Берлингер улыбнулся и кивнул, принимая свой долг.
– Перед тем как покинуть Прагу навсегда, – сказал старый раввин Сагану, – Марк что-то положил в шкатулку и запер ее. А я спрятал ее на чердаке. Больше мне твой дед ничего не объяснил. Он сказал, что так будет лучше.
В течение тридцати лет шкатулка оставалась на чердаке, пока во время ремонта я ее оттуда не забрал. К счастью, я все еще здесь, чтобы обеспечить ее безопасность.
– И вы так и не заглянули внутрь? – удивился репортер.
Берлингер покачал головой.
– Марк забрал ключ.
Том потер уставшие глаза и попытался осмыслить то, что услышал.
– Когда-то здесь находился центр еврейского квартала, – сказал его собеседник, делая неопределенный жест рукой. – А теперь это еще один район Праги. Все, что мы построили, практически исчезло. Остались только воспоминания, большая часть которых столь печальна, что многие стараются прогнать их прочь. Твой дед был одним из лучших людей, каких я когда-либо знал. Он доверился мне, и я принял свой долг. Со временем я бы передал его другому человеку – я уже сделал выбор.
– Но здесь появился я.
Рабби кивнул.
– И я расскажу тебе все, что мне известно. Я хочу, чтобы ты знал: будь у меня шанс отыскать сокровища, я бы это сделал. Мы заслужили, чтобы они к нам вернулись. Это единственное, на что мы с Марком смотрели по-разному, но я не мог с ним спорить. Ведь левитом был он, а не я. Однако теперь выбор принадлежит мне. И я считаю, что наши святыни должны находиться в храме.
– Я их найду. – Том вытащил ключ из кармана. – Где шкатулка, которую открывает этот ключ?
– Недалеко отсюда.
Глава 64
Том с Берлингером шли от Староновой синагоги по улице Малселова. Магазины и кафе, где было полно людей, теснились совсем близко к мостовой. Саган знал, какое здание находится сразу за углом – синагога Майзеля, построенная Мордехаем Майзелем в 1591 году. Том побывал в ней несколько раз, когда писал статью о Праге. Майзель, богатый еврей, сумел снискать расположение императора Рудольфа II, стал его доверенным советником и со временем получил разрешение на строительство храма. Более столетия это здание оставалось самым большим и роскошным во всем квартале. Но оно сгорело во время пожара 1689 года и было отстроено лишь в конце девятнадцатого века, а полностью восстановлено, насколько журналист помнил, только в 1995 году. Там больше не проводили службы, превратив храм в Музей истории чешских евреев.
Они с раввином вошли в вестибюль, и Том с восхищением принялся разглядывать изысканный купол, окна из витражного стекла и стены, выкрашенные в теплый желтый цвет. В музее оказалось множество посетителей – они рассматривали застекленные шкафы, в которых стояли серебряные экспонаты. Звенящую тишину нарушал лишь шорох шагов. Берлингер слегка поклонился женщине, проверявшей входные билеты, и она кивнула, чтобы они проходили.
– Сюда нацисты свозили артефакты, собранные в синагогах, – прошептал раввин. – Они собирались устроить тут музей нашей исчезнувшей расы. Я видел собственными глазами, как они сваливали в кучи бесценные предметы здесь и в других местах. Ужасное зрелище.
Они вошли в неф с необычными люстрами: их яркие светильники были направлены вниз. Над ними находился второй этаж – сразу за балюстрадой, разделявшей неф на две части, в каждой из которых имелась ниша с выставленной в ней блистающей менорой.
– Священные артефакты вернули туда, откуда их забрали нацисты, – рассказал Берлингер. – Однако некоторые остались здесь – нам не удалось установить, где они находились прежде. В конце концов мы решили, что это самое подходящее место для нашего наследия. Музей, но не исчезнувшей расы, а той, что по-прежнему жива.
Том уловил гордость в голосе старого раввина.
– Ты и твоя дочь, – сказал Берлингер. – Возможно ли восстановить ваши отношения?
– Наверное, нет. У меня был шанс много лет назад, но я им не воспользовался.
– Она сказала, что ты сфальсифицировал одну из своих статей. Я посмотрел твою историю. Когда-то ты был уважаемым журналистом.
Слово когда-то причинило Сагану боль.
– Я все еще им являюсь, и той женщине известна правда, – ответил он сухо.
– Возможно, ты сможешь доказать, что ты честный человек?
– Тогда многое изменится.
– Я знаю не больше того, что сказал. Она была очень таинственной и весьма убедительной.
– Что вам известно?
– Только одно: как и в большинстве случаев, за этим стоит еще одна история.
Спина Тома напряглась.
– Что вы имеете в виду?
– Я подозреваю, что ты хочешь отомстить нескольким людям.
Репортер заметил, что раввин не ответил на его вопрос, и поэтому решил поступить так же.
– Во время войны, – продолжал Берлингер, видя, что его собеседник молчит, – мне пришлось делать вещи, которых не следует требовать от приличных людей. Я возглавлял совет в Терезине. Каждый день мы выбирали, кому жить, а кому умереть. Погибли тысячи, и многие нашли смерть из-за решений, которые мы приняли. Только время смогло расставить то, что тогда происходило, по своим местам.
Казалось, старик полностью погрузился в воспоминания.
– Мой собственный сын… Да упокоит Господь его душу, – проговорил он еле слышно.
Саган по-прежнему молчал.
– Я должен еще кое-что тебе сказать, – добавил рабби. – Во время войны многих отправили в лагеря. Но прежде чем я туда попал, произошли некоторые события. Я говорил об этом с Марком. Могу я теперь поделиться этим с тобой?
Они выбили дверь дома на ферме.
Берлингер стоял в стороне, когда двое мужчин и Эрик, его пятнадцатилетний сын, бросились внутрь, чтобы вытащить единственного обитателя дома. Лето принесло тепло, и мужчина был едва одет. Его звали Юрий. Это был чех, которого раввин знал еще до войны. Простой тихий человек, совершивший огромную ошибку.
«Что вы хотите? – спросил Юрий. – Почему вы здесь?»
Его поставили на колени.
«Я ничего плохого не сделал, – продолжал он оправдываться. – Работал в поле. Я никому не мешал. Почему вы здесь? Я ничего не сказал нацистам!»
Берлингер ухватился за его последние слова.
«Ты говорил с нацистами?»
Они все были встревожены, даже Эрик, который научился прекрасно владеть пистолетом. До сих пор им вчетвером удавалось не попасться нацистам, они прятались в лесу и пытались оказывать сопротивление. Берлингер хотел, чтобы к ним присоединилось больше евреев, но их число с каждым днем уменьшалось.
Юрий затряс головой.
«Нет. Нет! Я не говорил с нацистами. Я ничего им не рассказал о евреях в лесу».
Именно по этой причине они сюда и пришли. Одна семья бежала из Праги, и им удалось спрятаться в лесу за городом. Юрий снабжал их пищей – благородный поступок, чего еще можно было от него ждать? Но когда деньги у этой семьи закончились, он сдал их за награду. И так поступал не он один. Многие предавали евреев.
«Пожалуйста, пожалуйста! – кричал он теперь. – У меня не было выбора. Они бы меня убили. У меня не было выбора! Я много недель помогал этой семье!»
«До тех пор, пока они могли тебе платить», – презрительно бросил один из вломившихся к нему мужчин.
Берлингер увидел ненависть в глазах своего спутника. Даже Эрика переполняло отвращение. Он никогда не видел своего мальчика таким. Но война быстро меняла людей.
«Что вы от меня хотите? У вас, евреев, нет шансов, – продолжал спорить с ними чех. – Ничего нельзя сделать. Вы должны…»
Тишину ночи нарушил выстрел.
Голова Юрия взорвалось, и он рухнул на землю.
Эрик опустил пистолет.
«Yashar Koyach», – сказал один из мужчин, и остальные присоединились к нему, хлопая юношу по спине.
«Пусть твоя сила умножится».
Раньше эти слова произносили после чтения Торы.
Теперь ими приветствовали убийство.
– Мы пришли не для того, чтобы убить этого человека, – продолжал Берлингер. – Во всяком случае, я думал, что не для того. Поступая так, мы уподоблялись немцам.
– Тогда почему вы туда пошли? – спросил Саган.
– Чтобы призвать его к ответу. Но не для того, чтобы убить.
Том подумал, что это было немного наивно, учитывая все обстоятельства.
– Вскоре после этого меня отправили в Терезин, – сказал раввин. – Мой сын сумел избежать такой судьбы. Он стал членом партизанского отряда и сражался с немцами еще год, пока они наконец его не убили. После той ночи я с ним больше не говорил. Он гордился своим поступком, а мне было стыдно. Между нами пролегла пропасть, о чем я сожалею по сей день.
– И чему вас научило время?
– Что я был глупцом. Тот человек заслуживал смерти. Но я не знал, что ждало всех нас, мне еще предстояло увидеть ужасы Терезина и узнать, какими пустыми могут быть души людей. Я не понимал, как сильно буду ненавидеть.
– И чему вас научило время?
– Что я был глупцом. Тот человек заслуживал смерти. Но я не знал, что ждало всех нас, мне еще предстояло увидеть ужасы Терезина и узнать, какими пустыми могут быть души людей. Я не понимал, как сильно буду ненавидеть.
– Для меня прошло всего восемь лет, но многое уже расплывается перед глазами. Могу лишь сказать, что последние несколько дней все изменили.
– К лучшему?
– Это мне еще предстоит узнать.
– Марку ты бы понравился, – заметил раввин.
– Я знал его, когда был совсем мальчишкой, – чуть заметно улыбнулся журналист.
– Он обладал удивительной силой духа. Ему нравились приключения. Он был хорошим евреем, но его вере не хватало глубины. Может быть, все дело в мире, в котором он жил. Я знаю, что моя собственная вера подверглась жестоким испытаниям. Возможно, причина в его профессии. Археолог изучает прошлое, он не живет в настоящем. Может быть, это затуманивало его разум. И все же он был хорошим человеком, который выполнил свой долг.
– Как левит?
Берлингер кивнул.
– Мне бы очень хотелось увидеть наши утерянные сокровища. Какое это было бы замечательное зрелище!
– Может быть, у вас еще будет такой шанс. Саки изменил правила игры. Из чего следует, что теперь это возможно. Я намерен изменить их еще раз.
– Разве ты не хочешь просто закончить игру?
Том некоторое время стоял молча, размышляя о последствиях. Пятьсот лет левиты хранили тайну…
– Именно так я и намерен поступить, – сказал Саган наконец.
Берлингер подошел к одной из витрин, где стояла пара серебряных подсвечников, бокал для кидуша, изящная серебряная коробочка для пряностей и простой прямоугольный контейнер из серебра площадью примерно в квадратный фут. Репортер увидел скважину для ключа. Все, как описывал раввин.
Том нащупал в кармане ключ.
– Теперь осталось открыть шкатулку, – сказал рабби. – Я попрошу, чтобы ее достали и отнесли в одну из боковых комнат, где ты сможешь посмотреть на ее содержимое в одиночестве.
С этими словами старик протянул Сагану трясущуюся руку.
– Мой долг исполнен, – сказал он тихо. – Теперь бремя ложится на твои плечи. Я желаю тебе успеха и буду молиться за твою душу.
И рабби ушел.
Глава 65
Захария старался держаться поближе к Элли, когда они покинули еврейский квартал и зашли в ресторан, который назывался «Колковна». Австриец решил, что следует сделать стратегическое отступление, пока он не выяснит, что происходит. Роча присматривал за Саганом и доложил, что они с Берлингером вошли в синагогу Майзеля. У Рочи не оставалось выбора, и он последовал за ними, держась позади, чтобы репортер, знающий его в лицо, не заметил слежки. Раввин отвел Сагана к серебряной шкатулке, после чего ее достали из витрины и отнесли в одну из соседних комнат. Берлингер ушел, но журналист остался со шкатулкой внутри. И теперь Роча все еще находился в синагоге, а Саган – за закрытой дверью боковой комнаты.
– Что происходит? – спросила Элли.
– Я и сам хотел бы знать, – отозвался Захария. – Твой отец что-то делает. Для человека, желавшего умереть, он ведет себя очень активно.
– Он долгое время был превосходным репортером.
– Мне странно слышать это от тебя. Его поймали за руку – он сфабриковал статью.
– Я знаю. И совсем недавно сказала ему в лицо, что я об этом думаю. Но из этого еще не следует, что все остальное, сделанное им, являлось ложью. Я помню, как читала его статьи, когда училась в школе. Его постоянно показывали по телевизору. Я ненавидела отца за то, что он творил с моей матерью и со мной, но складывалось впечатление, что он был хорошим журналистом. Работа значила для него все. Даже больше, чем семья.
– Когда я наводил о нем справки, выяснилось, что на Ближнем Востоке твоего отца уважали и побаивались. Он произвел сильное впечатление на людей, облеченных властью. Полагаю, многие обрадовались, узнав о его падении.
– Из чего следует, что он прекрасно знал свое дело. Во всяком случае, до истории с последней статьей.
– Я впервые слышу, что ты говоришь о нем как дочь, – заметил Саймон.
– Так получилось. Наши отношения закончились, – пожала плечами девушка. – Сейчас я глубоко сожалею, что мы его вовлекли в это дело. Было бы много лучше, если бы я с ним больше не встречалась и не разговаривала.
– Часть твоего сознания с тобой не согласна.
– К счастью, все мои сомнения где-то очень далеко. И разум подсказывает, что лучше держаться от него подальше.
Захария видел, что Беккет нуждается в поддержке, и сжал ее руку в своей ладони.
– Я очень ценю то, что ты сделала. Твоя помощь очень важна.
Между тем его разум продолжал работать, обдумывая следующий ход. К сожалению, ценность этой молодой женщины стремительно сходила на нет. Вскоре он с ней покончит. А Сагана Роча держит под наблюдением. Так что остается только один путь. Саймон никогда не слышал о рабби Берлингере, но из того, что он узнал за последние несколько часов, следовало, что старик является важной частью происходящего.
Значит, им необходимо поговорить.
Но как к нему подобраться?
Пожалуй, нужно устроить еще один спектакль.
Вскоре австриец уже стучал в дверь раввина, тихо и уважительно.
Никакой спешки.
Он нашел этот дом неподалеку от еврейского квартала, на чудесной боковой улочке с многоквартирными домами. Кирпичный фасад украшали цветочные горшки на балконах верхних этажей. Здесь было тихо, и лишь со стороны жилого квартала у реки доносился слабый шум изредка проезжавших по бульвару машин. У Саймона ушло всего несколько минут, чтобы позвонить в свое поместье и через интернет найти адрес рабби Берлингера.
Старик сам открыл дверь. Он действительно был очень стар: сухие потрескавшиеся губы, серебристая щетина на подбородке, кустики совершенно белых волос… Захария представился и спросил, могут ли они поговорить. Его пригласили войти. Комнаты оказались аккуратными, чистыми, а мебель очень простой. В квартире витали ароматы кофе и мяты. Тусклые окна впускали немного света и полностью изолировали квартиру от шума. Хозяин предложил ему присесть, но австриец отказался.
– Я бы предпочел сразу перейти к делу, – сказал он. – Вы манипулировали Томом Саганом с того самого момента, как он здесь появился. Я хочу знать, что вы ему сказали.
– Возможно, в своем мире вы привыкли получать все, что пожелаете. Но здесь, у меня, вы никто, – покачал головой Берлингер.
Он говорил спокойным четким голосом.
– Я знаю, что вы пользуетесь всеобщим уважением, и возможно, многие считают вас мудрецом, но сегодня у меня нет времени и терпения на любезности, – нетерпеливо заявил незваный гость. – Пожалуйста, расскажите мне то, что я хочу знать.
– Где дочь Сагана? – спросил раввин.
– Не ваше дело.
– Теперь, когда вы пришли ко мне, это стало моим делом.
– Она ждет моего возвращения. Я сказал ей, что мы с вами должны поговорить наедине. Мне необходимо узнать, что вы сказали Сагану. Мне известно, что вы передали ему серебряную шкатулку. Что находится внутри?
– Похоже, у вас возникла проблема. Вы знаете так много – и одновременно совсем мало.
Захария вытащил пистолет и направил его на рабби.
– Вы полагаете, что таким способом сможете меня убедить, – все так же спокойно произнес Берлингер. – На меня не раз направляли оружие. Но никто не сумел заставить делать то, чего я не хотел.
– Вы и в самом деле хотите, чтобы я стал вашим врагом?
Раввин пожал плечами.
– У меня бывали враги много опаснее.
– Я могу причинить вред вам и вашей семье.
– У меня нет семьи. Я всех пережил. Община – вот моя семья. И я черпаю в ней силу и поддержку.
– Как другой рабби из далекого прошлого?
– Я и думать не могу о том, чтобы сравнивать себя с рабби Лёвом. Он был великим человеком, оказавшим огромное влияние на всех нас.
– Я могу причинить вред вашей общине. Или помочь ей.
– Ну, вот, теперь мы перешли к делу. Пистолет – это всего лишь спектакль, и вы считаете, что деньги купят нужные вам ответы. – Берлингер покачал головой. – Для человека вашего возраста и опыта вы еще очень многого не знаете. Ваши деньги ничего для меня не значат. Но если вы ответите на несколько вопросов, я могу обменяться с вами кое-какой информацией. Что вы намерены делать с сокровищами Храма?
Теперь Захария знал наверняка: Саган и этот старик слышали его разговор на кладбище.
Казалось, рабби читает его мысли.
– Камеры, – объяснил Берлингер, – которые мы купили на ваши пожертвования. Их можно использовать по-разному. Так что же вы сделаете со священными предметами?
– Больше, чем вы способны себе представить.
– Начнете войну?
Да, рабби определенно слышал его разговор с послом!
– Если потребуется, – ответил Саймон.
– Поразительно, как меняется мир. Раньше нам угрожали немцы. Потом коммунисты. А теперь самая серьезная угроза исходит от одного из нас.