Неисторический материализм, или ананасы для врага народа - Елена Антонова


Елена Антонова Неисторический материализм, или Ананасы для врага народа

I

Андрей, безусловно, спятил! Всегда был ненормальный. Еще с тех пор, как стал требовать, чтобы срочно передвинули центральную скалу в Стоунхендже на два метра вправо, потому что, видите ли, она мешает приземлиться инопланетному космическому кораблю из какой-то галактики, которой к тому времени и в земном реестре-то не было! И то, что эти чертовы инопланетяне действительно вынуждены были высадиться в Египте, ориентируясь на пирамиды, и потом никак не могли взлететь, потому что у них чего-то там сдвинулось в расчетах, еще ничего не меняет. Весь мир тогда помогал им подняться в воздух как можно скорее, потому что эти нервные инопланетные паразиты от скуки развлекались тем, что накрывали то один, то другой город Земли светонепроницаемым колпаком, погружая его в кромешную тьму на сутки или на двое.

В конце концов, почему именно он? Это полный бред, розыгрыш, этого просто не может быть! Он же не психолог, в конце концов. И вообще, Гуля не позволит – они решили в августе пожениться, а тут на целые дни изволь исчезать, а то и на сутки. Но самое главное – он боится. Хоть это технически и просто, но черт его побери, если он понимает, как это действует!

Сергей еще раз взглянул на официальное приглашение на бланке Отдела по Изучению Фашизма, Коммунизма и Тоталитаризма Института Всемирной Истории. Розыгрыш, похоже, становился чересчур масштабным, раз приглашение подписал сам Анатолий Васильевич Барсов, заместитель директора по научно-экспериментальной работе. Барсова он видел только один раз, когда ждал Андрея в вестибюле Института. Этого раза хватило, чтобы проникнуться к заму безоговорочным и безграничным уважением.

Барсов, хотя был всего лишь заместителем директора, являлся самой заметной личностью в их научном городке. Хотя ему было где-то под шестьдесят, местные красавицы до сих пор млели, завидев его могучую рослую фигуру, и смотрели на него с плохо скрытым обожанием. Одного кивка его гривастой головы было достаточно, чтобы заставить зарубежных партнеров подписывать любые соглашения с Институтом и рассматривать выдвигаемые им идеи как гениальные. Хотя, выскажи их кто-нибудь другой, его назвали бы сумасшедшим.

– Придется идти, – вздохнул Сергей. Может быть, Анатолий Васильевич как раз и предложит Сергею навестить Андрея в сумасшедшем доме.

Но сумасшедший дом пока еще не удостоился чести заполучить Андрея в пациенты. Повезло сумасшедшему дому, потому что Андрей и там устроил бы настоящий сумасшедший дом. Пока же он весьма комфортно устроился в кресле рядом с Барсовым в его кабинете, с небрежной легкостью вертел в руках небольшой упругий диск и говорил о визитах на сорок-пятьдесят лет назад, в прошлое, и обратно, как будто это дело вполне обычное. Причем речь шла не о двух визитах и не о пяти, а о прогулках туда и обратно каждый день – «пока с полгодика, а там посмотрим».

– Смотри, какой он мягкий, – Андрей совал в руки Сергею диск. – Его тебе вживят вот сюда, – он показывал на ладонь у основания большого пальца. – Он тебе совершенно не будет мешать.

Сергей отталкивал от себя диск, словно ядовитую змею.

Диск представлял собой временной портал, который приводился в действие простым нажатием на него любой частью тела, в которое этот диск вшит. Никакой посторонний предмет или человек, объяснял Андрей, не мог заставить его работать, как ни нажимай.

– А если я не смогу вернуться обратно? – в ужасе спросил Сергей.

Анатолий Васильевич поднял голову от бумаги, которую он старательно изучал.

– Это в принципе невозможно, – мягко сказал он и начал объяснять Сергею что-то про кротовые норы в пространственно-временном континууме, про биополе, которое непосредственно воздействует на диск и неповторимо, как отпечатки пальцев.

Сергей отмахнулся – принцип путешествий во времени он совершенно не понимал и не считал это нужным: ездит же он в автомобиле, не зная, как устроен мотор. Его волновало другое – а вдруг этот диск сломается!

– Да ты что, совсем не слушаешь? – возмутился Андрей. – Он в принципе сломаться не может – это же не механизм, а капсула!

– Вот и отправлялся бы туда сам, – строптиво сказал Сергей. – Ну что ты ко мне пристал, ей-богу!

– Я и отправлялся, – невозмутимо ответил Андрей.

– Да? – заинтересовался Сергей. – Ну и как, вернулся?

– Нет, – вздохнул Андрей. – Я и до сих пор там. Сижу и разговариваю там с пещерным идиотом, мечу бисер перед свиньями…

– Сам свинья, – обозлился Сергей. – У меня, между прочим, своя работа есть. Я, между прочим, классный программист. И наш главный, между прочим, сам сказал, что банк на мне и держится.

– Между прочим, – ехидно сказал Андрей, – незаменимых людей нет!

– А вот и есть!

– Между прочим…

Беседа начала плавно перетекать в русло «сам дурак», и пришлось вмешаться Барсову.

– Сергей Александрович! – начал он официально и в то же время уважительно, показывая, насколько он якобы ценит такую выдающуюся личность, как Сергей Бахметьев, и надеется на нее, то есть на него. – Я хотел бы, чтобы вы до конца поняли общечеловеческую важность возложенной на вас миссии. Ваша уникальность заключается в вашей контактности с людьми любого уровня интеллекта. Вы сходитесь со всеми быстро, можно сказать, с первого раза. Они проникаются к вам доверием и раскрывают перед вами душу. Наша с вами задача…

– Вы хотите сказать – ваша задача, – продолжал ершиться Сергей, но уже более миролюбиво. Анатолий Васильевич усмехнулся.

– Это общечеловеческая задача, Сережа, – наставительно сказал он так, как умудренный годами отец говорит несмышленому сыну. – Мы должны понять механизм, структуру человеческой зависти. Это очень сложно. Чаще всего завидуют вовсе не те, от кого этого естественно ожидать. А тот период материальной бедности и полного отсутствия всяких возможностей и свобод, куда мы вас посылаем, невероятно удобен для такого исследования.

Анатолий Васильевич даже прикрыл глаза и почмокал губами, восхищаясь удобной для исследования убогой эпохой, в которую, между прочим, не динозавры жили, а Бахметьев-старший уже играл в песочнице. Кстати, подумал Сергей, забавно было бы встретить папашу в период его босоногого детства. Можно будет снисходительно потрепать его по голове, прочитать пару нотаций и угостить конфеткой. Маму встретить будет сложнее: она родилась довольно далеко от Москвы, в Белоруссии. Он возьмет билет да и съездит туда. Как простой советский гражданин.

Тем не менее, очнулся Сергей, он совершенно не понимал, зачем его туда посылают. За неделю до этого ему позвонил его давний заклятый друг Андрей. Всю жизнь, с детского сада, он вовлекал его в совершенно сумасшедшие предприятия, которые заканчивались каждый раз потрясением для нервной системы Сергея. Правда, последние полтора года Андрей был с головой погружен в разработку новых технологий малозатратных перемещений во времени для проведения какого-то сложного международного психологического эксперимента.

Россия выступила с инициативой запастись экспериментальным материалом для построения теории нового психологического защитного оружия, чтобы воздействовать на сознание политиков и вообще всяких крупных фигур в бизнесе, если те уж совсем выйдут за рамки дозволенного и начнут воровать государственные деньги по-крупному. В случае, если Сергей поработает в прошлом хорошо, то с помощью спровоцированных им реакций на благополучие и сытость одного отдельно взятого, невесть откуда взявшегося человека можно будет построить психологическую модель манипулирования человеческим сознанием или хотя бы предсказуемости человеческих реакций. Причем легальными, простыми и дозволенными средствами, которые уж никто не назовет психотронными и никогда не сможет запретить.

Таких, как он, лазутчиков планировалось заслать одновременно в разных странах в большие и маленькие города – психология жителей мегаполисов совсем не такая, как у провинциалов. Их сведения будут обобщаться и сводиться в единую систему в московском Институте Всемирной Истории – разумеется, под началом Барсова.

Анатолий Васильевич продолжал журчать что-то про невероятно гибкую психику Сергея и про его адекватные реакции – вот льстец! – и про его уникальность, которая позволит ему подготовить плацдарм для других посланцев. Посланцы у Сергея рифмовались с другим, не совсем приличным словом, и он стал раздумывать о том, кому из них двоих должно быть неудобно: Барсову – за то, что он подстрекает Сергея думать о том, чего он никогда не произнесет вслух, или ему самому – за опошление вполне невинного слова. Он склонялся к первому – в конце концов, мог бы сказать и «посланник». Когда Анатолий Васильевич между прочим добавил, что в прошлом веке ему будут выплачиваться командировочные в неограниченном размере, благо в Печатном дворе их осталось огромное количество, Сергей встрепенулся и прислушался. В конце концов, подумал он, что такого – ну попутешествую в прошлое, не к динозаврам же.

Все же он немного побаивался. Вдруг его зашлют по ошибке не туда, а, скажем, в эпоху Ивана Грозного, где его запросто посадят на кол или отправят на какую-нибудь войну – Казань брать, например. Или еще что-нибудь случится. Но признаться в этом было нелегко.

– Меня с работы не отпустят, – сказал он. Андрей фыркнул:

– С чего ты взял? Уже отпустили. Твой Артемьев сказал, что поработает Инна Курицына, а ты иногда будешь возвращаться и все ее ляпы исправлять.

– Курицына! – ахнул Сергей. – Да я после нее в жизни не разберусь! Она одни и те же платежки по три раза на дню акцептует, если ее за компьютер посадить. Я ей только в пасьянс разрешаю за компьютером играть, и то…

– Ничего, – успокоил Андрей. – У тебя еще неделя – вот и поучишь.

– Такую дуру… – проворчал Сергей.

– Зато у нее ноги классные!

Ноги у Курицыной действительно были классные, с этим Сергей не мог не согласиться.

– А Гуля? – слабым голосом спросил он.

– Что – Гуля? – недовольно переспросил Андрей. – Куда она денется? И при чем тут Гули-Мули, когда речь идет о международном эксперименте, равного которому…

– Плевал я на твой эксперимент, – справедливо заметил Сергей, – если из-за него меня Гулька пилить начнет.

Барсов поднял глаза от какой-то диаграммы.

– Вы же будете почти каждый вечер возвращаться домой, – мягко сказал он, – а иногда еще и днем заглядывать. Так что у вашей… гм…

– Невесты, – подсказал Сергей.

– Ну да, – с сомнением согласился Анатолий Васильевич. – Невесты. У нее не будет повода для недовольства. В общем, вы согласны, – то ли спросил, то ли констатировал он.

Сергей надулся и замолчал. Если честно, он с самого начала знал, что у него в очередной раз не хватит духу отказать Андрею. Чего Андрей, в общем-то, никогда не ценил, а воспринимал как само собой разумеющееся. Как будто все обязаны ему помогать. Что поделать, Андрей – человек идеи, и ему просто не приходит в голову, что кому-то его идеи – всегда планетарного масштаба, заметьте, – неинтересны. Поэтому ему осталось в очередной раз признать, что Андрей им бессовестно манипулирует, и поинтересоваться, куда судьба, приняв малосимпатичный облик Андрея, забросит его на этот раз.

– В пятьдесят третий год, – с лучезарной улыбкой ответил Андрей.

– Ну что ж, пятьдесят третий так пятьдесят третий не хуже, чем другие, – пробормотал Сергей. – Тысяча девятьсот, по крайней мере? А месяц какой?

– Январь.

– Не хочу в зиму, – запротестовал Сергей. – У нас и так лето короткое. Э, постойте, – сообразил он. – Так это же еще культ личности. А если меня посадят?

Андрей тяжело вздохнул.

– Ну и что? – безмятежно пожал плечами Барсов. – Посадят – нажмете на диск и тут же вернетесь.

– Тут же? – тревожно переспросил Сергей.

– В ту же се-кун-ду, – по слогам произнес Андрей. – Наши капсулы – мгновенного действия.

Анатолий Васильевич опять немного покашлял.

– Вообще-то, если хорошо поработаете – обязательно должны посадить.

Сергей подскочил на стуле и с яростью посмотрел на Андрея.

– Ну, знаешь! – воскликнул он. – Ты меня, если разобраться, всю жизнь подставлял. Я у тебя – подопытная крыса, на которую сыплются все шишки, а ты – такой ученый в чистеньком халатике, который смотрит в монитор и строчит в своем журнальчике! Вот ты сначала там посадись, экспериментатор хренов, расстреляйся, а потом расскажешь свои ощущения.

– Вы слишком плохо думаете о своем друге, Сережа, – мягко прервал Барсов его тираду, исполненную справедливого гнева.

– Я плохо думаю, – задохнулся от возмущения Сергей. – Да, я плохо думаю! Даже очень плохо! А что вы хотели? Меня отец в детстве из-за него в угол однажды поставил! За то, что я доверил мой новенький трехколесный велосипед этому типу…

Голос Сергея предательски задрожал – очень жалко стало трехколесный велосипед, превращенный двадцать с лишним лет назад в три аккуратные кучки: в одной лежали ровно сложенные спицы, в другой – три новеньких блестящих колеса, а в третьей – руль и много винтиков. Этим кучкам больше не суждено было стать велосипедом, и гнев Бахметьева- старшего, как, собственно, и младшего, не знал границ.

Анатолий Васильевич поднялся из-за стола.

– Вы несправедливы, Сергей! Давайте-ка прогуляемся в наш наблюдательный пункт. Там вы многое поймете. Ладно, Андрей, не дуйтесь. Сергей же практически ничего не знает.

Пока они шли по длинному коридору, Барсов объяснял, какой замечательный ученый его друг Андрей. «Друг Андрей» в это время метал на Сергея обиженные взгляды.

«Пробрало», – злорадно думал Сергей, не собираясь его прощать за такое пренебрежение к его жизни, свободе, безопасности… и велосипеду!

– Андрей тщательно позаботился о вашей безопасности, рискуя собственной жизнью, – тем временем объяснял Анатолий Васильевич, шагая по коридору упругой мальчишеской походкой. – Он проделал большую подготовительную работу, обеспечил вам, если можно так сказать, место высадки.

– Все равно дурак, – пробормотал Сергей, правда, стараясь, чтобы его никто не услышал.

Они вошли в наблюдательный пункт. Там было много компьютеров и дисплеев с бегущими по ним змейками и того, что Сергей в другом месте принял бы за гинекологические кресла, над которыми зачем-то соорудили блестящие металлические колпаки. Это производило бы очень сильное впечатление обители науки, превращаемой в практику, если бы не банки и бутылки из-под кока-колы, чашки с недопитым кофе и недоеденные суши, которые громоздились на столах вперемешку с проводами. Провода тесно переплетались между собой и уходили в недра высоких шкафов. Их можно было бы принять за железные сейфы, если бы не ряды мониторов на их передних стенках. Шкафы тихо и важно гудели. Провода свисали со столов на пол, вились по нему, как черные блестящие змеи, и заполняли собой все свободное пространство. Свободного пространства, собственно, практически не было, потому что там, где оно могло бы быть, громоздились коробки из-под процессоров, колонок и оборудования, названия которого Сергей даже и не знал. Существующие в этом беспорядке два парня в белых халатах, поглощенные наукой и суши, оглянулись на Барсова и стали суетливо собирать банки в черный пластиковый пакет.

– Опять свинство развели! – досадливо сказал Анатолий Васильевич, вытаскивая из проводов завязанный узлом засаленный галстук. – Это что такое?

Галстук был вежливо вытащен из его рук с почтительной просьбой не помять, так как его надевали на официальных приемах. Таких как международная конференция, например.

Переступая через провода и коробки, Сергей послушно пошел за Андреем к одному из компьютеров. На мониторе он увидел обычный дворик – маленький и заснеженный. В дальнем углу двора, огороженные металлической решеткой, стояли два огромных голубых металлических контейнера, похожих на гигантские фляги. Сергей вопросительно посмотрел на Барсова.

– Это район возле гостиницы «Плес», – объяснил он.

– Ага! – с умным видом сказал Сергей, ожидая, что кто-нибудь ему объяснит, зачем он должен созерцать какой-то двор, даже если он и расположен возле гостиницы «Плес».

Эта гостиница располагалась в самом центре их небольшого научного городка. Маститые ученые, когда они уже вполне могли обойтись без дискотек и столичной суеты и хотели сосредоточиться целиком на семье, внуках и науке, – то есть науке, семье и внуках, – съезжались сюда, в маленький городок Средневолжск на берегу Волги, и в провинциальной тишине рождали гениальные идеи, жертвой одной из которых предстояло стать Сергею.

– Кстати, – недоуменно сказал Сергей. – Откуда у «Плеса» такой двор? Там же с одной стороны – стоянка, а с другой – рынок…

Андрей и Анатолий Васильевич не отрываясь смотрели на экран.

– А почему там зима? – опять спросил Сергей. – Сейчас же июль месяц.

Во дворе появилась толстая тетка в черном пальто с каракулевым воротником, которое туго обтягивало ее фигуру, как бы сложенную из трех пуховых подушек. В руках она несла кожаную бесформенную кошелку. Следом за ней шел мужчина в коротком черном пальто, каракулевой шапке пирожком и широченных брюках.

– Посидим немного, – обратилась к нему женщина и уселась на скамейку возле подъезда.

– Ну и чего вы на них уставились? – напомнил о себе Сергей.

Анатолий Васильевич с сожалением оторвался от экрана.

– Этого двора больше не существует, – сказал он. – И этих людей – тоже.

– А… как же… как мы их видим тогда? – робко спросил Сергей.

– Это Андрей там установил скрытые видеокамеры. Поэтому сейчас мы можем выбрать такой момент для перемещения, когда нас никто не видит. Андрею было труднее, чем вам.

– Так ты там был? – спросил Сергей Андрея несколько ревниво. Он уже начал привыкать к тому, что его миссия будет уникальной, и ему в голову начала закрадываться смелая мысль, что он мог бы обойтись в этом деле без конкурентов.

Дальше