– По-моему, ему эта фирма вообще была вроде «крыши», чтоб настоящие деньги отмывать, – говорила она шепотом, прикрыв дверь.
– А ты знала? – спросила Лера, понимая, что всей правды Альбина все равно не скажет.
– Боже меня упаси, откуда мне знать? – Та даже руками замахала. – Так, догадывалась кое о чем, но что там мои догадки? Видела, конечно, что он через нас деньги прокручивает, которые непонятно откуда берутся. Но что я, мое дело маленькое, разве он мне объяснял?
«Не такое уж и маленькое», – подумала Лера.
Но что теперь? Какой смысл Альбине говорить больше, чем она сказала следователю? Леру занимала сейчас не Альбина: та уж точно не пропадет. Собственная судьба – вот что встало перед нею пугающей реальностью. Собственная судьба – завтра, через месяц, через год…
Вдруг ясно вспомнилось то, что казалось ушедшим навсегда: Стамбул, Переделкинский рынок, черные глянцевые мешки… Лера содрогнулась, поняв, что крепкий кокон «Московского гостя» распался и вся жестокая действительность хлынула на нее, готовая сбить с ног и унести как щепку.
Что она будет делать? Снова чувствовать себя ничтожеством, предлагать свои жалкие услуги в поисках случайных денег? Снова просыпаться в ужасе, думая о том, что через неделю не сможет купить лекарство?
И это был еще только первый ряд мыслей – это было то, что пугало и ошеломляло. Но были мысли и похуже. Лера понимала, что придется отказаться не просто от стабильного заработка, но и от того ощущения, которое пришло к ней совсем недавно… Словно дверца захлопнулась перед нею, отрезав от нее огромный мир, сделав ненужными все ее усилия по его освоению. Ее душа зависла в пустоте, ни к чему не приложимая.
Лера вспомнила Александра Алексиадиса и данные ему обещания – это заставило ее покрыться холодным потом стыда и отчаяния.
О ребенке, о своем будущем ребенке она старалась вообще не думать.
– Что ж, мальчики-девочки, – усмехнулся Кирилл, – последние наши посиделки – мало водки взяли! Завтра манатки собираем, послезавтра – тю-тю!
– Почему это тю-тю? – спросила Лера с неожиданной злостью.
– А что же? – Кирилл посмотрел на нее удивленно. – Чего здесь ловить? Или ты за аренду помещения из своего кармана собираешься платить? Ради добрых воспоминаний и дружеских посиделок?
Он был прав, но у Леры в глазах темнело от злости, когда она соглашалась с его правотой.
«Я не могу так этого оставить! – вдруг поняла она. – Я не могу вот так, за здорово живешь, отказаться от всего, что так нелегко мне далось! Я уже дорого заплатила за все, и я готова была платить дальше. Что же теперь – все, значит?»
Часто заменяя Андрея, взяв на себя многие его обязанности, Лера лучше других знала, как хорошо шли дела «Московского гостя». Уже сейчас, в феврале, за их турами в Грецию записывались в очередь. Она была уверена, что Алексиадис не допустит ни одного срыва, а это значило, что они будут первыми: Лера хорошо знала цены на греческие туры в других фирмах и знала, сколько бывает непредвиденных сбоев.
Да разве только Греция! А уже освоенный Кипр, а любимая Италия, а морские круизы и шумные порты, а зимний отдых в Альпах и Татрах, которым она так увлеченно занималась! А множество стран, дорожки к которым начинались прямо на ее ладони и которые – она была уверена – можно было приблизить, сделать доступными!
Лера чувствовала, как много неповторимого таится в этом мире. Он был способен вместить в себя всех людей с их невообразимыми вкусами и привычками, с их капризами, мечтами, любовью и жаром странствий. И все это она должна была потерять, и вместо всего этого – унылое убожество существования с единственной мыслью: о скудном хлебе насущном!..
– Заплатим, – вдруг сказала она, словно отвечая Кириллу. – Что, свет на нем клином сошелся, на этом любителе нормальной жизни? Придумаем что-нибудь.
– Разве что ты придумаешь, – пожал плечами Кирилл. – Лично я, если бы умел думать в этом направлении, давно бы уже свою фирму открыл, а не сидел тут на зарплате.
«Надо же, – подумала Лера. – Наконец-то Кирюша честно себя оценил!»
Впрочем, ей было совсем не до Кирюши с его самооценкой.
Хорошо было говорить: заплатим! Это в детстве можно было мечтать о том, чтобы найти десять рублей возле автомата с газировкой и на них купить все, что душа пожелает.
А теперь Лера отчетливо понимала, что деньги с неба не свалятся. Она даже не представляла, какие нужны деньги и что вообще нужно, чтобы существовала фирма «Московский гость» – один из многих тысяч обворованных, разорившихся и забытых фантомов свободы.
Лера возвращалась домой поздно; в голове слегка шумело от водки, и мысли были невеселые. Она с завистью посмотрела на небольшую толпу рядом с «Узбекистаном». Счастливые люди! Ей казалось, что уже много лет, с самого ее детства, эти парни перед рестораном – одни и те же. И заботы у них те же, и страхи, и радости…
Она теперь почти всегда возвращалась домой поздно и никого не видела из знакомых, даже Зоську.
Зоське больше не звонили по Лериному номеру. После очередной поездки та дала кому-то взятку и установила на своем чердаке телефон. Лера даже удивилась тогда:
– Зось, ты же все равно кооператив покупать собиралась?
– Да не знаю… – ответила Зоська. – Когда еще он будет, кооператив. И вообще, как представлю, что уехать отсюда придется, прямо плакать хочется. Я, знаешь, Лер, лучше денег еще поднакоплю и сама ремонт тут сделаю приличный. И душ сделаю, и все. Не так это трудно сейчас. Я вот нагреватель купила израильский – и пожалуйста, вода горячая!
Свой телефон – это хорошо, но Лера так привыкла к Зоськиным частым набегам, что ей просто не хватало ее. И бюстик Пушкина зря стоял на тумбочке.
Их поездки в Стамбул немного отошли в прошлое, и Лера вспоминала теперь Зоську как самое светлое, что было в то время. Ее носик птички-синички, ее подбадривающий голосок и готовность до потери пульса носиться по городу в поисках «чего-нибудь сногсшибательного» или стоять на рынке в Лужниках, потирая побелевшие от мороза щеки…
И то, как она покраснела и побледнела, увидев Митю в вестибюле гостиницы «Гянджлик», и ее трогательную печаль потом – когда она смотрела в темное окно автобуса и вспоминала своего «крестного», неизвестно откуда и зачем появившегося в суетливом восточном городе.
– Мам, Кости нет еще? – спросила Лера с порога.
– Он звонил, Лерочка. Сказал, задерживается в лаборатории. Опыты у них какие-то срочные.
– Вот странно! То говорит, препаратов не дают, то до ночи опыты не закончит, – удивилась Лера. – Я пока к Зосе поднимусь – сто лет ее не видела.
Зоськины шаги прошелестели по длинному коридору, дверь открылась. Лера обрадовалась, увидев ее перед собой – такую же, как всегда.
– Есть прелесть в твоей неизменности, Жозефина моя дорогая, – пропела она, останавливаясь на пороге.
– Ой, Лер! – обрадовалась и Зоська. – Проходи, что же ты на лестнице стоишь!
Мама Люба тоже была дома – сидела в первой комнате перед телевизором, приветливо улыбнулась Лере. Она по-прежнему казалась хрупкой и беззащитной, эта маленькая постаревшая женщина. Наверное, беззащитность была частью ее натуры, независимо от жизненных обстоятельств.
– Как твои дела, Зося? – спросила Лера, усаживаясь в потертое кресло-качалку.
– Да как? – пожала плечами Зоська. – Как обычно, ты же знаешь. Езжу все туда же, торгую все там же и все тем же.
– Не надоело?
– А кому до этого дело? Хоть и надоело. Я же не для удовольствия езжу. Покупают, что привожу – от добра добра не ищут. Ты лучше скажи, у тебя-то как? Я по тебе прямо соскучилась, Лерка, – улыбнулась Зося. – Хорошо, конечно, что ты из этой круговерти вырвалась, а все равно я скучаю…
– Я тоже, – кивнула Лера. – Не знаю я, Зось, как у меня. Еще вчера хоть что-то знала, а сегодня не знаю.
И она рассказала Зоське о сегодняшних траурных посиделках в «Московском госте» и даже зачем-то – об исчезнувшей Венеции.
– Господи, что за люди! – ахнула Зоська. – Нет, я, конечно, на всякое насмотрелась, но все равно же хочется надеяться, правда? Что где-то по-другому, что кто-то не на себя одеяло зубами тащит…
– Выходит, лучше не надеяться, – пожала плечами Лера. – Меня такое зло берет, ты себе не представляешь! А что делать? Я уже думала, все в голове прокрутила. Надо инвестора найти, но где? У тебя есть знакомые инвесторы? – усмехнулась она.
– Мои знакомые только в товар инвестируют. – Зоська ответила такой же усмешкой. – Недели на две. Купят товар – продадут. Чем не инвестиция?
– Вот именно. Выходит, надо смириться, забыть обо всем и сидеть с ребенком. Вот только чем его кормить?
– С каким ребенком? – встрепенулась Зоська. – Лер, ты что, ребенка решила родить?
– А что тебя так удивляет? Я не похожа на женщину, способную родить ребенка?
– Нет, что ты, наоборот! – воскликнула Зоська. – Я же радуюсь, ты что! Но ты героиня! Ей-богу, сейчас кто и одного родит – уже мать-героиню надо давать. Я бы ни за что не решилась.
– Нет, что ты, наоборот! – воскликнула Зоська. – Я же радуюсь, ты что! Но ты героиня! Ей-богу, сейчас кто и одного родит – уже мать-героиню надо давать. Я бы ни за что не решилась.
– Решилась бы, – улыбнулась Лера. – Вот выйдешь замуж – и решишься.
– Замуж… – протянула Зоська. – За кого – замуж? Что-то я их не вижу – для замужа. Я вообще, Лер, знаешь, нагляделась на них, на мужиков. Смотреть противно. На что они нужны – хомут, да и все. Ну, ребенка сделать. Так это тоже: еще сто раз подумаешь – захочешь ли, чтобы твое родное дитя на всякое ничтожество было похоже.
– Да ну, Зось, это ты тоже зря, – не согласилась Лера. – Что они, все такие, как тот Марлон Брандо с блузочками или Гриша-крыша?
– Не все, – ответила Зоська. – Не все…
По тому, как она покраснела, Лера сразу поняла, о ком она думает, – и не удержалась от улыбки. Впрочем, Зоська на ее улыбки не обижалась.
– Ну и что? – сказала она. – Что ты, Лер, смеешься? Я понимаю, что ему не пара, ну и что? Я, может, до сих пор помню, как он тогда сказал: «Можешь им сказать, что я их убью», – тогда, когда имя мне придумал…
– Он тебе привет передавал, – сказала Лера. – Звонил мне как-то – и передавал.
– Правда? – обрадовалась Зоська. – А что он делает в Лионе?
– Моцарта ставит, «Дон Жуана». Хотя я подумала, что ему эта опера не очень подходит.
– Ему все подходит, – убежденно сказала Зоська. – Ты же сама знаешь…
Лере жаль было Зоську, и она перевела разговор на другое.
– Видишь ты кого-нибудь? – спросила она. – Из наших, из дворовых? Я что-то вообще никого не вижу, кроме дяди Лехи Буданаева. А ровесники, други игрищ и забав – видно, все делом заняты.
– Почему, я Женьку Стрепета часто вижу. Когда он из «мерса» выходит, – усмехнулась Зоська. – Кто бы мог подумать, такой подлый был пацан – это же он меня больше всех из-за имени травил! – а стал банкир, что ли?
– Ничего удивительного. Такие и становятся. Хотя про Женьку ты зря. Ну, дразнил, так когда это было? А он мне всегда алгебру давал списывать, очень приличный молодой человек, – улыбнулась Лера. – И в шахматы однажды поддался на общешкольном турнире: поухаживать хотел таким образом.
Она рада была, что увидела Зоську. Даже голова меньше стала болеть. Но, взглянув на часы, Лера вспомнила, что вот-вот должен вернуться Костя. Она и так допоздна пропадала на работе все эти последние сумасшедшие дни.
– Я пойду, Жозефиночка, – сказала Лера. – Жалко, что ты телефон провела, ей-богу!
– Вот нашла о чем жалеть, – улыбнулась Зоська. – Ты лучше Мите дай мой номер. Вдруг он мне позвонит?
Лера не стала говорить, что уже дала Мите Зоськин телефон. Зачем говорить, раз он не звонил?
Уже у самой двери, шагнув одной ногой за порог, она вдруг спросила:
– Зось, а в каком банке Женька работает?
– Черт его знает, – ответила Зоська. – В большом каком-то. У них радио свое, даже, кажется, телевидение. С ним три охранника из машины выходят – смех!
Лера и сама не знала, почему вдруг спросила Зоську о Женьке Стрепете. И только потом, уже спускаясь на свой этаж, уже открывая дверь своей квартиры, она поняла: да ведь это может оказаться тем самым выходом, который она так безуспешно пытается найти!
Эта мысль так захватила ее, что она даже не сразу заметила, что Костя уже дома. И только услышав, как шумит душ в ванной, вспомнила: «Да ведь это он пришел, что же это я?»
Лера заглянула в ванную, увидела Костин силуэт за клеенчатой занавеской.
– Давно ты пришел, Коть?
– Нет, минут пятнадцать.
– А я у Зоськи была. Знаешь, так давно ее не видела…
– Да? Очень хорошо.
Лера удивилась его спокойному тону. Конечно, Косте как будто бы не с чего особенно интересоваться тем, о чем она разговаривала с Зоськой, и нечего волноваться по этому поводу. Но в голосе мужа Лере вдруг послышалась такая полная, такая безоглядная отрешенность от нее, что она испугалась.
Но что можно было ему сказать, как объяснить свой неясный страх? Костя никогда не понимал всяких смутных тонкостей, весь он был ясный, как взгляд его широко открытых глаз. За это Лера и влюбилась в него когда-то…
Та, прежняя Лера еще какие-нибудь полгода назад сказала бы Косте тут же, на пороге ванной:
– Котенька, я беременная, осенью родится ребенок.
Но сейчас Лера смотрела на силуэт мужа за мокрой занавеской, слушала шум воды – и молчала.
– Ты ужинал? – спросила она наконец.
– Да, мы поели на работе. Девочки принесли еду.
– Тогда – спать?
– Конечно. Я ужасно устал. Опыты сегодня прошли удачно, можно спокойно отдыхать.
«Вот и хорошо, – подумала Лера, расстилая постель. – Я тоже устала, мне тоже ни до чего».
В первом подъезде на лестничной площадке лежал строительный мусор, известка въелась в ступеньки.
– Лерочка! – обрадованно ахнула Женькина мама, открывшая ей дверь. – А у нас здесь перманентный евроремонт, просто ужасно, конца не видно!
Лера улыбнулась словам простодушной, всю жизнь просидевшей дома Зинаиды Фоминичны. Перманентный евроремонт!
– Женя дома, тетя Зина?
– Что ты, Лерочка! Он так рано не появляется, хорошо если к девяти приедет. Женечка теперь так много работает, я так волнуюсь за него. Это ведь сказывается на здоровье! Правда, он стал следить за собой: спортом занимается – у них прямо в банке есть бассейн, тренажерный зал. Но, конечно, ему надо жениться…
Зинаида Фоминична говорила без точек и запятых. Видно было, что она готова говорить о ненаглядном сыночке сутками и с первым встречным. Она всегда такая была, и всегда тряслась над Женечкой, вызывая насмешки его дворовых приятелей. У них не принято было, чтобы родители вмешивались в жизнь своих детей – или, по крайней мере, этого нельзя было всем показывать.
– Ты, может быть, подождешь его, Лерочка? – спросила Зинаида Фоминична, явно радуясь неожиданной собеседнице. – А что ты хотела?
– Нет, я лучше пойду, тетя Зина, – отказалась Лера: ее совсем не прельщало сидение за чаем с Женькиной разговорчивой мамой. – Я хотела с ним поговорить, притом срочно. Вы его попросите, когда придет, мне позвонить. Или под окном крикнуть. Можно поздно, я долго не ложусь.
– Я скажу, деточка, – кивнула Зинаида. – Но вряд ли он будет под окном кричать. Ему как-то несолидно теперь… И он без охраны почти не выходит. Сейчас, ты же знаешь, так опасно стало в Москве… Но он позвонит, непременно позвонит. Ах, Лерочка, я всегда так жалела, что ты вышла замуж! – добавила она без перехода.
– Ну что вы, тетя Зина! По-моему, Женька об этом ничуть не жалел, – удивилась Лера.
– Что Женька! Ты же знаешь, он всегда был так погружен в свои дела – то в шахматы, то еще во что-нибудь. Что он вообще понимает в жизни!
«Почему же, – подумала Лера. – Выходит, кое-что понимает».
Но она не стала разубеждать Зинаиду Фоминичну.
Женька позвонил около двенадцати – действительно, под окном кричать не стал. Лера давно не разговаривала с ним по телефону, но тут же заметила, что голос у него изменился: стал жестче, даже легкая шепелявость почти не слышна.
Они встретились на лавочке посреди Неглинки – на той самой, где Митя играл на гитаре, а Лера слушала; это была ее любимая лавочка.
– Случилось что-нибудь, Лера? – спросил Женька, увидев ее в ярком свете фонаря.
Он спросил об этом так спокойно, как будто они виделись сегодня в школе. И сам он мало изменился – такой же невысокий, пухленький, с аккуратной прической. На нем было длинное кашемировое пальто, ботинки поблескивали в свете фонарей.
– Почему сразу – случилось? – улыбнулась Лера. – А вдруг я просто хотела тебя видеть?
– Ночью, на бульваре? – хмыкнул он. – Нет, Лерка, я из этой романтики вырос уже. Да и ты, я думаю, тоже. Потому и спрашиваю.
– Случилось, Женя, – кивнула Лера. – Мне нужен твой совет – по меньшей мере…
Женька сел на лавочку, аккуратно смахнув сор с облезлых досок, и Лера вкратце рассказала ему обо всем, что произошло в «Московском госте». Она заметила, как меняется его лицо по мере того как он вслушивается в ее рассказ: первоначальный интерес сменяется каким-то цепким вниманием.
– Ну, а от меня чего ты хочешь? – спросил Женька, когда Лера замолчала.
– Я хочу, чтобы ты – вернее, твой банк – взял себе эту фирму, – тут же ответила она.
– Наш банк – турфирму? – недоуменно поднял брови Женька. – Но зачем?
– А почему бы и нет? Это отличная фирма, с крепкими связями, приносящая прибыль, – почему вам не иметь такую? Думаешь, это хуже собственной радиостанции?
– Но для чего радиостанция, я понимаю, – задумчиво сказал он. – Масс-медиа – это серьезно. А турфирма… Если мне захочется куда-нибудь съездить, я как-нибудь и без собственной турфирмы это осуществлю.
– А если, например, тебе надо будет кого-нибудь принять? И вообще, почему вам не осуществлять через нас все свои зарубежные связи, в обе стороны?