Картируя Евфрат в 1909 году, Гертруда осмотрела 450 миль вдоль его берегов до прихода в район Неджефа и место своего назначения, Кербелу. Здесь, в Ухайдире, она нашла огромный красивый дворец в замечательно сохранном состоянии. И никогда не забывала свое изумление при первом взгляде на потрясающие стены и сводчатые потолки. Какое-то время, когда было подтверждено, что ее план дворца будет первым, Гертруда верила, что открыла неизвестную цитадель: «Никто ее не знает, никто ее не видел. Это такая удача, какой у меня еще никогда не было… предмет такой завораживающий и вызывающий столько мыслей, как дворец Ухайдир, два раза в жизни не встретится».
В 1910 году она должна была напечатать предварительную статью об Ухайдире в «Джорнал оф хелленик стадиез», а также дать подробный разбор здания в своей пятой книге, описывающей ее великие экспедиции 1909–1910 годов, «От Амурата до Амурата», обильно иллюстрированной собственными фотографиями. Но когда Гертруда вернулась сюда в 1911 году, на этот раз прямо через пустыню от Дамаска до Хита, выяснилось, к ее глубокому разочарованию, что большая монография, которую она собиралась выпустить, 168 страниц умело начерченных планов и 166 фотографий, не будет первой. В Вавилоне Гертруда узнала, что немецкие археологи посетили это место за те два года, что ее здесь не было, и собираются издать собственную книгу. Ее отношение к этому досадному событию продемонстрировало умение вести себя в трудных обстоятельствах: она в предисловии к своей книге, «Дворец и мечеть в Ухайдире», написала о своем восхищении «мастерской» немецкой книгой и извинилась, что предлагает вторую версию, объяснив, почему так поступает: «Моя работа, почти законченная к моменту выхода немецкой книги, охватывает не только территории, раскопанные моими учеными друзьями в Вавилоне, но также те, которых у них не было желания и возможности исследовать… Здесь я должна распрощаться с предметом изучения, который четыре года был для меня основным полем работы, как и основным источником радости».
Посвященная Гертруде запись в Prolegomena, «Кто есть кто» в археологии, говорит о ней как о «замечательной женщине, пионере изучения византийской архитектуры». После выхода книги «Тысяча и одна церковь» – о Бинбир-Килисе – в 1909 году она сосредоточилась на высоком анатолийском плато Тур-Абдин и собранный там материал опубликовала в своей седьмой книге «Церкви и монастыри Тур-Абдина» в 1913 году. К этому времени Гертруда нашла собственную археологическую точку зрения и аргументированно спорила с некоторыми убеждениями Йозефа Стржиговски. Но он, никоим образом не сочтя это за обиду, предложил ей написать статью о Тур-Абдине для журнала «Амида», который издавал с Максом Ван Берхемом. Следом Гертруда написала статью для «Zeitschrift für Geschichte der Architektur», обе иллюстрированные ее планами и фотографиями.
Оставив Тур-Абдин позади, она в той же поездке сделала небольшой крюк к археологическим раскопкам Каркемиша – древней южной столицы хеттов. Там она рассчитывала встретить своего старого учителя и друга Дэвида Хогарта, но не застала его, зато познакомилась с молодым человеком, которому предстояло войти в ее жизнь, как и ей в его. 18 апреля 1911 года Гертруда написала о нем: «Интересный мальчик; из него получится путешественник».
Его звали Т. Э. Лоуренс, и она на него произвела впечатление не меньшее, чем он на нее. Он написал об этой знаменитой путешественнице домой матери в Англию, что она миловидна, лет тридцати шести (ей было сорок три) и не красавица.
«В воскресенье приезжала мисс Гертруда Белл, и мы показали ей все наши находки, а она нам рассказала про свои. Мы расстались, обменявшись оценками: она сказала Томпсону, что его понятия о раскопках – доисторические, и нам пришлось оглушить ее демонстрацией эрудиции. Ее провели экскурсией (за пять минут) по византийцам, крестоносцам, римлянам, хеттам, французской архитектуре и греческим легендам, ассирийской архитектуре и месопотамской этнологии… доисторическим черепкам и телеобъективам, технике металлообработки бронзового века, Мередиту, Анатолю Франсу и октябристам… движению младотурков, status constructus в арабском языке, похоронным обычаям ассирийцев и немецким способам земляных работ на Багдадской железной дороге… Это было так, легкие закуски… она несколько нас зауважала».
Дэвиду Хогарту Лоуренс написал совсем в другом ключе: «Герти пошла спать в свои шатры. Она из победителей, и из храбрых».
В каждой экспедиции бывает момент, который потом долго помнят и который передает ее суть. Для Гертруды в 1911 году это был Ашур в северной Месопотамии милях в шестидесяти от Мосула. Сидя в одиночестве на вершине холма, она пробыла там час, а перед ее мысленным взором проходила история цивилизации.
«Мир сверкал как драгоценность, зеленые поля, синие воды и вдали ослепительные снега на горах, окружающих Месопотамию с севера… Я представляла себе, как передо мной проходит история Азии. Здесь Митридат умертвил греческих военачальников, здесь принял командование Ксенофонт, а сразу за Забом греки развернулись и разбили лучников Митридата, потом прошли дальше в Лариссу, к кургану Немврода, где Ксенофонт увидел великий ассирийский город Кала в развалинах. Курган Немврода стоял у моих ног среди полей. Чуть дальше видны были равнины Арбелы, где завоевал Азию Александр.
Мы, люди Запада, всегда можем завоевать Азию, но никогда нам не удержать ее – вот что, казалось мне, написано на этом ландшафте».
Гертруда смотрела на землю, где будет потом Ирак – страна, в которой она станет некоронованной королевой. Интересно, что она также предсказала его будущее – далеко за пределы собственной жизни.
Глава 7 Дик Даути-Уайли
Непоколебимый герой… Никогда не обнажал клинка более храбрый солдат… Нежность и жалость наполняли его сердце.
Летом 1907 года, издав свою последнюю книгу, Гертруда находилась в Конье и Бинбир-Килисе в Турции, работая с сэром Уильямом Рамсеем. Их сотрудничество над этим проектом, задуманное в 1905 году, подразумевало, что Гертруда берет на себя всю рабочую рутину, измеряя здания и снимая их планы, работая по двадцать четыре часа в сутки, пока Рамсей будет руководить и анализировать. Книга по результатам этой работы, «Тысяча и одна церковь», напечатанная в 1909-м, до сих пор считается образцом работы по ранней византийской архитектуре в Анатолии. Наградой для Гертруды стали престиж и репутация в мире археологии, которую ей бы не заработать без многих лет учебы и которой завидовали многие археологи.
У нее как у археолога были большие преимущества: готовность идти на опасные территории, свобода, с которой она могла преследовать собственные и независимые цели, энергия и энтузиазм. Не было горы слишком высокой, не было места слишком опасного, охраняемого змеями, пауками или комарами, не было пути слишком далекого, стоило ей только взять след. Рамсей написал в предисловии к ее работе и в письме к Флоренс, что та ключевая дата, которую Гертруда заметила в 1905 году, содержалась в маленькой нише, на которую до того никто не обращал внимания. Он написал о своем восхищении «тщательностью и наблюдательностью» Гертруды (выразившихся в том, что она их заметила) и добавил: «Хронология “Тысячи и одной церкви” строится вокруг этого текста». По сравнению с Рамсеем Гертруда была в этой области талантливым новичком. Когда его попросил о совместной работе Дэвид Хогарт, профессор направил его в Грецию изучать эпиграфику. Беря под свое покровительство такого горящего энтузиазмом ученика, как Гертруда, Рамсей мог сделать это не без задней мысли. Она уже была знаменита своим экспедициями, и все знали, что она – наследница крупного состояния, которая может поддержать раскопки финансово.
Прибыв в апреле в Малую Азию, Гертруда встретила своего любимого слугу из Алеппо, Фаттуха. Двадцать восьмого числа она писала:
«Моря и горы полны легенд, а по долинам рассеяны развалины больших и богатых греческих городов. Здесь – страница истории, которая входит в мозг так, как ни одна книга передать не может… не думаю, что есть в мире человек счастливее меня или страна прекраснее Малой Азии. Я только упоминаю эти факты мельком, чтобы вы держали их в памяти».
В Милете Гертруда получила телеграмму от сестры Эльзы, сообщающую о ее помолвке с неким Гербертом Ричмондом. Письмо Флоренс с подробностями прибыло на место расположения древнего карийского города Афродисиаса, где Гертруду заворожили дверные проемы, декорированные лозами фруктов и цветов с вплетенными зверями и птицами. Она прошла вдоль берегов озер, мимо персиковых и вишневых деревьев под снежными вершинами гор, по неровным дорогам, рассеченным потоками, затруднявшими путь вьючным животным. У озера Эгердир она купила еще одну лошадь за десять турецких фунтов и убедила местного рыбака свозить ее на лодке на островок. «Он был окружен разрушенными византийскими стенами, обрывающимися в воду огромными блоками каменной кладки, там и сям попадались остатки более древних колонн… и все было густо населено змеями». Глядя вниз на озеро, Гертруда видела блики на упавших камнях под водой, и на камнях мерещились надписи. Разгоняя змей, Гертруда спустилась по камням вниз и вошла в воду. «Я изо всех сил пыталась добраться до надписи. Соскребала с камня водоросли, но они всплывали, и наконец я бросила это дело, сильно промокнув и не менее сильно досадуя».
В Милете Гертруда получила телеграмму от сестры Эльзы, сообщающую о ее помолвке с неким Гербертом Ричмондом. Письмо Флоренс с подробностями прибыло на место расположения древнего карийского города Афродисиаса, где Гертруду заворожили дверные проемы, декорированные лозами фруктов и цветов с вплетенными зверями и птицами. Она прошла вдоль берегов озер, мимо персиковых и вишневых деревьев под снежными вершинами гор, по неровным дорогам, рассеченным потоками, затруднявшими путь вьючным животным. У озера Эгердир она купила еще одну лошадь за десять турецких фунтов и убедила местного рыбака свозить ее на лодке на островок. «Он был окружен разрушенными византийскими стенами, обрывающимися в воду огромными блоками каменной кладки, там и сям попадались остатки более древних колонн… и все было густо населено змеями». Глядя вниз на озеро, Гертруда видела блики на упавших камнях под водой, и на камнях мерещились надписи. Разгоняя змей, Гертруда спустилась по камням вниз и вошла в воду. «Я изо всех сил пыталась добраться до надписи. Соскребала с камня водоросли, но они всплывали, и наконец я бросила это дело, сильно промокнув и не менее сильно досадуя».
В сопровождении Фаттуха она углубилась в Азию римскими дорогами, отмечая огромное количество бабочек по пути, и достигла Коньи. Гертруда уже была занята работой в Бинбир-Килисе, «раскапывая церкви», когда ввалились Рамсеи на паре телег, запряженных ослами, и с ними их сын, приехавший делать какую-то работу для Британского музея. Миссис Рамсей приготовила чай, а тем временем профессор, «ничего вокруг не видя», тут же с головой ушел в работу с Гертрудой, будто продолжая разговор, прерванный минуту назад. «Мы думаем, что это хеттское селение! – писала она домой 25 мая. – Представить себе не можете, как это здорово. Видели бы вы, как я управляюсь с рабочими – 20 турок и 4 курда!»
Хотя ей исполнилось уже тридцать восемь, Гертруда находилась в самом расцвете сил. Если не говорить о любви, она полностью реализовалась и все-таки – как заметила Джанет Хогарт в Оксфорде – была искрометно молода. Так хорошо ей жилось, что Флоренс, вероятно, с некоторым скепсисом восприняла ее приписку в конце одного письма: «Я страшно досадую, что меня не будет на свадьбе Э.». У Гертруды, счастливой и поглощенной своей жизнью, не было предчувствия встречи с человеком, который станет любовью всей ее жизни.
Майор Чарльз Хотэм Монтегю Даути-Уайли из полка королевских уэльских фузилеров – Ричард, или Дик для друзей – был тихим героем войны, заслужившим планки и медали в битвах восточноафриканской кампании 1903 года и до нее. Он был племянником путешественника Чарльза Монтегю Даути, поэта и геолога, который написал нашумевшую «Аравийскую пустыню». Описание диких и опасных приключений Даути, исполненное богатой величественной прозой, сделало эту книгу чем-то вроде библии для серьезных путешественников по Ближнему Востоку. Она входила в число тех, что постоянно возила с собой Гертруда.
Дик Даути-Уайли получил образование в Винчестере и Сэндхерсте. В 1889 году в возрасте двадцати одного года – они были с Гертрудой одногодки и родились почти день в день – он поступил на военную службу и служил в Британской египетской армии в Китае и в Южной и Восточной Африке. Дик был офицером транспортной службы в Индии, конным пехотинцем в Южной Африке, командовал отрядом боевых верблюдов в Сомали. На военной фотографии он – худощавый, усатый, загорелый – превосходит большинство своих сверстников ростом, шириной плеч, внешней красотой и количеством медалей на груди. Он был тяжело ранен на Англо-бурской войне и потом еще раз при Тяньцзине во время Боксерского восстания. Всего за три года до встречи с Гертрудой Дик женился – она в тот год восходила на Маттерхорн. Его переменчивая и честолюбивая жена Лилиан, известная вне семьи как Джудит, была вдовой лейтенанта Генри Адамса-Уайли из Индийской медицинской службы. (Она потребовала от обоих своих мужей присоединить ее фамилию к своей.) На фотографиях, снятых в Конье, она сидит на садовом стуле, наклонившись вперед и задумчиво глядя в землю, руки на коленях, пальцы переплетены. Настойчивость Джудит в сочетании с потребностью Дика в свободе послужила стимулом для его перехода в дипломатию, и он был сейчас военным консулом Британии в Конье. Гертруда познакомилась с ним, придя в консульство за своей почтой.
Сперва для нее Даути-Уайли был просто «очаровательный молодой военный» с «очень приятной маленькой женушкой», которая пригласила Гертруду на ленч в тенистом саду своего дома в Конье. Гертруда пришла и была проведена в сад вместе с другими гостями. После недель раскопок на палящем солнце она загорела, зеленые глаза сверкали, пряди каштановых волос, выбивавшиеся из-под соломенной шляпки, выгорели до белокурых. В разъездах по пустыне она обычно носила светло-синюю вуаль, которую опускала с полей шляпы, но на раскопках ей нужно было наблюдать и осматривать, а вуаль этому мешала. Светлокожая Джудит одевалась в белое и любила кружева. Редко она выходила из дома без зонтика.
Гертруда излучала энергию, говорила во весь голос, много смеялась. Она была в своей стихии. Через шесть бурных лет Даути-Уайли вспоминает эту встречу: «ГБ вошла в коконе собственной энергии, открытости, обаяния». Будучи к тому времени достаточно известной англичанкой, она сразу оказалась в центре внимания. Всем было любопытно познакомиться с этой путешественницей и лингвисткой, чья последняя книга «Пустыня и плодородная земля» стала предметом широких дискуссий. Блестящая собеседница и умелая рассказчица, Гертруда в этот день была душой компании, забавляя всех присутствующих описаниями хаотической манеры Рамсея путешествовать. Он мог стать прототипом рассеянного профессора, теряющего по дороге багаж и одежду и постоянно забывающего рисунки и оттиски где-нибудь под камнем. Гертруда взяла себе за обычай обходить раскопы каждый раз, когда они уходили, собирая бумаги и заметки, которые он разбросал, а миссис Рамсей тем временем бегала за ним, держа его панаму и чашки с чаем. Однажды профессор обратился к Гертруде: «Напомните мне, милочка, где мы сейчас?» Без жены или Гертруды он был не способен запомнить название своей гостиницы и ее местоположение.
«Уайли оба очень милы», – писала Гертруда Флоренс, добавляя, что именно со спокойным Диком она «долго говорила» о предметах и людях. Он был покорен Ближним Востоком и питал привязанность и уважение к туркам: в прошлом году он возил жену в Багдад, Константинополь и древний город Вавилон. Они с Гертрудой вышли из-за стола, чтобы обсудить суфийского философа и теолога Джелал-ад-Дина Руми, к чьей могиле в Конье до сих пор каждый год приходят десятки тысяч его последователей. Мистик Руми посвятил себя сочинению стихов и ритуалам вертящихся дервишей. Даути-Уайли был глубоко потрясен миром ислама, и на него произвело большое впечатление, как много стихов знает Гертруда наизусть. Когда-то она впервые с Генри Кадоганом прочитала строки Руми о его тоске по духовному дому:
Гертруда несколько раз встречалась в Конье с Диком и Джудит, и они ей помогали во многих мелочах. Но при первых встречах этим и ограничилось. Экспедицию пришлось резко свернуть из-за тревожного состояния слуги Гертруды Фаттуха. В предыдущей экспедиции с Гертрудой он вбежал вслед за ней в разрушенное здание и ушиб голову о низкую притолоку. Сейчас он свалился, и стало понятно, что у него мучительные головные боли с того самого случая. Гертруда, ничего не делающая наполовину, телеграфировала британскому послу в Константинополе и великому визирю Ферид-паше, объяснив, что Фаттуху нужно особое внимание. Она собралась, чтобы тут же везти его в больницу, попрощалась с семьей Уайли, пригласив их в Раунтон, и уехала. Но Фаттух оказался в больнице и пошел на поправку лишь после того, как она покаталась по Босфору на посольской яхте и увиделась с великим визирем: «Он действительно великий человек и… более того, отнесся ко мне лучше, чем можно передать словами».
Домой Гертруда вернулась в августе 1907 года и встретилась со своей французской горничной Мари Делэр, которая приехала в Лондон помочь купить ей новый осенний гардероб. Вскоре она возвратилась в Раунтон и засела в своем кабинете с профессором Рамсеем – он с женой прибыл, чтобы работать вместе с Гертрудой над «Тысячью и одной церковью».
Поскольку у нее было много знакомых среди сильных мира сего и к тому же ее хороший друг Чирол регулярно писал в «Таймс», Гертруда держала альбом вырезок. Вскоре в него попало описание последнего героического предприятия Даути-Уайли. Возбужденные националистическим восстанием младотурок, толпы фанатиков в Конье и ее окрестностях начали истреблять армян, усеивая трупами шоссейные и железные дороги. Натянув свой прежний мундир, Даути-Уайли сколотил отряд турецких солдат и провел их через Мерсин и Адану, усмиряя кровожадные толпы. Раненный пулей, он снова вышел в патруль с перевязанной правой рукой. Говорят, что его инициатива спасла сотни, если не тысячи жизней, и его сделали кавалером ордена Святого Михаила и Святого Георгия. Что самое необычное, турецкие власти также наградили его за доблесть редким орденом Меджидие. Письмо Гертруды с поздравлением было одним из многих, полученных им со всего света, но, видимо, он на него тепло ответил, поскольку через год они уже переписывались регулярно, и Гертруда иногда посылала письма им обоим, иногда ему одному. Похоже, что Даути-Уайли навещали Беллов в Раунтоне в 1908 году: «Он очень мил», – отмечает Гертруда почти застенчиво. Учитывая ее обычно экспансивный стиль самовыражения, эти три слова замечательны своей краткостью, словно она подавляет все, что еще могла бы о нем сказать, как и свои чувства, с ним связанные.