Она обмакнула кончик пера в чернильницу. Ей очень хотелось поделиться с сестрой своими переживаниями, но в письме это оказалось невероятно трудно сделать. Было бы трудно даже при разговоре с глазу на глаз, поняла вдруг она. Но больше всего ей хотелось поделиться своими мыслями с Шарлоттой. «Так почему же стоит мне сделать попытку сближения с дочерью, как я чувствую необходимость полностью контролировать ее и распоряжаться ею, словно домашний тиран?» – думала Лидия.
Вошел Притчард.
– К вам мистер Константин Дмитрич Левин, миледи.
Лидия наморщила лоб.
– Что-то не припоминаю такого.
– Джентльмен утверждает, что у него к вам неотложное дело, миледи, и настаивает на знакомстве с вами по Петербургу.
Притчард выглядел при этом не слишком убежденным.
И Лидией тоже овладели сомнения. Впрочем, имя казалось знакомым. Время от времени в Лондоне ей наносили визиты русские, которых она прежде едва знала. Начинали они, как правило, с предложения доставить в Россию корреспонденцию, а заканчивали просьбой одолжить на обратную дорогу денег. Лидия почти никому не отказывала в небольшой помощи.
– Хорошо, – сказала она. – Пригласите его сюда.
Притчард вышел. Лидия еще раз обмакнула перо и написала: «Как поступить, когда твоей дочери всего восемнадцать, а она уже начинает проявлять излишнюю самостоятельность? Стивен говорит, что я чересчур волнуюсь по этому поводу, и мне бы хотелось…»
«Я даже не могу толком обсудить это со Стивеном, – подумала она. – Он лишь бурчит в ответ что-то успокаивающее».
Дверь открылась, и Притчард объявил:
– Мистер Константин Дмитрич Левин!
Лидия бросила через плечо по-английски:
– Я освобожусь через минуту, мистер Левин.
Она слышала, как дворецкий закрыл двери, и дописала: «…ему верить, но…» Она отложила перо и обернулась.
– Как поживаешь, Лидия? – заговорил он по-русски.
– О мой Бог! – прошептала она.
Чувство было такое, словно что-то тяжелое и холодное легло ей на сердце, и стало трудно дышать. Перед ней стоял Максим. Такой же высокий и худощавый, в несвежем плаще и белом шарфе, держа в левой руке нелепую английскую шляпу. Но такой знакомый, словно они виделись только вчера. Его волосы были, как и прежде, длинными и черными, без проблеска седины. Все та же белая кожа, немного крючковатый и острый нос, широкий выразительный рот и мягкие, полные грусти глаза.
– Извини, если напугал тебя, – сказал он.
Лидия все еще не могла вымолвить ни слова. Ее захлестнула буря противоречивых эмоций: удивление, страх, радость, ужас, нежность и сильнейший шок. Она не сводила с него глаз. Он все-таки постарел. На лице появились морщины. Две новые глубокие складки прорезали щеки, устремленные вниз мелкие лучики обозначились в уголках изящно очерченных губ. Казалось, на лице отпечатались все пережитые им тяготы и боль. А вот в выражении лица ей померещилось нечто, чего в нем прежде не было, – намек на безжалостность или даже жестокость. Хотя, быть может, ей это только казалось. К тому же он выглядел крайне утомленным.
Но и Максим внимательно вглядывался в нее.
– Ты смотришься на редкость молодо, – с восхищенным удивлением произнес он.
Она с трудом отвела взгляд. Сердце стучало, как барабан. Страх возобладал над прочими чувствами. «Вдруг Стивен внезапно вернется домой, войдет сюда и взглядом спросит: «Это еще кто такой?» – а я покраснею, смешаюсь, не найду что ответить, начну мямлить…»
– Ну скажи же мне хоть что-нибудь, – услышала она голос Максима.
И снова посмотрела на него.
– Уходи, – сделав над собой усилие, произнесла она.
– Нет.
И Лидия тут же поняла, что у нее не хватит духу выгнать его. Она мельком посмотрела на колокольчик, которым вызывала Притчарда. И Максим улыбнулся, поняв, какая у нее мелькнула мысль.
– Девятнадцать лет минуло, – проговорил он.
– Ты постарел. – Ей хотелось, чтобы это прозвучало резко.
– Да и ты изменилась.
– А чего ты ожидал?
– Сказать тебе, чего я ожидал? – спросил он. – Что ты придешь в ужас и не сразу признаешься самой себе, насколько счастлива вновь увидеть меня.
Удивительным образом он всегда был способен заглянуть своими обманчиво грустными глазами прямо ей в душу. Какой смысл притворяться? Он знал о притворстве все, вспомнила она. И разобрался в ней, едва успев впервые увидеть.
– И что же? – продолжал он. – Ты счастлива?
– Но и напугана тоже, – ответила она, не сразу поняв, что призналась – да, она рада ему. – А ты? – поспешно спросила Лидия. – Что чувствуешь сейчас ты?
– Я теперь вообще немногое способен чувствовать, – ответил он, скривив лицо в странной болезненной улыбке. И это выражение тоже было совершенно незнакомо ей по прежним временам. Но интуиция подсказывала, что он сейчас совершенно искренен.
Он придвинул стул и сел с ней рядом. Конвульсивным движением она отпрянула.
– Не бойся, я не причиню тебе боли, – сказал он.
– Не причинишь боли? – Лидия вдруг рассмеялась, но в ее смехе преобладала горечь. – Да ты можешь запросто разрушить всю мою жизнь!
– Как ты разрушила мою? – отозвался он, но затем нахмурился, словно сказал нечто, чего сам от себя не ожидал.
– О, Макс! Это не была целиком моя вина!
Он внезапно напрягся. В комнате повисло тягостное молчание. Он снова улыбнулся своей кривой улыбкой и спросил:
– Так что же тогда произошло?
Лидия заколебалась, но потом поняла, что все эти годы ей больше всего хотелось объясниться с ним. И она начала:
– Помнишь, тем вечером ты порвал мне платье?..
– Что ты будешь делать с этим вырванным крючком на спине? – спросил Максим.
– Горничная успеет пришить его, прежде чем я доберусь до посольства, – ответила Лидия.
– Твоя горничная постоянно носит иголку с нитками?
– А зачем еще брать с собой служанку, отправляясь на ужин?
– В самом деле, зачем? – Он лежал на постели, наблюдая, как она одевается. Она знала, что он любит смотреть на это. А однажды Максим так потешно изобразил ее, застегивающей лифчик, что она смеялась до колик.
Лидия взяла у него платье и облачилась в него.
– У всех моих знакомых уходит по меньшей мере час, чтобы одеться, – сказала она. – Да и я до встречи с тобой не представляла, что с этим можно справиться за пять минут. А теперь застегни меня.
Она смотрелась в зеркало и приводила в порядок прическу, пока Максим застегивал крючки на спине. Закончив, он поцеловал ее в плечо.
– Ой, только не начинай опять! – испугалась она. Потом взяла старый коричневый плащ и подала ему.
Он помог ей надеть его со словами:
– У меня перед глазами свет меркнет, когда ты уходишь.
Это тронуло ее до глубины души. Максим не часто позволял себе сентиментальность.
– Я отлично понимаю, что ты чувствуешь, – кивнула она.
– Завтра придешь?
– Да.
Уже в дверях она поцеловала его и сказала:
– Спасибо.
– Я так сильно люблю тебя, – произнес он.
И Лидия ушла. Спускаясь по лестнице, она услышала какой-то шум за спиной и обернулась. Из-за расположенной рядом двери на нее смотрел сосед Максима. Заметив ее взгляд, он смутился. Она вежливо поклонилась ему, и он захлопнул дверь. До нее дошло, что этот человек, по всей вероятности, слышит сквозь стенку, как они занимаются любовью. «Ну и пусть!» – решила Лидия. Она и так знала, что поступает дурно и постыдно, но отказывалась даже думать об этом.
Лидия вышла на улицу. Горничная дожидалась на углу. Вместе они направились в парк, где оставили экипаж. Вечер выдался зябкий, но Лидию словно согревало идущее изнутри тепло. В последнее время она часто задавалась вопросом: не могут ли посторонние при одном взгляде на нее понять, что она только что предавалась любви?
Кучер опустил перед ней ступеньки кареты, но почему-то избегал ее взгляда. «Неужели и он знает?» – изумилась она, но решила, что ей это только померещилось.
В карете горничная поспешно пришила лоскут ткани с крючком на место. Лидия сменила плащ на меховой палантин. Служанка возилась с ее прической. Лидия добавила ей за усердие еще десять рублей. Вскоре они остановились у здания британского посольства.
Лидия собралась с духом и вошла внутрь.
Она уже на опыте убедилась, насколько просто превращаться в скромную недотрогу, в ту воплощавшую невинность Лидию, которую знали в свете. В самом деле, стоило ей оказаться в реальном мире, как ее саму начинала приводить в ужас животная сила страсти, которую она испытывала к Максиму, и она помимо воли начинала трепетать, как белоснежная лилия от водной ряби. Никакого актерства не требовалось. Большую часть любого дня своей жизни она ощущала, что робкая невинность и скромность составляют ее истинную сущность, а попав в объятия Максима, оказывалась одержимой дьяволом. Но стоило ей остаться наедине с ним или лечь в свою постель, как Лидия осознавала, что именно в одержимости пороком ее суть, и отрицать это – значит, отрекаться от величайшего наслаждения, какое она только успела познать.
И вот она вошла в большой зал, одетая в белое платье, которое было так ей к лицу, производя впечатление неискушенной и потому немного нервной юной девы.
Она сразу же столкнулась с двоюродным братом Кириллом, формально считавшимся ее сопровождающим. Это был вдовец тридцати с лишним лет, болезненно раздражительный человек, служивший в министерстве иностранных дел. Нельзя сказать, чтобы они с Лидией питали друг к другу теплые чувства, но, поскольку у Кирилла умерла жена, а родители Лидии не любили светских мероприятий, Лидия и Кирилл уведомили всех, что их следует приглашать как пару. При этом она сразу освободила кузена от обязанности заезжать за собой, и это тоже облегчало ей тайные визиты к Максиму.
– Ты припозднилась, – упрекнул Кирилл.
– Прости, – машинально ответила она, не чувствуя за собой вины.
С Кириллом под руку они прошли в салон, где их приветствовали посол и его супруга, а потом ее представили лорду Хайкому, старшему сыну графа Уолдена. Это был рослый привлекательный мужчина лет тридцати в прекрасно сшитой, но довольно простой одежде. Он выглядел типичным англичанином с короткими светло-русыми волосами и голубыми глазами. Его улыбчивое открытое лицо показалось Лидии по-мужски – то есть в меру – красивым. Он свободно говорил по-французски. Несколько минут они вели светскую беседу, а потом ему представили кого-то еще.
– А он весьма мил, – сказала Лидия Кириллу.
– Внешность обманчива, – предостерег ее кузен. – Если верить слухам, он тот еще гуляка и повеса.
– Ты меня удивляешь.
– Он играет в карты с офицерами, которых я хорошо знаю, и, по их отзывам, перепить его мало кому удается.
– Тебе столько про всех известно, но почему-то всегда только плохое.
Губы Кирилла скривились в улыбке.
– А чья в том вина: моя или их?
– Зачем он сюда приехал? – спросила Лидия.
– В Петербург? Типичная история. Говорят, у него очень богатый, но крайне деспотичный отец, которого сынок на дух не переносит. Вот он и прожигает жизнь за игрой и выпивкой, путешествуя по всему миру в ожидании, когда папаша отдаст Богу душу.
Лидия не предполагала продолжить общение с лордом Хайкомом, но жена посла, рассудив, что они оба пока не обременены семьями, посадила их рядом за ужином. Когда подали вторую перемену блюд, он первым решился к ней обратиться.
– Вы знакомы с министром финансов? – неожиданно спросил он.
– Боюсь, что нет, – холодно ответила Лидия. Она, разумеется, многое знала о министре, к которому благоволил царь, но тот, однако, сочетался браком с еврейкой, и к тому же разведенной, а это делало весьма затруднительным для представителей высшего света приглашать такую пару к себе. При этой мысли она внезапно представила, как язвительно высмеял бы подобные предрассудки Максим, но ее сосед заговорил с ней снова:
– Мне бы очень хотелось свести с ним знакомство. Насколько я понимаю, он весьма энергичный и дальновидный политик. Его проект Транссибирской железной дороги просто превосходен. Но, судя по отзывам, манеры несколько грубоваты.
– Не приходится сомневаться, что Сергей Юльевич Витте – преданный слуга нашего обожаемого монарха, – из чистой вежливости сказала Лидия.
– Совершенно с вами согласен, – буркнул Хайком и обратился к соседке по другую руку.
«Он счел меня скучной», – подумала Лидия и через некоторое время спросила:
– Вы много путешествуете?
– Достаточно много, – ответил он. – К примеру, почти каждый год отправляюсь в Африку охотиться на крупного зверя.
– Как интересно! И на кого же вы охотитесь?
– На львов, слонов, носорогов… Впрочем, носорога я убил только однажды.
– В гуще джунглей?
– Нет. Настоящее сафари устраивают в саванне на востоке, но однажды я действительно забрался к югу в тропические джунгли. Просто из любопытства.
– И это похоже на рисунки, которые мы видим в книгах?
– Очень, причем вплоть до черных пигмеев, которые ходят голыми.
Лидия поняла, что краснеет, и отвернулась. «С чего он вдруг упомянул об этом?» – гадала она. И больше к нему не обращалась. Они пообщались достаточно, чтобы выполнить требования светского этикета, и было совершенно очевидно, что продолжать не хочется ни ему, ни ей.
После ужина она удалилась, чтобы поиграть на великолепном рояле посла, а потом Кирилл проводил ее до дома. Она сразу же легла спать, и ей снился Максим.
Наутро сразу после завтрака один из лакеев передал ей приглашение зайти в кабинет к отцу.
Граф был низкорослым, худым и очень строгим человеком пятидесяти пяти лет. Из его четверых детей Лидия родилась последней, а ее старшие сестра и двое братьев уже обзавелись семьями. Их мать постоянно чем-то болела. И граф редко виделся с родными, проводя большую часть времени за чтением. У него оставался единственный друг, который иногда приезжал, чтобы сыграть с ним в шахматы. А ведь Лидия, пусть и смутно, помнила его совсем другим, и как весело было собираться к ужину всей семьей за огромным столом, вот только с тех пор уже немало воды утекло. И теперь приглашение в кабинет хозяина дома могло сулить только неприятности.
Когда Лидия вошла, отец стоял перед своим письменным столом, заложив руки за спину, его лицо было искажено от злости. У двери притулилась заплаканная горничная. Лидия поняла, что произошло, и внутренне содрогнулась.
Предисловий не последовало. Отец начал с сути дела:
– Ты тайно встречаешься с каким-то юнцом!
Лидия сложила на груди руки, чтобы унять дрожь во всем теле.
– Как ты узнал? – спросила она, бросив обвиняющий взгляд на служанку.
– Не смотри на нее, – презрительно хмыкнул отец. – Кучер доложил мне о необычайно долгих прогулках в парке, к которым ты пристрастилась. И вчера я проследил за тобой.
Он сорвался с ровного тона и повысил на дочь голос:
– Как ты посмела вести себя подобным образом? Даже простые крестьянки не позволяют себе ничего подобного!
«Все ли он знает? Нет, он не может знать слишком много».
– Я влюбилась, – заявила Лидия.
– Влюбилась? – заорал он. – Ты хочешь сказать, что у тебя началась течка?
Лидии показалось, что он сейчас ударит ее. Она попятилась, приготовившись бежать из кабинета. Ему все известно. Это полнейшая катастрофа! Что он теперь предпримет?
– Но хуже всего, – сказал отец, – что ты даже не можешь выйти за него замуж.
Эта фраза как громом поразила Лидию. Она была готова, что ее выгонят из дома, оставят без гроша и унизят, но, как оказалось, отец придумал куда более тяжкое наказание.
– Почему я не могу стать его женой?! – воскликнула она.
– Потому что он практически крепостной и к тому же анархист до мозга костей. Неужели ты не понимаешь? Он сломал тебе жизнь! Она в руинах!
– Тогда позволь мне выйти за него и жить среди этих руин!
– Никогда! – завопил он.
Затем повисло угрюмое молчание, только зареванная служанка монотонно хлюпала носом. У Лидии же звон стоял в ушах.
– Это окончательно добьет твою недужную мать, – сказал граф.
– Что ты собираешься делать? – прошептала Лидия.
– Для начала тебя посадят под замок в спальне. А как только я обо всем договорюсь, ты отправишься в монастырь и пострижешься в монахини.
Лидия в ужасе уставилась на него. Для нее это было хуже смертного приговора.
Она выбежала из комнаты.
Никогда больше не увидеть Максима – эта мысль представлялась совершенно невыносимой. Слезы заструились по ее щекам. Она бросилась в свою спальню. Он не заставит ее так страдать! «Я лучше умру, – твердила она себе. – Я предпочту смерть».
Она не бросит Максима. Вместо этого навсегда оставит семью. Как только ей в голову пришла эта идея, она поняла, что другого выхода нет и бежать надо немедленно, пока отец не прислал кого-то, чтобы запереть ее.
Лидия заглянула в сумочку – у нее оставалось всего несколько рублей. Потом открыла шкатулку с драгоценностями, достала оттуда бриллиантовый браслет, золотую цепочку и несколько колец, сунув все это в сумку. Затем надела плащ и сбежала вниз по ступеням к черному ходу, выскользнув из дома через дверь для прислуги.
Она спешила по улицам города, и прохожие удивленно смотрели на нее: девушку в дорогом наряде, но всю в слезах. Лидия не обращала на них внимания. Она распрощалась с высшим обществом навсегда, чтобы соединить свою жизнь с Максимом.
Спешка быстро вымотала ее, и она пошла медленнее. Они с Максимом могут отправиться в Москву или любой провинциальный город, а быть может, даже за границу, например в Германию. Максиму придется найти работу. Он достаточно образован, чтобы получить место хотя бы клерка, но может рассчитывать и на лучшее. Сама она умеет шить. Они снимут маленький домик и недорого обставят его. У них будут дети: крепкие мальчишки и красивые девочки. А то, что она бросала, не имело для нее никакой ценности: все эти шелковые платья, досужие светские сплетни, пронырливые слуги, огромные дома, изысканные блюда…