Харпер сделал то, о чем его попросил Аллейн.
– Не понимаю, зачем преступнику все эти сложности, – заметил он. – Как-то это глупо, не находите? Ну, убил бы он вас обоих – а дальше что? Или он от злости пошел на это? Или запаниковал?..
– Думаю, ни то, ни другое, – произнес Аллейн. – Мне представляется, что это последняя попытка оживить теорию «несчастного случая». Точно так же, как цианид самым таинственным образом попал на стрелку «дартс», он оказался и в графине с шерри. Этот графин, видите ли, стоял раньше в настенном шкафчике, где хранился флакон с цианидом. Но потом миссис Ивс достала его оттуда и раз десять промыла кипятком. Сомневаюсь, что кто-нибудь, кроме Нарка и Абеля, знал об этом. Полагаю, нас хотят навести на мысль, что графин пропитался парами яда и поэтому способен отравить любой напиток, содержащийся в нем.
Суперинтендант покачал головой и выругался, охарактеризовав преступника хлестким непечатным словом.
– Он такой и есть, – согласился с супером Аллейн. – Но если бы мы с Фоксом и впрямь отправились в лучший мир, вам, Харпер, потребовалось бы приложить чертову прорву усилий, чтобы доказать, что в данном случае имело место предумышленное убийство. Возможно, я ошибаюсь в своих предположениях, но в любом случае это деяние демонстрирует нам две вещи. Преступник, во‑первых, носил яд при себе и, во‑вторых, оказался в частном баре сегодня примерно без четверти час, когда Абель переливал шерри из бутылки в графин. Или чуть позже этого времени. В самое ближайшее время нам предстоит обыскать комнаты постояльцев. Почти уверен, что мы ничего там не найдем, но, как я уже говорил раньше, таковы правила. А теперь я, с вашего разрешения, Харпер, пойду посмотрю, как там дела у Фокса.
Бледный как смерть Фокс сидел на краю ванны, безвольно опустив голову. Доктор Шоу мыл руки под краном.
– Сейчас ваш друг вне опасности, – сообщил доктор. – Но ему необходимо полежать в постели.
– Чтоб меня черти взяли, если я лягу в постель, – пробормотал инспектор. – Особенно сейчас. Не лягу – и все тут.
Аллейн взял его под руку и помог подняться.
– Еще как ляжете, Фокс, – сказал он. – Тем более это приказ. Так что извольте проследовать в спальню.
Уложив Фокса и оставив доктора Шоу присматривать за ним, Аллейн и Харпер отправились обыскивать комнаты.
IIХарпер сказал, что со времени первого обыска комнаты жильцов не претерпели почти никаких изменений. Так, в апартаментах Кьюбитта по-прежнему сильно пахло растворителями, а интерьер напоминал обстановку художественной студии. На полках стояли бутылки со скипидаром и различными маслами, углы загромождали незаконченные работы, а на столиках лежали коробки с красками. Подоконник был завален использованными выдавленными тюбиками. Несмотря на сильное головокружение, Аллейн трудолюбиво откручивал крышечки и обнюхивал содержимое бутылок и флаконов. Даже наполовину выдавленные тюбики с масляными красками не избежали его внимания.
– Похоже, мы занимаемся бессмысленной работой, – сказал старший инспектор. – У всех этих растворителей и красок слишком специфический запах. И если бы кто-то капнул мне в бокал скипидара, я бы сразу это почувствовал.
– У «прусской кислоты» или цианида тоже специфический запах. И довольно сильный.
– Правильно. Цианид пахнет миндалем. Сладковатый такой аромат… Кстати, вы читали отчет об отравлении Распутина?
– Как-то не пришлось, – сказал Харпер.
– Юсупов бросил цианид в вино, чтобы отбить запах. И Распутин выпил несколько бокалов без каких-либо последствий для себя.
– Но…
– Считается, что находившийся в вине сахар нейтрализовал цианид. Возможно, аналогичная реакция ослабила яд и в бокале Фокса. Что же до запаха миндаля, то хороший старый шерри обладает чрезвычайно богатым букетом, способным приглушить любой запах.
– Все это, конечно, хорошо, но я никак не могу взять в толк, что мы, собственно, ищем?
– Все, что угодно, способное содержать яд, оказавшийся в графине. Разумеется, преступник первым делом постарался бы избавиться от него, но чего только в нашей практике не бывает…
Потом они перешли в ванную и увидели в шкафчике над краном коробку с новой аптечкой первой помощи. Аллейн спросил, находился ли в этой коробке флакон с йодом в тот день, когда супер обыскивал комнаты жильцов в первый раз. Харпер ответил, что тогда йода в коробке не было. Он лично осмотрел и шкафчик, и коробку, но ничего похожего на йод не обнаружил.
Выйдя из номера художника, Аллейн и Харпер разделились. Аллейн отправился в комнаты Леджа и Пэриша, а супер взял на себя все остальные. В комнате Пэриша старший инспектор прихватил с собой небольшой пустой флакончик. По-видимому, раньше в нем находились таблетки, и какой-либо запах у флакончика отсутствовал. В комнате Леджа на туалетном столике обнаружилась полупустая бутылочка с густой розоватой жидкостью с резким антисептическим запахом. Насколько Аллейн помнил, Ледж использовал упомянутый препарат для лечения ушей, но на всякий случай захватил и эту бутылочку, после чего обыскал встроенные шкафы, гардероб и карманы висевших в нем брюк и пиджаков, но ничего достойного внимания там не нашел. Комната Абеля поражала спартанской обстановкой и чистотой, а в помещении, где обитал Уилл, наоборот, царил ужасный беспорядок и было множество книг. Утомительная и кропотливая работа продолжалась несколько часов, а ее вектор был направлен сверху вниз, то есть постепенно приближался к частному бару, где в данный момент констебль Оутс и его приятель-полицейский составляли компанию обитателям «Плюмажа», которые вели себя тихо, как мышки. Лишь изредка Аллейн слышал приглушенные реплики Пэриша или мистера Нарка. Неожиданно часы на башенке Оттеркомби медленно и важно пробили десять, после чего в доме установилась полная тишина, которая, впрочем, секундой позже была нарушена громкими звуками, донесшимися из частного бара. Услышав шум, Аллейн с Харпером почти одновременно выскочили в коридор.
– Похоже, у кого-то не выдержали нервы, – заметил Харпер.
Действительно, внизу кто-то крикнул фальцетом нечто неразборчивое, после чего послышался грохот переворачиваемой мебели и топот подбитых гвоздями тяжелых сапог. Офицеры, не сговариваясь, устремились вниз по лестнице и, распахнув дверь, ворвались в помещение. Там их взгляду предстал вопивший как помешанный Ледж, вырывавшийся из крепких рук пытавшихся удержать его на месте Оутса и другого констебля.
– Что здесь происходит? – осведомился Харпер.
– Имела место попытка побега, сэр, – произнес Оутс, орошая капавшей из носа кровью черный воротник полицейского мундира. – А также попытка оказать сопротивление представителям власти.
– Мне наплевать, как вы квалифицируете мои действия! – вскричал Ледж. – Просто у меня не хватило сил терпеть дольше эту муку…
– Замолчите, глупый вы человек, – произнес Оутс и повернулся к офицерам. – Он действительно пытался бежать, сэр. Сидел себе тихо-мирно, как все остальные, и вдруг ни с того ни с сего сорвался с места и бросился к двери. А когда мы попытались ему в этом воспрепятствовать, вступил с нами в драку, перевернул стол и, между прочим, ударом кулака разбил мне нос. Так что в свете всего вышеперечисленного вы, Роберт Ледж, считаетесь находящимся под арестом. Я также должен предупредить вас о том, что вы можете хранить молчание, так как каждое сказанное вами в дальнейшем слово может быть использовано в качестве свидетельства против вас. И прекратите вырываться! Говорю же вам – вы арестованы.
– Я арестован! О боже – я арестован! – простонал Ледж. – Затравлен, запуган, загнан, доведен до нервного срыва – и арестован! Я знаю, что это значит. И не хочу больше сидеть в тюрьме. Оставьте меня в покое, чтоб вас всех черти взяли! Отпустите меня. Немедленно!
С этими словами он носком ботинка ударил Оутса по лодыжке. Оутс выругался и заломил арестованному руку за спину. Ледж пронзительно вскрикнул и обмяк.
– Да, мы посадим вас в камеру, – с печалью в голосе сообщил Харпер. – Вынуждены посадить. А если будете буянить, то наденем на вас наручники. Так что ведите себя прилично.
– Я буду сопротивляться, – вскричал Ледж, вновь поднимая голову. – Пока… пока вы не убьете меня.
– Уведите его, – велел Харпер. – Заприте в какой-нибудь свободной комнате на втором этаже. И охраняйте. Оба!
Леджа, продолжавшего вырываться из рук полицейских и цеплявшегося руками и ногами за дверные створки, косяки и малейшие неровности пола, наконец выволокли из помещения.
– Похоже, у бедняги окончательно поехала крыша, – пробормотала мисс Дарра.
Кьюбитт сказал:
– Послушайте, все это ужасно… Если он невиновен, тогда какого черта?..
– Невиновен! – воскликнул Пэриш. – Должен заметить, что для невиновного его поведение представляется весьма странным.
– Да, мы посадим вас в камеру, – с печалью в голосе сообщил Харпер. – Вынуждены посадить. А если будете буянить, то наденем на вас наручники. Так что ведите себя прилично.
– Я буду сопротивляться, – вскричал Ледж, вновь поднимая голову. – Пока… пока вы не убьете меня.
– Уведите его, – велел Харпер. – Заприте в какой-нибудь свободной комнате на втором этаже. И охраняйте. Оба!
Леджа, продолжавшего вырываться из рук полицейских и цеплявшегося руками и ногами за дверные створки, косяки и малейшие неровности пола, наконец выволокли из помещения.
– Похоже, у бедняги окончательно поехала крыша, – пробормотала мисс Дарра.
Кьюбитт сказал:
– Послушайте, все это ужасно… Если он невиновен, тогда какого черта?..
– Невиновен! – воскликнул Пэриш. – Должен заметить, что для невиновного его поведение представляется весьма странным.
Уилл Помрой пересек комнату и остановился напротив Аллейна и Харпера.
– За что его арестовали? – спросил он.
– За нападение на констебля и попытку воспрепятствовать полиции в исполнении ее обязанностей, – ответил Харпер.
– Неужели вам непонятно, что его до этого довели? Что ж, если в этой стране такое правосудие, то чем раньше здесь произойдет революция, тем лучше будет для всех. И еще: разве можно требовать адекватного поведения от человека, находящегося в невменяемом состоянии?
– Хватит, Уилл, – попытался остановить его Харпер.
– «Хватит»! Вот ответ, который получаешь от полицейского, по какому бы поводу ты к нему ни обратился! Но меня такой ответ не устраивает. Потому что Боб Ледж – мой товарищ…
– Ну если так, – сказал Аллейн, – то прежде чем что-либо говорить, нужно хорошенько подумать. Надеюсь, вы не считаете, что мистер Харпер должен выстроить своих констеблей в ряд для того, чтобы вашему товарищу Роберту Леджу было удобнее бить их кулаком по носу? Так что Ледж будет сидеть! Пока по крайней мере не избавится от владеющего им агрессивного состояния. – Аллейн повернулся к Харперу. – Побудьте здесь, хорошо? Я же схожу и узнаю, как самочувствие Фокса, после чего немедленно вернусь.
Аллейн взлетел вверх по лестнице и встретил на лестничной площадке Оутса.
– Мой приятель отвел Леджа в помещение для дежурных полицейских при гостинице, сэр, – сообщил Оутс.
– Отлично. Пусть посидит с ним, пока тот не успокоится. Вам же следует сбегать в ванную комнату, включить холодную воду, остановить с ее помощью кровь и только после этого вернуться к исполнению своих обязанностей. Короче говоря, когда будете готовы, вернетесь в частный бар и поможете мистеру Харперу.
Оутс повернулся и направился в ванную. Аллейн же открыл дверь комнаты Фокса и прислушался. Фокс дышал глубоко и ритмично. Аллейн тихонько прикрыл дверную створку и спустился в частный бар.
IIIПохоже, ему предстоит в последний раз созерцать компанию из частного бара, так сказать, в полном составе. Аллейн провел в «Плюмаже» чуть больше двадцати четырех часов, но временами ему казалось, что с тех пор, как он здесь обосновался, прошла уже целая неделя. Но как бы то ни было, за это время он успел так хорошо узнать здешних обитателей, что, казалось, изучил все их реакции, особенности голоса и даже мимику. К примеру, Кьюбитт во время интервью имел обыкновение кривить рот в ироничной улыбке, Пэриш выпячивал нижнюю челюсть, мисс Дарра подслеповато щурилась, Уилл Помрой смотрел на собеседника исподлобья, неосознанно дергал щекой и краснел, а старый Абель как-то по-детски широко распахивал глаза. Мистер Нарк, наоборот, придавал лицу чрезвычайно важное выражение, будто знал нечто такое, что неведомо всем остальным. Так что не было ничего удивительного в том, что иногда все эти люди представлялись старшему инспектору марионетками, способными совершать несложные движения и произносить ограниченный набор фраз лишь тогда, когда их дергали за ниточки, и ему становилось скучно. Но как бы то ни было, избежать очередного разговора с ними он не мог. Ведь убийцу так и не нашли. Кроме того, что всего два или три часа назад Фокса пытались отравить.
– Полагаю, – холодно произнес он, – я все-таки должен вам рассказать, что здесь произошло. Итак, между без четверти часа и пятью минутами восьмого сего дня кто-то подбросил яд в графин с шерри, предназначавшимся для меня и детектива Фокса. Надеюсь, вы понимаете, что по этой причине всем вам придется поведать о своих перемещениях начиная с двенадцати сорока пяти пополудни. Мы с мистером Харпером выслушаем ваши показания в гостиной, вызывая вас туда по очереди. А во избежание коллективного обсуждения упомянутого происшествия вместе с вами в баре будет находиться констебль Оутс, которому велено самым решительным образом пресекать подобные разговоры. Надеюсь, все понятно? Очень хорошо. А начнем опрос мы с мистера Кьюбитта, если, конечно, он не возражает.
Аллейн подумал, что его ждет утомительная рутинная работа без больших надежд на решающий успех. Ведь если разобраться, у всех этих людей почти наверняка отсутствует алиби, и каждый из них имел возможность в течение указанного времени проникнуть в бар, подбросить в графин яд, а потом незаметно покинуть помещение. Да, Абель имел обыкновение в середине дня задвигать шторку барной стойки и запирать ее на замок, но каждый из гостей знал, где находится ключ. Это не говоря уже о том, что помещение бара практически не закрывалось, и сам Аллейн неоднократно замечал, что бывали моменты, когда бар при открытых дверях зиял пустотой.
Кьюбитт сказал, что с двух до шести дня писал этюды у моря и вернулся в гостиницу лишь к обеду. Да, он находился в помещении частного бара, когда Аллейн и Фокс заглянули в него, чтобы выпить шерри, но сразу же после этого ушел, чтобы встретиться с мисс Мур в Кумби-хед. Прочие свидетели рассказали истории в том же духе – за исключением старого Помроя, честно признавшегося в том, что он какое-то время провел в баре, где читал газету. Все остальные всячески отрицали свое пребывание в баре в одиночестве после того, как Абель перелил шерри из бутылки в графин. И Аллейну после продолжавшегося более часа изматывающего опроса так и не удалось подтвердить или опровергнуть их показания. Последним перед старшим инспектором предстал мистер Ледж, находившийся в состоянии глубочайшей депрессии и начавший свое сообщение с серии протестных заявлений, связанных с его задержанием. Своим жалким видом и нытьем этот субъект едва не довел до нервного срыва самого старшего инспектора, но последний, сделав над собой невероятное усилие, продолжал с прежним отстраненным выражением лица задавать ему стандартные вопросы. В конце разговора Аллейн сказал:
– Мистер Ледж! Как вы могли заметить, мы с мистером Фоксом приехали в «Плюмаж» только вчера вечером, но с тех пор провели более дюжины интервью и навели множество справок. Интересно, что из всех гостей «Плюмажа» один только вы отрицательно охарактеризовали наш метод проведения расследования. Почему?
Некоторое время Ледж хранил полное молчание и лишь смотрел на Аллейна с таким видом, словно суть происходящего ускользала от его сознания. Кроме того, он почти не двигался, будто пребывая в состоянии ступора, – лишь время от времени облизывал пересохшие губы и теребил дрожащими пальцами лацкан своего пиджака. Наконец из его уст вырвалось несколько звуков, которые, впрочем, было невозможно расшифровать.
– Кажется, вы что-то сказали, мистер Ледж?
– Это не имеет никакого значения. Поскольку, что бы я ни сказал, это будет использоваться как свидетельство против меня.
Выслушав Леджа, старший инспектор сделал минутную паузу и лишь после этого заговорил снова:
– Думаю, я имею право вам сообщить, что стрелка «дартс» с вашими отпечатками была отправлена сегодня утром в Лондонское бюро дактилоскопии, где ваши отпечатки идентифицировали, а результаты идентификации передали мне посредством телефонограммы.
Ледж в отчаянии взмахнул руками.
– В телефонограмме же сообщалось, – продолжил Аллейн, – что означенные отпечатки принадлежат некоему Монтегю Тринглу, приговоренному к шести годам тюремного заключения за преследуемые законом финансовые махинации. Далее в телефонограмме говорилось, что шестилетнее тюремное заключение было сокращено до четырехлетнего, которое упомянутый Монтегю Трингл и отбыл полностью двадцать шесть месяцев назад. – Аллейн снова сделал продолжительную паузу, в течение которой лицо Леджа приобрело пепельный оттенок, после чего вернулся к затронутой им теме: – Вы не могли не знать, что полиция все это выяснит, поэтому закономерен вопрос: почему вы не сказали мне все это раньше?
– Почему?! – вскричал Ледж, снова в отчаянии заламывая руки. – Вы знаете почему, поскольку давно работаете в органах правопорядка. Разве вам не понятно, что с тех пор, как я вышел за ворота тюрьмы, меня пугает само слово «полиция» и те вопросы, которые имеют обыкновение задавать полицейские. Особенно когда узнают, что перед ними человек с уголовным прошлым. Об отношении к подобным людям я уже не говорю. Их в буквальном смысле травят, рассказывают их подноготную всем и каждому, захлопывают у них перед носом все двери. Остается только удивляться, что вы, зная все это, спрашиваете, почему я отказался с вами откровенничать!