Я прождал около часа, когда увидел наконец мать Джейка, идущую по дороге. Она шла одна и, в отличие от большинства, пропустив первые два бара, завернула сразу в «Компашку». На ней было платье и туфли на высоких каблуках, на щеках румяна, губы подкрашены, но притягательного блеска, как другим женщинам, это ей не придавало. Хотя оделась она так же, ничего не вышло. Подводила худоба — она вся была сплошные кости и выглядела в таком наряде ощипанной и жалкой. Она и в подметки не годилась прочим красоткам, что прогуливались под руку, смеялись и без тени смущения открыто рассматривали мужчин. Похоже, они получали такое удовольствие, словно гуляли на каком-нибудь голливудском бульваре, а не на улочке маленького городишки субботним вечером. Мать же Джейка семенила по тротуару мелкими шажками, судорожно прижимая к груди сумочку, смотря под ноги и только время от времени поднимая глаза. Кому как не мне симпатизировать неудачникам в дешевых шмотках, но в этот раз я не ощущал ни сочувствия, ни жалости. У меня перед глазами сразу вставал Джейк — поужинав несчастной картошкой фри с рыбой, лежит, наверное, в кровати, забрался с головой под одеяло и воображает себе всякие ночные ужасы, призраков и вампиров.
Я продолжал следить за дверью паба: люди входили и выходили, а мать Джейка все не появлялась. В половине двенадцатого ручеек посетителей понемногу двинулся вспять — кто ловил такси и уезжал, кто присоединялся к растущей толпе «У Ромеро». Веселье понемногу стихало, и я не представлял, куда могла подеваться та, за которой я следил. Только когда улицы уже почти совсем опустели и даже в ресторанчике осталось всего несколько человек, а я практически уверился, что просмотрел ее, она наконец вышла из «Компашки» со здоровяком в черной рубахе и с волосами, убранными в конский хвост. Обернувшись к двери, тот заложил ее металлической полосой и навесил замок. Вдвоем они зашагали по направлению к площади, на которой располагалась библиотека. Я двинулся за ними. Женщина прильнула к своему спутнику, с улыбкой подняв к нему голову и глядя на него во все глаза, словно невесть что увидела. Тот в ответ уронил ей на плечо громадную ручищу, наверняка тяжеленную, как бревно. Шли они не торопясь, спешить им было уже некуда, и я довел их до самого дома в не самом благополучном квартале. Я прождал минут двадцать, стоя на другой стороне улицы и думая о Джейке, совсем одном в пустом темном жилище на Фокс-стрит, когда к дому стали подтягиваться еще люди с бутылками и пивными банками. Изнутри послышалась музыка, и я понял, что это надолго.
Мне не хотелось пугать Джейка, однако иного способа привлечь его внимание придумать не удалось. Камешки я выбирал поменьше, но лицо у него, когда он отодвинул занавеску и выглянул во двор, все равно было бледным от страха. Высыпав остатки своих метательных снарядов, я махнул ему рукой, давая знак спуститься к задней двери. Через минуту он открыл мне, и я проскользнул внутрь. Кажется, я его разбудил — его слегка покачивало, и весь он был теплый со сна, с припухшей заспанной мордочкой. Мы прошли в гостиную, уселись на диван, и Джейк потянулся к выключателю, но я остановил его. Он взглянул на меня без тени мысли в глазах — по-моему, вообразил, что я ему снюсь.
— Я гулял по городу, — начал объяснять я, — и увидел, что твоя мама пошла в другое место, ну и решил зайти проверить — как ты тут один.
— Ты видел маму?
— Да, она еще в городе и, похоже, возвращаться пока не собирается.
— А еще ночь? — поинтересовался Джейк, и я лишний раз выругал себя за необдуманное появление среди ночи. И чем я теперь лучше его мамаши?
— Первый час, — ответил я, — до утра еще долго. Мне поэтому и не хотелось, чтобы ты оставался тут один. Вдруг испугаешься.
— Мне не нравится оставаться одному, — подтвердил он.
— Только слушай, Джейк, маме обо мне не говори. Она, наверное, и так переживает, что бросила тебя тут, а узнает, что пришлось кому-то другому тебя проведывать, еще больше расстроится. Мы ведь не хотим ее расстраивать, правда?
Он кивнул. Я не знал, о чем еще говорить, и мы продолжали молча сидеть рядом, будто на неудачном свидании. В который раз я пожалел, что пришел. Наконец он спросил:
— Мы пойдем в дом с привидениями?
Вот ведь я все-таки идиот! Притащился! Надо было сперва посвятить его в свои планы. Вместо того чтобы успокоить, только зря растревожил.
— Нет, — сказал я, — в дом с привидениями сейчас идти слишком поздно. Давай-ка лучше отправляйся обратно в кровать.
Мы пошли через холл к лестнице. Джейк еле плелся, и по дороге я успел как следует все рассмотреть. Надо отдать должное его матери: в доме, насколько я мог увидеть в темноте, было, по крайней мере, чисто, зато ни единой картинки, ни одного цветка, вообще ничего, что придавало бы жилищу хоть какой-то уют. Наверху оказалось светлее — на площадке горел плафон, и у Джейка лампочка тоже осталась включенной. В его спальне порядка не наблюдалось, но его мать упрекнуть было сложно — мальчишки есть мальчишки. Когда он забрался в кровать, я присел рядом на краешек матраса и огляделся. Мало что в комнате указывало на то, что она принадлежит ребенку, — если бы не разбросанная одежда, и не догадаешься. Ни игрушек, ни книжек. Только когда Джейк повернулся у меня за спиной, устраиваясь поудобнее, я заметил рисунки, висевшие у него над кроватью. Увидев один из них, я почувствовал, как в горле встает комок, — в самом центре были изображены мы с Джейком в верхней комнате «дома с привидениями». Одно, белое и здоровенное, как раз витало над нами.
— Это мы? — спросил я, показав пальцем.
Джейк, обернувшись, посмотрел и кивнул.
— Да, в доме с привидениями.
Меня раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, было приятно увидеть у него на стене такую картинку — раз он ее нарисовал, это для него что-то значит, — а с другой, мне не особо нравилось то, что наш совместный портрет торчит на самом виду.
— Здорово вышло, Джейк, — похвалил я. — У тебя талант.
Он свернулся под одеялом калачиком, обхватив себя руками, и пробормотал:
— Спасибо.
— Можно, я его возьму на пару дней? Хочу сделать себе копию.
— Да, бери. Ты побудешь здесь?
— Мне дождаться, пока ты уснешь?
Кивнув, он сунул в рот большой палец и буквально через несколько секунд затих. Я не думал, что в таком возрасте еще сосут палец. Убедившись, что Джейк спит, я подоткнул ему одеяло получше и снял рисунок со стены. Другие я тоже сдвинул, чтобы пустое место посередине было не так заметно, бросил последний взгляд на Джейка и вышел. Свет на площадке я оставил, спустился по лестнице на первый этаж, пробрался через темную кухню и выскользнул в заднюю дверь. Я здорово хотел спать, но все же решил проверить, что творится в доме, куда пошла мать Джейка. Там так и гремела музыка, изнутри доносились громкие голоса. Какая-то парочка, выскользнув из двери, прошмыгнула за угол дома, держась за руки и хихикая. Я не стал им мешать и побрел наконец домой. К себе в спальню я попал не раньше двух часов ночи. Я знал, что предстоит выволочка от мамы, но меня это как-то не очень волновало. За то, что важно для тебя, нужно уметь постоять.
Глава 17
Однажды я уже струсил, когда надо было проявить твердость. Тот случай до сих пор не дает мне покоя; после него я решил, что всегда буду стараться поступать правильно, чего бы это ни стоило.
Я всегда любил животных, но мама не позволяла мне никого заводить. Она говорила, что от них одна грязь.
— А от кошек нет, — возражал я, — кошки чистые.
— Если животное инстинктивно закапывает свои отходы, это еще не делает его чистым, Дональд, — отвечала она. — Сам подумай, где они шастают и в чем у них лапы. А потом будет скакать по всему дому, когда никого нет, — и на кухонный стол запрыгнет, и на твоей подушке спать уляжется. Они же везде лазят!
Так что чем-то вроде домашнего питомца для меня был только пес мистера Моула Грязлик, с которым я иногда гулял. Его мама и на порог не пускала, и я понимал, что ее не переубедить. Но когда я нашел котенка, у меня сперва мелькнула глупая мысль — может, если я принесу его домой, удастся ее уговорить… На самом деле она, конечно, просто раскричалась бы и велела мне немедленно от него избавиться, но это было еще до того случая, и надежда пока не превратилась для меня в пустое слово. Вдруг, думал я, мама увидит котенка и смягчится. Однако домой я его так и не принес. Дело в том, что нашел я его не один, а с Рисом Эйтоном.
Я гонял на велосипеде по пустырю, думая, чем бы занять день, когда появился Рис. Он жил в одном из новых домов наверху Хоторн-роуд и учился на класс старше. Хотя в школе Рис никогда со мной не заговаривал, по выходным и в каникулы мы время от времени сталкивались на улице и вместе шатались там и сям, пока он не начинал строить из себя невесть что — тогда я потихоньку сматывал удочки.
Я гонял на велосипеде по пустырю, думая, чем бы занять день, когда появился Рис. Он жил в одном из новых домов наверху Хоторн-роуд и учился на класс старше. Хотя в школе Рис никогда со мной не заговаривал, по выходным и в каникулы мы время от времени сталкивались на улице и вместе шатались там и сям, пока он не начинал строить из себя невесть что — тогда я потихоньку сматывал удочки.
Он был из богатеньких. Его отец ездил на серебристой спортивной машинке самой последней модели, и летом они, бывало, проносились вдвоем по дороге — с опущенным верхом, оба в солнечных очках, глядя прямо перед собой с таким видом, будто им принадлежали все дома на нашем пригорке. У Риса всегда водились деньги — как раз подвернулся грузовичок с мороженым, и он взял себе рожок с шоколадными хлопьями и банку газировки. Мы бросили велосипеды и уселись, прислонившись к углу гаража. Рис принялся за свое мороженое и напиток. Для развлечения мы швыряли камнями в мусорный бак у одного из гаражей напротив. Рис злился — я попал уже дважды, а он все мазал и мазал. Он ненавидел проигрывать, тем более кому-то вроде меня. Доев мороженое, Рис поднялся — мол, вот теперь я возьмусь всерьез. Но тут я попал в третий раз, терпение у него лопнуло, и он принялся швыряться камнями в меня. Было больно, я просил его перестать, но он делал вид, что это просто игра, еще и обозвал меня плаксой. Я уже хотел схватить велосипед и дать деру, когда до нас донесся слабый жалобный писк откуда-то из-за гаражей. Рис сунул оставшиеся камни в карман, и мы пошли разведать, что к чему. Пока мы туда дошли, звук прекратился. Покрутившись на месте, мы ничего так и не обнаружили и собирались уже уходить, когда писк повторился, где-то прямо у моих ног. Я встал на четвереньки и увидел в высокой траве серого котенка. Он сидел примерно в футе от гаражной стены, неподвижно, как статуя, обернув хвостик вокруг лап. Рис тут же опустился рядом со мной и протянул руку, чтобы его погладить, но не успел дотронуться, как получил острыми когтями. Отдернув ладонь, он поднял ее к лицу — маленькая ранка пузырилась крохотными капельками крови.
— Вот злобная тварь, — пробормотал Рис.
— Он, наверное, просто напуган, — возразил я. — Видать, маму потерял.
Рис окинул котенка взглядом.
— Ошейника на нем нет. Думаешь, дикий?
К нам иногда забредали дикие кошки с полей и лугов и копались в мусоре на задворках.
— Скорее всего, — сказал я.
Рис наклонился и снова протянул руку. На этот раз коготок вонзился еще глубже. Вскрикнув от боли, Рис со злости пнул котенка ногой. Тот отлетел, ударился о стену и остался лежать на земле, оглушенный.
— Не трогай его! — крикнул я.
— Я ему покажу, — прошипел Рис, оттолкнув меня.
Поднимаясь, я увидел, как он сморгнул выступившие на глазах слезы. Вид у него был такой, будто ему досталось не меньше котенка. Посмотрев на ранку, кожа вокруг которой наливалась красным, он ударил ногой в стену и выкрикнул какое-то незнакомое мне слово. Я понял, что дальше будет только хуже и пора сматываться, и стал потихоньку отступать к велосипедам. У меня еще оставалась мысль поскорее избавиться от Риса, а потом вернуться посмотреть, что с котенком, и, может быть, даже забрать его к себе и спасти.
— Пойдем, — проговорил я. — Тебе нужно домой, промыть руку.
— Ну нет, так легко он не отделается. — Рис поднял ладонь, словно там у него была разверстая рана. — Не будь идиотом, Дональд.
Он швырнул в меня камешек и двинул в плечо.
— Мало ли на кого эта тварь могла еще наброситься? А если бы это был мой младший братишка?
Видел я его брата — кудрявый четырехлетка с большой головой и толстыми руками-ногами. Еще неизвестно, кто бы кого сильнее напугал, котенок его или он котенка.
— И вообще, бродячие кошки только заразу разносят. Мне, может, придется уколы в руку делать. Может, даже в больницу положат. — Рис снова пнул гаражную стену. — Нужно с ним покончить, пока он еще на кого-нибудь не напал.
Вытащив из кармана камень, Рис швырнул его в котенка. Тот пытался ковылять на непослушных лапах, однако удар оказался слишком силен, и он все еще не мог оправиться.
— Давай, тащи еще камней, — приказал мне Рис. — Что, мне одному все делать? Надо положить этому конец.
— Ему же больно. Давай уйдем. Нам влетит. — Я услышал хныканье в своем голосе, и Рис тоже наверняка его ощутил. Он повернулся ко мне.
— Ему больно? Это мне больно! Тебе что, какой-то шелудивый бродячий котяра дороже друга?
Он снова ударил меня по плечу, уже сильнее, и, обхватив за голову, начал тереть по макушке камнем, пока я не расплакался.
— Иди и притащи еще камней, — велел Рис, приближая свое лицо к моему и дыша на меня сладковатым холодом от мороженого.
— Лучше не надо, — проскулил я.
— Тащи еще камней! — повторил он.
Когда я не двинулся с места, он толкнул меня, и я упал. Мы начали бороться, но Рис был гораздо сильнее. Встав коленями мне на руки и удерживая запястья, он собрал харкотину и плюнул мне прямо в лицо.
— Иди и притащи камней!
Я побрел в обход гаражей, на ходу, как мог, вытирая слюну рукавом. Мой велосипед лежал на земле. Бросив взгляд вдоль улицы, я увидел крышу своего дома и окно спальни. Я был готов уже задать стрекача, когда сзади появился Рис. Вывернув мне руку так, что казалось — сейчас переломится, — он прошипел:
— Хочешь, чтобы я всем рассказал, какой ты ссыкун, Дональд?
Он отпустил меня, и я, зачерпнув горсть камней с гравийной дорожки, последовал за ним обратно. Я молился про себя, чтобы котенок убежал, но он был все там же. Даже когда Рис со всей силы запустил в него первым камнем, я еще думал, что смогу как-то остановить это.
Несколько месяцев спустя, уже после гибели маленького мальчика, вернувшись в школу, я услышал краем уха ходившие обо мне сплетни. Рис рассказал всем о случившемся, только перевернул все с ног на голову — якобы это я хотел убить животное, а он пытался остановить меня. По его словам, я размозжил котенку голову здоровенным булыжником, а потом бросил тельце в ручей. Всего несколькими днями раньше никто бы Рису не поверил, но теперь, когда в глазах других я стал чудовищем, про меня были готовы выслушивать любые небылицы. За пару суток я превратился из обычного мальчишки, который не может даже за себя постоять, в убийцу детей и котят. В маньяка-убийцу.
Глава 18
Вернувшись домой под утро, я вскоре был разбужен мамиными воплями — она обвиняла меня в пьянстве, наркомании и во всем, что только приходило в ее затуманенную гневом голову. Я старался отмалчиваться, однако односторонняя схватка маму не удовлетворила. В конце концов я тоже взорвался, и мы начали орать друг на друга, пока не охрипли и не исчерпали все возможные аргументы. Когда мы закончили, нас обоих трясло. У мамы даже не хватило сил как следует хлопнуть дверью. Опустошенный, я повалился на кровать, где и провел весь день, не прикасаясь к книгам и наплевав на уроки. Из головы никак не шел Джейк.
В понедельник я перехватил его по дороге из школы на Пикап-стрит, у входа в парк.
— Вернулась она?
Он застыл на месте, удивленно на меня уставившись. Я слишком поторопился, нельзя же так, без предисловий. Нужно успокоиться. Иногда я чересчур погружен в свои мысли и забываю, что все остальные не могут следить за их ходом. Я зашагал рядом с Джейком, расспрашивая его о школе. Он радостно сообщил мне, что футболисты наконец решили прогнать Гарри, и тот вернулся обратно под дерево с поникшими ежиными колючками на голове и в истершихся кроссовках. Так что оба теперь снова проводят время вместе, болтают и играют, а главное, Гарри больше ни разу не сказал, будто у Джейка воняет изо рта или что одежда у него старье. Я был рад за Джейка, правда рад, но в то же время не мог отделаться от мысли, какой же свиненок этот Гарри — так вести себя с другом. Сперва бросил его, чтобы присоединиться к футболистам, а потом, когда им надоел, приполз обратно. Однако мне приятно было видеть Джейка хоть капельку более счастливым, похожим на прежнего себя. Дослушав про Гарри, я сделал новую попытку.
— Так значит, твоя мама вернулась домой тогда, в воскресенье?
— Да, вернулась. И мы с ней потом ходили ужинать в закусочную, — ответил он.
— Когда же она пришла?
— Почти к обеду и сразу спать легла. Потом встала, сказала, что умирает от голода, и повела меня в закусочную. Я ел гамбургер.
На какое-то время повисло молчание, и Джейк добавил:
— Нет, все нормально. Я ничего.
Я знал, что он врет. Он старался вести себя по-мужски, не показывать, что боится, и я гордился им, но одурачить меня ему не удалось.
— Это неправильно, Джейк. Ты же понимаешь, она не должна тебя бросать. Ты ведь еще ребенок.
Он ответил не сразу.
— Мне не нравится оставаться одному. Днем ничего, а ночью, когда темно и всякие звуки, не очень. Хотя я оставляю в комнате свет, вокруг-то все равно темнота, и страшно — что там может быть такое.