– Это, без сомнения, цианид, – сообщил Аллейн, ткнув пальцем во вторую плошку, – а вот здесь – тут он указал на плошку, накрытую прозрачным стеклышком – самая обыкновенная вода. Да, Фокс, вода – и ничего больше. Разве что с ничтожно малой примесью цианида, не способной убить и муху. Теперь, когда наш опыт удался, попрошу вас перелить оба эти вещества в соответствующие флаконы. Надо же оставить необходимый для анализа объем жидкостей сотрудникам лаборатории Скотленд-Ярда, не так ли?
– Полагаю, – предположил Харпер, – в свете вновь полученных данных нам нет смысла рассматривать цианид, хранившийся в угловом шкафчике Абеля.
– Не уверен, – возразил Аллейн, раскладывая на ладони кусочки стекла, не соответствовавшие по оттенку и толщине осколкам разбитого стаканчика из-под бренди. Затем, присоединив к ним оплавленные стеклянные комочки, найденные в золе камина, добавил: – Дело еще не закончено. Более того, далеко от завершения, поэтому кто знает, к чему нас приведет дальнейшее расследование. Может быть, нам еще придется вернуться к упомянутому шкафчику. Подумайте об этом, Харпер.
Суперинтендант некоторое время рассматривал лежавшие на руке у Аллейна стеклышки, после чего хлопнул себя ладонью по лбу.
– Кажется, – медленно произнес он, – я догадываюсь, на что вы намекаете. Но уверен, что вам будет стоить огромного труда доказать это.
– Знаю, – ответил Аллейн. – Но я постараюсь, Ник. Очень постараюсь.
Глава 17 Мистер Фокс дегустирует шерри
IПэриш спустился в бар, напевая: «Сердце красавицы склонно к измене…» Как выяснилось, у него был довольно сильный лирический баритон, который актер развил, пробуя свои силы в жанре музыкальной комедии. Пел он, надо сказать, стильно и довольно громко, так что сторонний наблюдатель в жизни бы не поверил, что слова арии герцога вырываются из его уст механически и исполнитель почти не отдает себе в этом отчета.
– Но изменяю им раньше я-я-я… – завершил Пэриш свое импровизированное выступление, входя в двери бара.
– Добрый вечер, сэр, – поздоровался стоявший за стойкой Абель. – Все поете?
Пэриш виновато улыбнулся.
– Ах, Абель, – вздохнул он, – у меня вовсе не так легко на душе, как вам, может быть, кажется. Ну и кроме того, мой покойный кузен терпеть не мог вытянутых физиономий, так что, надеюсь, он меня простит.
– Действительно, мистер Уочмен любил пошутить, – с легкостью согласился с ним Абель. – И шутил чуть ли не до самой смерти.
– Да уж… – протянул мистер Нарк, покачав головой. Норман Кьюбитт оторвался от своей кружки и посмотрел на Пэриша, удивленно выгнув бровь. Находившийся тут же в баре Ледж быстро переместился в закуток перед камином, где расположилась со своим вязаньем мисс Дарра, словно стремясь оказаться под ее защитой.
– Что будете пить, мистер Пэриш? – спросил Абель.
– «Требл Экстру». Мне нужно что-нибудь крепкое, – ответил Пэриш, после чего, повернув голову к Кьюбитту, с деланой веселостью добавил: – Привет, старина. Как продвигается работа?
– Отлично, Себ. – Норман посмотрел на часы, показывавшие четверть восьмого, и сообщил нечто неожиданное: – Подумываю о том, чтобы начать еще одно большое полотно.
– Не может быть… И кого собираешься избрать в качестве модели?
– Дециму Мур, – сказал Кьюбитт, поставив кружку на стойку бара. – Она была настолько добра, что согласилась позировать мне.
– И где ты хочешь ее запечатлеть? – поинтересовался Пэриш.
– На ее ферме «Кэрри Эдж». Где-нибудь у спуска к морю. Кстати, у нее есть отличный красный свитер. Красное в сочетании с синевой моря – моя любимая цветовая гамма. Картина, полагаю, будет представлять собой портрет в полный рост.
– Ага! – воскликнула мисс Дарра, отрываясь от своего вязанья. – Все-таки решили последовать моему совету. Значит, не зря я твердила вам изо дня в день, что лучшей модели вам не сыскать. Не сомневаюсь, что ваша новая картина станет шедевром, ибо трудно найти более очаровательное существо, нежели мисс Децима.
– Но дорогой друг, – Пэриш удивленно посмотрел на приятеля. – Мы через день-два уезжаем. Ты ни за что не сможешь закончить эту работу.
– Я собирался сказать тебе одну вещь, но чуть позже, – произнес Кьюбитт. – Однако раз уж так вышло, скажу сейчас. Дело в том, что я решил на какое-то время задержаться здесь.
На лице у Пэриша проступило обиженное выражение.
– Это, конечно, твое дело, – проговорил он. – Но лично я не останусь здесь ни при каких условиях. Даже не проси. Это место исполнено для меня печальных воспоминаний.
– Кроме того, – сухо уточнил Кьюбитт, – у тебя на этой неделе начинаются репетиции, не так ли?
– Что верно, то верно. – Пэриш вскинул над головой руки, после чего расслабленным движением опустил, позволив им безвольно повиснуть вдоль тела. – Опять эта чертова работа, – добавил он с видом христианского мученика. – Но ничего не поделаешь. Это не говоря уже о том, что домой мне, как видно, придется ехать на поезде.
– Разумеется, я подброшу тебя до Иллингтона.
– Спасибо, старина! Ну а дальше придется трястись по железке до самого Лондона. Но ничего, надо привыкать к тяготам и однообразию будней.
– Главное, не морщи верхнюю губу, – с улыбкой заметил Кьюбитт. – Тебе это не идет.
Неожиданно распахнулась дверь, и в бар вошел Аллейн. На нем были смокинг, крахмальная рубашка и галстук-бабочка. Кто-то однажды сказал ему, что он похож одновременно на монаха и испанского гранда. Но когда он надевал смокинг, в его обличии, разумеется, преобладал испанский гранд. Пэриш одарил его скользящим оценивающим взглядом, мистер Нарк в изумлении выпучил глаза, а мисс Дарра улыбнулась. Кьюбитт же, взлохматив рукой волосы, вскричал:
– Леди и джентльмены! А вот и местный граф прибыл. Или графский судья…
Хотя Кьюбитт, казалось бы, пошутил, шутка, похоже, не удалась, так как никто не засмеялся. Ледж, увидев детектива, еще глубже забился в каминный закуток, а все остальные словно приуныли. Складывалось впечатление, что от Аллейна исходили некие флюиды, влиявшие на присутствующих не самым лучшим образом.
Между тем Аллейн подошел к стойке, заказал две порции лучшего шерри и предупредил Абеля, что сегодня они с Фоксом вернутся поздно.
– Могу ли я попросить у вас ключ от входной двери, мистер Помрой?
– Я оставлю открытой боковую дверь, сэр, – пообещал Абель. – Так что ключ вам не понадобится. К тому же в наших краях отродясь не было преступников. До самого последнего времени… – Тут Абель сделал паузу и со значением посмотрел на Леджа.
– Вот и славно! – воскликнул Аллейн. – Кстати, далеко ли отсюда до усадьбы полковника Брэммингтона?
– Около восьми миль, сэр. Домовладение называется Шэнкли-корт. Роскошное местечко, надо вам сказать, сэр. Железные ворота, огромный парк… Ну и так далее. Когда проедете после Иллингтона четыре мили, не забудьте повернуть налево у Мэн-оф-Девон.
– Понятно. Кажется, не очень далеко, – сказал Аллейн. – Значит, еще полчасика побыть у вас сможем.
При этих словах Кьюбитт вышел из бара.
Неожиданно Аллейн взял льняную салфетку и попытался обернуть ею свою левую руку – да так неудачно, что она упала, продемонстрировав алое пятно на поверхности.
Тогда Аллейн полез в нагрудный карман за платком, но, как выяснилось, тот уже нес на себе аналогичное украшение в виде алого пятна.
– Черт бы побрал этот порез, – пробормотал Аллейн. – Теперь придется тащиться в номер за новым платком.
– Порезали руку? – осведомился Абель.
– Скорее пропорол, наткнувшись на ржавый гвоздь в гараже.
– В гараже? Ничего удивительного! – вскричал мистер Нарк. – Опасное место, сэр. Там не только руку, но и ногу можно ржавым гвоздем пропороть. Это не говоря уже о том, что там в атмосфере витают пары цианида.
– Ну ясное дело! – мгновенно вскипел Абель. – Тебя послушать, Джордж Нарк, так у меня до сих пор по всему домовладению эти чертовы пары витают. Остается только задаваться вопросом, зачем ты сюда ходишь?.. Мистер Аллейн! Я сейчас же сделаю вам перевязку, если хотите.
– Да, немного бинта и перекиси водорода мне бы не помешали.
– Не берите ничего из того гадкого шкафчика, – воскликнул мистер Нарк, – если не хотите ввести в организм какую-нибудь дрянь!
– Ты отлично знаешь, – заявил Абель, – что после того фатального случая я буквально выскреб все ящики в том шкафу. Это не говоря уже о том, что Николас Харпер забрал мою аптечку первой помощи, хотя она и была совершенно безвредной.
– И бутылочку с йодом тоже, – заметил мистер Нарк. – Так что ты не можешь предложить инспектору йод, не важно, был он отравлен или нет.
– У меня наверху есть еще одна аптечка, – сообщил Абель. – В шкафчике в ванной комнате. Уилл! – Абель заглянул в «народный» бар. – Принеси из ванной второй набор первой помощи. И побыстрее!
– Да не волнуйтесь вы так, мистер Помрой, – сказал Аллейн. – Как-нибудь обойдусь платком. Не стоит беспокоиться…
– Никакого беспокойства, сэр! Просто ранку необходимо обработать антисептиком. Тем более, вы говорите, что поцарапались о ржавый гвоздь. А в таких случаях нет ничего лучше йода. Это я вам как военный санитар говорю. Мне, мистер Аллейн, довелось побывать во Франции во время войны, и я госпитальные процедуры хорошо знаю. И не обращайте внимания на Джорджа Нарка. Он хоть и читал научные журналы, но в антисептике и санитарии ничего не смыслит, уверяю вас.
Открылись двери, и в частный бар вошел Уилл Помрой. Положив на барную стойку небольшую картонную коробку с аптечкой, парень, не сказав ни слова, снова направился в общественный бар.
Абель открыл коробку.
– Совсем новая аптечка, – пояснил он. – Купил у разъездного торговца всего за два дня до инцидента. А это что такое? Уилл!
– Слушаю, отец. – Уилл вернулся к стойке.
– Флакон с йодом пропал.
– Хм…
– Где йод, я тебя спрашиваю?
– Откуда я знаю? Но его здесь нет, это точно, – подтвердил Уилл.
– Сам вижу… И кто его взял?
– Понятия не имею. Лично я не брал…
– Еще раз хочу сказать, чтобы вы не беспокоились, – произнес Аллейн. – Как вы могли заметить, крови из ранки вытекло достаточно, так что она чистая. Нужен лишь кусочек бинта, чтобы сделать повязку, – и дело с концом. Кроме того, в этот набор первой помощи йод, возможно, не входит.
– Нет, входит! – вскричал Абель. – Здесь написано. Никак не пойму, кто мог его взять? Миссис Ивс!
Сердито взывая к своей домоправительнице, Абель Помрой вышел из-за стойки и скрылся в глубине дома.
Тем временем Аллейн наложил на ранку кусочек стерильного бинта, а мисс Дарра закрепила его полоской лейкопластыря. Затем детектив вышел из частного бара, держа в одной руке бокал с шерри для себя, а в другой – для Фокса. Последний стоял в своей комнате перед зеркалом и, отчаянно морщась, пытался завязать мрачной расцветки галстук. Заметив в зеркале входившего в номер шефа, Фокс сказал:
– Хорошо, что я захватил темно-синий костюм, мистер Аллейн. Это, конечно, не смокинг, но, думаю, сойдет.
– Лучше бы вы, братец Фокс, попросили меня договориться с полковником о встрече «без галстуков». Тогда бы и переодеваться не пришлось.
– Вам, мистер Аллейн, очень идет смокинг. Так что вам просто необходимо переодеваться к обеду. Это на мне такие вещи сидят нелепо. Зная об этом, я так и не озаботился покупкой смокинга. Ну а единственную свою крахмальную рубашку сжег утюгом при попытке погладить, когда у нас был срочный выезд в ночной клуб. Между прочим, даже если бы все это у меня имелось, полковник наверняка бы решил, что я выпендриваюсь и эти вещи мне не положены из-за ничтожного социального статуса… Кстати, вы выяснили то, что хотели, мистер Аллейн?
– Абель купил новый набор первой помощи за два дня до смерти Уочмена. Ну так вот: кто-то забрал из коробки флакон с йодом, и Абель никак не может его найти.
– Правда?
Фокс повязал наконец галстук, сбил щелчком с рукава невидимую пылинку и еще раз оглядел себя в зеркале.
– Чуть не забыл… Я вымыл бритву, которой вы порезали себе руку, – сказал он.
– Спасибо, Фокс. Кажется, я немного переборщил с порезом. Испачкал кровью лучшую льняную салфетку Абеля, не говоря уже о стойке бара. Но со стороны все выглядело очень убедительно. Так, который сейчас час? Половина восьмого? Похоже, еще слишком рано выезжать. Давайте еще раз все обдумаем.
– Как скажете, сэр! – Фокс взял свой бокал с шерри, поднял его и торжественно возгласил: – Ваше здоровье, мистер Аллейн!
IIДецима обещала прийти на мыс Кумби-хед в восемь часов вечера. Кьюбитт опустился на выдававшуюся вперед базальтовую глыбу и стал смотреть на бурлившее под ним море, пытаясь, как прежде Аллейн, обнаружить смысл в иероглифах, начертанных природой на прибрежных скалах. Эти своеобразные послания к человечеству, казалось, несли в себе важную идею, но Кьюбитт так и не смог расшифровать их и понял, что они уж точно оставлены здесь не для него. Кстати, Аллейн ранее пришел к точно такому же выводу.
Тогда Кьюбитт сосредоточил внимание на окружавшей его богатейшей цветовой гамме, пытаясь проверить гармонию алгеброй и свести природные краски к номерам, выдавленным на свинцовых тюбиках масляных красок. Потом художник подумал о том, что, придя сюда завтра утром, сделает неплохой набросок этой части мыса, и удовлетворенно вздохнул.
– Но созданный сейчас в воображении образ необходимо сохранить в памяти, чтобы не думать завтра, с чего начинать, – пробормотал он с отсутствующим видом.
Художник настолько углубился в свои мысли, что не расслышал, как к нему подошла Децима, и вздрогнул, когда она с ним заговорила:
– Норман?
На фоне голубого неба силуэт девушки показался Кьюбитту почти черным и слишком вытянутым в высоту. – Наверное, потому, что он смотрел на нее снизу вверх. Кьюбитт поднялся на ноги, расправил плечи и посмотрел ей в лицо.
– До чего же красивая… – протянул он. – Мне все кажется, что ты – античная богиня, вышедшая из моря.
Девушка потупилась и промолчала. Тогда Кьюбитт взял ее за руку и отвел туда, где росли деревья, а их силуэты не проступали на фоне моря. Они стояли и смотрели друг другу в глаза.
– Никак не могу отделаться от смущения, – проговорила Децима. – По идее, я должна была испытывать стыд, сочувствие к Уиллу, сильнейшее душевное волнение и беспокойство. Но ничего этого не чувствую. И с самого утра задаюсь одним-единственным вопросом: как случилось, что мы неожиданно и почти мгновенно влюбились?
– Для тебя это, может, и неожиданно, – ответил Кьюбитт. – Но не для меня.
– Но… Неужели это правда? И как давно?
– С прошлого года. А если точнее, то с первой недели лета прошлого года.
Децима отвернулась от него и стала смотреть в сторону.
– Но разве ты не знал? Честно говоря, я думала, что ты догадываешься…
– О тебе и Люке? Да, догадывался.
– Обо всем?
– Да, моя дорогая.
– Мне бы очень хотелось, чтобы ничего этого не было, – тихо сказала Децима. – Мне ужасно стыдно. И не из-за каких-то моральных соображений, а по той простой причине, что я показала себя настоящей дурой. Поскольку сама перед собой притворялась, что лишь ублажаю свое женское естество, хотя на самом деле совершенно потеряла голову и вела себя подобно какой-нибудь деревенской молочнице.
– Но ты ведь любишь пролетариат, не так ли? – произнес Кьюбитт. – А деревенские молочницы – тоже пролетарки и ничем не хуже других представителей этого славного класса.
– Ты бестактен, – пробормотала Децима, улыбаясь и плача одновременно, а потом бросилась в распахнутые им объятия.
– Если бы ты только знала, как я тебя люблю, – прошептал Кьюбитт.
– А на первый взгляд не скажешь. Уверена, что человек со стороны ни за что бы об этом не догадался.
– Ты так думаешь? На самом деле те, кому надо, догадались.
– Кто?! – в ужасе воскликнула Децима. – Надеюсь, не Уилл?
– Нет. Мисс Дарра. Сама мне об этом сказала. Я тоже заметил, как она на меня смотрела, когда ты оказывалась поблизости. А я, Господь свидетель, чего только не делал, чтобы как можно реже смотреть на тебя. Хотя мечтал смотреть на тебя не отрываясь.
Через некоторое время Децима высвободилась из его объятий.
– Боюсь, я не должна обниматься с тобой, – пробормотала девушка. – Потому что это может плохо кончиться. А нам сейчас нужно быть особенно осторожными.
– Понял тебя. Действительно, пора возвращаться с небес на землю. Впредь обещаю руководствоваться не чувствами, а разумом. Вот сигарета, Децима. Покури, тебе поможет. И бога ради – не смотри на меня. Лучше сядь. Вот сюда. И послушай, что я тебе скажу. Ты помнишь утро того рокового дня?
– Когда вы с Себастьяном перевалили через холм и вышли на тропинку?
– Да. В тот самый момент, когда ты говорила Люку, что можешь его убить. Скажи, это ты сделала?
– Нет, что ты…
– Ну, разумеется. Я тоже его не убивал. Но в это утро все мы наделали кучу ошибок. К примеру, мы с Себом отрицали, что видели Люка, возвращаясь с мыса Кумби-хед в тот день. И мне кажется, Аллейн не поверил нам. Поэтому я испытал неприятное чувство, когда детектив заявил, что собирается переговорить с тобой. Прямо не знал, что и делать. Подумав, я потащился за ним, отправив Себа в гостиницу. Но, похоже, опоздал. Ты ведь сказала ему об этом, не так ли?
– Я сказала, что в то утро мы с Люком поругались, поскольку Люк пытался… хм… поцеловать меня, применив силу. А обо всем остальном я ему не сказала. Короче, солгала. Сказала, что раньше он ко мне не приставал. Странное дело, но я вдруг ужасно испугалась и буквально заледенела от страха. Не знаю, что вы с Себастьяном наговорили этому полицейскому, но я опасалась, что если он узнает о моих с Люком отношениях и ссоре, то… Ну, ты знаешь, как говорят? Что яд – оружие женщины, и все такое… И эта мысль преследовала меня. Так что не помню точно, что именно сказала ему. Я просто потеряла голову. А тут еще второй полицейский подошел… Фокс, кажется, его фамилия. Он все время что-то писал в своем блокноте. Ну а потом появился ты… и я немного расслабилась. Тебе этого не понять. Это словно стоишь один в темноте ночи и трясешься от страха, и вдруг кто-то неожиданно приходит тебе на помощь и становится рядом.