— Ты один? — спросил он в ответ. — Хвоста не привёл?
— Обижаешь, — я изобразил оскорбленную невинность. — Хвост возник, но я его закопал и похоронил.
— Ты уверен в этом, Лис? — Новый голос был шелестящим, тихим и злобным, и прозвучал он настолько отчетливо, словно его хозяин стоял на расстоянии вытянутой руки.
Если бы не склонность Циклопа к пафосным высказываниям, я бы в этот день и погиб. Проклятый джинн подобрался вплотную, пользуясь способностями метаморфа, и шёл он, скорее всего, за Синдбадом. Встретил того за южным КПП, где бритоголовый оставил оружие, и двинулся следом.
Очень простой и разумный ход, который мы не просчитали.
Если бы я опоздал с падением на считанные доли секунды, то тоже погиб бы. А так я шлёпнулся на землю, и луч армгана прошёл надо мной. Синдбад, не теряя времени, дал очередь из «карташа», и, судя по крику боли, попал.
— Бегом! — завопил я, стартуя прямо с четверенек и на ходу вытаскивая из кармашка гранату.
Это было очень рискованно — взрывать ГП-1 прямо за своей спиной, но иного варианта отвлечь Циклопа и не дать ему пристрелить нас я не видел. Армган — оружие дорогое, энергоёмкое, и пользуются им только очень продвинутые и крутые перцы, вроде нашего джинна.
Но зато и снять из него бегущего — легче лёгкого!
Граната грохнула, волна плазмы едва не подтолкнула нас в задницы, и мы понеслись ещё быстрее. Охладитель костюма справился с возросшей температурой, разве что на мгновение мне стало очень жарко.
— Стой!… Хватит!… — провопил Синдбад через пару километров, когда мы почти достигли Нежиховского урочища.
— Да? — Я остановился.
Грудь ходила ходуном, а мышцы ног недвусмысленно намекали на то, что такие нагрузки не одобряют. Очень хотелось надеяться, что раненый Циклоп сгорел в огне взрыва, но верилось в это слабовато.
— Здорово, что ты его подранил, — сказал я, более-менее отдышавшись. — Жалко, что не убил.
— Джинн я тебе, что ли? — огрызнулся Синдбад. — Наверняка он рядом со мной всё это время ждал. Мне пару раз казалось, что неподалёку кто-то мелькает, но увидеть я ничего не мог.
— Он-то как раз джинн. — Я оглянулся в ту сторону, где остался Циклоп: наверняка оклемается, сволочь одноглазая, и двинется за нами в погоню. — Наш единственный шанс выжить — убраться в другую локацию, так что берём руки в ноги и двигаем. Тамбур ждёт нас.
— Куда убраться?
— А это мы обдумаем, пока до него дойдём. — Я ещё раз просканировал окрестности, и мы пошли: на этот раз по самой прямой дороге, что ведёт от Обочины на Синцы, Машево и дальше к переправе.
«Куда?» — очень хороший вопрос.
Вариантов на самом деле четыре, не считая мифического Узла, куда стремиться можно с тем же успехом, как и в Шамбалу. Казантип отпадает сразу, туда соваться можно только в том случае, если ты дружишь с Орденом. Сосновый Бор — в общем, тоже, там всё под контролем военных, да и укрыться особенно негде.
Плюс не забудем за что-то невзлюбивших меня праведников.
Остаются Академзона и Москва, и там, и там места много, но если в Новосибирске имеется «центральная власть», то есть группировка, сумевшая стать много сильнее остальных, и не просто группировка, а «Ковчег» во главе с Хистером, то на территории бывшей столицы царит полный хаос. Там орудуют десятки банд, шляются сотни мелких групп — ходоки, наёмники, отряды «чистильщиков», всякие чудные придурки, вроде неодруидов, и вообще непонятно кто с неизвестным происхождением и тёмным настоящим.
Скрыться в этом бурлящем супе из довольно неаппетитных ингредиентов проще всего. Переждать какое-то время, пока враги чуток остынут, а затем отправиться на поиски мерзкого дубля.
Никто не знает, как это порождение Пятизонья поведёт себя, но обратно в Старую Зону, где бряцают оружием Циклоп и Антипа со товарищи, он вряд ли сунется. Да ещё и наверняка «наследит» так, что в М-сети появится информация, и сделать с этим пока, к сожалению, ничего нельзя.
— Хм, — сказал я, придя к этому выводу. — У тебя как, много врагов в московской локации?
— Имеются, — ответил Синдбад. — А ты что, думаешь намылиться туда?
— Ещё как думаю. Можно, конечно, в узловики вступить или в егеря податься, но и то, и другое нравится мне куда меньше. Защита, конечно, защитой, но придётся затем всю жизнь на дядю горбатиться.
— Если бы на дядю, — он усмехнулся. — На великого Командора или ужасного фюрера.
— Очень рад, что мы пришли к консенсусу, — сказал я. — Осталось прийти к тамбуру, не попасться по дороге чугункам в лапы, не угодить в ловушку, и всё будет просто замечательно.
Пока мы шли довольно легко, а из биомехов видели лишь парочку адских косильщиков, неспешно кативших куда-то по своим железным делам. Агрессии они не проявили, на всякий случай угрожающе пощёлкали острыми лезвиями на торчащих впереди подвесках.
Что-то вроде предупреждения — не суйся, хуже будет.
Вечер потихоньку превращался в ночь, снег продолжал падать, но благодаря имплантам я видел всё не хуже, чем в ясный полдень. Циклоп если и шагал за нами, то был далеко, а Антипа и его головорезы наверняка ещё выбирались из Обочины, матеря гнусного Лиса.
И тут, едва я почти расслабился, Пятизонье напомнило, что оно плохо подходит для прогулок.
— Стоп, — сказал я, когда у меня внезапно заложило уши. — Ты ничего не чувствуешь?
— Нет, — Синдбад сглотнул.
— Назад, твою мать! — рявкнул я, не тратя времени на объяснение.
Но было поздно.
Мир вдруг прыгнул вниз, и мы очутились в воздухе на высоте метров в десять. Мгновение повисели на месте, а затем полетели вниз. У меня засосало под ложечкой, и я воткнулся ногами в неглубокий сугроб. Что-то лязгнуло, хрустнуло, и я понадеялся, что это не мои колени.
Рядом шлёпнулся Синдбад.
Несколько минут мы оба судорожно соображали, чем закончилось падение и целы ли наши конечности. Но, похоже, сугроб, честь ему и хвала, уберёг нас от серьёзных повреждений, да и среагировал я вовремя. Ещё секунд пятнадцать, метров тридцать вверх, и от нас остались бы две симпатичные лепёшки.
— О… — глубокомысленно проронил я. — И кто я после этого?
— Кто? — спросил Синдбад.
— Лох, последний лох, — заявил я, демонстрируя гиперкритический подход к собственной личности.
Ловушку, которую поэтично называют «Лестницей в небо», заметить на самом деле крайне сложно. Если только увидеть попавшего в неё биомеха или собрата-сталкера, или постоянно снимать данные с альтиметра.
Эта дрянь имела одновременно гравитационную, оптическую, психическую и ещё неизвестно какую природу. Она поднимала тебя вверх, словно на эскалаторе, одновременно внушая и показывая, что всё в порядке, ты идёшь по земле. А затем иллюзия развеивалась, ты обнаруживал себя перед обрывом метров в пятьдесят и летел с него.
Бум, шлёп, и обед колонии скоргов, устроившей это безобразие, готов.
— Идти можешь? — спросил Синдбад, поднявшись на ноги. — Или тебя нести придётся?
— Пожалуй, смогу.
— Тогда ты лох не последний, а предпоследний или даже третий с конца.
— Это тоже возможно. — Я с кряхтением поднялся. — Последнего давно скорги сожрали. Эх, пойдём… Зима раскрыла белые объятья, но я морозов не боюсь… Это в городе мне грустно было, это в городе мне грустно было, ну а в зоне я смеюсь, смеюсь, смеюсь… Три белых коня, три белых коня, декабрь, январь и февраль…
Выслушав завывание в моём довольно хриплом исполнении, Синдбад осторожно поинтересовался.
— Слушай, а что это за песня?
— Старая, — ответил я, надеясь, что он отстанет.
— А откуда ты её знаешь? Ещё фразочки всякие, что-то вроде пословиц… — Да, не зря я сравнил этого типа с бультерьером. В том, что касается упорства, он даст этой «милой» собачке хорошую фору.
Обычно вопросы, касающиеся моего прошлого, по крайней мере, того, что было до января пятьдесят второго, я игнорирую, но тут почему-то ответил. Наверное, я решил, что таиться от человека, спасшего тебе жизнь, как-то нехорошо, да и тема показалась невинной.
— У нас в детском доме, — произнести эти два слова оказалось неожиданно тяжело, — была куча всяких дисков — музыка, фильмы… старые, ещё не интерактивы, начала века и конца прошлого… всё, что людям не нужно, привозили, отдавали нам… И мы их смотрели по многу раз, и слушали песни тоже… так что это оттуда, запомнилось, запало в память…
Я словно наяву увидел наш холл, настоящий камин, который топили один раз в год, на Рождество, и плазменный видеоцентр, и чёрную коробочку проигрывателя, и стойку для дисков…
Но вспоминать это оказалось так больно, что я едва не застонал.
— А, вот как. — Синдбад помолчал, а затем решил, что стоит ответить откровенностью на откровенность. — А я на самом деле дезертир, в армии служил до лета пятьдесят четвёртого, а затем ушёл. Когда мой друг подхватил заразу и примерно за сутки порос автонами. Думал податься в «Ковчег», ведь они вроде как с техносом борются, механическую нечисть уничтожают. Но далеко не ушёл, меня ранили, так и застрял в Москве…
Что же, знакомая история — порой кто-то из «чистильщиков» решает, что жизнь вольного сталкера лучше, чем муштра и казарма. Таких дезертиров даже не особенно ловят, считается, что со своей ограниченной имплантацией они неспособны выжить внутри Барьера.
Но ведь внутри Барьера есть искусники, способные добавить к стандартному набору что угодно.
— И что, больше не хочешь в «Ковчег»? — ехидно спросил я. — Высшая раса, экология, всё такое…
— Не хочу, — произнесено это было так твёрдо, что дальше я спрашивать не стал.
А вскоре стало не до вопросов — мы забрели в густо заселённое колониями скоргов пространство, где автоны достигали размера деревьев, а каждый участок земной поверхности мог содержать либо «Магнит», либо «Дурман», либо «Алмазную пыль», а то ещё что-нибудь похуже.
Учитывая, что мы не горели желанием погибнуть, пришлось идти помедленнее, тщательно выбирая дорогу.
На маршрут, на который обычно уходит час, мы потратили почти два, но зато миновали опасный участок, где теснились Уласовская паутина, котлован на месте Грубчанского озера и кишащее скарабеями и скоргами Никольское болото, ставшее после Катастрофы на редкость глубоким и опасным.
А затем совершили последний, как известно, самый трудный рывок, и перед нами открылась панорама Припяти.
— Дошли, — произнёс Синдбад с некоторым облегчением. — И никто нас не догнал.
А я во все глаза уставился на реку чуть вверх по течению от мостовых быков — там из воды торчали металлические отростки, образующие нечто вроде сетчатого коралла, и от них поднимался жёлтый дым.
Совсем, как в галлюцинации, посетившей меня в лавке Галдежа.
Но ведь сегодня днём, когда мы тут проходили, ничего подобного не было. Способностями к ясновидению я не обладаю. Выходит, это была не просто галлюцинация. Но что тогда, что?
Я вспомнил тот момент в Сосновом Бору, когда услышал взрыв как бы из двух точек одновременно, миг, когда мои импланты показали множество живых «меток», хотя вокруг не было никого…
«Неужели?…» Нет, это слишком бредовая мысль, и лучше её откинуть!
Глава 6 Пульсация
9 февраля
Мы спустились к воде, и тут мои датчики дружно «взвыли», сигнализируя, что на другом берегу наблюдается движение.
— Кто-то шлёпает нам навстречу, — сообщил я. — Приготовимся на всякий случай.
Синдбад хмыкнул, и мы улеглись на бережку, под прикрытием нескольких здоровенных валунов. Прошло минуты три, и к переправе вышли трое сталкеров — судя по отсутствию знаков различия, из вольных ходоков. Все в шлемах, с застёгнутыми масками, поэтому узнать их сразу я не смог.
Так что на всякий случай прицелился и палец положил на спусковой сенсор.
Трое остановились, принялись вертеть головами, а затем неожиданно разбежались в стороны и залегли. Неужели заметили опасность, которую не вижу я, хотя бы того же технокракена в глубинах Припяти?
При воспоминании об императоре гидроботов мне стало жарко.
— Эй! Вы, там! — донеслось с другого берега, и стало ясно, какую именно опасность засекли коллеги.
Нас с Синдбадом.
— Да, мы тут! — ответил я. — А вы кто?!
Этикет отношений двух групп сталкеров, что сошлись в узком месте — это вам не китайские церемонии, это куда более практично. Главное — выжить, а на втором месте стоит задача не уронить собственный авторитет крутого и бесстрашного парня. По крайней мере, так размышляет большинство, я же насчёт авторитета стараюсь не заморачиваться.
— Я — Вихрь! — ответили мне с другого берега.
Понятно, как эти парни нас засекли — Вихрь проводник, как и я, и уступает мне не очень сильно.
— А я — Лис. — Я поднялся в полный рост и махнул рукой.
— Лис? — Мой манёвр повторил один из сталкеров на том берегу. — Я же видел тебя сегодня в Тушинском лагере?
Ага, значит, дубль отправился в столицу — похоже, коррозия не до конца сожрала его мозги. Непонятно только, зачем он засветился на одной из самых посещаемых баз московской локации.
— Как видишь, я тут, — я пожал плечами. — Ну что, кто первый идёт?
— Ваша очередь, — и Вихрь сделал широкий жест.
Мы с ним несколько раз пересекались, единожды даже работали вместе, водили по Старой Зоне партию учёных, и я знал, что этот порывистый, под стать прозвищу парень не склонен к подлым поступкам.
— Пойдём, — сказал я Синдбаду. — Вежливые люди встретились, нас пропускают.
Когда мы шагали по переправе, я подозрительно глянул в сторону торчавших из реки «кораллов», надеясь, что они окажутся мороком и исчезнут. Но нет, они даже потянулись к нам, а струи желтоватого дыма стали гуще, поползли над водой, подобно толстым червякам.
Вот пакость, она ещё и на людей реагирует.
— Привет, Лис, — сказал Вихрь, когда мы очутились на твёрдой земле. — А я был уверен, что ты в Москве.
— Скоро буду, — пообещал я. — Что у тамбура? Рапторы не топчутся?
— Одного видели, но он какой-то подраненный и квёлый, похоже, не до конца ещё восстановился. Ну, бывай здоров, — Вихрь кивнул, и трое сталкеров затопали через Припять к левому берегу.
Судя по тяжёлым рюкзакам, парни прогулялись по Пятизонью не зря.
Я только отвернулся от реки, когда ночной мрак разорвала зеленоватая вспышка, прочертившая небосклон. Вслед за ней появилась вторая, и по облакам поплыли струи изумрудного свечения, похожего на северное сияние.
— Пульсация? — озадаченно спросил Синдбад. — Очень не вовремя…
— Ничего, успеем, — сказал я, давая максимальную нагрузку на зрительные импланты.
Поднимающийся над руинами АЭС, подпирающий небеса столб тамбура вращался куда быстрее, чем обычно, и именно от него расползались по небесам мертвенно-зелёные сполохи. А это означало, что близится пульсация — явление непредсказуемое, опасное, а по последствиям сравнимое с извержением полудюжины вулканов, которое вдобавок сопровождается землетрясением и цунами.
Во время пульсации в тамбур сунется только самоубийца, но у нас ещё оставалось время, чтобы пройти через гипертоннель, выскочить с другой стороны и убраться из зоны поражения.
Но, чтобы воплотить этот план в жизнь, следовало поспешить.
Мы шустрее зашевелили конечностями, не забывая поглядывать по сторонам — тут, около атомной станции, всегда есть шанс наткнуться на агрессивно настроенных чугунков, а то и на свеженькую ловушку.
— Твою мать! — воскликнул Синдбад, когда столб торнадо окутала паутина грандиозной молнии, и в первый момент я не понял, что именно вызвало столь бурные эмоции у моего спутника.
А затем увидел, как метрах в ста от нас, прямо на дороге к тамбуру, одна за другой возникли пять фигур: в чёрных боевых костюмах, с «мегерами» в руках, с пламенеющими даже в ночной тьме оранжевыми крестами на рукавах и на налобниках шлемов.
Бойцы Дьякона! Их ещё тут не хватало!
— Быстрее, в сторону! — крикнул я, надеясь, что праведники не очухались и нас ещё не засекли.
Но оказалось, что это не так.
Нас не просто заметили, а ещё опознали как врагов, и одна из «мегер» выплюнула заряд картечи. На наше счастье, у её хозяина после переноса слегка мутилось в голове, и поэтому он не смог взять прицел. Бетонная плита, валявшаяся на обочине, покрылась трещинами, а мы остались невредимы.
Я шлёпнулся наземь, перекатился в сторону и принялся стрелять, надеясь, что Синдбад безо всяких подсказок сообразит, что ему делать. Он не подвёл, сиганул в другую сторону, и «карташ» в его руках заплевался огнём, посылая пулю за пулей в сторону сектантов.
Один из них даже пошатнулся, и я было обрадовался, что число наших противников уменьшится. Но выяснилось, что всё не так — из-за груды обломков медленно выехал покорёженный раптор и покатил в нашу сторону.
— Твою мать, у них мнемотехник с собой… — протянул я, вытаскивая гранату и активируя её.
Бросок мой оказался точен, и облако раскалённой плазмы поглотило двигавшего к нам чугунка. Когда оно исчезло, открылся чёрный остов биомеха и полное отсутствие людских трупов.
Праведники, чтоб их всех вспучило, успели укрыться!
Положение, откровенно говоря, складывалось аховое — дорогу к тамбуру бойцы Дьякона перекрывали намертво. Но самое поганое — нам некуда было отступать, сунься мы на переправу, нас постреляют, как мишени в тире, рвани налево, к насосной станции, или направо, к пристаням, это ничего не изменит, всё равно мы на полуострове, выход с которого в руках врага.
Если только броситься в Припять, надеясь на милость гидроботов и их императора.
Но это только в крайнем случае.
Я сменил позицию, и вовремя — то место, где я только что лежал, обстреляли из нескольких «мегер» одновременно. Пристрелялись паскудники крестопламенные или просто решили бить по площадям, надеясь, что рано или поздно попадут.