— Мама, со мной ничего не будет.
— Не будет, — подтвердила капитан Гастаки, — такая уж она у тебя... косулька. Сумела выпросить — сумей поверить. Пошли, малыш, а то как бы мой сюда не нагрянул. Ждать, раскуси его зубан, не любит.
— Хорошо! — Луиза перекинула дурацкую косищу через плечо. — Идем.
— Тебе-то зачем? Только под ногами путаться! Забыла, как себя теряла? Я малявку твою назад приведу, тогда и поговорим. Есть о чем! Ваши горячие так и не чешутся, а буруны-то вот они, под носом...
— Сэль одну я не пущу!
— Хорошо, мама, — прекратила спор дочь, — возьми меня за руку. Как я тебя... в Надоре. Капитан Зоя Гастаки, я иду с тобой.
Прежде чем Луизу, будто варенье на сухарь, намазали на дверцу сарая, женщина успела заметить грубо намалеванный на досках портрет Зои и раскрасневшегося чужого парня, набросившегося на беззвучно и медленно открывавшую рот прозрачную девчонку.
4
Резкий неприятный запах разбудил сперва память, потом тошноту и, наконец, ужас.
— «Как в Надоре», — каркнула Луиза, хватаясь за горло, будто снова была беременной и ее выворачивало наизнанку.
— Мама, — пискнула пока невидимая Сэль, — сядь... Вот сюда... Я же говорила, лучше мне одной...
— Никогда никому не говори «я же говорила», — простонала капитанша, вглядываясь в редеющую муть, — особенно мужу...
— Ха! — прогудело словно бы со всех сторон. — Слышишь, дочура? Никогда не говори... Разве совсем уж мерзавцу... Ну да недолго он тебя, кровиночку мою, тиранить будет. Ты только шепни папочке, и уж я ему...
— Папенька, — запротестовала Селина, — я не выйду замуж. Никогда.
— Еще как выйдешь! — прорычал покойный муженек, и Луиза едва его не расцеловала. — Такая красавица, с таким приданым — и в девках?! Не допущу! Ты у меня не меньше герцога добудешь, и не навозника, а настоящего, чтоб за спиной предков на тысячу лет... И никаких баронов с графами, поняла?! Дрянь они, мелочь паршивая... Да чтобы я мою деточку дворняжке отдал...
— Папенька!
— Ха! Да я этому вашему графу...
— Нужен ей твой граф! Девочка любви хочет, а не скота с гербами и сундуками. Безродным будет или голоштанным — плевать! Прокормим.
— Ты что, забыла, что морискилла эта сушеная пищит? Графиня... Шлюшонка тесемочная... Как мою кровиночку обижает, таллы свои поганые сует. Ха! Да у ласточки моей столько золота...
— Вот и давай его сюда! Сэль, не слушай отца, жди. Придет твой единственный за тобой, прискачет, приплывет, руки протянет, и ты его узнаешь и пойдешь за ним. Забудешь всё и всех и пойдешь. Запоют скрипки, счастье прыгнет в душу пушистым клубком... Я дождалась, и ты дождешься!
— Чему ты ее учишь? Чему учишь?! Забыла, как горячие сгорают, некогда ей ждать! Помни, девочка моя, — ты скоро станешь старой, так что не глупи! Выкинь из головки всякую ерунду и бери все, что нравится. Ну и что другие ухватить хотят — нечего им на твое зариться... А остальное, детонька моя, забудь! Поняла?
— Папенька...
— Ты зачем нас сюда тащил? — оттолкнула закусившую губу дочку Луиза. — Некогда нам, регент зовет, собираться надо.
— Сам регент?! Тебя?!
— Сам не может, дам герцогиня вызывает. Этикет.
— Тебя?!
— Меня и Селину.
— Ха! — Арнольд подбоченился. — А что?! Доченька моя красавица, да и ты ничего, когда не злишься, только обносилась без мужа, отощала... А вот косы у тебя — это да! Королевские, ни у кого таких нет. И чего ты их раньше прятала? Гребни бы тебе из черепахи... Эдакие! И хоть сейчас ко двору, а я смотреть буду и радоваться, милые вы мои... А может, ну их, регентов этих? Пойдем домой, Луиза. Сказано ж было, что в горе и в радости...
— Арнольд! — прорычала Зоя. — Опять за свое! А кто обещал...
— Так ведь косоньки каковы! Шелк. Янтарь. А у тебя что? Обкорналась, как унар, при всем прочем сладеньком? Ну какой из тебя капитан? Смех один!
— Смех?! — Руки Зои уперлись в крутые бедра, как некогда у самой Луизы. — Смешно тебе? Тебе?! Только капитан — это не штаны с усами, капитан — это сердце!
— Ты что-то говорил про золото, — бросилась в око нарождающейся бури Луиза.
— Оно хорошее, — залопотал, отступая от Зои, «Муж и Супруг», — как раз для вас. Случайно набрел, иду — горячо, тошно, но я же помню, что вы мои! Я семью не бросал, это тебе вечно не так было. Ни любви, ни понимания, ни сочувствия, одна злость... Не было мне места ни дома, ни с сопляками этими, хоть бы где чувства уголок на земле отыскался. Ославили меня, опозорили перед его величеством, а уж эта змеюка черная... Туда ему и дорога, сам виноват, умник! Думал, поймал меня... Ха! Да что этот задохлик против Нее?! Ладно, вот оно. Владейте!
Только теперь Луиза поняла, что они в подвале. Низком, сводчатом, очень старом и странно чистом. Ни пыли, ни рухляди, лишь торчащий каменный обрубок, похожий на здоровенный пень. Почему она это видит? Почему не разглядела сразу и... Создатель, тут же ни дверей, ни окон, ни огня.
— Покажи ей, — глухо сказала Зоя.
— Сама показывай.
— Нет, ты. Я им чужая кровь, ты — своя. Покажи, пусть видят, что это не для холодных.
— Ну... А зачем? Проще поклясться. Можно даже Ей... Доченька, женушка, милые вы мои, идите и берите. Сколько унесете, столько и берите, надо будет, еще раз сходим. Оно там, в колодце, а мы тут подождем...
Это колодец? Колодец золота, как в сказке, только твари закатной не хватает. Выпрыгнет и утащит.
— Зоя, — попросила Луиза, — отведи нас назад.
— Ну, что я говорила? Не идет она, и правильно делает! С чего ей тебе верить, сколько раз ты ей врал? Ну, сколько?
— Лапушка, ну зачем ты так?
— Зоя, — почти закричала капитанша, — отведи нас домой! В Найтон. Сэль!
Дочка была уже у колодца, и когда только успела! Луиза бросилась следом, и ничего на них не выпрыгнуло. Только дымным закатом замерцала груда слитков, рознящихся не сильней, чем опята или гальки в ручье. Селина протянула руку и взяла один.
— Какой тяжелый. Мама, сколько надо брать, чтобы папенька успокоился?
— Не знаю...
Золото заполняло каменный ствол, и никто не мог знать, сколько его. Герцогиня положит даме и фрейлине приличное содержание, Литенкетте даст Сэль приданое, на тряпки хватит, но золото это еще и пушки, и хлеб. Клад нужен регенту, только как его вытащить и сохранить? Много они уволокут в базарной корзинке! Луиза подняла ближайший слиток. На одной из граней красовалась печать. Такая же, как в книжке Герарда.
— Это сокровищница Манлия, — припомнила лекции сына Луиза. — Анакс хотел, чтобы Проэмперадор подкупил вождей агмов, но Ферра с ними договорился и спрятал золото до худших времен. До наших... Надо заметить место и рассказать о нем регенту. Возьмем несколько слитков в доказательство, что мы не рехнулись. Давай корзинку.
У выходцев свои дороги, сумеет ли Арнольд, причеши его хорек, объяснить, как сюда попасть «горячим»? Захочет ли? Женщина вытащила четыре тяжеленных бруска; под ними было что-то вроде кожи, под которой прощупывалось нечто неровное и при этом скругленное... Чаша? Блюдо? Освободить непонятную штуковину особого труда не составило. Луиза с силой дернула прижатый слитками старый плащ и едва не заорала, когда с серебряного лица на нее глянули злющие каменные глаза.
— Мама, — сказала Селина, — это надо взять. Обязательно.
Глава 6
Устричное море
400 год К.С. 10-й день Летних Волн
1
Ветер вот уже час как прыгал с румба на румб, при этом еще и то усиливаясь, то слабея, а впереди, словно назло, маячили скалы и островки у Двух Китов, к которым любой дельный моряк относится с величайшей почтительностью — уж больно многих гады сожрали.
При такой пляске у такого берега держаться опасно, и спокойствия у Юхана сильно поубавилось. Оглядев горизонт, шкипер замысловато обложил крабьих родственников и, похоже, кому-то потрафил — ветер сменил переменчивость на постоянство и задул ровно. Правда, попутным не стал, ну да и на том спасибо. «Селезень», старательно лавируя, обогнул крутую лобастую «голову» Большого Кита, вдававшуюся в море далеко на запад, и тут-то с фока-салинга и раздался вопль племянничка:
— Парус!!! Прямпаносу!.. Линеял!!!
Юхан повернул трубу. В паре хорн в самом деле белели паруса. Если б не закрывавший обзор мыс, красавца заметили бы давно, а так встреча вышла нежданной, как в любимом госпожой Браунбард романсе.
— Тьфу, поганец! — буркнул Юхан, не имевший ни малейшего желания показываться хоть кому-то. Линеалу возле Китов было не место, ни фрошерскому, ни тем более своему. Свои линеалы наперечет, Метхенберг с Ротфогелем и то не прикрыть, а тут кто-то селедок караулит. Шкипер задумчиво поскреб подбородок и раздельно сообщил, что это ему не нравится.
— Линеал по носу? Чей?
Так! Еще и пассажиры на вопли сбежались! С одной стороны, он их сам на шканцы приглашал, с другой — неприятности Добряк предпочитал улаживать без помощников, хоть бы и адмиралов, с третьей — именно сейчас от вояк мог быть толк. Юхан сунул трубу Фельсенбургу.
— Не признаете?
Лейтенант пару минут любовался на посланную Леворуким зверюгу, потом уверенно объявил:
— Наш. Судя по парусному вооружению, с киршенбаумских верфей. Точнее отсюда не скажу. Господин адмирал?
Ледяной принял трубу и почти сразу же подтвердил:
— Ты прав, корабль дриксенской постройки. Северный?
Северный — не северный, а лучше б тут никого не болталось! Прочистив глотку, Юхан рявкнул к повороту, матросы рванулись выполнять, рулевой приналег на штурвал. «Селезень», умничка, начал послушно заворачивать к берегу. Кальдмеер ни о чем не спрашивал, Фельсенбург тоже, но шкиперская душа молчать не желала.
— Нам сейчас хоть свои, хоть чужие — что камбале сковородка. — Свои хуже, но Ледяной не Лёффер, не поймет. — Сейчас все купцы к берегу жмутся, вот и мы свернем потихонечку вдоль Китов... Вроде как дорогу уступаем. Раз прется один, значит, дело у него какое-никакое, вот пусть и проваливает!
— Разумно, шкипер, — негромко согласился Кальдмеер. Любоваться на дриксенский флаг его тоже не тянуло.
2
Минуты тянулись, непонятный корабль постепенно увеличивался в размерах, и внезапно, как оно всегда бывает, стало ясно — там что-то меняется... Очертания парусов? Точно!
— Они меняют курс, поворачивают к нам! — выпалил Руппи, и секунду спустя о том же проорали с мачты.
Палубу «Селезня» словно бы обдало морозцем. Добряк и тот оставил в покое крабью тещу. Что-то ткнулось в ноги, лейтенант опустил глаза. Гудрун сосредоточенно терлась о сапог.
— Прибавим парусов? — глухо спросил Олаф. Шкипер безрадостно ругнулся и вытащил пресловутую фляжку; явно не для того, чтобы пить.
— С линеалом мне так и так в скорости не тягаться, — с неохотой признался он, — да и за какими кошками от своих шарахаться? Покажешь, что боишься, — точно прицепится, а так... Эдакой дуре фрошеров гонять, а не чаек китячих распугивать.
— Боюсь, ей нужны не чайки, а мы.
И снова молчанье. Только орут гнездящиеся на Китах помянутые всуе чайки и тарахтит надоеда Гудрун. Этой хоть линеал, хоть эскадра, лишь бы поотираться.
— Поворачивает! — доложили с мачты, но это было очевидно и так. Линеал маневрировал. Минуты ползли, как ползли над эйнрехтскими крышами. Юхан больше не отрывался от трубы, Ледяной, заложив руки за спину, чуть заметно покачивался на каблуках — как всегда, когда ожидал не лучших известий, а неизвестный корабль четко, будто на учениях, заканчивал поворот и, похоже, прибавлял парусов.
— Нацелился на перехват, — не выдержал лейтенант. — Не может же он знать, что мы здесь!
— Если у вас не вытекло, — живо откликнулся Клюгкатер, — то у меня и подавно.
Неоткуда было вытекать. Трактирщик Карл свел шкипера с нанимателем, но кем был этот наниматель, не представлял. Имени шкипера Руппи не назвал даже «львам», хоть, было дело, чуть не навязал Юхану в спутники монаха. Луциан и Орест при желании разнюхали бы все, но Руппи адрианианцам верил, как и Рихарду с Максимилианом. Кавалеристы могли бы проследить всадника до Щербатой Габи, но они не были подлецами, да и не успевал линеал на перехват при таком раскладе даже из Ротфогеля. Тогда что этому битюгу здесь нужно? Куда-то ведь он шел, да еще в одиночку. Сейчас не время для праздных прогулок...
— ...если из-за моего бегства по всем портам не разосланы приказы осматривать в том числе и торговые суда. — Олаф думает о том же. — Пожалуй, если они из Ротфогеля...
— Господин адмирал, не успели бы.
— Почему же? Неглупые люди вокруг Фридриха есть. Не стали ждать исхода погони, а сразу же отправили эстафеты во все порты. Как раз успевали добраться.
— Кошки с две! — Юхан щелкнул по своей фляге. — До Ротфогеля, может, и успели, только оттуда до Китов при нынешних ветрах раньше завтрашнего вечера покойный Бюнц и тот бы не доскакал, а он эти места облазил — не чета другим. Не знают они про вас и знать не могут. Скорее уж какому-то болвану в башку стукнуло всех проверять.
— Тогда причина не важна... Неважно, почему повернул Альмейда, он повернул. Неважно, почему за нами гонятся, они гонятся.
— И на здоровье, — хмыкнул шкипер. — Мы — обычные торговцы, идем с грузом, все честь по чести. Кораблик у меня не маленький, пара-другая укромных местечек найдется. Если пальнет на досмотр, я вас вниз сведу. Посидите с Лёффером, выпьете... У меня там кэналлийское, только чур не петь, пока за вами не приду.
— Разумно, — коротко согласился Ледяной. — Мародеров на кесарской службе, хвала Создателю, пока нет.
А хоть бы и были — солонина и сухари не меха, тащить же за собой «купца» вояка не станет, разве что припугнет фрошерами и велит идти в Ротфогель, беды-то! Юхану явно не впервой, выкрутится, а потом намекнет на прибавку.
Что Добряк — малый ушлый, Руппи понял еще при первой встрече, а военные моряки всяко не таможенники — пробегутся по палубам, сунут нос в трюмы, посчитают пушки, и до свиданья!
Линеал приближался, хоть и не слишком быстро. Несколько минут, и можно будет различить какие-то характерные детали. «Селезень» смиренно полз своим курсом, готовый по первому требованью предъявить охотничью снасть и припасы. У кого в голове хоть что-то имеется, сразу поймет: с таким грузом — лишь в Полуночное море. Подошел Лёффер, поздоровался. Руппи ответил и в очередной раз запнулся о кошку. Раздался укоризненный писк. Пушнина на «Селезне» все-таки была, хоть и живая, а вот кто после дезертирства Гудрун проверяет вернувшихся из города в Адрианклостер?
— Странная рыба, — заметил Лёффер, щурясь на чужие паруса, — и странное место.
— А то! — откликнулся шкипер. — Где-где, а у Китов ловить нечего... Если что, составите господам компанию? В кладовушке?
— Почту за честь. Господа играют в кости?
— Не имею обыкновения. — Олаф, позаимствовав у шкипера его трубу, внимательно вглядывался в непонятный линеал. — Трехпалубный... Ну-ка, Руперт...
Лейтенант послушно поднес окуляр к глазу. Светло-коричневый цвет бортов теперь был ясно различим.
Да, трехпалубный, светло-коричневый, такой... знакомый! Корабли Северного флота красят в серый и зеленоватый... Еще взгляд: на мачты, на невысокий по обычным меркам ют... Ах ты ж, тварь паскудная!
— Господин адмирал, это «Верная звезда».
— Мне тоже так кажется.
3
Бермессер собственной персоной, чтоб его четыре дня крабы жрали. Ну удача, ну удружила!
— Это так, господин адмирал? — Лёффер посерел, но о субординации не забыл. — Ваш лейтенант не ошибся?
— Корабль мы узнали. — Ледяного, надо думать, тоже корчи бьют, но хоть говорит спокойно. — Адмиральский флаг на грот-мачте поднят. Будем считать, что адмирал на борту есть и адмирал этот нам известен.
Уж известнее не бывает! И что у Китов делает, тоже ясно — от фрошеров прячется, урод. Вроде и в море, а что, как тот сторож, у соседки под забором топчется, так свидетелей нет, и это хуже всего...
— Тогда, господа, прятаться вам смысла нет. Не поможет.
— Объясните.
А молодец Ледяной! Коротко, спокойно, а что щека дергается, так по голове же получил.
— Дело не в вас, а во мне. — Пусть знают, одна голова хорошо, а две в запас не помешают. — Я с чего во фрахт ваш вцепился? Слух прошел. Дескать, свидетелей того, что у Хексберг творилось, судейские ищут, а по мне лучше четыре шторма, чем один крючкотвор. Дальше вот господин Лёффер соврать не даст: бумажку про вашего покорного слугу соорудили. Вранье сплошное, ну да не вам рассказывать! Я как узнал, так якоря и поднял, даже отвальную зажал, думал, потом, как вернемся, за все выставлю, а оно вон как повернулось! Бермессеру-то теперь любая килька свидетель, а уж целый корабль... Короче, не выпустят они меня, а со мной и вас.
— Вашего «Селезня» они узнать могут?
— А почему нет? Когда мы из Ардоры пришли, весь Метхенберг сбежался. Шутка ли, вернулись, да еще и при барышах. Холера Бермессерова как раз в порту под арестом торчала, а вояк на пирсе было немеряно, даже шаутбенахт один болтался... Начальство начальством, а глаза и мозги у офицеров со «Звезды» в порядке.
Молчат. Переваривают. Вроде и лишнего не сболтнул, и не наврал. Так все и есть, аж противно. Сдохни интендантская морда своей смертью, ничего б не поменялось — не в покойнике дело, господа селедки, а в Бермессере. Хоть сейчас рыбий потрох и выкрутился, но понимает, что до конца далеко, вот и принялся за свидетелей, а свидетель сам ему в пасть полез.
— Значит, можем не ждать, что господин Бермессер раздумает терять время и отвернет? — Ледяной смотрел только на Китов. — Тогда мы загоняем себя в ловушку. Еще полчаса этим курсом, и нас прижмут к камням. Там, помнится, даже на шлюпке до берега добраться вряд ли получится.
— Точно.
— Но вы, шкипер, курс менять не собираетесь. И, мне кажется, вы знаете, что делаете. Так?