Он взглянул на жену, которая неожиданно улыбнулась:
— Ребята, а ведь в этом деле я — незаменимая для вас помощница, что бы ты ни говорил, Костик!
— С чего ты взяла? — не понял ее супруг.
— Никто из вас не знает университет лучше меня, — отозвалась Зорина. — Я окончила это учебное заведение всего каких-нибудь четыре года тому назад, поэтому для меня его лабиринты — это родные пенаты, а преподаватели — почти что родственники.
— Слушай, а ведь она права! — восхищенно заметил Павел.
Журналистка фыркнула:
— Представляю себе физиономию шефа, когда я сообщу ему о своем участии в новом расследовании!
— А по-моему, главный редактор Пенкин в курсе, что ты давно уже — наш человек, — предположил Киселев, выключая закипевший чайник. — Чайку не желаете?
Катя взглянула на часы.
— Пожалуй, лучше кофейку, — рассмеялась она. — Ехать домой и ложиться спать бесполезно. Как ты считаешь, мой господин?
Скворцов кивнул:
— На сей раз я согласен с тобой целиком и полностью.
— Значит, завтракаем, — Киселев вытащил из пакета не съеденные за день бутерброды. — Какие есть соображения по новому делу?
— Сразу высвечиваются несколько версий, — откусив громадный кусок от бутерброда, пробормотал с набитым ртом Константин. — Это может быть работник университета, страдающий сексуальными отклонениями, абитуриент, студент или… какой-нибудь тип со стороны.
— Уже в мое время чужаку проникнуть в стены сего заведения было крайне сложно, — возразила Катя. — На входе сидела вахтерша, ей все демонстрировали свои студенческие билеты и пропуска. Если кому-то требовалось пройти без документа, он сначала звонил человеку, ожидавшему его визита, тот перезванивал на вахту, сообщал вахтерше имя и фамилию посетителя. Тетечка выписывала временный пропуск, выдавая его пришедшему только при предъявлении паспорта.
— Значит, абитуриентам тоже выдают временные пропуска? — сообразил Павел.
— Вот именно.
— Утром ваши ребята наверняка сообщат вам еще одну интересную вещь, — продолжала Зорина. — Кабинет приемной комиссии расположен в правом крыле. Там же находятся три гуманитарных факультета: журналистики, филологический и исторический.
— Нужный нам товарищ вполне может быть оттуда, — согласился Киселев. — Молодец, Катька! — Он отхлебнул глоток чаю. — Слушай, езжай-ка ты все-таки домой и выспись до начала занятий. Завтра тебе, как и всем нам, предстоит серьезная работа. Вполне возможно, преподаватели скажут тебе, своей вчерашней студентке, то, о чем они промолчат в разговоре с нами. Так что интервью ты завтра возьмешь аж несколько. Думаю, тебе и самой желательно хорошо для этого выглядеть.
— Умеет убеждать, противный! — Зорина встала, стряхнув крошки с колен, и, поцеловав супруга, направилась к выходу, бросив Павлу: — Ты уж не обижай тут моего.
— Сама доберешься? — После нескольких покушений на жизнь любимой, произошедших за последнее время, Константин не доверил бы ей даже перейти в одиночку дорогу.
— Не беспокойся.
Когда за Катей захлопнулась дверь, оперативники переглянулись и рассмеялись.
— Нам чертовски повезло с таким «сотрудником», — констатировал Павел.
Глава 20
Предупредив своего шефа, Пенкина, что она переходит на свободный график из-за участия в новом расследовании, Зорина подъехала к университету около девяти часов утра. Припарковав машину на стоянке, она поднялась по лестнице к главному входу, отметив про себя перемены, произошедшие здесь со времени окончания ею этого учебного заведения. Ректор, Виктор Иванович Багров, за последние четыре года умудрился выстроить несколько новых корпусов, связав их со старыми зданиями длинными переходами. Данная архитектурная особенность практиковалась со дня основания Приреченского университета, построенного еще до революции. Катя улыбнулась, вспомнив, сколько легенд о призраках как великих людей, так и простых студентов, при странных обстоятельствах ушедших из жизни, обитало в этих стенах! Впрочем, она когда-то сама готовила подборку этих материалов для студенческой газеты, после чего несколько дней ходила по корпусам с провожатыми, вздрагивая от малейшего звука.
— Ну здравствуй, альма-матер, — журналистка взялась за массивную ручку тяжелой двери и вошла в вестибюль.
Седая вахтерша преградила ей путь:
— Ваш пропуск, пожалуйста!
Катя представилась. На сей раз ее имя и журналистское удостоверение не сработали.
— Ходят тут всякие, — безапелляционно сообщила старушка. — А потом милиция является! Не пущу, — злобно сверкнув маленькими глазками, бросила она.
— Я по заданию, — попыталась объяснить ей девушка.
— По какому еще заданию? Кто тебе его дал?
Журналистка рассмеялась:
— Вот та самая милиция и дала!
Старушка не растерялась.
— Поди-ка сюда, молодой человек, — потянула она за рукав стоявшего чуть в стороне Прохорова. — Это ваша девушка?
Катя состроила ему гримасу. Петя показал ей язык.
— Наша, бабуля. Пропускай без опасений.
— Спасителю — спасибо! — Зорина прошла вперед и потрепала Петю по щеке. — Что ты выяснил?
— Эта вахтерша дежурит здесь с первого июня, — отрапортовал парень. — Память у нее — как у молодой. Помнит обеих девушек, помнит, как они пришли… Как вышли — не помнит, однако для нее и для меня в этом нет ничего удивительного. Держать в памяти такое количество чужих лиц просто невозможно.
— Ты уверен в ее хорошей памяти? — спросила Катя. — Почему она из тысячи других выделила именно этих девушек?
— Представь, старушка внесла ясность сама, — Петя вытер пот, катившийся у него со лба. — Ей бы детективом работать! Частным. Вот эта, — он ткнул пальцем в фотографию Ани, — долго наблюдала за кем-то через окно. Любопытная вахтерша поинтересовалась, кого она там выслеживает. «Папашу родного, — ответила ей Соболева. — Жизни мне не дает, пытается насильно навязать нелюбимую специальность». Потом девушка ушла, и больше старушка ее не видела. Что касается второй, Алены Сафоновой, у нее так тряслись руки, когда она доставала пропуск, что бабуля предложила ей таблетку валерьянки и спросила: «Чего так волнуешься, чай, еще не экзамен?» — «Я живу с мамой, — ответила ей Сафонова, — и для меня важно поступить на бюджетное отделение». Вахтерша пожелала ей удачи. А позже девушка словно растворилась в стенах университета… Слушай, Катя, здесь где-нибудь есть черный ход?
— Черный ход имеется, — подумав, ответила журналистка. — Но, насколько я помню, он всегда заперт. Правда, я никогда не интересовалась, кто хранит от него ключи. Наверняка у некоторых сотрудников они есть.
Петя кивнул:
— Понятно.
— Ты, я вижу, и про Соболеву спрашиваешь? — заметила Зорина.
— Ее предки наконец решились, — пояснил Прохоров. — Рано утром нас посетила ее мамаша, написала заявление о пропаже дочери.
— Прекрасно, — девушка огляделась по сторонам в надежде отыскать знакомых. — Пойду пообщаюсь с бывшими преподавателями. Если что — звони.
— Обязательно. Встретишь Леонида — пусть свяжется со мной. Он расклеивает портреты девчонок.
— Хорошо.
Он сидел на стуле и перебирал вырезки из газет и журналов, с восхищением вглядываясь в сотни раз виденные им лица. Да, вот это были люди! Незаурядные, не похожие на обычную серую массу. И они сумели это доказать. Их имена будут помнить вечно! Он был уверен: когда-нибудь люди забудут имена космонавтов, изобретателей, первооткрывателей. Забудут, обязательно. А вот эти люди навеки запечатлелись в истории. И он собирался пополнить эту многочисленную галерею опасных преступников и серийных убийц своим именем…
Глава 21
— Семен Иосифович! Вы ли это?
Доцент Сребренский, созерцавший доску для объявлений, вздрогнул и обернулся. Его глаза посветлели:
— Катюха! Ты?
— Разве я так изменилась?
— Нисколько, дорогая. Нисколько, — он раскрыл объятия, заключив в них девушку. — Впрочем, ты стала еще красивее.
— Благодарю.
Зорина была рада встретить одного из своих преподавателей, хотя, признаться, не самого любимого. Странно, но она никак не могла объяснить, почему Сребренский не вызывает у нее особой симпатии. Высокий, красивый, импозантный мужчина спортивного сложения, всегда выглядевший моложе своих лет оттого, что он вел правильный образ жизни. Талантливый журналист, кандидат наук, один их умнейших и способнейших преподавателей университета, чем-то все равно не нравился ей. Может быть, виноваты в этом его слишком уж слащавая улыбка, с некоторой хитрецой, излишне вежливые интонации, чересчур вкрадчивая манера речи… Вот и сейчас, обнимая его, она признавалась себе, что ее отношение к этому человеку не изменилось с годами.
— Нисколько, дорогая. Нисколько, — он раскрыл объятия, заключив в них девушку. — Впрочем, ты стала еще красивее.
— Благодарю.
Зорина была рада встретить одного из своих преподавателей, хотя, признаться, не самого любимого. Странно, но она никак не могла объяснить, почему Сребренский не вызывает у нее особой симпатии. Высокий, красивый, импозантный мужчина спортивного сложения, всегда выглядевший моложе своих лет оттого, что он вел правильный образ жизни. Талантливый журналист, кандидат наук, один их умнейших и способнейших преподавателей университета, чем-то все равно не нравился ей. Может быть, виноваты в этом его слишком уж слащавая улыбка, с некоторой хитрецой, излишне вежливые интонации, чересчур вкрадчивая манера речи… Вот и сейчас, обнимая его, она признавалась себе, что ее отношение к этому человеку не изменилось с годами.
— Как поживаете?
— У нас все по-старому, — Семен Иосифович пристально разглядывал бывшую студентку. — А ты, я вижу, пошла в гору, стала местной знаменитостью!
Она улыбнулась:
— Это для кого как.
— Для меня — да, — признался он. — Читаю твои статьи и детективы, регулярно смотрю передачи. Ты просто молодец! Впрочем, я всегда считал тебя талантливой.
— Вы мне льстите.
— Лесть не в моих правилах, — Сребренский взял ее за руку. — Хочешь, пройдем в аудиторию? Поговорим без лишних глаз. Ты, как я понимаю, пришла сюда не одна и не для того, чтобы повидаться с преподавателями. Твои сюжетодатели? — он показал на Леонида Сомова, беседующего со студентами.
Катя хмыкнула. Да, в проницательности ему не откажешь!
— Вы просто провидец!
Они прошли в пустую аудиторию. Доцент плотно прикрыл за собой дверь.
— Со мной уже общались коллеги твоего супруга, — сказал он. — Я в курсе произошедшего. Перейдем прямо к делу?
— Давайте, — Катя уселась поудобнее. — Не иначе вы кого-то подозреваете.
Он кивнул:
— Именно! Должен сказать, мои подозрения могут оказаться вздором. Обижать коллег, как бы я к ним ни относился, и бросать на них тень подозрения я не намерен. Вот почему милиции я ничего не рассказал. О том, что говорилось в этом кабинете, будем знать только мы. Что делать дальше с полученной от меня информацией — решай сама.
— Хорошо, — девушка достала блокнот. — Я вас слушаю.
— Ты еще помнишь Владислава Анатольевича Шумелова?
Зориной не понадобилось напрягать память. Этот преподаватель был довольно-таки яркой личностью. Во-первых, в отличие от того же Семена Иосифовича, он никогда не пользовался никакими записями. Обладая великолепной памятью и широкой эрудицией, Шумелов читал наизусть огромные отрывки из поэтических и прозаических произведений, называл даты значимых событий. Владислав Анатольевич никогда не устраивал перекличку, доверяя отмечать присутствующих старосте, и не ошибался, не занимаясь этим: на его лекциях студенты курса присутствовали в полном составе. Катя обожала его, несмотря на то, что кое-кто из девчонок рассказывал: с Шумеловым надо быть осторожнее. Если он заметит у студентки интерес к себе как к мужчине, это грозит девушке несданным зачетом, понятно, почему. Мужчина он одинокий, не прочь поразвлекаться с молодежью. На всякий пожарный, Зорина вняла этому совету, и с Владиславом Анатольевичем у нее установились простые доверительные отношения, основанные на взаимном уважении. Правда, до самого выпуска ее смущал слишком экстравагантный вид этого преподавателя: длинные мелированные волосы, яркие кричащие пиджаки и жилетки, серьга в ухе, слишком откровенные рассказы о его неудавшейся семейной жизни… «Среди талантов чудаки — далеко не редкость», — решила Катя.
— Вы подозреваете его?
Сребренский смутился:
— Повторяю, это только мое мнение.
— Я его выслушаю. Говорите, прошу вас.
Семен Иосифович провел рукой по лбу:
— Начну по порядку. Пожалуйста, не перебивай меня! Потом поймешь, куда я клоню.
Катя пообещала.
— Шумелов — протеже старого ректора, — начал Сребренский. — При нем он проработал не больше года, и бедняга, уйдя на пенсию, так и не узнал, кого он пригрел в наших стенах. Впрочем, может быть, он и узнал… Несравненный Владислав Анатольевич сразу показал себя во всей красе: опаздывал на работу, порою и вовсе не являлся на лекции, никого при этом не предупреждая. Получив втык от декана, он стал приходить вовремя, но, извините, иногда пребывая в хорошем подпитии. Думаю, старому ректору кто-то об этом накапал, однако тот был чем-то обязан отцу Шумелова. В общем, все наши с облегчением вздохнули, когда нашего достопочтенного прежнего шефа наконец отправили на пенсию. Пришел нынешний ректор. Шумелову надо отдать должное: он сразу почувствовал, что запахло жареным, и, обзаведясь блокнотом, стал посещать все совещания, записывая за начальством каждое слово.
Катя пожала плечами:
— И что это ему дало?
— Проведи подобный эксперимент сама и узнаешь, каково это, когда напротив тебя сидит недоброжелательная рожа и фиксирует все тобою сказанное, — пояснил Семен Иосифович. — Поневоле собьешься, скажешь что-то не то… Но это еще не все. Папаша-кагэбэшник научил сыночка различным способам добычи информации. Секретарша ректора, Татьяна Афанасьевна, рассказывала мне… Ой, сколько же она всего рассказывала! — преподаватель поморщился. — Вот тебе еще один свидетель. Дойду и до нее. Узнаешь, как честная женщина попалась на крючок. В общем, этот тип навыуживал у нее о новом начальстве массу информации. Когда разгневанный шеф пригласил его к себе в кабинет поговорить о его очередном прогуле, приставании к студенткам и невыполнении прямых обязанностей и предложил уволиться по собственному желанию, Шумелов выпалил ему:
— Хорошо, я сделаю так, как вы хотите, однако, покинув университет, я начну рассказывать о творящихся здесь делах на каждом шагу.
Ректор криво улыбнулся:
— О чем, например?
— Хотя бы о том, что вы берете взятки, — и до Татьяны донеслось, как он при этом усмехнулся. — Кстати, у меня есть свидетели.
Дальнейший их разговор продолжался шепотом. Секретарь больше не слышала ни слова. Однако через полчаса из кабинета вышел довольный Шумелов.
— Еще поработаем, Танечка! — радостно сообщил он ей.
После визита к ректору, уверовав в свою безнаказанность, наш дражайший Владислав Анатольевич совсем распустился, начав шпионить за каждым, включая студентов, — Сребренский поморщился.
— Зачем это ему было нужно? — спросила Катя.
— Для нас ведь не секрет, как именно ему сдают зачеты и экзамены, — пояснил Семен Иосифович. — С некоторыми студентками он занимается развратом, требуя от них удовлетворения своих сексуальных потребностей в самой извращенной форме.
— Почему же молчат их родители?!
Сребренский ухмыльнулся:
— Кому охота вылететь из вуза? Именно это и гарантирует девушкам Шумелов. Кроме того, они и сами боятся обнародовать некоторые факты. Представь, какими глазами потом посмотрят на их дочерей.
Зорина кивнула:
— Вы правы.
— Расскажу тебе об одном событии, — преподаватель придвинулся поближе. — Я буду не прав, если замечу, что наш самолюбивый новый ректор смирился со своим поражением. Он решил довести Шумелова до такого состояния, чтобы тот сам написал заявление. Вот, например, в прошлом году он поручил ему газету, сказав следующее:
— Мне стыдно, что на факультете журналистики работает не орган печати, а какой-то «боевой листок». Будьте добры до Дня студента предоставить мне большую четырехполосную газету.
Владислав Анатольевич поморщился:
— Мне за это заплатят?
Шеф приподнял брови:
— Напомните, какая у вас общественная нагрузка?
Шумелов отмахнулся:
— У меня их хватает.
— Вы не ходите на собрания, совещания, не посещаете общественные мероприятия, — загибал пальцы ректор. — Не высиживаете положенное заместителю декана время. И это все вам оплачивается. Так что, будьте добры, компенсируйте все эти средства государству за счет факультетской газеты.
Мой коллега не стал спорить. Он понимал: при таком отношении к своим обязанностям легко можно вылететь из вуза из-за несоответствия служебному положению. Представляю, в каком состоянии он пребывал несколько дней, пока ему не явилась неожиданная помощь в лице молодой журналистки, которая переехала жить в Приреченск к своей матери с трехлетним ребенком, уйдя от мужа-садиста. Негодяй не торопился платить жене алименты. Прожить на грошовую пенсию ее матери троим было невозможно, впрочем, как и устроиться в середине года в какую-нибудь газету. Кто-то посоветовал бедняжке, окончившей вуз с красным дипломом, податься в университет с направлением в аспирантуру — оно уже было у нее на руках. На свое несчастье, девушка вняла этому совету, явилась на факультет журналистики — и попала прямиком в горячие объятия Шумелова. Ее честные глаза сказали ему о многом, но, в основном, о желании немедленно работать.