Палладьев доложил подробно. Смешок на лице майора разгладился, оставив угрюмость. Его почему-то не заинтересовали существенные факты: нападение, внешность ребят, голос Антонины… Он больше удивился тому, что она не брала грибов.
- Игорь, почему?
- Скорее всего, вела в местечко получше. Вздохнув, майор ситуацию обобщил:
- Итак, пропавшая в Таиланд не летала. Её парень вне подозрений. Значит, надо искать. Что мыслишь?
- Видимо, какой-то информацией обладает Антонина Мамадышкина…
- А если её задержать?
- Рановато, товарищ майор. У нас на неё ничего нет. И она Рябининым не допрошена.
- Игорь, обыскать коттедж.
- Дом не принят, хозяин неизвестен…
- Прочесать лес, а?
- Это в жилу, - согласился капитан.
- В жилу? А с кем? Силами нашего отдела? Да на тот лес нужно не менее роты солдат.
- Товарищ майор, а если протралить озеро…
- Зачем?
- Одна из версий, что похищенная убита и тело брошено в озеро. Не зря напавшие меня к нему не допустили.
- Протралить, говоришь… Чем? Тральщик привезти с Балтики?
- На лодках.
- На каких и где лодки? Озеро раскинулось на квадратные километры.
Майор задумался. Палладьев знал, что он ни катера не достанет, ни людей не даст. Время бы дал. Майор дал его тут же:
- Пару дней. Поработай с рыбаками, грибниками и проникни в этот коттедж.
Тема была исчерпана. Капитану хотелось уйти, но Леденцов не терял сосредоточенности. Капитан ждал, во что она выльется. И она таки вылилась:
- Да, следователь Рябинин просит отправить тебя в командировку.
- Куда?
- В Хибины.
- Это в Китае? - пошутил он.
- Не в Китае, а утопленника-то не опознали. В Хибинах растёт этот… Подмаренник герцинский. Нашли в кармане семена. Надо там глянуть пропавших лиц…
Капитан хотел возразить, что можно запросить Хибинское УВД. Но в его куртке надрывался мобильник. Маленький, а крикливый. Капитан его не отключал прерывать разговор с начальником не годилось, но и звонить могли по делу.
- Послушай, - велел майор.
Палладьев женского голоса не узнавал, пока она не крикнула:
- Да, Антонина!
- А-а… Что случилось?
- Игорь, мне пришла повестка, вызывают в прокуратуру к следователю. Идти?
- А почему не ходить?
- Неприятно.
- Надо, а то силой приведут.
Капитан уже хотел отключиться, когда Антонина изменила голос до жалобного:
- Игорь, вечером приди.
- Зачем?
- Очень надо…
Палладьев изложил разговор майору. Тот хихикнул:
- Да ты у неё свой человек. Иди. Только всё-таки возьми табельное оружие.
Молодые коллеги лишь усмехаются, когда говорю им что они не допрашивают, а спрашивают. Спрашивать - работать, допрашивать - проявлять искусство. Проникнуть в душу человека я всегда пробую через его работу либо какое-то увлечение. Жизненный опыт мне это позволяет: до следователя поработал и поездил. С женщинами сложнее, поскольку своим делом они увлекаются редко
- Работаете? - спросил я Мамадышкину.
- Нет.
- Но работали?
- Повертелась на фабрике, в торговле, в больнице.
- Часто меняли?
- На одном месте долго не могу.
- На что же существуете?
- На частные подряды. Квартиры мою, с детьми сижу гуляю с псами…
Все девушки красивы за счёт молодости. Но оценить Мамадышкину я не мог. Всё на месте, хороший рост, правильные черты лица, длинные волосы… Не было чего-то такого, что необходимо в лице женщины, как цветок на подоконнике. Чего-то женственного. Мягких губ, что ли?
- Не замужем?
- Чего все интересуются?…
- Ну, я по долгу службы. А вообще-то брак свидетельствует о каком-то социальном положении.
- Наивно для вашего возраста.
- Это почему же?
Когда было время, я не упускал случая поговорить на отвлечённую тему. Да и не была тема отвлечённой, поскольку мотив исчезновения Марины, скорее всего, связан с любовью. Не с ограблением же?
- Историю вам рассказать?
- Давайте, - согласился я, потому что допрос есть откровенный разговор.
- Моя одинокая подружка Зойка гуляла в женатой компании. Какая-то бабёнка начала при людях шпынять своего мужа. Зойка возьми и заступись. Бабёнка взъярилась. Мол, бери его за бутылку водки, если такая жалостливая…
Мамадышкина умолкла, спохватившись, что она не в гости пришла, а к следователю прокуратуры. Заглядывающие в кабинет мои коллеги частенько полагали, что я беседую с приятелем. В кино и книгах допрос идёт под стук по столу.
- Что дальше? - выказал я любопытство.
- Ну, вышел натуральный прикол. Зойка достала из сумки бутылку водки - и на стол. Вечеруха кончилась, собираются домой. Этот муж Зойку под руку и пошёл, бросив жене на прощанье: «Ты меня продала за бутылку водки». И живут с Зойкой до сих пор, вступив в законный брак. Мне такой не нужен.
- А какой нужен?
- Надо пережить тоску, боль, муки…
- Вы имеете в виду любовь?
- Не знаю, что имею в виду… Но сперва экстрим, а брак потом.
Пожалуй, я согласен, что любовь есть экстрим. Серьёзная девица, о сексе не спросишь. В тёмной куртке, чёрные волосы с лаковым отливом, мрачновато-блесткий взгляд. Она вспомнила:
- Про Зойку я не кончила. Этот муж приревновал её шампуром.
- Не понял…
- Проткнул насквозь за городом на шашлыках. Но важные органы не повредил.
- И продолжают жить?
- А чего?
- Разве так любят?…
- Это тоже любовь.
Она моргала с пулемётной скоростью. То ли моргание, то ли её взгляды на любовь отбили у меня охоту беседовать о чувствах. Впрочем, что я выламываюсь? Миллионы живут, не употребляя слова любовь и даже не зная, что это такое. Обходятся сексом. Мамадышкина верно изрекла: «Это тоже любовь».
- Расскажите о Марине, - перешёл я к делу.
- Мы дружили втроём…
- Дружили втроём или любовь была на троих?
- Я делиться не привыкла.
- Значит, Артур её любил?
- Она девица ухоженная.
И хотя я считал, что слово «ухоженная» больше идёт к лошади, уточнять не стал.
- Мамадышкина, а как Артур относился к вам?
- Дружили втроём…
- Он видел в вас женщину?
- С женщиной он уже определился.
Антонина перестала моргать - вообще. В её взгляде упёртом в мою переносицу, почудился острый металл. Что-то вроде шампура, которым проткнули её подругу. Но, заметив моё внимание, взгляд Мамадышкина скрыла своим трепетным морганием.
- Следователь, от Артура у всех девок коленки слабели.
- А у вас?
- Глупости спрашиваете. Мы втроём дружили с детства.
Их треугольник наверняка был крепок по той простой причине, что Артур и Марина любили друг друга. Третий помешать не мог. Я внимательно оглядел третьего. Заострённая маковка, чернявая… Похожа на редьку.
- Мамадышкина, что же случилось с Мариной?
- Не знаю.
Я вздохнул. Час отсидел, выискивая подступы к информации. И ничего. Правда, у информации есть свойство исчезать и как бы утрамбовываться в сознании, а всплывать тогда, когда ей вздумается.
- Антонина, по-моему, вы даже не беспокоитесь.
- Что мне беспокоиться?
- Исчезла подруга, похищена…
- Скоро вернётся.
- То есть?
- Маринка как-то буркнула, что всё ей претит. И есть мужик, который зовёт в горы.
Информация всплыла, не успев потонуть. Я смотрел на Мамадышкину, пока она не пресекла мой взгляд грубым вопросом:
- Что не так?
- Какой мужик, когда, в какие горы?…
- Ничего не знаю.
- Почему же молчали до сих пор?
- Не хотела, чтобы дошло до её матери, Вера Григорьевна нервная.
- Антонина, выходит, что подруга сбежала с мужиком?
- Не знаю, что выходит, и знать не хочу. Умолчала, оберегая нервную мать. Побег с мужиком позорнее, чем быть похищенной. Но я тоже нервный и сидеть уже не мог…
Какой мужик? Который утонул в пруду. Какие горы? Хибины.
Капитан ехал и не сомневался, зачем позван Антониной: круглое катить, плоское тащить… Что-нибудь с её чемоданами и сумками. Он заметил за собой мысленный заскок: постоянное возращение к истории в кафе. И не понимал её смысла. Усыпить, чтобы убедиться, что он не подослан? Несовпадение способа с целью: почему девчонка боится милиции?
Ответ только один: что-то с коттеджем. Дом ещё не принят, хозяин пока не установлен. Скорее всего, построен на ворованные стройматериалы. При чём здесь Антонина и тем более при чём пропавшая подруга?…
К коттеджу Палладьев прикатил уже в осенней темноте. Антонина ждала его у входа. Он спросил торопливо:
- Что-то случилось?
- Так бы не позвала…
- И что же?
- Пройди в дом.
Она впервые впустила его в дом. Холл или вестибюль… И запах стройки доказывал, что она ещё не закончена - запах мокрого цемента, свежих досок и битума. Наверх вела просторная каменная лестница. Хозяйка повела его в сторону:
- Пойдём на кухню, она на первом этаже.
Прямо за лестницей. Таких просторных кухонь капитан не видел - если только в американских фильмах. Одна половина, деловая, для варки-жарки, была выложена кафелем; вторую, для еды-питья, затянули деревянными панелями. И здесь не пахло ни цементом, ни краской.
- Игорь, есть хочешь?
- Нет, спасибо.
- Кофейку выпьешь, - решила она.
- Как в прошлый раз, - не удержался он. Антонина не поняла его намёка или была слишком рассеянна. Кофе оказался не порошковым, а сваренным.
Капитан выпил одну чашку и не отказался от второй. Не пригласила же она, чтобы усыпить?
- Антонина, этот коттедж чей?
- Одного хозяина, который и не бывает.
- А ты здесь кто?
- Комендант.
- Комендант чего? - удивился опер, полагавший, что коменданты бывают только в общественных зданиях.
- Проще говоря, сторожиха.
Антонина кофе не пила, посматривала на него рассеянно. И одета была небрежно - в сером халате, который постоянно распахивался, обнажая что-то белое, нижнее.
- Тоня, здесь и живёшь?
- Ночую.
- Не одиноко?
- Он веселит, - Антонина кивнула на край стола, где стоял телевизор.
- Новостями о взрывах, пожарах да убийствах он скорее напугает.
- А я смотрю комедии.
По её лицу видно, что эти комедии её не веселят. Осенними тёмными ночами сидеть в пустом огромном доме одинокой девушке… И телевизор не поможет.
- Антонина, а где спишь?
- Здесь, на раскладушке.
- Значит, кофе тебе в постель не подают?
- Подают.
- Ты спишь на раскладушке…
- В неё и подают.
- Кто?
- Сама себе.
Опер вспомнил, что Антонина сегодня была у следователя Рябинина. И хотел расспросить, но увидел, что она ведёт беседу на каком-то автомате. Не слушает, но вслушивается. Во что? В шорохи и трески нового дома? Пока не кончится его усадка, он будет вздыхать, как бык в загоне.
- Антонина, а зачем меня пригласила?
- Ночью со мной посидеть.
- Посидеть… В каком смысле?
- Нет, не в сексуальном.
- А в каком же?
- Тише!
Она подняла руку. Капитан прислушался. Ветер за окнами, шелест ближних кустов, легонько стукнул лист плохо закреплённого шифера, кофейник урчит…
- Ну? - требовательно спросила она.
- Ничего не слышу.
- Каждую ночь шаги…
- Где?
- Вокруг дома.
- Тоня, глюки. Чьи шаги?
- Я расскажу…
- Тогда давай ещё кофе.
Капитан удивился времени - уже за полночь. Придётся сидеть, коли шаги. Вот в морге, где ему приходилось и кофе пить, и даже ночевать, - никаких шагов.
- Тоня, может, кошка?
- В доме нет кошки.
- А наверху, не завелась ли?
- Верх отгорожен.
Антонина казалась смелой и нахальной девушкой, и вдруг удивила капитана мистикой. Он спросил:
- А ты что хотела мне рассказать?
- На месте этого дома стояла деревенская изба. Она сгорела вместе с прежним хозяином.
- И что?
- От хозяина ничего не осталось.
- Сгорел…
- Кости-то не горят. Ни скелета не нашли, ни черепа. Пропал.
- Ну и что? - уже раздражённо спросил капитан.
- Вот он и ходит.
Глянули бы опера, чем он занимается. Глюка ловит. Два часа ночи. Встать и уйти, пожелав спокойного сна. Но он видел, что Антонина не уснёт, а будет сидеть и прислушиваться к шагам сгоревшего хозяина избы. Какие шаги, если оба кухонных окна затянуты глухими шторами?
Капитан не задремал, но что-то ему показалось. Он глянул на Антонину: вроде бы не моргает и не дышит - лишь белеет невыразительным лицом. Едва заметным кивком она показала на ближайшее окно…
И тогда капитан уловил хруст песка под тяжёлыми шагами.
Он встал, стараясь не шуметь, и поманил Антонину за собой - открыть ему дверь. Пришлось виртуозными пассами глушить звон ключей. Отомкнув замки, капитан плечом вышиб дверь и в три прыжка оказался под окном…
Сильный удар ногой в плечо отбросил. Но тот, кто ударил, не побежал; тот, кто ударил, был сильным и знал каратэ. Но, видимо, он не знал, что в настоящем каратэ важна не сила, а концентрация психической энергии. Капитан сконцентрировал её, а уж, какой приём применил, он не понял.
Капитан повалил напавшего на кучу гравия и заломил ему руку. Затем достал мобильник…
Днями сижу истуканисто за столом. Сдерживая утопленную мускулатуру и зажимая нервную систему. А ночью они свободны, поэтому просыпаюсь часа в четыре и лежу до пяти-шести. Вновь засыпаю с трудом, и в восемь не с кровати встаю, а словно выползаю из стиральной машины.
О чём думаю в это бессонное время? Перебираю ушедший день, как черепки ушедшего времени. Например, допрос Мамадышкиной. Институт семьи разваливался на глазах… Старые семьи распались, новые не складывались, парни желали оставаться бой-френдами… Бросали стариков и новорождённых… Как это хорошая девушка Марина бросила мать и сбежала с мужиком?
Не уснул до восьми. Встал, побрился, выпил кофе и пешком дошёл до прокуратуры. Мне всегда казалось, что в моём кабинете ещё остались споры, крики, возмущения с прошлого дня; и они всю ночь живут в воздухе, ослабевая к моему приходу.
Ровно в девять я отомкнул сейф. И вроде бы по его команде открылась дверь и впустила Леденцова. По утрам он обычно занимался разбором ночных материалов, поэтому я предположил:
- Неужели труп?
- Да, живой.
- Где?
- Перед тобой, ночь не спал.
- Тогда здесь два трупа.
- А третий труп меня ждёт в РОВД - Палладьев.
- Он дежурил?
- Да нет. Ждёт меня с какой-то информацией.
Он не спал, я не спал… И пока ещё день не раскочегарился, можно хватить по кофейку. Я его делаю мгновенно: кипяток, порошок и сахар. Впрочем, майор выпивал ещё мгновеннее. Я чашку, он две.
- Боря, что новенького на фронте борьбы с преступностью?
Он поморщился: не то от наивного вопроса, не то от борьбы с преступностью, не то кофе обжёгся.
- Сергей, на прошлой неделе убили студента-африканца. Милицию поставили на уши, телевидение захлёбывалось от возмущения.
- Боря, как же иначе? - удивился я словам майора.
- А в эту же ночь в городе убили троих наших! По ящику лишь скупая информация.
- Убийцу студента нашли?
- Ещё бы, у меня всех оперов забрали.
- Боря, он гость, иностранец, - вяло заметил я.
От злости лицо майора порыжело, как и голова. Пришлось его успокоить третьей чашкой кофе. Леденцов не равнодушен, как бензин вспыхивает. Чем мне и нравится. По-моему, равнодушный человек смахивает на корову, изредка мычащую. Дальше разговор не пошёл, потому что с криминала он скатывался на политику, а тут уже и я - бензин.
- Сергей, ты дневник-то ведёшь?
- Понимаешь, придёт умная мысль, запишу, а потом вдруг увижу её в книге. То ли я украл, то ли у меня.
- И бросил?
- Теперь только криминальные сюжеты да загадочные истории.
Майор допил кофе и от третьей чашки заметно побурел. На этом фоне слабо-рыжие усики посветлели. Он улыбнулся сдержанно, потому что для широкой улыбки усики были слишком узки. Я ждал слов - беспричинно майор не улыбался.
- Сергей, тогда история для твоего дневника…
- Криминальная или загадочная?
- Смешная. Палладьев ходил с Мамадышкиной в лес за грибами.
- В оперативных целях?
- В них. Представь, она не взяла ни одного гриба.
- Не нашла?
- Не брала. Ни подберёзовиков, ни белых, ни синюх…
- Зачем же ходила?
- А у озера на них напали двое. Капитана огрели дубьём. Пришлось бежать. Мамадышкина этих ребят не знает. Вот и вся история.
Надо бы расспросить и подумать. Но я давно знал коварное свойство информации: она может, как выброшенная в коридор мебель, загородить путь. То, что я знал, меня распирало и не давало возможности мыслить.
- Боря, все эти грибы теперь не имеют значения.
- Почему же?
- Мамадышкина на допросе призналась, что Марина сбежала с мужчиной.
- Что же она до сих пор молчала?
- Хранила чужую тайну.
На лице майора смешались два чувства: недоумение и недоверие. Видимо, на моём лице эти чувства уже отбродили, оставив единственное, вопросительное: что делать дальше?
Звонил телефон, который всегда знал, что делать дальше. Я взял трубку. Раздражённо-торопливый женский голос спросил:
- Рябинин, моё заключение тебя не интересует?
- Дора Мироновна, немедленно шлю курьера, - спохватился я.
- Если бы не знал причин смерти, давно бы прекратил…
- Верно, Дора Мироновна. А появилось что-то новенькое?
- Нет. Ни повреждений, ни алкоголя. Захлебнулся мужик.
Я понимал её обиду. Вскрывала труп, торопилась… К ней очереди следователей, а я даже не звоню. Эту пожилую женщину я уважаю за то, что она занимается адским трудом - наверное, только в аду кромсают человеческие тела. Или там нет тела, а кромсают души грешников?
- Дора Мироновна, как трезвый здоровый мужчина способен захлебнуться в водоёме, где купаются дети?