— А откуда ты звонишь? — Мила понизила голос.
— Из аптеки в центре города. А что, какие-то секреты?
— И что же ты, интересно, в аптеке делаешь? — всхлипнула Мила.
— Прокладки покупаю! — нагло заявила я.
Так, чтобы услышала дама в норке. В том, что она пасёт меня, сомнений уже не было. Да, она всё услышала и загадочно улыбнулась.
— Счастливая! — вздохнула Мила. — А вот у меня — ни денег, ни мужа, ни менструации. Представляешь?
— Представляю, у меня тоже так было. Залетела? — догадалась я.
— Американский экспресс-тест весьма надёжен. И прочие признаки, ощущения — это ведь со мной не впервые. Собиралась другим аборты делать, а придётся самой… Старые связи сохранились, проблем не будет. Но кто знает, как всё пройдёт? Вдруг осложнение, и придётся задержаться в клинике? Дениса дома одного не оставишь. Четверть ему кончать нужно, а то бы в Питер его отправила.
— Кто счастливый отец? — зачем-то спросила я и прикусила язык, потому что Мила могла обидеться. Но она и не думала ссориться со мной.
— Да козёл один, якобы из Центральной клинической больницы. Ну, знаешь, бывшее Четвёртое управление Минздрава, вся элита там лечится. Обещал устроить на хорошее место с перспективой. Переговоры шли в ресторане, то да сё… Я боялась отказывать. Теперь-то ясно, что это аферист, и я сама себе противна. А тогда были иллюзии. Ребёнка надо кормить, самой жить на что-то, родителям посылать. Взял меня задёшево, как сучку вокзальную. Цикл нерегулярный, да и таблетки подвели. Вот такие мои дела, Оксана. Говорю это для того, чтобы ты не волновалась, если у меня никого не застанешь. Я буду договариваться на следующую неделю. Наверное, до тех пор ты не управишься. Так что дочке придётся пожить в интернате.
— Да, думаю, не справлюсь. Печально, что у тебя всё так получилось. Но ты не переживай, выкрутишься. А я постараюсь в известном деле как можно скорее разобраться. Значит, дочь в интернате? Буду туда звонить каждый день. Она совсем поправилась?
— Можешь мне поверить. А в остальном, прекрасная маркиза… Мне, кроме тебя, и поделиться-то не с кем. С мамой, начиная с осени, сплошные истерики. Она и с появлением Дениса до сих пор смириться не может, а тут ещё новости. Все подруженьки по косметической клинике теперь и знать меня не желают. Никогда бы не подумала… Ты, наверное, торопишься? Не буду больше задерживать.
— У меня здесь складывается интересная ситуация. При встрече всё расскажу. Не реви, держись!
Я говорила беспечно, даже весело, а сама сомневалась, останусь ли сегодня в живых. Ведь если меня ведут серьёзные люди, а, судя по всему, это так, то не спасёт и спрятанный во внутреннем кармане пистолет.
— Спасибо тебе, Ксюшенька! — всхлипнула Мила. — Не поверишь, но ты мне дороже матери. Удачи!
Я отключила связь и увидела, что нарядная мадам направляется ко мне, а два амбала следуют чуть поодаль. Красотка мило улыбалась, и я успела заметить тщательно скрываемые мешки под глазами. Ей около сорока, решила я, несмотря на нарочито лёгкий шаг и идеальный слой грима. Отчётливо были видны даже крупные естественные жемчужины, оправленные в золото, украшающие розовые от мороза мочки ушей.
У этой женщины всё было на месте, в том числе и длинные прямоугольные ногти — под цвет помады. Сумочка из крокодиловой кожи под локтём, кольца, браслеты, клетчатый жакет от кутюрье, узкая юбка до щиколоток. Чтобы просто убить меня или похитить, не нужно было привлекать жену или любовницу какого-то влиятельного лица. Наверное, у неё есть дело. И ни чем, кроме убийства Кулдошиной, оно связано быть не может.
— Вас зовут Оксана Бабенко? — приятным контральто спросила мадам.
— Допустим. — Я убрала мобильник в сумочку. — А в чём дело?
— Вы из Москвы? — невозмутимо и доброжелательно продолжала она.
— Думаю, вы всё и так знаете, — пожала я плечами. — Но я не представляю, с кем имею честь. Это во-первых. И, во-вторых — чем обязана?
— Вы только, пожалуйста, ничего плохого не подумайте, — поспешила успокоить дама. — Я — Альбина Грузинцева. Это имя вам ничего не скажет, но я послана просто передать приглашение…
— Смотря, куда вы меня приглашаете.
Я сразу решила, что пистолет у меня отберут. Ну, и ладно, стрелять в такой ситуации я всё равно не стала бы. Всегда предпочитала договариваться мирно.
— С вами хочет поговорить один уважаемый человек, — доверительно склонилась к моему уху Альбина. — Думаю, вы понимаете, на какую тему. И вам интересно будет его послушать, это точно.
— Безопасность он мне гарантирует? — Я нащупала замшевую кобуру под дублёнкой. — Фокусов не будет? Я ведь тоже тут не одна.
— Да что вы! — расхохоталась грудным смехом Альбина. — Тому человеку вы нужны живой и здоровой. Больше ничего, к сожалению, я вам говорить не уполномочена. Неприкосновенность вам гарантируется. Итак, принимаете моё предложение? Машина около аптеки — белый «Форд-Фокус». Но вы имеете полное право отказаться. Тот человек не обидится.
— Принимаю!
Меня враз охватил знобящий азарт. Что это за уважаемый человек, интересно? Скорее всего, уголовный авторитет, один из настоящих хозяев этого города или даже региона.
Альбина права, мне очень интересно узнать мнение посвящённого человека. Но для чего я-то ему потребовалась? Тут много вариантов — или он хочет по-хорошему попросить меня уехать обратно в Москву, или желает заявить о своей непричастности и причастности своего конкурента к убийству Кулдошиной, или решил дать мне наводочку. И так далее, все причины до утра не перебрать. Только какую плату за помощь он потребует? В том случае, конечно, если захочет оказать помощь.
Но ведь этот тип может принадлежать не к фактической, а к номинальной власти. Спросит, к примеру, что мне удалось накопать по поводу сентябрьской трагедии, и не поделюсь ли я своим достоянием с правоохранительными органами. Ладно, хватит, не будем грузить мозги. Нужно соглашаться, потому что прослыть трусливой не хочется. Действительно, чтобы загасить меня, не нужна Альбина Грузинцева, которую люди Шестакова уже сфотографировали в профиль, анфас и на три четверти. Да и сердце подсказывает, что, по крайней мере, сегодня со мной ничего кошмарного не произойдёт.
— Идёмте, Оксана. Никто здесь не хочет вам зла, — сказала Грузинцева с такой страстной убеждённостью, что у меня пропали последние сомнения.
Надо положиться на интуицию и на фортуну, понапрасну не растравлять душу предположениями. И ждать, ждать, ждать.
Мы вместе, как старые приятельницы, вышли из аптеки, направились к «Форду», который был белее самого белого снега. Обойдя его с двух сторон, сели назад. Спереди расположились те самые ребята, что сопровождали Альбину в аптеке. Один плюхнулся за руль, другой еле уместился рядом; и в тот же миг «Фокус» рванул с места.
Я понятия не имела, где сейчас находится моя охрана, на какой машине она раскатывает по городу. Но я точно знала, что «шестаковцы» где-то здесь, рядом…
— Никто не станет завязывать вам глаза, — сказала шёпотом Альбина и посмотрела на меня с материнской улыбкой. — И ехать нам не так уж далеко. Клуб находится в центре города. Вы, конечно, извините, но клуб этот с крутым стриптизом, в том числе и мужским. Как раз в эту аптеку недавно мальчика отправляли. Девоньки совсем сдурели, своей подружке на день рождения вызвали стриптизёра. Вот что значит бабский коллектив! А теперь, как увидят меня, глазки прячут. Но вам, Оксана, выделят отдельное помещение, где можно поговорить без помех.
— Да-да, но мой туалет не подходит для визита в ночной клуб, — заскромничала я. — Знать бы заранее…
— Что вы, Оксана! — перебила Грузинцева. Она пристально поглядела мне в глаза, будто хотела загипнотизировать. — Туалеты вы там увидите всякие. Может случиться так, что вообще никаких не будет. Члены клуба комплексами не обременены. Только сразу предупреждаю — если есть оружие, надо сдать его охраннику в сейф. И пройти через рамку — в клубе очень строгие правила безопасности. Вас это, думаю, не затруднит. Вы сами работаете в охранной фирме и всё прекрасно понимаете.
— Да, конечно! — Мне всё сильнее хотелось увидеть таинственного незнакомца. — Альбина, скажите, кто он?..
— О-о, это очень уважаемый человек!
Альбина томно посмотрела на меня и опустила веки. Стриженый, в складках, затылок сидящего за рулём амбала зашевелился. Тот, что был рядом, мельком стрельнул глазами через левое плечо и снова уставился на падающий перед лобовым стеклом снег.
— Поэтому ему и доверили поговорить с вами. Он ведь поэт, всегда умеет находить нужные слова. Восемнадцать лет лагерей, несколько сборников стихов — впечатляет, не правда ли? Скоро выходит компакт-диск с его песнями, тексты к которым написал тоже он. В то же время это простой, приятный в общении мужчина. Правда, внешность его на любителя — маленький, рыженький. — Альбина говорила о моём будущем визави с такой любовью, что я заподозрила неладное. И не ошиблась. — Простите мне маленькую слабость, Оксана. Володя — мой муж.
— Понятно. — Я непритворно зевнула. — А за что он сидел?
— Да не за что! — искренне ответила Альбина. — Вместе с братом, ещё пэтэушниками, в питерской подворотне мужика побили. Пьяного и злого. Он первый задрался, полез с кулаками…
— И за это получили восемнадцать лет? — не поверила я.
— Нет, за это пять. И после… Всякие недоразумения. Но вы не обращайте внимания, Оксана, на эти срока. Школа жизни, она ведь ни одному творческому человеку ещё не помешала. Зато он людей понимает, как никто. И сразу видно, что уроженец Петербурга — культурный, тонкий…
— А всё-таки? — Мне захотелось немного поиздеваться над Альбиной. — Какая статья? Если убийство, то я боюсь.
— Что вы! — оторопела Грузинцева. — Хулиганство и кражи. Вовчик — принципиальный гуманист. Без веской причины пальцем не тронет, особенно такую хорошенькую женщину, как вы. Он не хочет большой войны в городе, поэтому и решил пообщаться. К нему обратились известные люди и попросили быть посредником. Дело касается Наташи-Банщицы.
— Я это поняла с самого начала. И чего он хочет?
— Вова сам всё скажет. И я так увлеклась! — спохватилась Альбина. — Пусть вас этот клуб не шокирует. Заведение принадлежит мне, а Вовчику там очень удобно принимать гостей. Много народу ходит туда-сюда, никто и внимания не обратит. Вы не слышали такого имени — Владимир Холодный? Нет? Это и есть Вовчик. Ничего, скоро он станет звездой, я на это денег не пожалею. Но вас, душенька, это не касается. Приехали! — Альбина просияла, сверкнув отменными зубами заграничного происхождения. — Коля, стоп! — Не дожидаясь, пока другой охранник откроет дверцу, Альбина резко выпрыгнула на снег, посыпанный чем-то голубым и розовым. — Сразу предупреждаю, что мой клуб для людей без комплексов. Есть в нём голубой и розовый залы, а также номера для натуралов. Вы, извините, не интересуетесь? А то могу угостить за свой счёт…
— Нет, Альбина, всё в прошлом. Я имею в виду заведение вроде вашего. Восемь лет назад я была загнана туда обстоятельствами, после чего приняла твёрдое решение обходить вертепы разврата стороной.
— Вы работали в ночном клубе?! — взвизгнула Альбина и захлопала в ладоши. — Но в качестве кого, позвольте узнать? Стриптизёрша, девушка по вызову? Может, подвизались в боди-арте? Впрочем, могли быть и в обслуге — официанткой, барвумен…
— Была занята в садомазохистских шоу. — Я плотнее запахнула дублёнку. — Так что шокировать меня нелегко. Я знавала таких продвинутых геев и лесбиянок — столичных, интеллигентных! Вам и не снилось. Тот притон удовлетворял желания извращенцев всех мастей. А ваш?
— Что вы, нет! — Грузинцева смотрела на меня с восхищением.
За дверью, по контуру которой скакали голубые и розовые огонёчки, нас встретили два мрачных охранника. Мимо них сновали туда-сюда юноши в кожаных, с шипами, ошейниках. Того, кто такого ошейника не имел, внутрь не пускали, хотя в дверь ломились многие.
— Сюда, пожалуйста, — указала Альбина на бронированную дверь, за которой оказался ещё один «качок». — Оксаночка, сдавайте те предметы, о которых я сказала. Вам вернут их в целости и сохранности. И вот через эту рамку… Я подожду вас в коридоре. Раздеться можно здесь же. Вашу дублёнку Андрей отнесёт в мой личный гардероб.
Я сдала молчаливому Андрею кобуру с пистолетом, показала содержимое сумки, в том числе и прокладки; потом вручила дублёнку. Сама осталась в бесформенном свитере до колен, который будто бы связали на лыжных палках. Мои бордовые рейтузы больше походили на лосины и очень пикантно смотрелись вместе с бурками. Для притона наряд выглядел настолько невинным и домашним, что захотелось сменить его, взяв напрокат аксессуары извращенцев, но я подавила мимолётное желание.
— Пойдёмте!
Альбина встретила меня у рамки, вмонтированной в дверь, которая вела в полутёмный зал. Там на подиуме двое мускулистых, но сильно накрашенных юношей исполняли «Танец маленьких голубят». Из зала за ними наблюдали разомлевшие посетители, далеко не все из которых были мужчинами.
— Думаю, вы не захотите осмотреть лабиринт. — Альбина глазами показала на прозрачную перегородку, за которой пыхтели и стонали парочки различной ориентации.
Ещё один зал занимали кресла и «видаки», и там мне пришлось деликатно отвернуться от самозабвенно мастурбирующих граждан. В своей жизни я повидала и не такое, но сейчас не хотелось возвращаться в прошлое. Преуспевающая женщина-юрист, вице-президент крупной фирмы, любящая мать семилетней дочери не должна была проявлять интерес к происходящему здесь, разве что профессиональный. Если этот визит поможет прояснить что-то в деле Кулдошиной, я должна его нанести, чего бы это ни стоило.
Посмотрев наверх, я сквозь потолок увидела девиц, выступающих топлесс и, тяжело вздохнув, посмотрела на Альбину.
— Куда мне идти прикажете?
— За мной, пожалуйста.
Альбина была уже без шубы. На её худом запястье болтался цепочечный золотой браслет. Она взяла меня за руку и повела мимо интереснейшей изостудии.
Опять-таки, мужчины и женщины, вооружившись, как заправские художники, красками и кистями, разрисовывали абсолютно голых девушек и юношей. Про себя я решила, что провинциальный притон проигрывает столичному и напоминает шалости школьников, которые после уроков торопятся вдоволь нагрешить до прихода строгих родителей.
На нашем с Альбиной пути повстречалась ещё одна замечательная парочка. Молодой парень, по виду студент первого курса, стоял перед женщиной средних лет, которая с таким интересом заглядывала ему в плавки, что мне стало ужасно смешно.
— Прошу вас! — Альбина открыла ещё одну, совсем маленькую, потайную дверцу, и пропустила меня в тесную прямоугольную комнатёнку.
Я никак не ожидала увидеть здесь милые старомодные фикусы, герани и тяжёлые бархатные шторы. На пыльном кургузом диванчике сидел мужичонка, какие толпами шлялись по пивным и помойкам — и в Москве, и в Питере, и на Урале. Только пишущая машинка «Ундервунд» с заправленным в каретку листком бумаги, которая примостилась на исцарапанном столике у замёрзшего окошка, говорила о роде занятий хозяина.
За моей спиной старинные стенные часы пробили восемь, и Альбина закрыла дверь.
* * *Мужичонка, действительно щуплый, рыжий и голубоглазый, вскочил при моём появлении и заторопился навстречу, ещё издали протягивая руку. Рука оказалась шершавая, натруженная, с тонкими длинными пальцами, на одном из которых я заметила металлическое кольцо.
— Приехали всё-таки! Как я рад, Оксана Валерьевна, что смогу помочь людям сохранить мир. Ведь вокруг столько смертей, столько страданий! И не хватало ещё, чтобы стенка на стенку пошли славяне с азиатами. Люди Кулдошина и те, кто прежде держал этот банный комплекс… Город утонет в крови и слезах! Екатеринбург, бывший Свердловск — чужой для меня; я ведь из Ленинграда. Но за те годы, что я живу здесь, успел сродниться с местными, укорениться, и теперь их боль — моя боль. Покойница Наталья при жизни сеяла раздоры, а после смерти едва не спровоцировала настоящую бойню. Только ваше появление на какое-то время приостановило разборки. Все ждут, чем закончится расследование. Позвольте представиться!
Мужчина застегнул поношенную лыжную куртку. Такие были в моде лет тридцать назад, когда я ещё не родилась.
— Владимир Кузьмич Самсонов, пишу под псевдонимом Холодный. После того, как на «крытой», приняв за жмурика, меня свезли из лазарета в морг, получил такую кликуху. Температура тела тогда опустилась до тридцати двух градусов. Но, как видите, воскрес. Вернулся в мир живых для того, чтобы творить и помогать людям. Ведь после того, как побывал ТАМ, — Владимир возвёл глаза к потолку, — многое прояснилось. Люди, Оксана Валерьевна, представляют мир неправильно. Одни, «помидоры», коммунисты то есть, старой закалки, говорят, что за чертой нет ничего. Это в корне неверно. ТАМ всё есть, только не то, о чём вещают попы. И потому просить прощения, жертвуя на храмы, бессмысленно. Храмы эти ровно никакого отношения к тайнам жизни и смерти не имеют. Грехи нельзя ни отпустить, ни замолить ни за какие деньги. Их можно только искупить. И чем тяжелее грех, тем страшнее искупление. Я никого не мочил, клянусь. Только спасал и сейчас спасаю. ТАМ мне сказали такие слова: «Твоя морковь ещё не сварилась». Значит, час не пришёл. Я хочу успеть доказать, что способен не только на худое. Я ни разу даже на «крытке» не пустил в ход заточку, а ведь там за косой взгляд жизни лишали. Да, ещё одно хочу сказать, — Самсонов-Холодный указал на плюшевый старомодный стул, и я села, устроив сумку на коленях. — Даже если бы вы сегодня отказались со мной встретиться, всё равно пришлось бы…
— Почему же? — удивилась я, поглядывая в зеркало.
Оттуда смотрела зеленоглазая красавица, на плечи которой ниспадали тёмно-бронзовые локоны. Лоб прочертили тонкие, будто подведённые углём брови, а щёки горели естественным румянцем. И я залюбовалась сама собой.