освещенный береговыми огнями. Маяки в Мраморном море тоже не были погашены.
Поэтому определение обратного курса оказалось детской задачей, и уже в 3.40 самолет
сел в Мудросе. При осмотре выяснилось, что в бомбардировщик попали 26 пуль, но ни
один из летчиков не получил ни царапины.
Каковы же были результаты этого дерзкого налета?
"Гебен" и здание военного министерства получили повреждения, хотя броневые палубы
линейного крейсера защитили его. Он по-прежнему оставался серьезной угрозой флоту
союзников. Хуже пришлось маленьким и хрупким миноносцам. Бомбы, сброшенные во
время первого захода, не попали в линейный крейсер, зато отправили на дно 2 миноносца.
По крайней мере, именно так думала британская разведка. Турецкие источники рисуют
нам несколько иную картину.
Самолет Сэйвори был замечен и опознан во время пролета над Дарданеллами. Однако из-
за неразберихи в системе связи это сообщение потерялось по дороге в Константинополь,
поэтому воздушная тревога была объявлена только с разрывами первых бомб у военных
заводов Маккрикой и Сан-Стефано. Но даже после этого не все части столичного
гарнизона получили извещение о налете. 2 бомбы разорвались во дворе военного
министерства и причинили зданию незначительные повреждения. 1 бомба упала в бухте
Золотой Рог рядом с базой подводных лодок. На "Гебене" никто не подозревал о
появлении англичан, поэтому летящий над Стения Крик самолет никого не
заинтересовал. 2 бомбы упали вне бухты, а третья, нацеленная в "Гебен", попала в
носовую часть эсминца "Ядигар-и-Миллет", который стоял у борта линейного крейсера.
Эсминец получил пробоину, на нем начался пожар. Потушить огонь не удалось, так как
котлы эсминца были погашены и противопожарная система не работала. Через полтора
часа "Ядигар" затонул, на нем погибли 29 человек. Кажется, это был первый военный
корабль, потопленный в собственной базе вражеской авиацией. У стоящего рядом
эсминца "Нумуне" осколками была изрешечена вся носовая часть, но с течью удалось
справиться. На нем были ранены 17 человек. В результате налета туркам пришлось
рассредоточить корабли по бухте, устанавливать дополнительные зенитные орудия,
налаживать действия системы наблюдения и связи.
Заключительная крупная воздушная операция на Средиземном море была проведена в
начале 1918 года. Гидроавианосцы "Арк Ройял" и "Манксмэн" вместе с самолетами
Королевского Летного Корпуса участвовали в атаках против турецкого линейного
крейсера "Явуз". "Явуз" сел на мель и на какое-то время превратился в мишень для самых
мощных воздушных атак против корабля за всю Первую Мировую войну. Всего летчики
армии и флота сбросили на него около 15 тонн бомб, но корабельная броня выдерживала
попадания 65-фн и 112-фн бомб. Гидроавианосцы попытались было использовать против
линейного крейсера торпедоносцы, но атаки были сорваны плохой погодой.
Последний выход "Гебена"
Пока в ноябре 1917 года большевистский переворот не снял русскую угрозу
Константинополю, преемник Сушона вице-адмирал фон Ребейр-Пашвиц не мог позволить
себе выходы в Средиземное море. К этому времени англичане рискнули сократить свою
эскадру в Эгейском море до броненосцев "Лорд Нельсон" и "Агамемнон", 8 легких
крейсеров, флотилии старых эсминцев и горстки маленьких мониторов. По мнению
командующего Эгейской эскадрой контр-адмирала Сиднея Фримантла, выход "Гебена"
из Дарданелл мог преследовать 3 цели:
1. Соединиться с австрийским флотом в Адриатике.
2. Совершить набег на коммуникации между Дарданеллами и портами Смирны.
3. Атаковать британские базы в Мудросе или Салониках, или даже в Порт-Саиде и
Александрии.
Фримантл постарался принять необходимые меры предосторожности. На островах
Тенедос и Мавро были созданы наблюдательные посты. Гидросамолеты с базы на
Имбросе совершали ежедневные разведывательные полеты над Дарданеллами. Между
Галлиполли и Имбросом были поставлены минные заграждения. От 4 до 6 эсминцев
постоянно патрулировали перед выходом из пролива. Броненосцы "Лорд Нельсон" и
"Агамемнон" стояли в часовой готовности к выходу в Мудросе.
Но 12 января 1918 года Фримантла сменил контр-адмирал Артур Хейес-Садлер, который
был капитаном "Оушена" в день его гибели 18 марта 1915 года. Это был "хороший
средний офицер, не имеющий ничего выдающегося". 16 января он должен был прибыть в
Салоники и избрал для этой цели броненосец "Лорд Нельсон", хотя мог использовать
любой из эсминцев или штабную яхту "Триад", специально стоящую в Мудросе для таких
целей (Мы еще увидим, как в 1942 году адмирал Кратчли отправится на совещание на
тяжелом крейсере, лишив адмирала Микаву в бою у Саво совершенно законного трофея.
Похоже, британские адмиралы корабли менее крейсера считали просто недостойными
себя). Он разделил броненосцы, сделав положение эскадры очень опасным. Более того,
Хейес-Садлер ухитрился раздробить свою небольшую эскадру на целых шесть отрядов,
разбросанных по всему морю. "Гебен" без большого труда мог уничтожить любой из них,
или даже все поочередно. В результате выход немцев, к отражению которого готовились
несколько месяцев, застиг англичан врасплох. Хейес-Садлер надеялся, что немцы будут
тралить выходные фарватеры, что позволит англичанам спокойно сосредоточить силы. Он
ошибся.
Главным ограничением действий германо-турецкой эскадры была снизившаяся за годы
войны скорость кораблей. "Гебен" мог развить 22 узла, а "Бреслау" сейчас с трудом
выжимал 20 узлов. И все-таки командир эскадры вице-адмирал фон Ребейр-Пашвиц
решил атаковать британские корабли возле Дарданелл и обстрелять их базу на Мудросе. К
операции были также привлечены турецкие миноносцы "Муавенет", "Басра", "Самсун",
"Нумуне" и подводная лодка UC-23. В результате вылазки фон Ребейр-Пашвиц
рассчитывал оттянуть к Дарданеллам дополнительные силы союзников и ослабить их
давление на палестинском фронте. Кроме того, он хотел поднять моральный дух турок,
пошатнувшийся после падения Иерусалима 10 декабря 1917 года.
Энвер-паша согласился с его предложением, но подчеркнул, что эти 2 корабля имеют для
Турции такое же значение, как для Англии ее Гранд Флит, поэтому следует избегать
ненужного риска.
Рано утром 19 января 1918 года "Гебен" и "Бреслау" вышли из Босфора якобы для
проведения учений в Мраморном море. Союзники на выходе из Дарданелл поставили
плотные минные заграждения, которые представляли серьезную опасность. Однако
немцы полагались на карту, найденную на разбившемся английском пароходе, решив, что
на ней показаны вражеские минные заграждения. Для сохранения секретности операции
контрольное траление не велось. В 5.41 немецкие корабли вышли из пролива.
Наблюдатели союзников на острове Мавро из-за плохой видимости и тумана противника
не заметили. В 6.10 "Гебен" подорвался левым бортом на мине. Повреждения оказались
незначительными, и операция продолжалась. На месте подрыва был сброшен буй, и в 6.32
отряд взял курс на Имброс. Так как якорная стоянка Алики была пустой, германские
корабли повернули на север вдоль восточного берега Имброса. Первым в 7.20 их заметил
эсминец "Лизард", патрулирующий северо-восточнее Имброса. "Бреслау" шел впереди
"Гебена". Так как немецкие радисты глушили радиопередачи, эсминец лишь через
несколько минут установил визуальный контакт с "Рагланом" и передал прожектором
условный сигнал "ГОБЛО". Почти одновременно противника заметил "Раглан". В 7.45
монитор сумел по радио сообщить о выходе немцев "Агамемнону", стоящему в бухте
Мудрое. Тот передал сообщение Хейсе-Садлеру в Салоники, куда адмирал ушел на "Лорде
Нельсоне" 4 дня назад.
Мы приведем свидетельство одного из очевидцев этих событий, командира эсминца
"Лизард" лейтенанта Оленшлагера.
"В момент выхода "Гебена" и "Бреслау" из Дарданелл вблизи пролива
патрулировали только 2 британских эсминца. Первоначально патруль был
гораздо сильнее, однако эсминцы требовались для сопровождения конвоев,
и их отзывали один за другим. Поэтому силы патруля постоянно
сокращались. Днем один из эсминцев оставался севернее Имброса — это
называлось Северным патрулем. Другой эсминец отвечал за проход между
Тенедосом и Имбросом. Этот корабль носил титул Главного патруля. Ночью
оба эсминца крейсировали севернее Имброса.
оба эсминца крейсировали севернее Имброса.
Нам было запрещено переходить с главной позиции на северную восточнее
Имброса из-за опасности попасть под огонь береговых батарей. В
результате нам приходилось обходить кругом большой остров для того,
чтобы соединиться с товарищем, находящимся на расстоянии всего 15 миль.
Воскресным утром 20 января эсминец "Тайгрисс", на котором находился
командир отряда, в 6.30 отделился от нас и повернул на запад, чтобы обойти
Имброс и занять место на главной позиции. В 7.20, когда я зашел в
штурманскую рубку, мой вахтенный офицер сообщил, что видит возле
выхода из Дарданелл крейсер и считает, что это "Бреслау". После эвакуации
наших войск с полуострова все эсминцы ждали именно такого случая. Но
недели превращались в месяцы, те плавно перетекли в год, и вероятность
столкновения казалась нам все более сомнительной. Мы начали думать, что
выход "Гебена" и "Бреслау" из Дарданелл еще менее вероятен, что выход
Флота Открытого Моря из своих баз для генерального сражения с Гранд
Флитом в Северном море.
Откровенно говоря, когда я услышал это сообщение, то не сразу понял, что
настал долгожданный час. Но я быстро поднялся на мостик, чтобы отчитать
своего вахтенного начальника за глупую ошибку и выяснить, кого же он
принял за германский крейсер. В это время "Лизард" находился в 2 милях
от мыса Уэлкам. Утро было тихим и солнечным. Находившиеся восточнее
берега полуострова Галлиполли казались черными на фоне голубого неба. В
бухте Кусу 2 монитора стояли на якоре, предаваясь обычному воскресному
отдыху. Единственные признаки жизни подавал дрифтер "Суперная",
медленно ползущий вдоль линии сетей. Мыс Кефало выглядел как обычно.
Но там, где мы привыкли видеть чистую морскую гладь, все всяких
сомнений находился "Бреслау". И он шел прямо на нас!
Загремели звонки боевой тревоги, защелкали створки прожекторов,
посылающих срочные сообщения. По трапам зазвенели каблуки матросов,
разбегающихся по боевым постам. Лязгнули замки орудий, глотая снаряды.
Эсминец задрожал, увеличивая ход до полного. Мы еще не успели ничего
сделать, как огоньки пробежали вдоль борта "Бреслау" и "Гебена", который
виднелся в миле за кормой своего маленького товарища. Невероятное в
конце концов случилось!
Наша рация еще не успела передать сигнал общей тревоги, как с глухим
ревом снаряды "Бреслау" подняли столбы воды у нас под бортом. Снова
замигали прожектора, мы пытались предупредить мониторы в бухте Кусу.
Противник все еще был скрыт от них скалами. После показавшейся
бесконечной задержки мы сумели привлечь их внимание и сообщили, что
видим противника, идущего на север. Командир отряда эсминцев не раз
повторял нам, что в случае подобного выхода наша главная задача —
поддерживать контакт с противником и сообщать о его передвижениях.
Поэтому мы не должны были без крайней необходимости подставляться под
огонь вражеской артиллерии. Я вспомнил это наставление не без
облегчения. Решив, что немцы пытаются под прикрытием берега прорваться
на север, я лег на курс N30°O и дал полный ход, чтобы оказаться впереди
них и поддерживать контакт.
Залпы "Бреслау" начали ложиться в неприятной близости от нас. Расчет
кормового орудия даже обдало водой, когда снаряд лег у нас под бортом.
Хотя противник находился слишком далеко от нас, я приказал старшему
помощнику открыть огонь, чтобы хоть как-то занять матросов. Наши
орудия, как я помню, имели прицелы, рассчитанные только на 7000 ярдов, а
противник находился в 5 или 6 милях от нас, поэтому наш огонь просто не
мог быть эффективным. "Бреслау" накрыл нас 2 или 3 раза, но попаданий
не добился. Я приказал идти зигзагом, поворачивая на место падения
предыдущего залпа. Поэтому, если только не случится несчастье, мы могли
считать себя в полной безопасности от попаданий.
Мой суб-лейтенант, который отвечал за торпедные аппараты, настаивал на
немедленной торпедной атаке. Он с затаенной надеждой сообщил, что его
люди находятся в полной готовности к немедленному пуску торпед. Но я
все еще думал, что германские корабли пытаются сбежать, поэтому решил
сберечь наши драгоценные торпеды до наступления ночи. Тем временем
противник заметил наши мониторы и завязал бой с ними.
Я не слишком беспокоился за мониторы, полагая, что они смогут постоять
за себя. Поэтому с огромным удивлением я увидел, что бой завершился уже
через несколько минут. Оба корабля пылали, прекратив стрельбу. Я решил
попытаться укрыть их дымовой завесой, нажал кнопку сигнала "дым" и
направился к бухте Кусу. За нами тянулся хвост жирного черного нефтяного
дыма. Когда мы подошли ближе к бухте, то увидели, что вся она усеяна
всплесками падающих снарядов. Я понял, что прикрывать мониторы мы
сможем пару минут, после чего сами погибнем. Мы прекратили ставить
дымзавесу, и почти в тот же момент немцы прекратили огонь. В этот
момент показался "Тайгрисс", который перехватил наш сигнал тревоги.
Эсминец шел на большой скорости прямо под берегом. Я продолжал идти к
Кусу и обрезал корму командиру. Кранцы были вывалены за борт, и экипаж
вельбота стоял наготове возле шлюпки. Когда мы прошли сетевое
заграждения и вошли в бухту, нашим глазам открылось печальное зрелище.
"Раглан" затонул, над водой возвышался только мостик и развороченный
марс. М-28 был весь объят огнем.
Я уже был готов послать на помощь вельбот, когда увидел, что возвращается
патрульный дрифтер. В этот момент "Тайгрисс", по которому открыл огонь
"Бреслау", приказал присоединиться к нему. Когда я развернулся, чтобы
выйти из бухты, со страшным грохотом взорвался М-28. Обломки и
изуродованные тела падали вокруг нас. Когда дым рассеялся, от монитора
не осталось и следа.
Я соединился с "Тайгриссом" примерно в 8.45 северо-восточнее мыса
Кефало. Командир взял курс на юго-восток, чтобы догнать противника,
который скрылся из вида, обогнув мыс. Как только мы снова увидели
немцев, "Бреслау" немедленно открыл огонь. Однако продолжалось это
недолго. Вскоре после 9.00 мы увидели высокий столб дыма и воды,
взметнувшийся у него над кормой. Через несколько минут мы заметили еще
несколько взрывов. Сначала я подумал, что он попал под огонь каких-то
кораблей, находящихся южнее Имброса. Лишь потом я понял, что он попал
на наше минное заграждение. "Гебен" повернул назад и несколько минут
шел на юг. Мы находились примерно в миле на северо-восток от мыса
Кефало, а "Гебен" находился в 10000 ярдов на юг.
Я начал опасаться, что следующую пару дней мы проведем, гоняясь за ним
по всему Средиземному морю. Поэтому я послал вниз за стюардом и
приказал подать завтрак на мостик. Но прежде, чем завтрак был готов, мы
снова ввязались в бой. 5 маленьких кораблей в 9.20 вышли из Дарданелл. 4
явно были маленькими миноносцами, а пятый я принял за старый крейсер.
Головной эсминец значительно оторвался от остальных. "Тайгрисс"
просигналил: "Приготовиться к бою" и увеличил ход до полного, повернув
на юг. Мы находились на правой раковине командира.
Чтобы атаковать противника, мы прошли прямо над тем местом, где
полчаса назад взорвался и затонул "Бреслау". Море было усеяно обломками.
Сотни людей пытались вскарабкаться на плотики и бревна. Вероятно, они
думали, что мы собираемся подобрать их. Представляю их горькое
разочарование, когда мы промчались мимо, несмотря на их отчаянные
крики. Полагаю что перед ними предстало прекрасное зрелище — идущие в
атаку эсминцы с развернутыми на борт орудиями и торпедными
аппаратами, дым валит из труб, огромные стеньговые флаги развеваются на
мачтах, за кормой кипит высокий белый бурун!
Через 5 минут с дистанции 6000 ярдов мы открыли огонь. Оба эсминца
обстреляли головной эсминец. Весь отряд противника немедленно
развернулся на 16 румбов и помчался назад. Головной эсминец почти сразу
получил попадание и начал ставить дымовую завесу. Он пытался
отстреливаться, но его снаряды летели мимо. Как только мы открыли огонь,
береговые батареи с мыса Хеллес обстреляли нас. Их огонь был достаточно
жарким и точным, хотя нам повезло, и оба эсминца избежали попаданий.
Мы уже находились в опасной близости от линии наших мелкосидящих
мин, поэтому "Тайгриссе" предпочел прекратить бой. Мы повернули на
запад, и стрельба береговых батарей прекратилась. Мы снизили скорость.