– Да, Лесси. Так надо, – тихо отозвался Дрогов. – Так надо. Возьми, – он отстегнул с пояса длинный морской кинжал, – это тебе, пригодится. А то твоим ножом даже картошку резать стыдно.
– Нельзя дарить ножи! – с каким-то отчаянием воскликнула девушка. – Нужно обязательно получить что-то взамен. Подожди! Вот, возьми! – Она сняла с шеи маленький кулон и вложила ему в руку.
Капитан взял безделушку, еще хранившую тепло ее тела. Это был миниатюрный медальон, на нем было что-то выгравировано, но в сумерках надписи было не разобрать.
– Удачного тебе пути, капитан, – тихо сказала Лесси.
– Ты уж береги себя, малыш, – очень серьезно попросил он в ответ. – Пожалуйста…
Несколько мгновений пират смотрел ей в глаза, будто хотел что-то сказать, и девушка вдруг испугалась этих несказанных слов. Но капитан промолчал, и она грустно улыбнулась ему.
В лагерь они вернулись вместе. Не доходя до первых палаток, Дрогов пропустил Лесси вперед. Едва капитан растворился в темноте за ее спиной, как Лесси наткнулась на Итона.
– Где ты была? – довольно резко спросил он.
– Гуляла. – У девушки совершенно не было настроения общаться с Нолни.
– В последнее время твои прогулки обходят меня стороной, – с горечью промолвил Итон. – Почему, Лесси? Ты же знаешь, как я тебя люблю! Ну почему мы не поженились тогда, до войны? Ты просила время, я дал его тебе. Неужели я не заслужил ни капли твоей нежности? Я знаю, ты меня ждала, ты была верна мне все эти годы. Что же случилось, Лесси?
Девушка молчала.
– Ты совсем замерзла. Давай я провожу тебя до палатки. Вот, надень мою куртку. – Итон обнял так и не проронившую ни слова Лесси за плечи и повел в центр лагеря.
Спустя несколько минут Дрогов медленно пошел к своим палаткам.
Через две недели после отъезда пиратов повстанцы покинули Скалистые Холмы. Холмичане, те, кто не захотел вступать в ряды повстанцев, разъехались по родственникам. Ванда с родителями и еще несколькими односельчанами уехала к родне на север, на озеро Мет.
– Позаботься о Донне, – попросила она Лесси, прощаясь. – Как мне не хочется расставаться с вами! Но мне сейчас надо думать не только о себе, – улыбнувшись, Ванда положила руку себе на живот.
– Ванда, сестричка, ты… – задохнулась от радости Лесси. – Донн знает?
Жена командора кивнула, глаза ее сияли.
– Сбереги ему отца, – шепнула она, обнимая подругу.
По мере того как западные ветра вступали в свои права, на душе у Лесси делалось все тоскливее. Вот и Ванда уехала, а с ней и дядя Межик (они еле уговорили старого кузнеца поберечь себя). Еще одной родной душой стало меньше.
После отъезда своего наставника девушка продолжала приходить на поляну, но как же одиноко здесь теперь было! Привыкшие к физическим нагрузкам мышцы требовали продолжения занятий, и ей оставалось только наносить безответные удары по соломенному чучелу. Но никакое чучело не могло заменить общения. Лесси неожиданно поняла, что ей очень не хватает насмешливых глаз капитана, его спокойного голоса, сильных рук. «Я, никак, скучаю по нашим тренировкам сильнее, чем по Ванде и дяде Межику», – грустно улыбалась она.
От тоски она попросила Итона научить ее стрелять. Тот сперва потребовал было объяснить, зачем ей это нужно, но потом на удивление быстро согласился. И теперь она проводила два-три часа в день, расстреливая деревянные чурбанчики, которые вырезал для нее Нолни.
Глава IX Теория и практика партизанской войны
Секретарь снова поскребся и деликатно просунул голову в дверь, напоминая, что человек в приемной уже почти час дожидается аудиенции. Барон с досадой швырнул салфетку на тарелку.
– Ладно, давай его сюда, – бросил он секретарю. – Все равно не дашь спокойно поесть.
Поклонившись, тот ужом выскользнул за дверь, и через секунду человек, нетерпеливо мерявший ногами приемную, предстал перед бароном.
– Господин наместник, – взволнованно начал он. Барон Бринсен узнал в визитере капитана гарнизона города Ветты. – Господин барон, я привез дурные вести. Ветта и Римая взяты повстанцами.
– Что?! – вскочил барон, багровея. – Что вы сказали? Взяты?! Да как вы допустили это?!
– Позвольте объяснить…
– Не желаю ничего слушать! Кучка оборванцев захватила хорошо укрепленный гарнизон, а его капитан придумывает какие-то оправдания! Стража! В карцер его!
– Если вам угодно будет арестовать меня, я к вашим услугам, – проговорил побледневший капитан. – Но сначала все же позвольте мне сказать. Это была не кучка оборванцев, а хорошо вооруженная и дисциплинированная маленькая армия. У них было по меньшей мере в два раза больше людей, часть жителей города перешла на их сторону. Им открыли ворота, на нас стали нападать с тыла. Я послал за помощью в Римаю, но гонец пропал бесследно. Мы дрались до последнего, но исход боя был ясен, и я предпочел спасти остатки людей. По дороге сюда мы миновали Римаю. Она еще сопротивлялась, но крепость уже горела. Теперь, если вам угодно, отправьте меня в тюрьму или накормите. Я не ел уже двое суток.
Бринсен махнул рукой, отпуская солдата.
Уже несколько месяцев прошло с тех пор, как в Гоун – столицу южных и восточных провинций Ор-Сите – начали поступать первые донесения о появившихся неизвестно откуда вооруженных отрядах орситанцев. Они разбивали альгавийские гарнизоны в крупных поселках, нападали на хорошо охраняемые альгавийские обозы со снаряжением, оружием и продовольствием. Но до сих пор они не решались брать города. Если они настолько окрепли и осмелели, их непросто будет остановить.
«Так они, поди, и до Гоуна доберутся», – с тревогой подумал барон.
Барон Бринсен, наместник императора в южной столице, по возможности старался не докладывать об этих неприятностях в Вазар, пытаясь справиться своими силами. Столица – осиное гнездо, достаточно допустить оплошность, и можно распрощаться с должностью. Терять свое кресло Бринсен не хотел. Но посланные против восставших отряды орситанской армии или вовсе не находили мятежников, или упускали их. После того как на сторону противника переметнулось несколько хорошо вооруженных дивизий, Бринсен избегал полагаться на орситанские части. А альгавийских войск на юге и востоке пока было немного.
Анализируя донесения и подкупая всех, кого только можно, Бринсену удалось установить, что ядро партизанской армии составляют «отказники» во главе с кавалерийским капитаном Донном Вельгисом. Остальная масса была добровольцами. Силы восставших были не так уж велики, они навряд ли превышали двадцать тысяч человек, да еще и были разделены на десяток отрядов. Но именно эта малочисленность и раздробленность позволяла им легко уходить от погони и теряться в степях. Отряды партизан были очень подвижны. Насколько мог судить Бринсен, в основном это была кавалерия (где они взяли столько хороших лошадей?), а вся пехота перемещалась исключительно на повозках.
Теперь, когда мятежники принялись за города, пришлось отправить обстоятельный доклад в Вазар. Вопреки опасениям Бринсена оттуда прислали не нового наместника, а войска – стотысячный корпус Колониальной армии Аль-Гави под командованием знаменитого генерала Стайка.
– По морям стало совсем невозможно плавать, – пожаловался за завтраком генерал, статный мужчина с роскошными усами и безупречной выправкой. – Эти пираты совершенно обнаглели! Нападают даже на хорошо охраняемые караваны. Они фактически блокировали Илар и Щук и прямо-таки осадили Дундрут. Представляете, барон, они обстреляли наши фрегаты, хотя видели, что нас много и мы отлично вооружены! Этот беспредел давно пора прекратить!
– Такое впечатление, что они сговорились с моими партизанами, – подтвердил барон и вдруг застыл. – Сговорились?!
Генерал поднял голову, как собака, почуявшая дичь.
Гарнизон оказал упорное сопротивление. Альгавийцы были обречены и наверняка сами понимали это. И несмотря на то что укрепления горели, что силы нападавших явно превосходили их по численности, что в осажденном гарнизоне не было ни еды, ни воды, ни боеприпасов, все равно альгавийцы задыхались в дыму, падали под пулями и саблями, но сопротивлялись до последнего.
Донн рукавом отер пот, стекавший по лицу. Сегодня он, наверное, раз десять водил людей в атаку через разрушенные внешние укрепления крепости. Наконец был взят и этот гарнизон. Вельгис довольно сухо поздравил своих офицеров.
– Видать, здорово по вкусу им наша земля пришлась, – кивнул один из них на дымящиеся развалины.
– Альгавийцы – достойный противник, – согласился Донн. – В отваге и воинской доблести им не откажешь.
В этот момент он завидел приближающуюся Лесси. Брат с трудом поддался на ее уговоры и уступил, только когда понял, что упорство сестры ничуть не меньше его собственного. Он возвел девушку в ранг личного адъютанта и гонца. Верхом на своей любимице Карн Лесси (конечно, не она одна) обеспечивала связь командора с остальными отрядами. Донн знал, что в случае погони Лесси всегда сумеет уговорить свою лошадку скакать быстрее. Сейчас она должна была возвращаться от Ронтона.
– Привет. – Девушка легко спрыгнула с седла и поцеловала брата.
– Что у Мариса?
– Сюрприз, – улыбнулась Лесси. – Он собирается ехать к тебе с чем-то важным и жутко таинственным, мне не сказал, но просил дождаться его здесь, сказал, завтра будет.
– Хм, – удивился Донн. – Не больно-то похоже на нашего Мариса, правда?
Лесси опять улыбнулась и пожала плечами.
– Подождем до завтра, – философски заметила она.
Ронтон привез к командору очень своеобразного человека. Невысокого роста, кряжистый, очень мощный, в нелепом колпаке и куцей курточке, он к тому же явно не умел ездить на лошади и с опаской относился к каждому ее движению. Несмотря на кинжал за поясом и грозно нахмуренные мохнатые брови, он выглядел так комично, что Вельгис с трудом удержал улыбку. Марис же, казалось, не обращал на внешность спутника ни малейшего внимания. Сохраняя полную невозмутимость, он помог гостю слезть с лошади и подвел его к командору.
– Это Эл Кабор, посланник восточных горцев, – представил он. – А это командор Донн Вельгис.
Командор уважительно пожал протянутую руку.
Обитатели Восточных гор, рассказал Эл Кабор, люди хоть и дикие, но очень ценят собственную автономию. А потому чрезвычайно озабочены тем, как жестко Кузар Великий принялся «наводить в Ор-Сите порядок» (именно так провозглашалось на каждом углу). Горцы не желали лишаться вековых привилегий и вольной жизни, но их-то как раз и не спрашивали. Тогда они решили оказать сопротивление новой власти. Но узнали, что это уже делают другие люди, и решили объединить усилия. К Донну Вельгису был послан их лучший военачальник.
– Мы очень ценим ваше предложение, – с поклоном поблагодарил Эл Кабора командор, когда тот закончил короткую речь и застыл, словно изваяние. – Сыны гор издавна славятся своей отвагой и неукротимостью, и я надеюсь, что вместе мы достигнем многого!
Обсудив план совместных действий (Ронтон был рядом, и Донн не счел нужным советоваться с кем-то еще), Кабор отправился обратно в горы – поднимать свой свободолюбивый народ. А буквально через три часа после его отъезда к Вельгису пожаловала еще одна делегация. Десяток вооруженных всадников сопровождал двоих крайне надменных господ. Разведчики задержали их в двух километрах от стоянки вскоре после обеда.
– Ну и кто тут у вас самый главный? – услышала Лесси требовательный голос и пригляделась: молодой, лет двадцати пяти, белобрысый парень с красивым капризным лицом и благообразный седой мужчина, которого портил только высокомерный взгляд очень светлых глаз, за ними – еще десяток всадников. Это еще кто такие?
– Здесь главный я, – спокойно ответил визитерам Вельгис. – С кем имею честь?
– Мне нужен не командир этого отряда, – отмахнулся белобрысый. – Мне нужен тот, кто затеял все это восстание. – Последнее слово он произнес с легким оттенком презрения.
– Здесь главный я, – спокойно повторил Донн, но Лесси чувствовала, что брат напрягся. – С кем имею честь?
Две пары глаз цепко пробежались по командору, не упустив, кажется, ни одной мелочи – ни волевого лица с запавшими усталыми глазами и изрезанным морщинами лбом, ни простой одежды, ни запыленных сапог.
– У нас к вам приватный разговор, – наконец раскрыл рот благообразный. Донн смерил их взглядом.
– Идемте. Лес! – Когда девушка подошла к брату, тот тихо шепнул: – Скажи Марису, пусть слушает.
Слушать у задней стенки палатки они с Ронтоном устроились вместе. Говорил, судя по всему, старый:
– … граф Самейн, а это виконт Хьютен («интересно, имена эти они выдумали заранее или только что?» – хмыкнул Марис). Мы из Вазара.
Донн молчал.
– Мы представляем крупную группу приближенных к трону лиц, – продолжал благообразный, – и хотели бы прояснить для себя, каковы ваши цели? Чего вы добиваетесь? Чтобы Ор-Сите вышла из-под руки Кузара? И кому в таком случае должна, по-вашему, перейти власть?
– Принцел Аронг для этой роли не годится, – вклинился молодой. – Он продался Кузару телом и душой, поверьте нам. Если вы вернете власть ему, это ничего не даст Ор-Сите.
– Насколько я понимаю, вы явились сюда с предложением? – сухо поинтересовался Донн.
– Скорее с предположением, – судя по голосу, благообразный раздвинул губы в улыбке. – Мне кажется, что если бы некие люди были уверены, что в случае вашей победы регентом при малолетнем принце будет назначен вполне определенный человек, несомненно опытный и пекущийся о благе страны, то ваша армия могла бы получить немалую поддержку и информацией, и деньгами, и у вас действительно появился бы шанс дойти до столицы. В то же время, мне кажется, что, если бы эти люди испытывали неуверенность в будущем, они сделали бы все возможное, чтобы армия до столицы не дошла.
– Я не играю втемную, – отрезал Вельгис. – Кто?
– Простите? – вскинул брови старый.
– Кто желает стать регентом на плечах моих людей?
В палатке повисло молчание.
– Достойных кандидатов на эту роль найти непросто, – завел было молодой.
– Кто это? – повторил Донн.
– Так мы договорились? – вкрадчиво поинтересовался благообразный.
– Я же сказал, я не играю втемную. – Вельгис был терпелив. – Так что выбора у вас нет.
Опять повисло молчание, потом молодой выдохнул:
– Маркиз ди Пелдонд.
Марис, сидевший на траве рядом с Лесси, скривился.
– Отвратный тип, – прокомментировал он девушке имя неизвестного маркиза. – Я видел его пару раз, а еще больше про него слышал.
– Передайте господину маркизу мое глубочайшее сожаление, – медленно проговорил Донн. – Боюсь, ему придется поискать другие плечи, чтобы стать регентом.
– Да как ты смеешь! – это, полный благородного гнева, встал на дыбы младший. – Тебе честь оказывают, а ты…
– Не стоит тратить наше драгоценное время, виконт, – зловеще спокойно остановил его старый. – Вижу, мы немного ошиблись. Господину маркизу и вправду лучше поискать более достойные плечи.
– Если одумаетесь, пришлите вот эту птицу, – бросил благообразный, уже садясь в седло, и не глядя протянул руку назад. Ему тут же передали маленькую клетку с почтовым голубем. Он всучил клетку Вельгису, пришпорил коня, и отряд, поднимая пыль, отбыл восвояси.
– Ну? – тихо спросил командор Мариса. – Неужели я был неправ?
– Все в порядке, Донн. Ты сделал так, как нужно.
* * *Пограничная застава в Дрейфуте последние месяцы работала в очень странном режиме. Здесь беспрепятственно пропускали вооруженные отряды, особенно те, которые следовали в Ор-Сите, но вот гражданским попасть на другую сторону границы было практически невозможно. Чтобы стражники открыли ворота, на разрешении должно было стоять более десятка различных печатей. Тем сильнее удивился сержант Голь, когда глухой ночью к заставе подъехала закутанная в темный бесформенный плащ фигура в сопровождении десятка солдат и не только предъявила все печати, но и потребовала себе сменных лошадей. Сержант пытался было возразить, но его внезапно прошиб такой ужас, что он кинулся к конюшне на негнущихся ногах. Лошади упирались и не хотели идти. А у тех коней, которых сержант Голь получил от всадников, были совершенно безумные глаза.
За тысячи километров от Дрейфута Лесси Вельгис проснулась в холодном поту.
Глава X Особенности братской любви
– Хватит, капитан! – покачнувшись, Грай отодвинул бутылку. Может, он и прав, мелькнуло в затуманенном мозгу. Сколько они пьют? Неделю? Наверное. Он уже потерял счет дням. В трюме захваченного в Иларе (до чего беспечна оказалась вся их хваленая охрана!) фрегата «Дельфин» – дурацкое название, надо придумать другое! – оказалось немало бочонков и бутылок с дрянным восточным вином. Кому его, интересно, собирались продавать? Дрогов пил эту кислятину всего неделю, но ему казалось, что он уже пропитался прокисшим виноградным духом до костей. А душившая его тоска, зараза, так никуда и не ушла. Грай, верный пес, молча глушил вино, сидя напротив капитана, и вздыхал все печальнее и печальнее. Особенно когда Дрогов доставал миниатюрный медальон и пытался прочитать расплывающуюся перед глазами надпись. Надпись не поддавалась. Вообще-то она была выгравирована на каком-то незнакомом капитану языке, так что он напрасно совал медальон под нос Граю и требовал, чтобы тот перевел. Иностранным языкам боцман был не обучен.
– Понимаешь, – в который раз пытался втолковать непонятливому собутыльнику Дрогов, – мы с тобой пираты. У нас руки в крови по самые плечи. Когда-нибудь нас вздернут, и правильно сделают. Может, нас уже завтра вздернут, я не знаю. Становиться хорошими честными парнями нам с тобой, Том, поздно. А значит, рассчитывать не на что. Понял, Том? Не на что. Остается выпить. – Он потянулся к бутылке, с удивлением потряс ее и швырнул через плечо. – Черт, опять кончилась. Давай другую!
– Больше нет, – помотал головой Грай. У него были виноватые глаза.