Таким образом, все складывалось отлично, и наплевать на то, что неясно, куда это так срочно пришлось Женьке уехать. Да, все было как нельзя лучше до того момента, пока не пришла вторая эсэмэска, на сей раз от Анны. Та писала, так же сухо и коротко, как и Женька, что не приедет к 19.00 на встречу, потому что «пришлось срочно вернуться». Куда вернуться, зачем и откуда – этого Анна не объясняла. Обе эсэмэски Нонна получила в седьмом часу. К тому моменту она уже была одета в длинное бархатное платье, ждавшее своего часа в шкафу чуть ли не со времен потопа. Не того потопа, что во времена Ноя случился, конечно, но было пару лет назад наводнение в Строгино, выпала чуть ли не годовая норма осадков, Строгинский затон вышел из берегов, улицы залило, и вместо тротуаров тут и там плескался прибой. Примерно с тех пор Нонна и не надевала бархатное платье – как-то повода не было.
Практически в дверях она с изумлением осознала, что обе ее подруги, что называется, «соскочили» по непонятным причинам, и поэтому вернулась в дом и плюхнулась на табурет прямо в нарядном бархатном платье и схватила булочку с маком в качестве срочного реабилитационного средства. Затем набрала номер Анны.
Абонент оказался недоступен. Страшные подозрения теперь теснились в ее голове, но что конкретно делать и как поступить – Нонна не знала. Не была уверена. Когда дети в ее классе отбивались от рук и становились совсем уже неуправляемыми, она всегда знала, что предпринять. Вызов родителей в школу был мало эффективен, зато трудотерапия – уборка территории от собачьего дерьма, например, – всегда работала. Походив с полчасика по двору школы с совочком и пакетиком, учащиеся начинали понимать, что лучше не связываться со злобной англичанкой.
Но ведь не заставишь же подруг собирать дерьмо только потому, что они прогуляли поход в клуб. Нонна сидела в растерянности, а время шло. Она позвонила Женьке, с тем же результатом. И три билета в ее сумке – каждый по полторы тысячи – тоже требовали принятия немедленного решения. Четыре с половиной тысячи на дороге не валяются. Это же практически треть стоимости газонокосилки!
Со злым выражением лица Нонна встала с табурета и направилась к выходу. Меньше чем через час она уже была у входа в клуб и размахивала тремя билетами, как веером. Оказалось, что вернуть билеты в кассу в момент, когда мероприятие практически началось, нельзя – правила! Везде работают правила! Только ее безмозглым подругам до этого нет дела – им плевать на все. Даже на деньги! Конечно, Женька всегда заработает – с ее-то опытом в бухгалтерии, уж она-то без куска хлеба не останется. А у Анны, если бы не было долгов, вообще все было бы просто отлично. Только она одна пытается единолично тянуть дом и дачу, и все за свой учительский счет. Нонна злилась и размахивала билетами, в то время как в клубе уже раздавалась звуки гитары и духовых – музыканты настраивали инструменты.
– Билетик не нужен? – бормотала Нонна, завидев прохожего на дорожке у клуба. Охрана заведения с недовольством посматривала на странную полную девушку в бархатном платье. Спекулянтов тут не поощряли (а она очень уж походила на спекулянтку), но и запретить тут стоять ей они не могли.
– Билетик не нужен? Отдам дешевле?
– Нет, – отвечали пробегавшие мимо люди. Никто не стремился провести вечер в джазовом клубе.
Нонна снова набрала номер Анны и неожиданно для себя услышала гудки в трубке. Анна не отвечала долго. Только после десятого звонка, на второй набор, Нонна услышала ее голос.
– Привет! Ты уж прости, что я не смогла, ладно? – пробормотала подруга виноватым тоном.
Нонна хмуро кусала губы.
– А что случилось? – спросила она. – Куда тебе пришлось вернуться?
– Домой, куда же еще? – удивилась Анна.
Какой-то гул в трубке мешал слышать четко и ясно. Плохая связь? Но у Анны дома всегда была хорошая связь. Просто отличная связь. Она жила на одиннадцатом этаже башни на берегу затона, и телефонный сигнал там был – просто все пять палочек.
– Ты сейчас дома? – удивилась Нонна.
– Да, только не могу говорить громко. Дети спят.
– В семь вечера? – подозрения Нонны укреплялись с каждым мгновением. – Спят?
– Мальчишки заболели, и Баба Ниндзя тоже, представляешь? Температура. Все выходные буду с ними сидеть.
– К тебе приехать? Помочь? – после некоторой паузы предложила Нонна.
Анна замолчала. Ага! Не знает, как отреагировать? Уверена, что Нонна ни за что не пропустит дачные дни. Что у нее только газонокосилка на уме.
– Нет, что ты. Зачем тебя-то заражать. Поезжай на дачу. А деньги за билет… слушай, мы можем вернуть их, ведь мы тебя подвели, – предложила Анна, но ее щедрость только еще больше взбесила Нонну. Взбесила настолько, что в ней в ту же секунду проснулась ото сна-дремоты училка. Нонна Аркадьевна почувствовала ложь всем сердцем. Она догадывалась и раньше, до этого момента. Теперь же была уверена на все сто. Мы? Откуда взялось это «мы»? Разве только если прямо сейчас Анна и Женька – не вместе. Змеи! Но чтобы не быть голословной, она решила подождать. Месть – блюдо, которое подают холодным.
– Ну что ты, не надо никаких денег! – ласково заверила ее Нонна и, пожелав скорейшего выздоровления и деткам, и свекрови, и всей их башне с летающей тарелкой, нажала на «отбой».
О том, откуда Анне известно о неявке к месту встречи и Женьки тоже, она решила не спрашивать. Вместо этого она выждала пять минут и набрала номер второй предательницы, которая тоже (вот ведь совпадение) оказалась в зоне действия сети.
– Привет! – радостно воскликнула Нонна. – А ты куда уехала-то?
– Да тут родители предложили подработать, пока я не уехала – им нужно кое-какие отчеты сделать, перепроверить цифры. Так что я буду все выходные у них, – без запинки ответила Женька.
Нонна хищно улыбнулась. Фоном, вдалеке, заслоняя Женькин голос, звучал тот же самый шум. Отлично!
– Так ты что, сказала им, что уволилась? И про Питер? – поинтересовалась Нонна как ни в чем не бывало.
Женька замялась. О Господи, да конечно это было вранье. А врать Женька умела плохо.
– Пришлось сказать. Они тоже позвонили мне в офис, как и ты, вот я и созналась, – выдавила она, а голос узнаваемо задрожал.
Тут-то Нонна и нанесла коронный хук справа.
– А тебе Анна не звонила? – спросила она и замолчала. Она прямо слышала, как мозг Женьки закипает в поисках правильного ответа.
– Не-а, – ответила она, наконец. – Не звонила. А разве она не с тобой?
– Она не смогла. У нее дети заболели, – грустно поделилась Нонна. – А ты уверена, что с ней не говорила?
– Ну… э… – Подруга закашлялась. Потом все же подтвердила, что да, об Анне и ее передвижениях не имеет никакого представления.
Нонна попрощалась с Женей, так же ласково и нежно, тем же понимающим тоном, и отключила связь. Уже начинались сумерки, и какой-то непонятный рваный ветер притащил серые тучи и повесил их прямо над джазовым клубом – специально, чтобы отразить чувства Нонны, которые в этот момент, как и тучи над ней, наливались такой же свинцовой тяжестью.
– Вы будете заходить внутрь? – спросил Нонну один из охранников. – Концерт уже идет, никто ваш билет не купит.
– Да плевать мне на концерт, – фыркнула Нонна и демонстративно бросила все три билета на мостовую.
– Не мусорите, пожалуйста! – вмешался второй охранник.
– Да идите вы! – фыркнула Нонна и направилась в сторону метрополитена.
– Немедленно поднимите билеты! – прорычал второй охранник. – А то я вас в полицию сдам.
– В полицию? – вытаращилась на него Нонна. – Вы – меня? – Нонна уперла кулаки в бока, встала в позу «ноги на ширине плеч».
– Да, вас. Никому не позволено! – пискнул охранник, невольно отводя взгляд от яростных очей Нонны.
– Вы арестуете простую учительницу за то, что она на ваших чертовых билетах потеряла пять тысяч и двух подруг? Вы потащите меня по асфальту? Между прочим, я совсем не такая легкая, как вам кажется. А вообще, я даже «за». Давно меня уже не носили на руках!
– Уходите и не возвращайтесь, – выдавил сквозь зубы первый охранник. – Никогда.
– Я и не собиралась. – Нонна гордо тряхнула волосами и пошла вперед, чувствуя невыносимую духоту. Будет, точно будет дождь.
Около часа у нее ушло на то, чтобы добраться до Строгино и дойти до дома. Но несмотря на то, что было уже совсем темно, она не пошла к себе. О нет, это совсем не входило в ее планы. Она осторожно пробралась на детскую площадку напротив подъезда Олеси и заняла наблюдательную позицию на бревне. Сидеть на нем было не слишком-то удобно, к тому же она боялась порвать свое бархатное платье о какой-нибудь крючок-сучок. Но уходить она не собиралась. Окна подруги были как на ладони, они светились огнями, и, хотя за плотными занавесками не было видно людей (только смутные силуэты), Нонна была уверена – обе предательницы там, в глубинах Олесиной квартиры. И она не собиралась им этого спускать. Ни Жене, ни тем более Анне. Нонна была уверена – они позвонили так поздно (вернее, послали свои ужасные SMS) именно для того, чтобы она все же поехала в клуб, обеспечив тем самым им беспрепятственный проход на неприятельскую территорию. Бойкот был нарушен самым вероломным образом. Предатель будет вычислен, пришпилен к позорному столбу и наказан. Как они могли так с ней поступить!?
Около часа у нее ушло на то, чтобы добраться до Строгино и дойти до дома. Но несмотря на то, что было уже совсем темно, она не пошла к себе. О нет, это совсем не входило в ее планы. Она осторожно пробралась на детскую площадку напротив подъезда Олеси и заняла наблюдательную позицию на бревне. Сидеть на нем было не слишком-то удобно, к тому же она боялась порвать свое бархатное платье о какой-нибудь крючок-сучок. Но уходить она не собиралась. Окна подруги были как на ладони, они светились огнями, и, хотя за плотными занавесками не было видно людей (только смутные силуэты), Нонна была уверена – обе предательницы там, в глубинах Олесиной квартиры. И она не собиралась им этого спускать. Ни Жене, ни тем более Анне. Нонна была уверена – они позвонили так поздно (вернее, послали свои ужасные SMS) именно для того, чтобы она все же поехала в клуб, обеспечив тем самым им беспрепятственный проход на неприятельскую территорию. Бойкот был нарушен самым вероломным образом. Предатель будет вычислен, пришпилен к позорному столбу и наказан. Как они могли так с ней поступить!?
* * *– Что, неужели прямо подрались? И кто победил? – переспросила Анна с искренним недоверием на лице.
– Победила дружба! – хохотнула Женя.
Олеся ухмыльнулась и в очередной раз рассеянно скользнула взглядом по входной двери. Никого.
– Победила не дружба, победила охрана. А эта скотина еще и фамилию мою сдал, так что я теперь у этого продюсера буду в черном списке. Это уж наверняка, – вздохнула Олеся, нервно накручивая прядь волос на палец.
– А что за шоу? Для чего был кастинг?
– В общем-то, полная лажа, а не шоу. Рабочее название – «Крэзи-тим», что в переводе на нормальный человеческий означает «чокнутая команда». Там собирались людей заставлять проходить что-то вроде квеста, давать дурацкие задания типа «проплыть в грязи, есть жуков из банок».
– Форт Байярд, да?
– Только хуже, потому что все должны были еще и снимать отношения между членами команд. В общем, даже хорошо, что я пролетела.
– Ну, а что? Возможно. Я как-то не вижу тебя поедающей жуков.
– А чего такого? – удивилась Женя. – Скоро мы все будем есть только жуков и саранчу.
– Фу! – передернуло Анну и Олесю.
– Они, между прочим, очень полезны, и белка в них больше, чем в обычном мясе. И вообще, на планете слишком много людей, еды на всех не хватает.
– Пока у нас есть слишком много гамбургеров, чтобы мы перешли на жуков, – усмехнулась Анна.
– Смейся-смейся, а потом выяснится, что ты уже ешь гамбургер из тараканов.
– Прекрати, а то меня вырвет! – скривилась Олеся.
– Или она тебя побьет, – прибавила Анна. – Наша Олеська страшна в гневе! Нет, серьезно, я и представить не могу ее дерущейся с кем-то!
– Вот Нонна – это да, – согласилась Женя, потихонечку отталкивая от себя тарелку с оливье. Аппетит пропал. К тому же ей еще надо сбросить пятьсот грамм, набранные за три дня после увольнения. Все три дня она только и делала, что ела шоколад.
– Вы уверены, что она вас не вычислит? – спросила Олеся, пододвигая к Евгении бутылку с «красным». Если уж не ест, пусть хоть пьет. Дистрофичка.
– Знаешь что? Не волнуйся, – Анна положила ей ладонь на плечо, – даже если и вычислит, это наше дело, не ее. Я ей сразу сказала, что бойкот – это какая-то глупость.
– Это так по-детски, – согласилась Женька. – Так что пусть ей будет стыдно.
– Во многом она права. Я сама делаю себе хуже, – вздохнула Олеся, снова скользнув взглядом по двери. Если бы Анна с Женькой не пришли, она сидела бы сейчас одна. Где носило Померанцева, она не знала.
– Значит, он пишет книгу? – Анна решила проявить заинтересованность. Как хорошая подруга. – И о чем?
– Не знаю, он не говорит. Но он так погружен, так сосредоточен. Он сидит за компьютером часами, сегодня, например, сидел всю ночь. – И Олеся рассказала, не выдержала душа поэта, что всю ночь смотрела на его обнаженную спину, на то, как он курит сигареты одну за другой, как выходит в кухню, чтобы налить воды или сварить еще одну чашку кофе.
– А представляешь, если он ее продаст, она станет бестселлером и по ней будут снимать фильм, а тебя пригласят играть главную роль? – размечталась Женька.
И она, и Анна старательно обходили стороной тот факт, что Померанцева нет на дне рождения его как бы девушки, которую он как бы вернул и которой как бы пообещал, что все будет по-другому. Все замалчивали это, но мысль о его отсутствии висела в воздухе.
– Как думаете, ему приходят эсэмэски о том, кто ему звонил? – спросила Олеся, не имея больше сил сдерживаться. – Такие, где указывают номер того, кто не дозвонился.
– Думаю, да. Они сейчас всем приходят. Такая услуга от операторов, чтобы ты всегда знал, кто тебя искал, – вздохнула Анна.
Женька кивнула.
– Ужас, – расстроилась Олеся. – А я уже позвонила ему пять раз. Телефон недоступен. Как вы думаете, он же не специально меня бесит?
– Ну что ты? – покачала головой Анна. – Нет, конечно.
– Нет, конечно, ты же знаешь, какой он хороший и никогда, буквально ни разу не задевал твои чувства просто так, без всякого повода, – вдруг брякнула Женька, ныряя большой вилкой в самую глубь горки с салатом. Не выдержала – голод и желание говорить правду оказались сильнее.
– Как ты можешь? – вытаращилась на нее Анна. Она смотрела на Женю с осуждением, та же была слишком занята пережевыванием салата. Блаженство отражалось на ее изможденном лице.
– Я уверена, что самообман – это не выход, – вступилась за Женьку Олеся. – Думаешь, я сама не понимаю? Да, я не должна была ему верить. Но я… я не думала, что все испортится так быстро. Он же обещал!
– А то он раньше не обещал тебе самого разного? И не выполнял. И еще говорил, что ты сама во всем виновата, – пожала плечами Женя и потянулась за бутербродом с колбасой.
– Ну, не надо так! – вступилась за Олесю сердобольная Анна, но Женя только критически на нее посмотрела.
– Мы пришли сюда, чтобы ее поддержать, но не для того, чтобы врать. Раз уж она хочет с ним быть – пусть хоть делает это с широко открытыми глазами. – Женька закрыла рот и подумала, что для человека, который не может признаться в том, с каким позором ее вытурили из фирмы, она слишком много на себя берет.
Олеся кивнула.
– С широко открытыми… да, это забавно. Я живу с широко закрытыми глазами, – воскликнула Олеся, и голос ее дрожал. – Мы с ним как герои Кубрика, нам нет никакого дела друг до друга. Мы не видим никакого будущего, нас ничто не связывает, кроме взаимного презрения и секса.
– У Кубрика герои как раз имели проблемы с сексом.
– У меня завтра спектакль. Может, придете? Это новая пьеса, про совсем молодых людей. Просто такая философская пьеса, мне кажется, очень неплохая.
– У тебя там главная роль? – спросила Женька, и тут Олеся неожиданно расплакалась. Просто все сразу навалилось, и открытое противостояние Нонны, и Померанцев-гад, который не явился и не позвонил, и утром не поздравил, и ничего не подарил. На его компьютере стоял пароль, и даже посмотреть было нельзя, что он там пишет. А еще эта невообразимая драка, совсем невозможная. Что же будет дальше?
– Никто мне не дает главных ролей. И второстепенных тоже почти не дают. А смотрят так, словно уже все устали от того, что я никак не смирюсь и не прекращу пытаться. Я играю девушку одного из главных героев, и я там на сцене стою из трех часов минут сорок. Между прочим, это немало. Правда, произношу я только двенадцать реплик. Хотите, я вам их сейчас проговорю? – Олеся вскочила с места и принялась расхаживать по комнате, цитируя из своей завтрашней роли. Слезы просохли, и выражение ее лица моментально поменялось. Она вздохнула и хитро улыбнулась.
«Вы даже не представляете, что это такое – делать тест на беременность каждый месяц. КАЖДЫЙ МЕСЯЦ! А я уже могу мастер-классы давать по тому, как делать их – в туалете «Макдоналдса», в кустах Ботанического сада…»
– Что? – расхохотались подруги.
– А вот еще, – взмахнула рукой Олеся.
«Мой парень, кажется, вообще забыл, работает он или нет. Если ему не позвонят и не скажут, куда именно он уже опоздал и зачем он туда собирался, он просто не вспомнит об этом. У него напоминалки везде – в телефоне, в планшете, даже в социальных сетях – а он все равно опаздывает и забывает…»
– Классно! – Женя с Анной захлопали в ладоши. – И ты смешная!
– Я смешная, да? Я тоже это знаю. Я смешная, по крайней мере, – довольно кивнула Олеся и, обмахиваясь салфеткой как веером, вернулась к столу за своим бокалом. – Ну что тогда, выпьем за то, чтобы было больше дурацких тупых комедий для меня!
– За тупые комедии! За двадцать три года! За Олеську!
– И не нужен мне никто, переживу я и это, да? А, девчонки? – бравировала Олеся. – И это пройдет? Прав был старик Соломон, да?
– По-любому! – согласилась Женька и придвинула к себе вторую тарелку с оливье. Она говорила себе, что неудобно будет, если Олесин салат так никто и не поест, хотя правда состояла в том, что если уж она срывалась, то срывалась по полной. Через несколько минут в ее нежных тонких ручках уже удобно лежала вся миска с салатом, и она радостно зачерпывала его большой ложкой. Анна танцевала на русский народный манер под какую-то странную тяжелую музыку.