– Вот что, Лера, – вдруг оборвал ее Женька, – этот разговор – не для лавочки. Я понял, чего ты хочешь, и я тебя прошу: напиши все это – внятно, в виде бизнес-плана. Как ты понимаешь, я не могу так темпераментно убеждать совет директоров. Им нужна бумага, по которой можно просчитать прибыль. Кроме того, нужно проверить, действительно ли дела этого твоего «Гостя» обстоят так, как ты говоришь. Ты пойми меня правильно, – оговорился он. – Это не потому, что я тебе не доверяю. Но ты многого можешь не знать. Тем более, директор смылся… Я в «Горизонт-банке» вице-президент, от меня, конечно, кое-что зависит. Но дело есть дело, тут уж детская дружба – не самый решающий фактор. Хотя я тебя знаю и обещаю содействие. Устраивает это тебя?
– Устраивает, – ответила Лера. – Я позвоню тебе завтра вечером. Все будет готово.
Над бизнес-планом Лера просидела весь следующий день. В офисе на Петровских линиях было тихо; странно еще, что ее до сих пор сюда пускали. Но оборудование еще не было вывезено, да и непонятно было, кому оно теперь принадлежит; все висело в воздухе.
Не было только серебристо-коричневой Венеции, и поэтому Лере казалось, что жизнь ушла отсюда.
«Ничего, – вдруг подумала она. – Ушла – а я верну!..»
Голова у нее кружилась, тошнота подступала к горлу. Она вообще чувствовала себя отвратительно, еле вставала по утрам.
Лера достала из пустой кофейной баночки несколько клюковок и положила в рот: это было единственное, что спасало от тошноты.
Она сразу поняла, что больше всего привлекло Женьку Стрепета в ее «темпераментном» рассказе: возможность осуществлять через «Московского гостя» свои международные связи. То есть то, от чего так отмахивался Андрей Майборода: прием людей в Москве. Теперь-то Лера и сама понимала, как это трудно. Но что оставалось делать? Привлекать «Горизонт-банк» поездками на Кипр?
И, вздохнув и подавив снова подступающий спазм, она включила компьютер.
Глава 19
Лерина жизнь неслась в последнее время в таком бешеном темпе, что она едва выдерживала мгновенную смену событий. Да еще невыносимый этот токсикоз, постоянная тошнота и головокружение…
Из-за этого Лере казалось, что она – это не она; все в ней словно переменилось. Она однажды читала, что подобное состояние бывает у людей, которым делают переливание крови – пока организм не примет это вливание чего-то постороннего, что должно стать своим.
Так было с нею во время беременности, и ей тяжело было переносить эту перемену, перетряску всего организма. Особенно когда одновременно надо было делать множество неотложных дел и встречаться со множеством людей.
А уйти от этого было невозможно. В ожидании решения «Горизонт-банка» надо было поддерживать дела «Московского гостя», выполнять оставшиеся обязательства. Хорошо еще, что «семеро козлят» работали по-прежнему: отчасти потому, что еще не нашли ничего получше, а отчасти – в надежде на то, что Лерина энергия совершит чудо.
Она давно уже отдала свой бизнес-план Женьке Стрепету и ожидала теперь его звонка.
Он позвонил, как обычно, вечером. Кости еще не было, но Лера уже легла и даже пыталась уснуть. Бессонница мучила ее, несмотря на усталость, но она давно уже не могла сидеть за книжкой до полуночи, как это бывало прежде, – просто не хватало сил.
Женька сообщил, что «разборка с твоим туризмом» назначена на завтра.
– Но тебе приходить пока не надо, – сказал он. – Наши будут докладывать – коммерческий директор, служба безопасности. У нас на это дело интересные виды! – добавил он загадочно.
У Леры заплетался язык, спазмы подкатывались к горлу, несмотря на клюковки, – и она только и смогла, что вяло поблагодарить Женьку.
«Слава богу – спать! – вздохнула Лера, положив трубку. Но тут же услышала, как ключ поворачивается в замке: пришел Костя. – Надо встать, – подумала она. – Но не могу…»
Костя сам вошел в комнату и остановился на пороге. Лера увидела, что он даже не снял пальто, но у нее не было сил удивиться.
– Что это с тобой? – все-таки произнесла она. – Что с тобой, Костенька, ты как будто в воду собираешься прыгать?
– Ты заметила? – удивился он. – Да, похоже… Лера! Я должен с тобой поговорить.
– Может, не сейчас? – попыталась его остановить Лера. – Я что-то так плохо себя чувствую… И знаешь, Котя, я давно собиралась тебе сказать…
– Нет, сейчас, – возразил Костя со странной для него решительностью. – Я должен был сделать это раньше, но именно что не мог решиться… Дело в том, что я полюбил другую женщину и хочу к ней уйти.
Он смотрел на Леру ясными своими глазами, и она не видела в его глазах ничего, кроме гордости за то, что он наконец решился на этот разговор. Что было сейчас в ее глазах – она не знала… И не знала, что ответить ему.
К счастью, Костя как будто и не ждал ее ответа. Он сам начал говорить – торопливо, но отчетливо:
– Лерочка, пойми, я не могу больше так жить! Это длится уже давно, месяца три, и ты же понимаешь: такая двусмысленность не для меня. Мне необходима ясность. Ее зовут Люся, она наша лаборантка, новая… Лерочка, мне трудно говорить об этой женщине, я никогда не испытывал ничего подобного тому, что испытываю с ней… Это такое…
– Перестань, Костя, – попросила Лера. – Я не хочу знать, что ты испытываешь с Люсей.
– Да, действительно, – спохватился он. – Но я должен объяснить тебе… Ведь ты… Понимаешь, Лерочка, ты так переменилась… Я не узнаю тебя! И скажу тебе честно: мне не нравятся эти перемены. Конечно, ты всегда была самостоятельная, но теперь в тебе появилась какая-то резкость. Извини меня за это определение. – Он действительно посмотрел на нее извиняющимся взглядом. – Я не чувствую себя мужчиной с тобой, ты понимаешь, Лерочка?
Лера молчала, хотя Костя то и дело обращался к ней с какими-то вопросами. Сначала ее просто ошеломило известие о какой-то Люсе, ошеломило так, что дыхание у нее занялось. Но потом… Потом она вслушалась в Костины объяснения – и злость, раздражение подкатили к горлу вместе с привычными спазмами.
Она чувствовала свою вину перед ним, она все время ругала себя за то, что стала уделять ему мало внимания, и за то, что привыкла к нему… Если бы он сказал об этом, может быть, она заплакала бы, просила у него прощенья, надеялась на то, что их жизнь переменится…
Но он говорил совсем о другом. Ему не нравилось, что она стала «резкой», он ее обвинял в том, что перестал чувствовать себя мужчиной!
– А чего же ты ожидал, Костя? – медленно произнесла Лера. – Что я буду тащить этот воз – и останусь милой девочкой с восторженными глазами? Не многого ли ты требуешь от меня?
– Может быть, я требую много, – тут же согласился Костя. – И конечно, я виноват перед тобой. Наверное, мне следовало бы вести себя иначе… Но ты же знаешь, я не мог себя пересилить! И ты ведь сама говорила, что мне не надо заниматься тем, чем приходится заниматься тебе? Да, в сущности, Лерочка, зачем мне все это? Мне ведь так мало надо, я вообще не замечаю всех этих бытовых неурядиц, и ты же знаешь: я могу обходиться самым минимумом…
«Он прав, – подумала Лера. – Ему действительно надо не много…»
– Я начал чувствовать свою никчемность, – продолжал Костя.
– Но разве я тебе хоть раз дала это почувствовать? – перебила его Лера.
– Нет, – кивнул он. – Ты этого не говорила. Но ведь это чувствовалось само собою, просто по сравнению. А Люся… С ней все по-другому!
– Я не хочу слушать про Люсю, – еще раз повторила Лера. – Ты уйдешь сейчас?
– Нет, мне придется переночевать. Сейчас, пожалуй, уже поздно… Я поставлю раскладушку на кухне.
«Господи, – подумала Лера, – раскладушка на кухне, сейчас уже поздно! Разве так уходят от женщины, с которой прожиты годы?»
Впрочем, она не знала, как уходят от женщины. И ее тошнило, синие круги плыли перед глазами, руки дрожали; она даже заплакать не могла, даже ужаснуться тому, что произошло.
– Не надо раскладушку, – сказала она. – Я у Зоськи переночую. Зачем маму пугать на ночь глядя?
Утром Костя ушел очень рано. Он ведь всегда вставал рано, это Лера любила поспать.
Когда она вошла в комнату, его вещей уже не было. Оказалось, их так немного было, его вещей… Лера открыла шкаф, посмотрела на пустые вешалки, на которых висели его рубашки, – и неудержимые слезы хлынули у нее из глаз. Она села на диван, пытаясь успокоиться, прижимая к лицу подушку, чтобы заглушить рыдания.
Но она ничего не могла с собою поделать! Слезы лились, всхлипы вырывались из горла – отчаяние одолело ее, сломило, отчаяние захлестывало ее мутной волной.
Все было забыто в эти мгновения – и то, что она привыкла к нему, и его спокойный тон, когда он говорил ей о своем решении да еще пытался рассказывать о какой-то Люсе… Другие воспоминания подступили вплотную, разрывая ее мучительной болью неповторимости: его открытые ясные глаза в минуты страсти, его поцелуи на берегу осенней реки в Студенове, его смущенные, неловкие движения здесь, на этом диване, когда они впервые остались наедине в ее доме…
Как же получилось, что все это ушло в пустоту, в небытие, что все это не удержало ни его, ни ее? Кто был виноват в этом, можно ли было этого избежать? Лера запутывалась в попытках понять свою вину, обвинить в чем-то Костю. Ей не хотелось никого винить, ей хотелось только, чтобы все вернулось, чтобы не было этого ужасного вчерашнего вечера, и его слов, и ее спокойного ответа, и этой Люси!..
«А ребенок? – вдруг подумала она с последним, леденящим ужасом. – Что же будет с ребенком, он-то в чем виноват?»
– Лерочка, что случилось? – Мама стояла на пороге комнаты и испуганно смотрела на заплаканную Леру. – Ты поссорилась с Котей?
– Нет… Да… Я не знаю, мама! – воскликнула она, и слезы снова потекли по щекам. – Я не знаю, поссорились ли мы. Он ушел, у него другая женщина. А у меня – его ребенок, мой ребенок, и я не знаю, что делать!..
Надежда Сергеевна ахнула, прижав руку к губам.
– Но… Как же это, Лерочка? Боже мой, почему же я ничего не знала? Ни о ребенке, ни о… Когда же это случилось?
– Что? Беременность – два месяца, а ушел он вчера. Вернее, сегодня утром: вчера поздно было…
– И что же теперь будет? – Видно было, что Надежда Сергеевна все еще не может поверить в случившееся. – Что он сказал – о ребенке что сказал?
– О ребенке он вообще не знает, мама, – ответила Лера, немного успокаиваясь. – Я собиралась ему сказать, да не успела.
– Лерочка, но это же невозможно! – ужаснулась Надежда Сергеевна. – Надо же немедленно это сделать, ведь это может все изменить! Я сегодня же позвоню ему на работу и…
– Ни за что, – решительно сказала Лера. – Что это может изменить, мама? Он узнает о ребенке и вернется ко мне как побитая собака – из чувства долга? Если еще вернется… Думаешь, я этого хочу?
Надежда Сергеевна замолчала. Услышав Лерины слова, она тут же как-то сникла, словно съежилась, и стала такой печальной, какой Лера не видела ее никогда в жизни.
– Ты окончательно решила, Лерочка? – тихо спросила она. – Расстаться с Костей и… оставить ребенка?
– Я ничего не решала. Но я чувствую, что иначе невозможно.
Надежда Сергеевна помолчала еще немного, потом произнесла наконец:
– Я так надеялась, что тебя это минует… Ты так похожа на своего отца, Лерочка, ты знаешь? Я не хотела тебе говорить, меня это всегда пугало. И потом, ты ведь на меня тоже похожа, и я надеялась… В нем было такое… Я не знаю, как это назвать! Такая бесповоротность – не упрямство, нет, именно бесповоротность. И такая мимолетность – как в твоей походке… Помнишь, ты о походке спрашивала, а я не хотела отвечать? Он тоже всегда чувствовал, когда иначе невозможно… Я помню, как он уходил. Я стояла у окна – вот здесь, возле этого подоконника. А он шел через двор: чемоданчик в руке, сам высокий такой, походка легкая, так и манит. И ни разу не обернулся, ни разу! Я тогда подумала: господи, как же это можно? Ну хорошо, мы не могли с ним жить, мы разные были совсем – но как же это можно? Ведь он дочь оставлял, ведь мы с ним три года прожили… Его никогда нельзя было понять до конца, никогда! Или это я не могла?
Лера молчала. Как ни странно, слова матери успокоили ее. Значит, не случайно все это – ее ощущение того, что иначе невозможно, которое не подвело ее ни разу в жизни? И может быть, сейчас тоже?..
Но тяжесть не уходила из сердца. Хотелось лечь, отвернуться к стене и не поворачиваться никогда.
В таком состоянии – подавленности и тоски – шла она через три дня по Малой Бронной к зданию «Горизонт-банка».
В роскошном своем кабинете с бронзовой табличкой на дверях Женька Стрепет был неузнаваем. Впрочем, Леру трудно было подавить роскошью обстановки – всех этих массивных кресел, причудливой формы столов и сияющего паркета. Тем более сейчас: ей вообще было не до этого.
– Лера, – серьезно сказал Женька, когда она села в кресло возле небольшого столика, похожего на прозрачное лекало, а сам он устроился в кресле напротив. – Мы рассмотрели твой план – и мы согласны.
– Спасибо, Женя, – ответила Лера. – Я очень рада.
– Что-то голос у тебя нерадостный, – заметил он.
– Не обращай внимания, просто не выспалась сегодня.
– Ну, хорошо. Итак, нас устраивает твой план, нам нужна такая структура, какую ты предлагаешь. И мы хотим осуществлять некоторые наши связи через фирму «Московский гость», если она будет существовать в том виде, который ты задумала.
Он встал, солидно прошелся по кабинету. Лере вдруг показалось, что перед ней прежний Женька – тот самый, который любил пофорсить перед ребятами во дворе каким-нибудь индейским поясом, привезенным папой-дипломатом. Она улыбнулась, а он, быстро взглянув на нее, смутился, как будто Лера разгадала какую-то его маленькую тайну.
– Да, так вот. – Женька тряхнул головой, словно отгоняя непрошеные воспоминания. – Во всем этом есть одно «но»…
– Какое? – заинтересовалась Лера.
Пока Женька говорил, она почувствовала, как интерес пробуждается в ней, несмотря ни на что. Ведь это было то, чего она так хотела, о чем не могла и мечтать в тот день, когда увидела пятно от фотографии на стене!..
– Этот твой господин Майборода – парень был не промах. Тебе все правильно сказала твоя бухгалтерша – кстати, бухгалтера мы порекомендуем тебе другого. Через фирму отмывались деньги. Туризм в этом смысле довольно удобен, хотя и не совсем безопасен. Но надо отдать должное и его деловым качествам…
– Это я заметила, – кивнула Лера.
– Отмывка отмывкой, а дело он наладил. Ему бы работать в нормальных условиях…
– А он этого и хотел, – улыбнулась Лера. – Даже сам мне говорил однажды.
– Все мы этого хотели бы. Но приходится мириться с тем, что есть. Так вот: ты отдаешь себе отчет в том, что теперь у тебя не будет тех шальных денег, которые шли раньше и на которые твой бывший шеф всегда мог рассчитывать?
– Отдаю, – кивнула Лера. – Значит, мне придется извлекать деньги из другого – я ведь написала.
– Ты правильно понимаешь. И поэтому мы предлагаем тебе уже опробованный нами вариант – как с той радиостанцией, о которой ты слышала. Ты получаешь у нас кредит под более чем льготные проценты. Ты получаешь нашу всестороннюю поддержку: обеспечение безопасности фирмы, возможность новых инвестиций и так далее. Но ты становишься не просто сотрудником, который в случае чего поищет другую работу. Ты становишься главой этой фирмы и ее владельцем – после того, конечно, как отдашь кредит; но это, я думаю, произойдет довольно скоро.
Глаза у Женьки стали острыми, как гвоздики, он буравил Леру взглядом.
– Мы согласны работать только на этих условиях, – повторил он. – Нам не нужен на таком месте простой исполнитель.
– Что ж, – медленно произнесла Лера, – это то, чего мне хотелось… Но мне и в голову не приходило, что я могу на это рассчитывать.
– А на что же ты рассчитывала? – усмехнулся Женька. – Что удастся опять спрятаться за чьей-то спиной? Так не бывает, Лера.
– Я знаю. Да мне и не часто это удавалось, Женя, зря ты думаешь.
– Тогда – карт-бланш? – Он хлопнул ладонью по прозрачной поверхности столика. – Раз мы договорились в принципе – подробности потом! А пока отметим соглашение.
С этими словами Женька достал из бара бутылку французского шампанского. При виде бутылки Лере стало дурно: теперь ее тошнило от одного только воспоминания о спиртном. Но отказаться было невозможно, и она выпила бокал шампанского – за свой будущий успех.
Глава 20
Наверное, ребенок был маленький: Лерина беременность совсем не была заметна до самого лета. Да, пожалуй, сотрудникам «Московского гостя» было не до того, чтобы замечать такие подробности во внешности своей новой шефини.
И разве только сотрудникам! Лера и сама так погрузилась в работу, что не каждый день вспоминала о ребенке – во всяком случае, до тех пор, пока он не начал шевелиться.
Все свалилось теперь на нее – все, чем занимался Майборода, и еще сверх того, потому что надо было искать новые источники дохода. Исчезли, например, основанные на личных связях Андрея аэрофлотовские льготы – значит, надо было удешевлять путевки за счет чего-то другого. А за счет чего?
И Лера приходила на работу раньше всех, и целый день моталась по городу, и уходила вечером последней – забыв обо всем, не оставляя себе ни минуты свободной.
И радовалась только двум вещам: что прекратился наконец токсикоз и что не было теперь времени и сил на то, чтобы думать обо всем происшедшем между нею и Костей.
Сначала Лера ездила с шофером, но потом решила, что должна сама научиться водить машину, – и научилась. Так бывало всегда, как только она понимала, что должна чему-нибудь научиться. Например, вязать льняные снопы на поле в Студенове…
Только музыке научиться было невозможно – тому, что дышало и пело под Митиными пальцами.
Кажется, зарубежные партнеры даже не заметили, что в «Московском госте» что-то произошло. Смена руководителя не отразилась на работе, а госпожа Вологдина была весьма обаятельна, и с ней можно было говорить по телефону на трех языках.