– Все так, старик. Мы – наш самый главный враг. Мы позволили миру загнать нас в угол, и если евреев снова начнут убивать, на защиту поднимутся лишь немногие. Они никогда нас не защищали – за всю нашу историю. Конечно, сейчас они говорят о прежних ужасах и обещают поддержку, но что сделал мир в прошлый раз? Ничего, совсем ничего. Они позволили нам умирать. Израиль – вот наш единственный защитник. Это государство должно существовать и оставаться сильным.
Вежливым взмахом руки Берлингер отбросил все эти доводы.
– Вы не понимаете, что делает Израиль сильным. Однако мне очевидно, что у вас собственные мерзкие намерения, которые, как вы полагаете, позволят вам добиться нужного результата.
– А как вы хотите нас защищать? – спросил Захария у раввина.
– Так, как мы это делали всегда, – сотрудничая, помогая друг другу и обращая к Богу наши молитвы.
– Это привело к тому, что нас начали уничтожать.
– Вы глупец.
На несколько мгновений воцарилась тишина.
– Дочери Сагана грозит серьезная опасность? – спросил затем хозяин дома.
– Как вы уже поняли, она для меня ничего не значит.
– Однако она думает иначе. – Берлингер покачал головой. – Какая наивность! Величайший грех юности. И в большинстве случаев наивность сопровождается высокомерием.
– Ее проблемы вас не касаются.
– Я потерял сына из-за этих двух болезней. К несчастью, я слишком поздно понял, насколько он был прав, что лишь усугубило мои сожаления.
– Значит, вы особенно должны хотеть, чтобы мы стали сильными.
– Так и есть. Только мы расходимся в методах достижения цели.
– Куда Саган отправится отсюда?
Берлингер пожал плечами и приподнял палец.
– Этого я вам никогда не скажу.
Тогда Захария решил попробовать другой подход.
– Представьте, какое огромное значение имеет возврат наших сокровищ, – начал он убеждать своего неуступчивого собеседника. – Будет построен Третий Храм. Разве это не заставит вас гордиться своим народом? И разве не порадует, что вы участвовали в столь великом деле?
– Какой еврей не будет этому рад?
– Представьте, что Храм воздвигнут и построен в полном соответствии с Паралипоменоном. Неужели вы не можете увидеть вышитый занавес, свисающий с восточной стены, скрывающий вход в Святая Святых? Наконец, после стольких столетий, мы восстановим наш храм. Стол хлебов предложения, Менора и Серебряные трубы займут свое законное место. Если бы только мы сумели вернуть еще и Ковчег…
– И сколько еще людей должны умереть, чтобы это случилось? – спросил Берлингер. – Сейчас Храмовую гору контролируют мусульмане. Они не уйдут оттуда без кровавой битвы. Они никогда не позволят возвести Третий Храм, а построить его можно только там.
– Тогда они умрут.
– На войне, в которой мы не можем одержать победу.
Опять разговоры с позиции слабости! Саймона уже до смерти тошнило от слабости. Ни у кого не хватало мужества сделать то, что необходимо. Ни у политиков, ни у генералов, ни у простых людей.
Только у него.
– Том Саган – левит, – сказал Берлингер. – Он избран предписанным методом. Только он может найти наши сокровища.
– Избран Колумбом? Неужели вы и в самом деле настолько наивны? Как Колумб мог обладать таким могуществом?
– С того самого момента, как сокровища были доверены ему и он перевез их в Новый Свет.
– Вы очень много знаете.
– Ему дали важное поручение, и он его выполнил. Он был одним из нас.
– А откуда вам это известно?
– В его дни евреи были экспертами картографии, и Колумб преуспел в этом искусстве. Именно евреи усовершенствовали инструменты мореплавателя и астрономические таблицы. Еврейские лоцманы пользовались большой популярностью. Дошедшие до нас заметки Колумба показывают, что он глубоко почитал Старый Завет. Некоторые из них я видел своими глазами в Испании. На полях он поставил дату – тысяча четыреста восемьдесят первый год, а потом добавил эквивалент еврейского календаря – пять тысяч двести сорок первый. Уже одно это меня во многом убеждает.
Захария понимал, что имеет в виду старый раввин.
Никто, кроме еврея, не стал бы добавлять 3760 лет к христианскому календарю.
– Я видел его портрет в галерее Уффици во Флоренции, – продолжал Берлингер. – Единственный портрет, написанный человеком, который видел Колумба живым. И у меня нет сомнений, что у него семитские черты лица.
Все это Саймон знал и раньше. Он видел тот портрет.
– Мы финансировали его первое путешествие, – сказал раввин. – Это исторический факт. Для евреев-сефардов мечты Колумба явились спасением. Они свято верили, что смогут мирно жить в Азии и там сумеют избежать преследований Инквизиции. Колумб отправился в Новый Свет для того, чтобы найти для них надежное убежище. Но, к несчастью, он прожил недостаточно долго, чтобы осуществить свою цель. Однако его семья обеспечила для нас дом на Ямайке. Вот почему мы с таким уважением относимся к его деятельности и ко всему, что потом совершили его последователи. Теперь все зависит от Тома Сагана: только он может завершить дело Колумба. Вы и я не в силах ничего изменить.
Говоря обо всем этом, старик с прямой спиной сидел в кресле, положив руки на подлокотники. Этот образ сохранился в веках.
Но Захария услышал уже достаточно.
Он встал и снова посмотрел на хозяина дома.
– Я вижу, что понапрасну теряю время. Вы ничего мне не говорите.
Берлингер продолжал сидеть.
Австриец навел на него пистолет.
Старик поднял руку.
– Могу я произнести молитву перед смертью?
Не ответив, Саймон выстрелил ему в грудь.
Раздался лишь легкий хлопок – пистолет был с глушителем.
Раввин вздохнул, а потом его глаза закатились, и голова упала на плечо. Из открывшегося рта на подбородок вытекла струйка крови.
Захария проверил его пульс. Берлингер был мертв.
– Время молитв закончено, старик, – объявил убийца.
Глава 66
Том вставил ключ в замочек серебряной шкатулки и повернул его. То, что находилось внутри, положил туда его дед, и репортер вдруг почувствовал удивительную связь с ним – ничего подобного он прежде не испытывал. Он стал последним звеном в протянувшейся во времени цепи, связывающей его с Колумбом. В это трудно было поверить, но это было правдой. Саган подумал о людях, которые взваливали на свои плечи исполнение священного долга, и о том, какие мысли их посещали. Большинству из них ничего не приходилось делать – только передавать информацию следующему поколению. Однако саки был другим. Том понимал, почему его дед так тревожился. Погромы бывали и в прошлом, евреи и раньше страдали и умирали, но масштабы несчастий не могли сравниться с тем, что происходило с 1939 по 1945 год.
Отчаянные времена требовали отчаянных действий.
Журналист находился один в нефе синагоги Майзеля. Пожилая женщина достала шкатулку из стеклянной витрины и вручила ее ему без единого слова. Его мысли обратились к погребальному залу, где в гробу, на таком же деревянном столе, лежало тело Абирама.
Очень многое между ними осталось невысказанным.
И уже ничего нельзя было исправить.
Да, как сказал Берлингер, время все делает более определенным, но сейчас Том хотел видеть нечто другое. И, что еще того хуже, казалось, что ошибка, совершенная им двадцать лет назад, повторяется теперь его собственной дочкой по отношению к нему.
Он отбросил эти мысли и открыл крышку.
Внутри лежал черный кожаный мешочек – в точно такой же Абирам положил ключ, найденный потом в его могиле. Репортер пощупал его и понял, что внутри находится нечто твердое.
Он вынул мешочек из шкатулки и раскрыл его.
И обнаружил внутри сферический предмет диаметром примерно в четыре дюйма, который напоминал большие карманные часы с медным циферблатом.
Вот только это были не часы.
Это были пять связанных друг с другом дисков, надетых на общую ось. Сверху находились поворачивающиеся указатели, вдоль которых были расположены какие-то символы. Том взглянул на буквы. Иврит, арабский алфавит и испанский. Сделанная из меди конструкция весила где-то полфунта. Ржавчины на ней не было, и диски легко поворачивались друг относительно друга.
Журналист знал, что держит в руках.
Астролябию.
Прибор, который используют в навигации.
Больше в шкатулке ничего не было.
Никаких объяснений или подсказок. Что же делать дальше?
– Ладно, саки… – прошептал мужчина.
Он разложил на столе астролябию, записку Абирама и дорожную карту Ямайки, а потом добавил туда же и ключ.
Все кусочки головоломки.
Затем Саган развернул карту, стараясь не повредить хрупкую бумагу, и снова обратил внимание на чернильные отметки на ней – числа, разбросанные по всему острову. Он быстро сосчитал их – оказалось, что там было около сотни цифр, написанных выцветшими синими чернилами.
Том поднял астролябию и попытался вспомнить, что он знает о таких приборах. Они использовались для навигации, но как – об этом он не имел ни малейшего понятия. Вдоль края внешнего диска через определенные интервалы имелись какие-то символы. Указатель, сделанный в виде масштабной линейки, шел от одного края до другого, соединяя знаки на противоположных сторонах. Все надписи были сделаны на иврите или испанском. Но испанский язык Саган не знал совсем, а иврит – лишь немного.
Том поднял астролябию и попытался вспомнить, что он знает о таких приборах. Они использовались для навигации, но как – об этом он не имел ни малейшего понятия. Вдоль края внешнего диска через определенные интервалы имелись какие-то символы. Указатель, сделанный в виде масштабной линейки, шел от одного края до другого, соединяя знаки на противоположных сторонах. Все надписи были сделаны на иврите или испанском. Но испанский язык Саган не знал совсем, а иврит – лишь немного.
Тогда он перевернул прибор.
На обратной стороне имелась сетка из пяти рядов надписей – все на иврите. Один ряд он узнал.
Цифры.
Когда Том был ребенком, Абирам заставлял его заниматься ивритом. В отличие от многих других языков, цифры в нем образуются с использованием букв, и теперь журналист вспомнил все комбинации. Он узнал числа 10, 8, 62, 73 и большинство других. Еще один указатель тянулся от одной стороны до другой. Саган принялся вращать диски, которые легко поворачивались вокруг центральной оси. Потом его взгляд скользнул к посланию Абирама и к описанию главного места, оставленному саки.
3.74.5.86.19.
Том нашел на астролябии число 3, и его поразило, что он все еще может что-то перевести. Повернув указатель, он совместил его конец с 3. На противоположном конце оказалось число 74, написанное на иврите.
Нет, это не совпадение.
Следующей цифрой в послании саки была 5. Репортер повернул стрелку и совместил ее с пятеркой. На противоположном конце оказалось 86.
Осталось еще одно число, и Тому показалось, что именно оно является главным. Первые пары чисел были нужны только для того, чтобы сказать: да, ты на правильном пути.
Мужчина отыскал число 19 и обнаружил, что его догадка верна.
Противоположным ему числом было 56.
Саган тут же стал изучать карту и нашел число 56 к востоку от центральной части острова и к югу от города Ричмонд, рядом с рекой Флинт. Маленький значок на карте рядом с написанными чернилами цифрами указывал на область, которая называлась Фэлкон-Ридж. Том еще раз просмотрел карту – больше число 56 нигде не встречалось.
Он улыбнулся.
Изобретательно.
Без астролябии не существовало никакого способа узнать, какое из множества чисел на карте имеет значение.
Том сложил карту, записку, ключ и астролябию в кожаный мешок, в котором все это легко поместилось, а потом вышел из здания и зашагал к Староновой синагоге. Он раздумывал, стоит ли попытаться отыскать Элли. Только вот как? Да и зачем? Она сделала свой выбор. Журналист помогал ей, как только мог, но теперь она с Саймоном, и ему лишь оставалось надеяться, что с ней все будет в порядке. Саган мог обратиться в полицию – и что он им скажет? Его слова сочтут полнейшим бредом, и он сомневался, что Берлингер его поддержит.
«Мой долг исполнен. Теперь бремя ложится на твои плечи».
Репортеру ничего не оставалось, как покинуть Прагу.
Он в последний раз огляделся по сторонам. Группа зданий, которые еще недавно казались ему знакомыми и дружелюбными, теперь выглядели холодными и неприветливыми. Его пребывание в этом городе оказалось коротким, но запоминающимся. Как и в доме его родителей, здесь было много призраков. Но что ждет его на Ямайке, в Фэлкон-Ридж?
Есть лишь один способ это проверить.
Однако сердце журналиста сжалось от разочарования.
– Береги себя, Элли, – прошептал он.
И зашагал прочь.
Глава 67
Захария вернулся в ресторан, где его ждала Элли. Перед уходом он запер обе двери, ведущие в дом Берлингера. Когда тело старика найдут, он уже покинет страну. У него не оставалось выхода – раввина следовало убить, он знал слишком много и мог связать Саймона с послом.
Молитва?
Этого недостаточно. Так всегда было и всегда будет. Сила или хотя бы угроза – вот что обеспечивает настоящую безопасность. Евреям никогда не хватало силы. Только однажды, во времена Второго Храма, они восстали и вытеснили римлян из Иерусалима, но победа была короткой. Империя вернулась и раздавила их. В наше время государству Израиль успех сопутствовал чаще. Дважды на него нападали, и дважды враг терпел поражение. Однако Израиль все меньше хотел воевать. Мысли раввинов стали важнее советов генералов. Захария же считал, что в мире больше не осталось места для таких людей, как Берлингер.
Он нашел ресторан и увидел Элли. Приближался полдень, и столики начали заполняться. В воздухе витал аромат пышек и жареной утки, но времени на ланч не осталось.
– Вам удалось что-нибудь узнать? – спросила Беккет.
Неужели она думает, что он станет делиться с ней новостями? Однако австриец скрыл раздражение и лишь покачал головой.
– Упрямый старик. Он рассказал мне о твоем отце, но я не узнал ничего нового.
Завибрировал телефон Саймона.
Он посмотрел на монитор – звонил Роча.
– Саган начал перемещаться, – сообщил он своему шефу. – Похоже, он возвращается в свою машину.
Захария встал и жестом показал Элли, чтобы она следовала за ним.
– Мы идем к тебе, – сказал он своему помощнику.
– Избегайте Старой площади. Он скоро появится там.
Саймон закончил разговор и посмотрел на Элли.
– Твой отец уезжает. Значит, и нам пора.
Он не солгал Берлингеру. Эта молодая женщина больше ничего для него не значила, но теперь он не станет спешить с убийством. Захария решил, что будет держать ее рядом до тех пор, пока не станет очевидно, что ее нельзя использовать. Теперь, когда Том собрался куда-то ехать, это время еще не пришло.
Поэтому Захария улыбнулся и повел Беккет за собой.
* * *Элли не понимала, что происходит. Не вызывало сомнений только одно – ее отец покидал Прагу. Видимо, он решил обойтись без нее, но был ли у него выбор? Ведь он не знал, где ее искать. И ее это радовало. Девушка предпочитала находиться рядом с Захарией. С ним она чувствовала свою значимость, была частью общего дела. Как и в прошлом, когда разговаривала с бабушкой и дедушкой.
Теперь они с Саймоном шли к тому месту, где ее отец оставил машину. На улицах было полно пешеходов и автомобилей.
– Мы следовали за вами из Вены и припарковались рядом, – сказал на ходу Захария. – Там запрещено ставить машины, так что я надеюсь, что она на месте.
Он указал налево и добавил:
– Нам следует избегать площади. Так мы сможем обойти ее по кругу.
Затем они пошли дальше.
То, что отец намеревался уехать, разозлило Элли. Очередная пощечина. Он снова от нее отказался. А ведь он должен был думать, что она его ищет!
Тем не менее он решил уехать.
– А мой отец знает, что я с вами? – спросила она.
Захария кивнул.
– Рабби сказал, что он видел нас вместе, на улице.
Это кое-что объясняло.
– Куда он направляется? – продолжила девушка расспрашивать своего спутника.
– Это нам еще предстоит узнать, – ответил австриец. – Полагаю, он поедет в аэропорт и, надеюсь, выберет тот, что находится в Праге.
* * *Том поехал на запад, в сторону пражского аэропорта «Рузине», находившегося в шести милях от бывшего еврейского квартала. Он оставил машину на парковке агентства и направился к кассе «Бритиш эруэйз», рассчитывая, что там больше шансов найти подходящий рейс на Ямайку. Самолет в Лондон вылетал через два часа, а еще через два с половиной был рейс из Лондона в Кингстон. Цены на билеты были возмутительными, но Сагана это не волновало. Он расплатился по кредитной карточке и получил пропуск в аэропорт.
Прежде всего журналист купил туалетные принадлежности. Ему бы следовало позвонить Инне и спросить, что ей удалось выяснить, однако все самое важное, все, что ему требовалось знать, лежало в черном кожаном мешочке. Том понимал, что выглядит отвратительно и что ему необходимо принять душ и побриться – все, как в прежние дни, когда он выходил на охоту. К счастью, для репортера внешность не имела особого значения. Имя автора статьи – вот что было важно. И место, где печаталась статья. Первая полоса, Бродвей для газетчиков… Прежде Саган владел на этом Бродвее недвижимостью.
Впрочем, те дни давно прошли.
Неужели они никогда не вернутся?
Он подумал о женщине в машине.
«Найдите сокровище, и тогда мы поговорим».
Возможно ли это?
Том сильно устал, но решил, что поспит в самолете, а оказавшись на Ямайке, сразу арендует машину и поедет в Фэлкон-Ридж. Ставки были слишком высоки. Для него самого и для остальных.
Война?
Именно к войне стремится Саймон?
Саган вдруг вспомнил то, что читал однажды на Ближнем Востоке.
Из священного «Мидраш Танхума».
Как пупок находится в самом центре тела человека,
Так земля Израиля является пупком мира…
Он находится в центре мира.
А Иерусалим – это центр Израиля.
И в самом центре Иерусалима находится святилище,
И священное место в центре этого святилища,