты спрашивал – кто еще, кроме меня, может навредить репутации семьи Кульчицких, верно?
– Ну да, – подозрительно прищурился Гизмо.
– Так вот. Больше всех репутации семьи Кульчицких может навредить, вернее – уже хорошенечко подгадил – некто Сигизмунд Кульчицкий. Знаешь такого?
– Издеваешься, значит, сучка? – прошипел гнус. – Надеешься, что ищейки Пименова тебя найдут и спасут? Напрасно. Здесь тебя никто не найдет, даже твой помощник. Он шарился в моем прежнем убежище, а это – совершенно другая пещера, ее Афонька недавно нашел, но он теперь никому ничего не расскажет. Удобная пещера, надежная, так же хорошо глушит все звуки, как и прежняя, так что можешь орать, сколько угодно – все равно никто не услышит. Я вообще не ожидал, что в Подмосковье есть такие места, но потом узнал, что недалеко от нашего поместья имелся рудник, где добывали белый камень. Решил поискать, нашел и понял – вон оно, место отдыха и развлечений! А потом вспомнил, как наша дворня байки рассказывала про сына Змея Горыныча, мол, до сих пор чудище в лесу встречается. Ну и решил этим воспользоваться, а вскоре Афоньку в лесу встретил, он тут типа лесника, отшельником жил на хуторе. Сама видела, какой урод, от него даже лошади шарахались. Ну, он меня увидел в костюме, на колени бахнулся и понес какую-то хрень насчет того, что давно искал встречи со мной, пару раз видел, но мельком, а он хочет служить Великому, и насчет девушек помочь обещал. Вот я и... – Он мельком глянул на часы, нахмурился и проворчал: – Заболтался я тут с тобой, а время-то уходит. Все, подруга, разговоры кончены, добро пожаловать в пещерку, побеседуем за жизнь. Или за смерть.
Он резко наклонился, выдернул меня из багажника, взвалил на плечо и пружинисто пошагал прямо к зияющей среди деревьев черной дыре. Небольшой такой, сразу и не заметишь, кусты ее довольно надежно маскируют.
Он что думает, я в могилу покорным кульком отправлюсь?!
И я заорала. Завизжала. Начала брыкаться, не переставая орать.
Но продолжалось это недолго, от силы минуты три. Ровно столько, сколько занял путь в черную дыру.
В которой мой крик разбился о каменные стены на сотню бесполезных осколков...
ГЛАВА 44
– Надеюсь, Афонька принес сюда из прежней пещеры все необходимое, – просопел Гизмо, включая фонарик. – И прекрати уже орать, в конце-то концов! У меня сейчас голова взорвется от твоих воплей, тут же стены резонируют! И не дергайся, бесполезно. Кстати, теперь я точно знаю – есть у тебя сообщник, сама ты обычная девка с тряпочными мышцами. Как видишь, я тебя могу одной рукой удержать. А если при этом пару ребер тебе сломаю – не обессудь, сама виновата.
Да уж, ручонки у свихнувшегося аристократа больше походили на стальные клещи, мальчик явно был завсегдатаем тренажерного зала. Холил себя и лелеял, тварь.
И чем больше я дергалась, тем сильнее он давил. И орать становилось все труднее, потому что душка Гизмо выдавил из моей груди почти весь воздух, и вскоре мне действительно пришлось заткнуться, сосредоточившись на дыхании.
– Ну вот и отлично, – а у этого гнуса даже дыхание не сбилось, голосок бодрый, оживленный, настроение у парня просто праздничное – предвкушает, видимо. – Давно пора. Я ведь говорил – лучше выполняй мои требования сразу, все равно сделаешь, только проблем себе добавишь. Причем весьма болезненных проблем.
Очень хотелось отхлестать его переполненным ядовитой иронией ответом, но упражняться в остроумии, повиснув невразумительной грудой на чужом плече, довольно сложно. Особенно когда впереди радостно потирает липкие лапки жуткая перспектива.
И чем дальше Кульчицкий тащил меня в глубь пещеры, тем гаже становилась эта самая перспектива.
Потому что в этом подземелье действительно трудно ожидать помощи. Пляшущий свет фонаря выхватывал из темноты грубо обтесанные стены узкого тоннеля, свод которого иногда заставлял моего носильщика пригибаться. Правда, никаких боковых ответвлений не было, так что заблудиться здесь невозможно, но и докричаться до людей, оставшихся на поверхности, не получится...
Кульчицкий шел медленно, видно было, что он здесь тоже новичок, дорогу толком не помнит, поэтому свет в основном направлял вниз, опасаясь споткнуться о валявшиеся кое-где камни странного белесого оттенка.
Скорее всего небольшая пещера, в которую он в итоге вошел, находилась не очень далеко от входа в подземелье, но из-за медленного продвижения мне показалось, что мы добрались до центра Земли. И от этого те жалкие крохи надежды, что я старательно собирала по всем закоулкам души, высыпались на неровный каменный пол и растаяли, словно снежинки на раскаленной лаве.
Ну а что, очень даже миленький склепик у тебя будет, Варюха. Округлой формы, с почти ровными стенами, сухой и чистый, ни грязи, ни сырости – долго храниться будешь, почти как дедушка Ленин.
Омерзительная перспектива одобрительно гыгыкнула искрометной шутке, приготовившись слушать задорные пионерские песни в моем исполнении – ну а как, ежели дедушку Ленина вспомнили, то и внучат Ильича тоже приплести надо. Погибать, так с музыкой!
Нет, не хочу. Ни погибать, ни пионерские песни петь. Так что прекрати идиотничать, Варвара Николаевна, и начинай в темпе придумывать план спасения «Б». Что, не было плана «А»? Был, да ты его проистерила. Что значит – не было такого?! А кто превратился в трусливую амебу и безвольно свесил псевдоподии, когда можно было сбежать от Сивого? Ты, голубушка, ты. Так что хватит поудобнее устраиваться на полу и принимать позу тела в гробу, думай!
Не получалось. Придумывать план спасения не получалось, во-первых, болит все – Кульчицкий не стал аккуратно укладывать добычу на пол, а просто скинул меня с плеча, словно все тот же мешок с чем бы то ни было. А группироваться при падении меня никто не учил, поэтому я и хряснулась о каменный пол со всей дури.
Это во-первых. А во-вторых... Я, словно загипнотизированная, наблюдала за возней Гизмо к которой примешивалась подозрительная возня и попискивание из небольшой металлической коробки с дырочками.
– Надо отдать покойничку должное, – вполголоса проговорил Кульчицкий, копаясь в большой клеенчатой сумке (в таких обычно возят товар челноки), – помощником Афонька был хорошим. Все подготовил, все принес, ничего не забыл. Надеялся, бедолажка, тоже поучаствовать, но – не случилось. Он, видите ли, только Великому служить готов, а обычному человеку – никогда! Орал, что все время ему казалось, что его божок как-то неправильно выглядит, что вроде не было у Великого раньше ни хвоста, ни гребня. Ружьишко свое с...ное выволок, карамультук кремневый, застрелить меня хотел! Мол, куда подевал настоящего бога! П-придурок! Но слуга – отличный. И Анфису притащил, и скальпели, и щипцы, и шило...
Чем больше псих перечислял, тем «радостнее» мне становилось. И свидание с планом «Б» отодвигалось все дальше.
И... кто такая Анфиса?
– Так, а где же светильник? – продолжал ворчать Гизмо. – Этого фонаря маловато будет, да и хватит его ненадолго. А, вот, нашел. Отличненько! Сейчас станет светло, подруга, не волнуйся.
Вот как раз отсутствие яркого света и является моей главной проблемой сейчас, ага.
Тем более что свет этот имел весьма актуальный в данной ситуации оттенок – мертвенно-белый с легкими нотками разложения.
– Ну что, любопытная Варвара, – повернулся ко мне Кульчицкий, – приступим к отрыванию слишком любопытного носа? – Глумливо оскалившись, он пощелкал здоровенными щипцами. – Или лучше его отрезать по кусочку? – Щипцы сменились скальпелем. – Не-е-ет, так ты говорить не сможешь, кровищей захлебнешься. Надо что-то другое придумать, максимально эффективное, чтобы ты побыстрее раскололась, я убрал последнего свидетеля и смог отправиться на отдых. О, придумал! Анфисочка! Все девки ее боялись больше всего! Медленно, страшно, дико больно, а тебе остается только наблюдать, как тебя заживо едят.
Что?! Едят?!!
Я задергалась и попыталась отползти подальше от свихнувшегося ублюдка, и у меня даже получилось, но только до ближайшей стены.
– Что, проняло? – ухмыльнулся Гизмо, наблюдая за моими попытками прикинуться здоровенной гусеницей. – Может, начнешь говорить без участия Анфисы?
– Но мне нечего сказать! – заорала я. – Нет у меня никаких сообщников, нет! И тело Аси, и Монику я нашла совершенно случайно! Да, ездила по деревням, расспрашивала, но исключительно по собственной инициативе, очень хотелось помочь матери Моники вернуть дочь!
– Ага, и твои родители сегодня последнюю девку тоже нашли случайно!
– Про это я вообще ничего не знаю, я в больнице была! Но если даже они кого-то нашли, то это совпадение, понимаешь!