Максим уставился на Шарлотту. Она поразительно походила на Наташу.
– Сколько вам лет? – резко спросил он.
– Восемнадцать.
И в этот момент Максима осенила мысль столь поразительная, столь невероятная, столь сокрушительно неожиданная, что у него чуть не остановилось сердце.
Он сглотнул и задал еще один вопрос:
– А когда у вас день рождения?
– Второго января.
Максим чуть не охнул в голос. Она родилась ровно через семь месяцев после свадьбы Лидии и Уолдена и через девять после того, как Максим в последний раз занимался с Лидией любовью.
А внешне Шарлотта была почти точной копией его сестры Наташи.
Так Максиму открылась правда.
Шарлотта была его дочерью.
Глава девятая
– Что-то случилось? – спросила Шарлотта.
– Нет, ничего.
– Но у вас такой вид, словно вам явился призрак.
– Просто вы мне кое-кого напомнили. Расскажите о себе.
Она смотрела на него, нахмурившись. У него словно ком встал поперек горла, и от нее это не укрылось.
– Похоже, у вас начинается сильная простуда, – заметила она.
– У меня не бывает простуд. О чем у вас сохранились самые ранние воспоминания?
Она ненадолго задумалась.
– Я выросла в сельской усадьбе, которая называется Уолден-Холл, в графстве Норфолк. Там очень красивый дом из серого камня и замечательный сад. Летом мы пили чай под большим каштаном. Наверное, годика в четыре мне впервые разрешили пить чай вместе с мамой и папой. Это оказалось очень скучно. На лужайке перед домом не было ничего интересного, и меня всегда тянуло на задний двор, поближе к конюшням. И вот однажды они оседлали ослика и дали мне на нем прокатиться. Я, конечно, много раз видела прежде, как люди ездят верхом, и решила, что тоже умею. Мне велели сидеть смирно, потому что иначе я непременно упаду, но я не послушалась. Поначалу кто-то взял ослика под уздцы и покатал меня туда-сюда. Потом поводья разрешили взять мне самой. Все казалось так легко, что я пришпорила животное, как другие это делали с лошадьми, и заставила поскакать быстрее. Но не успела оглянуться, как уже лежала на земле, захлебываясь от плача. Я просто не могла поверить, что действительно упала!
Воспоминание заставило ее вновь рассмеяться.
– Кажется, у вас было счастливое детство, – заметил Максим.
– Вам бы так не показалось, если бы вы знали мою гувернантку. Ее зовут Мария, и это просто какой-то дракон из России. «У маленькой леди ручки всегда должны быть чистенькими». Она все еще служит у нас, но теперь в роли моей компаньонки.
– И все же вы всегда хорошо питались, носили нарядную одежду, вам не приходилось мерзнуть, а если случалось недомогание, к вашим услугам был домашний врач.
– Вы считаете, что всего этого достаточно для счастья?
– Мне было бы достаточно. А каково ваше наилучшее детское воспоминание?
– Когда папа подарил мне собственного пони, – не раздумывая ответила Шарлотта. – Мне этого очень хотелось, и потому получилось, словно сбылась самая заветная мечта. Я никогда не забуду тот день.
– А какой он?
– Кто именно?
– Лорд Уолден, – пояснил Максим несколько нерешительно.
– Папа? Как вам сказать… – Для нее это был непростой вопрос. «К тому же, – подумала Шарлотта, – для абсолютного незнакомца Максима, пожалуй, чересчур занимают подробности моей жизни». В его расспросах теперь чудилась странная меланхолия, которой она не замечала еще несколько минут назад. «Вероятно, его детство не было столь беззаботным, и он загрустил, слушая мои воспоминания?»
– Мне кажется, папа очень хороший человек, но…
– Все-таки есть «но»?
– Да. Он до сих пор обращается со мной как с ребенком. Я знаю, что бываю ужасающе наивна, но ведь и не смогу измениться, если ничему меня не учить. Он не объясняет мне сути вещей так… Так, как это только что сделали вы. Стоит нам заговорить об отношениях между мужчиной и женщиной, как он начинает жутко смущаться… А если речь заходит о политике, его взгляды мне представляются… Не знаю, как лучше выразиться… Слишком консервативными, что ли.
– Но ведь это совершенно естественно. Всю свою жизнь он привык получать то, что хотел, не прилагая никаких усилий. И потому мир кажется ему прекрасным в его нынешнем виде, за исключением, быть может, некоторых мелких проблем, которые со временем решатся сами собой. Вы любите его?
– Да. Но бывают моменты, когда я его просто ненавижу. – Под пристальным взглядом Максима она вдруг почувствовала себя неуютно. Казалось, он упивается ее словами, запечатлевает в памяти каждое новое выражение лица. – Но вообще-то папочка – само очарование. А почему все это вас так интересует?
Он улыбнулся ей странной, кривой улыбкой.
– Потому что я отдал жизнь борьбе с правящей элитой, но мне редко доводилось прежде беседовать по душам с одной из ее представительниц.
Шарлотта интуитивно поняла, что он не назвал ей истинной причины, хотя она вообразить себе не могла, зачем понадобилась эта ложь. Вероятно, ему тоже было чего стыдиться. Чаще всего люди не говорили ей всей правды именно из-за этого.
– Я принадлежу к правящей элите не больше, чем любимая собака моего отца, – возразила она.
Эта реплика заставила его улыбнуться гораздо искреннее.
– Тогда расскажите о своей матушке.
– У нее сильно расстроены нервы. Иногда она даже принимает лауданум.
– Что это?
– Лекарство на основе опия.
Максим удивленно вскинул брови.
– Это нехорошо.
– Почему?
– Считается, что принимать опий вредно, это ведет к деградации личности.
– Нет, если количество ограничено и служит лечебным целям.
– Вот даже как?
– Я слышу в вашем голосе скепсис.
– И вы не ошиблись.
– Тогда поясните, что вы имеете в виду.
– Если вашей маме необходим опий, то, как я подозреваю, потому, что она несчастна, а не просто больна.
– С чего бы ей быть несчастной?
– Вам виднее. Она ведь ваша мама.
Шарлотта призадумалась. Была ли мама несчастлива? Она, конечно, не выглядела такой довольной жизнью, как папа. Слишком много волновалась и порой срывалась на пустом месте. И все же…
– Она, пожалуй, чересчур склонна все усложнять, – наконец произнесла она. – Но я не вижу причин считать ее несчастной. Быть может, так происходит со всеми, кто вынужден покинуть свою родину?
– Вероятно, – согласился Максим, но его словам недоставало убежденности. – У вас есть братья или сестры?
– Нет. Моя лучшая подруга – двоюродная сестра Белинда. Мы с ней одногодки.
– А просто друзья?
– Друзей нет. Есть только знакомые.
– Быть может, еще кузины или кузены?
– Мальчики-близнецы шести лет от роду. Разумеется, у меня полно родственников моего возраста в России, но я ни с кем из них не встречалась, кроме Алекса. А он как раз намного старше меня.
– И что вы собираетесь делать в будущем?
– Ну и вопросы вы задаете!
– То есть вы сами не знаете?
– Еще не решила.
– А какие у вас есть варианты?
– Это тоже не такой простой вопрос, как кажется. То есть, конечно, предполагается, что я выйду замуж за молодого человека одного со мной круга и буду воспитывать детей. И замужество действительно наиболее вероятная перспектива.
– Почему?
– Потому хотя бы, что Уолден-Холл не перейдет ко мне по наследству после смерти отца.
– Как так?
– Имение передается вместе с титулом, а я, как вы понимаете, не могу стать графом Уолденом. А значит, новым владельцем усадьбы станет Питер – старший из близнецов.
– Понятно.
– К тому же сама я не смогу заработать себе на жизнь.
– Конечно же, сможете!
– Я ничего не умею.
– Так учитесь.
– Чему, например?
Максим пожал плечами:
– Да чему угодно. Вы можете выращивать породистых лошадей, управлять собственным магазином, поступить на государственную службу, стать профессором математики, писать пьесы для театра.
– Вас послушать, у меня получится все, за что бы я ни взялась.
– Я в самом деле так считаю. Но мне в голову пришла одна куда более вероятная возможность. Вы в совершенстве владеете русским – так почему бы не переводить на английский язык романы?
– Вы думаете, мне это по силам?
– Несомненно.
Шарлотта прикусила губу.
– Интересно, почему вы так верите в мои способности, а родители нет?
Немного подумав, он ответил с улыбкой:
– Просто, если бы вас воспитывал я, вы бы сейчас жаловались, что вас все время заставляли серьезно учиться и совсем не пускали на танцульки.
– А у вас есть дети?
Он отвел взгляд в сторону.
– Я не был женат.
Шарлотта оживилась.
– А вы хотели бы иметь семью?
– Да.
Она понимала, что продолжать не следует, но не могла сдержать любопытства: ей было по-настоящему интересно узнать, любил ли когда-нибудь этот странный человек.
– Так что же случилось?
– Моя невеста вышла замуж за другого.
– Как ее звали?
– Лидия.
Шарлотта оживилась.
– А вы хотели бы иметь семью?
– Да.
Она понимала, что продолжать не следует, но не могла сдержать любопытства: ей было по-настоящему интересно узнать, любил ли когда-нибудь этот странный человек.
– Так что же случилось?
– Моя невеста вышла замуж за другого.
– Как ее звали?
– Лидия.
– В точности как мою маму!
– Неужели?
– В девичестве она была Лидией Шатовой. Если вы какое-то время жили в Петербурге, то, вероятно, слышали о графе Шатове.
– Да, да, слышал. У вас есть часы?
– Часы? Нет.
– И у меня тоже. – Он оглядел зал и увидел часы на стене.
Шарлотта проследила за его взглядом.
– О мой Бог! Уже пять часов. А я-то собиралась вернуться домой, прежде чем мама спустится к чаю.
Она поднялась из-за столика.
– У вас будут проблемы? – спросил он, тоже вставая.
– Боюсь, да. – Она повернулась, чтобы выйти из кафе.
– Шарлотта… – обратился он к ней.
– Да, что такое?
– Не могли бы вы заплатить за чай? Я, видите ли, очень беден.
– Ах, даже не знаю, есть ли у меня с собой деньги. Есть! Смотрите, здесь одиннадцать пенсов. Этого хватит?
– Конечно. – Он взял монеты из ее ладони и отправился к стойке, чтобы расплатиться.
«Занятно, о чем только приходится помнить, когда ты вне своего привычного окружения, – подумала Шарлотта. – Увидеть бы выражение лица Марии, если сказать ей, что я угостила чаем в кафе совершенно незнакомого мужчину! Да ее удар хватит!»
Максим отдал ей сдачу и придержал входную дверь.
– Я могу немного проводить вас.
– Спасибо.
Максим взял ее за руку, и они пошли вдоль тротуара. Солнце все еще припекало. В их сторону двигался полицейский, и Максим заставил Шарлотту остановиться и сделать вид, что они разглядывают витрину магазина, пока тот не прошел мимо.
– Почему вы не хотели, чтобы он обратил на нас внимание? – спросила Шарлотта.
– Они могут до сих пор выискивать участниц демонстрации.
Шарлотта нахмурилась. Объяснение показалось ей неправдоподобным. Впрочем, наверное, ему виднее.
Они пошли дальше.
– Мне всегда нравился июнь, – сказала она.
– Да, погода в Англии просто прекрасная.
– Если вам так кажется, значит, вы не бывали на юге Франции.
– Зато, как я понимаю, там часто бывали вы.
– Мы туда отправляемся каждую зиму. У нас вилла в Монте-Карло. – Ей внезапно стало неловко. – Надеюсь, вы не думаете, что я бахвалюсь этим?
– Разумеется, нет, – улыбнулся он. – В вашем возрасте уже пора понять, что богатства надо стыдиться, а не гордиться им.
– Вероятно, так и есть. Но только я пока этого не поняла. Вы, стало быть, презираете меня?
– Нет. Ведь богатство вам не принадлежит.
– Вы самый интересный человек из всех, кого я когда-либо встречала, – призналась Шарлотта. – Мы можем снова увидеться?
– Конечно, – кивнул он. – У вас есть носовой платок?
Она достала платок из кармана плаща и протянула ему. Он утер себе нос.
– Говорила же, что вы подхватили простуду! – сказала она. – У вас вон и глаза слезятся.
– Должно быть, вы правы, – промокнул он глаза. – Назначим новую встречу в том же кафе?
– Мне это место показалось не слишком уютным, – возразила она. – Давайте подыщем что-нибудь другое. У меня идея! Как насчет Национальной галереи? Там, если я увижу кого-то из знакомых, мы всегда сможем сделать вид, будто не вместе.
– Хорошо.
– Вы любите живопись?
– Надеюсь, вы научите меня любить ее.
– Тогда договорились. Что, если мы встретимся там послезавтра в два?
– Превосходно.
Только сейчас до нее дошло, что ей может оказаться сложно вырваться из дома.
– Если у меня не получится прийти и свидание придется отменить, я могу послать вам записку?
– Э-э… Как же быть? Я, видите ли, почти не сижу на месте…
Но тут ему в голову пришла неожиданная мысль.
– Впрочем, записку всегда можно оставить у миссис Бриджет Каллахан в доме девятнадцать по Корк-стрит в Камден-тауне.
Она повторила адрес.
– Запишу, как только доберусь до дома. Кстати, нам до него осталась всего пара сотен ярдов.
Она замялась.
– Нам лучше расстаться здесь. Надеюсь, вы не обидитесь, но не надо, чтобы кто-то увидел меня с вами.
– Обижусь? – переспросил он со своей странной изломанной улыбкой. – Ни в коем случае.
Она протянула ему руку:
– Тогда до свидания!
– До свидания. – И он крепко сжал ее кисть.
Она повернулась и быстро пошла к дому. «Неприятностей не избежать, – размышляла она. – Там уже обнаружили, что меня нет в спальне, и устроят допрос с пристрастием. Скажу, что просто гуляла в парке, но им это не понравится».
Но на самом деле теперь ей было все равно, что подумают дома. Она обрела настоящего друга. И от этого делалось легко и радостно на душе.
Добравшись до ворот, она обернулась. Он все еще стоял там, где они попрощались, глядя ей вслед. Она чуть заметно махнула ему рукой. Он помахал в ответ. Странно, но, стоя там в одиночестве, он выглядел таким беспомощным и печальным. «Глупости, – отмела эти мысли Шарлотта, вспомнив, как он вытащил ее из бушевавшей толпы. – Он очень сильный мужчина».
Она вошла во двор и поднялась по ступенькам к входной двери.
Граф прибыл в Уолден-Холл, страдая от нервного несварения желудка. Из Лондона он поспешно выехал еще до обеда, как только полицейский рисовальщик закончил с портретом убийцы, и поел дорогой, не останавливая машины, прямо из корзины для пикников, запив еду бутылкой шабли. А причина нервничать у него была.
Сегодня ему предстояло вновь провести переговоры с Алексом. Он догадывался, что Алекс приготовил встречное предложение и ждал телеграммы с его одобрением от царя, которая должна прийти сегодня. Оставалось надеяться, что у сотрудников российского посольства хватит здравого смысла, чтобы немедленно доставить телеграмму Алексу в Уолден-Холл. Надеялся он и на то, что контрпредложение русских окажется приемлемым и он сможет представить его Черчиллю как свой большой успех.
Ему не терпелось приступить к деловой беседе с Алексом немедленно, но, будучи реалистом, он понимал, что какие-то минуты здесь ничего не решают, а в процессе переговоров нежелательно проявлять слишком большое рвение. И поэтому немного постоял в вестибюле, собираясь с мыслями, прежде чем вошел в «Октагон».
Алекс в тоскливой задумчивости сидел у окна – к чаю и пирожным, принесенным ему на огромном подносе, он даже не притронулся. При виде Уолдена он встрепенулся и спросил:
– Что произошло?
– Этот человек появился, но, боюсь, нам не удалось схватить его, – ответил граф.
– Значит, он снова пытался убить меня… – Алекс устремил взгляд в окно.
Уолден ощутил прилив сочувствия. Такой молодой, но уже обремененный огромной ответственностью, он находился в чужой стране и за ним охотился убийца. Но не стоило давать ему повода для еще большей меланхолии. И Уолден заговорил с напускной бодростью:
– Зато теперь у нас есть точное описание внешности преступника. Более того, у полиции имеется его портрет. Томсону понадобится день, от силы – два, чтобы поймать его. А здесь ты в полной безопасности – ему не выведать, где именно ты находишься.
– Вы считали, что в отеле тоже безопасно, но он нашел туда дорогу.
– Больше подобное не повторится. – Уолден понял, что на такой ноте начинать переговоры не стоит. Ему следовало отвлечь Алекса от горестных раздумий и как-то развеселить.
– Ты уже пил чай? – спросил он.
– Нет особого желания.
– Тогда предлагаю пройтись. Это поможет нагулять аппетит к ужину.
– Хорошо, – кивнул Алекс и поднялся.
Уолден захватил с собой ружье.
– Возможно, постреляем по кроликам, – заявил он Алексу. И они отправились в сторону приусадебного хозяйства, которое называлось домашней фермой. Один из двух телохранителей, приставленных Томсоном, последовал за ними, держась ярдах в десяти сзади.
Хозяин продемонстрировал Алексу свою свиноматку-рекордистку по кличке Принцесса Уолдена.
– Она брала первые призы на сельскохозяйственной выставке два года подряд, – сообщил он.
Алекс восхищенно рассматривал добротные кирпичные коттеджи арендаторов, высокие, тщательно выбеленные амбары и породистых лошадей-тяжеловозов.
– Я не стремлюсь получать со всего этого какой-то доход, – пояснил Уолден. – Вся прибыль уходит на закупку скота, прокладку дренажной системы, на строительство домов и ограждений. Но это хозяйство задает высокий стандарт для арендаторов, и после моей смерти домашняя ферма будет стоить намного больше, чем когда я унаследовал ее.
– У нас в России такое невозможно, – сказал Алекс.
«Отлично», – подумал Уолден, он уже отвлекся от прежних мыслей.
– Наши крестьяне чураются новых методов обработки земли, – продолжал Алекс. – Механизмы их пугают, и они не умеют содержать в порядке ни новые постройки, ни хорошие инструменты. А все потому, что остаются крепостными – пусть уже не формально, но психологически. Знаете, что многие делают, когда случается неурожай и им приходится жить впроголодь? Сжигают пустые амбары.