— Дриксенский гусь павлину не товарищ?
— Я не столь сведущ в политике, — неохотно признался маленький генерал, — зато я видел оба трупа. Штанцлера убили, не стесняясь, и я готов поклясться, что убийца был один. С Гамбрином разыграли грабеж, да и с охраной в одиночку не справишься. Конечно, убийц могли нанять, только где? Тень заставил свое отребье поклясться слепой подковой и поклялся сам...
— Эта клятва столь нерушима?
— Насколько мне известно — да, хотя клятвопреступники обитают не только в судах.
— Кстати, о клятвопреступниках, — вот он, подходящий момент! — и «старых грешках»... Все время забываю сказать: ваш брат Аннибал в Валмоне и находился там все это время.
— Сударыня!
— Напишите ему, — посоветовала графиня, — он будет рад. И еще одно. Мой старший сын навестил в Бергмарк Колиньяров и кое-что прояснил. На честь Ивонн Маран никто не покушался, что и требовалась доказать. Девица подтверждает, что ее вместе с братьями и сестрами вывезли из Старой Эпинэ и передали людям Сабве.
— Вы уже сказали об этом Монсеньору?
— Еще нет. Видите ли, Ивонн ничего не знает о судьбе своего старшего брата Жюстена. Робер уверен, что дети были именно с Жюстеном, а их сопровождали только Дювье и несколько солдат.
— Это так и есть. Без сопровождения они бы не добрались до... спокойных мест.
— А какова судьба Жюстена Марана?
— Он расстрелян за покушение на Монсеньора. Я счел неправильным его отпустить.
— Мой сын именно так и подумал, — кивнула Арлетта. — Более того, он считает, что вы поступили разумно. Как, впрочем, и я.
— Благодарю вас, сударыня.
— Пустое, но вам самому будет спокойней, если правда о Жюстене Маране станет известна. Само собой, я не настаиваю, меня это вообще не касается... И я могу ошибаться, но мне кажется, после смерти ее величества ваш Монсеньор несколько изменил свое отношение к помилованию.
— Не в этом дело. Я все расскажу Монсеньору, когда смогу с чистой совестью оставить Олларию и вернуться в действующую армию. Я был неплохим офицером до того, как меня вышвырнули вон. Могу я узнать, что пишет ваш сын о войне в Придде?
— Он пишет о войне в Гаунау и о Бергмарк, — ушла в полуправду Арлетта. — Там для нас все складывается благополучно...
— Сударыня! — Жильбер прыгал через две ступеньки и улыбался во весь рот. Милый мальчик... Хоть и сжег Сэ, так ведь не со зла же. Арно, дай ему волю, подпалил бы Сабве и не чихнул... — Сударыня, курьер от Кольца... Вам письмо!.. От графа Лэкдеми.
2
— У нас сорок тысяч человек, семь десятков пушек и хорошая позиция для обороны, — сухо начал фок Варзов. — Подойдет к утру Гаузнер — отлично. Нет — придется сражаться без него. Если Бруно привел сюда всех, против нас семьдесят тысяч. Перевес большой, но драться можно. И нужно, ибо уйти без боя никак не получится. Ариго, что наши «гуси»?
— Выслали дозоры. Следят, не пойдем ли мы к переправе. Мысль о ночной атаке можно сразу же отмести по той же причине. Бруно не желает никаких сюрпризов, и его кавалерия постоянно в поле...
— Слышите? — перебил маршал. Вспыхнувшую как по заказу стрельбу не расслышал бы разве что глухой. — Так что никаких сюрпризов не будет. Ни им от нас, ни, очень надеюсь, нам от них. Вот так, господа. Теперь я готов выслушать предложения. Не скрою, свое мнение я уже составил, но хотелось бы сопоставить его с вашим. Генерал Давенпорт?
Энтони, собираясь с мыслями, нахмурился, и Жермон вдруг вспомнил, что генерал так и не видел сына, только спросил при встрече, как тот показался новому начальству. Жермон, не кривя душой, сказал, что хорошо показался. Энтони поблагодарил, и они заговорили о Рейфере.
— Местность и наше расположение на ней предполагают удар по правому крылу, в лоб и в обход. — Давенпорт предпочел начать с главной угрозы и правильно сделал. — Придорожный курган то ли наполовину срыт, то ли его когда-то размыло. Пологий северный склон облегчает атаку, а между ним и лесом достаточно пространства для охватывающих действий кавалерии.
— Да, — согласился Ойген, — это выглядит разумно.
— Пользуясь численным превосходством, сковать обороняющихся с фронта и, пройдя вдоль опушки, ударить в обход, — развил мысль Маллэ. — Я на месте Бруно так бы и поступил.
— К сожалению, если вытянуть нашу боевую линию до самого леса, получится слишком тонко, — словно бы извинился Энтони. — Едва Бруно поймет, что к чему, он бросит туда побольше сил и прорвется. Построить полевые укрепления...
— Не успеть. — Вейзель сказал как отрезал.
— Что ж, — подвел первый итог Вольфганг, — придется закрывать дыру артиллеристам и кавалерии. Господин Вейзель?
— Я успеваю установить батареи на всех курганах, только начинать нужно прямо сейчас
— Идите. — Маршал поднялся и, опершись руками о походный стол, уставился в карту. От отсутствия на ней яблок и раскатившихся грифелей стало вовсе муторно. Наверное, это было предельной глупостью, но ничем не заваленный лист заставил — нет, не понять, Жермон все понял еще засветло, — почувствовать: вот она, генеральная баталия, и шансов ее выиграть, мягко говоря, немного.
Фок Варзов кончил буравить взглядом нарисованный луг и оглядел своих генералов. Он был совершенно спокоен.
— Наиболее важные и уязвимые места — правый фланг и центр. Генерал Ариго принимает командование над правым флангом, генерал Давенпорт и я будем в центре. Маллэ, вам, как самому потрепанному, — левый фланг. Он упирается в приречные низины, так что возможность обхода невелика. Кавалерии места, кроме как справа, очень мало, соответственно, справа ей и быть. В резерве, с подчинением генералу Ариго. Генерал Райнштайнер, ваш корпус будет в моем личном резерве. Можете сообщить своим людям, что при имеющемся соотношении сил я не смогу не ввести резервы в бой.
3
— Ваше высокопреосвященство, мне нужен ваш совет.
— Только совет или можно еще и шадди?
— Еще и... — рассмеялась графиня Савиньяк, — но тех, кто способен сварить приличный шадди, в Олларии все же больше, чем кардиналов.
— Вы меня интригуете. — Левий ловко разжег под своей жаровней огонек, приятно запахло чем-то смолистым. — Убийца посла готов излить свою душу лишь Создателю?
— Увы, не готов. Зато я, ваше высокопреосвященство, готовлюсь стать свекровью. Мой старший младший сын женится на даме, напомнившей ему меня. Само собой, я растрогана и ничего не имею против, но невеста — эсператистка и намерена остаться таковой. Против этого я тоже ничего не имею, только Савиньяку, любому, переходить в эсператизм не следует, и Эмиль это понимает. Что делать?
Его высокопреосвященство изящно помешал греющийся песок и погладил привлеченную теплом кошку.
— Мне встречалась только одна девица, — промурлыкал он, — со временем обещавшая стать похожей на вас. Франческа Гампана...
Ничего себе сходство... Или хитрец как-то наловчился получать письма из-за Кольца? «Голубки», они такие...
— Что ж, — весело сказала будущая свекровь, — значит, в сходстве я могу не сомневаться.
— Спустя некоторое количество лет Франческа, вполне вероятно, достигнет вашего совершенства, — развил свою лесть Левий. — Отличный выбор... Я с радостью соединю такую пару, когда истечет срок траура по адмиралу Скварца.
— Разве подобные браки не под запретом?
— Святой Адриан неоднократно соединял узами брака эсператистов с абвениатами и язычниками. Сохранилось его напутствие молодому Левкру, взявшему в жены сеймурскую деву. «Любовь угодна Создателю, но готовность мужчины и женщины не только срывать плоды, но и возделывать сад, угодна Ему семикратно». Вот так-то, сударыня, и ни слова о том, что мужчина и женщина должны возносить одинаковые молитвы! Чистоту и простоту надо брать у первых, а не у последних. У выкопавших колодец, а не у торгующих водой... из грязного ведра. Церковь, к несчастью своему, совершила немало противного Создателю прежде, чем Его терпение истощилось. Нам предстоит долгое возвращение к истокам...
— Значит, — уклонилась от очередного разговора об очищении, возрождении и участии в оном кардинала Арлетта, — брак моего сына в глазах эсператиста, вернее, эсператистки будет законным?
— Умной и любящей — несомненно, а Франческа Гампана умна и способна любить. Не удивляйтесь, я встречал ее в Агарисе. Гампана приехали, на первый взгляд радея о спасении душ, но у главы дома имелись и другие чаяния. Пока он... м-м-м... уповал, я показывал благочестивому семейству Святой град. Больше мне не удастся показать его никому. Я безумно сожалею об одиннадцати храмах и Юнниевой галерее... Когда люди поймут, что Создателю угодны те, у которых хватает ума не рушить, а достраивать?
— Так говорил святой Адриан?
— Не думаю, ведь при нем ничего особо не рушили. Я развеял ваши сомнения?
— Так говорил святой Адриан?
— Не думаю, ведь при нем ничего особо не рушили. Я развеял ваши сомнения?
— В их эсператистской части.
— Неужели ваши регенты не одобрят брак Савиньяка? Я был бы рад обсудить эту коллизию с главой олларианской церкви. Хотите попробовать с корицей?
— Пожалуй, — не поняла еще одного намека Арлетта. — Корица оживит разговор. Отрадно, что ни вы, ни Пьетро этого... Гамбрина не трогали.
— О да! — оценил логику собеседницы кардинал. — Еще отрадней, что его не трогали вы, зато крайне печально, что невиновен мэтр Шабли... Хотел бы я знать, случайно ли совпали наша с вами прогулка в Лаик и последняя прогулка посла.
— Вы уже спрашивали об этом. — Арлетта с наслаждением вдыхала любимый с детства запах. Она могла бы пить шадди с корицей и в Сэ, но почему-то переняла привычки Арно. Не задумываясь, просто потому, что была счастлива...
— Я спрашивал, это так, но вы не ответили.
— Отвечать, не зная, дурной тон. Мы с вами не скрывали, что собираемся в Лаик, но куда проще увязать убийство и встречу Посольской палаты с Проэмперадором. Гамбрин мог предложить своему убийце подумать и назначил срок. Если бы граф Глауберозе походил на человека, у которого есть грешки...
— Граф Глауберозе походит на человека, способного в случае необходимости очень хорошо убить, — с явным одобрением заметил Левий. — И потом, кто сказал, что он оберегал собственный секрет? Граф относился к покойной королеве благоговейно. Это бросалось в глаза.
Дриксенский посол, убивающий посла гайифского, защищая честь покойной королевы Талига? Достойно Дидериха, но Катарина успешно сотворила из своей жизни драму, а дриксы сентиментальны. Как и бергеры.
— Чего мог требовать конхессер от Глауберозе?
— Не представляю. Мне как-то ближе убийства старинные, наверное потому, что я не чужд искусства. В карете вы пообещали мне историю, на которую вас натолкнуло письмо сына, и мы еще не разобрались с братом Диамнидом.
— А вы обещали показать мне комментарии к гороскопам Эрнани и его окружения.
— Они вас ждут, — кардинал немедленно рванулся к бюро, — но чем в это время займусь я?
— Вы, как и собирались, допишете мою сказочку. Она вышла не такой, как думалось. В том числе из-за мэтра Шабли и... еще одного мэтра и одного сановника. Бывшего. Мой сын видел и его.
4
Дальние костры кажутся звездами. Целое поле звезд, хоть налево, хоть направо... Одни звезды свои, другие — чужие, и на них сейчас варят похлебку те, кто завтра будет тебя убивать. Нет, он никогда не поймет, что такое поэзия, ну и ладно! Разобраться бы, что творилось и творится на Мельниковом лугу.
— Ойген, — окликнул Жермон объезжавшего вместе с ним войска бергера, — как по-твоему, это была ловушка?
— Будь это так, их авангард действовал бы по-другому. — Райнштайнер ответил сразу, похоже, он и сам задавался тем же вопросом. Все они, выйдя от Вольфганга, думали об одном... — Дриксы могли сразу пойти в атаку и сковать нас до подхода основных сил. Могли они и сидеть тихо, не показываясь, чтобы, собравшись, ударить всей мощью. Не было сделано ни того ни другого. Если это какой-то план, то очень странный, на мой взгляд. Я бы сказал, командующий дриксенским авангардом, в отличие от тебя, не умеет решать сам. Он топтался на месте, пока не получил пинка то ли от генерала Рейфера, то ли от самого фельдмаршала.
— Бруно был еще далеко, а вот этот Рейфер представляется мне человеком решительным, мог и прикрикнуть. Но если не ловушка, зачем сюда явился Бруно, он же шел на запад, к Франциск-Вельдеру?
— На этот счет у меня пока нет даже догадок. Ты хочешь видеть первым Ансела или Шарли?
— Ансела, потом Берка, Гирке и твоих. К Шарли заскочу по дороге к Вейзелю.
— Ты устраиваешь полный смотр.
— Так спокойнее, а вот Бруно... Не собирался же он в самом деле устроить здесь смотр всем своим войскам?
— Не собирался, но его изначальные намерения наше теперешнее положение не изменят. Я знаю, что твоего начальника штаба внезапный подход Бруно очень смущает, и он, надо сказать, в этом не одинок, но среди младших офицеров больше распространено другое мнение. Они слишком долго бродили по провинции и хотят подраться всерьез.
— Вольфганг принял это в расчет, когда решил прекратить отход. Кажется, нас догоняют новости...
— Нас догоняет младший Савиньяк. Не думаю, что ему второй раз за сутки удастся привести тебя в удивление.
Ойген оставался сам собой, Ойген шутил, как может шутить бергер перед дракой с варитами.
— Я устал удивляться. — Ариго придержал коня, дожидаясь порученца. — Скорее всего, очередные сведения о дриксенских дозорах...
— Мой генерал, — Арно явно пытался выглядеть образцовым порученцем, — доклады от наших разъездов и от капитана Баваара!
— Давай.
— Вражеские кавалеристы действуют по всей линии. Их дозоры подходят почти вплотную. И еще много со стороны дороги, там, справа... Пытались спрятаться в лесу, но в нем уже были «фульгаты». Имели место две стычки, потерь нет.
— Как Бруно сторожится, ясно уже пару часов. И нам тоже придется... Не хватает еще прозевать рано утром «гусиный прилет». С фельдмаршала станется!
— Я немедленно передам ваш приказ!
— Не нужно. Больше, чем Баваар уже делает, он делать не сможет, так что отправляйся-ка отдыхать. Завтра вам с Каном забот хватит.
— Мой генерал, мое место рядом с вами.
Жрет себя за пропавшего сержанта. И Баваар жрет. Никуда не денешься, исчезновение пары человек может изменить судьбу десятков тысяч, причем не в лучшую сторону. Спасибо хоть Вольфганг в порядке.
— Место так место...
Свалившееся на голову сражение откровенно не радовало, но ко вполне понятной тревоге липло нечто тянущее, ноющее и малопонятное. Раньше Жермон тревожился за маршала, теперь с этой стороны все было так прилично, как только можно.
— Ойген, — Ариго дал Барону шенкелей, отрываясь от свиты, — послушай... Последние полгода приучили меня доверять предчувствиям. Мне не нравится эта ночь. И вечер тоже не нравился. Почему — не понимаю, но Бруно тут ни при чем. Какая-то пакость сама по себе... Ворочается в душе и отравляет жизнь.
— Странно, что об этом заговорил ты. — В голосе барона чуть ли не впервые за время знакомства не звучало уверенности. — Это началось еще засветло? Часов в пять-шесть?
— Да. Мы как раз готовились к атаке. Все складывалось очень удачно... В Гайярэ у меня был ментор, мы друг друга терпеть не могли. Почему, я не понимал, а он, само собой, не говорил, но мерзко было. Так вот, когда я ждал, что ментор меня спросит, я чувствовал себя похоже.
— А ты знал ответы?
— Когда как, но сейчас не знаю...
Глава 3
Бакрия. Хандава
400 год К.С. 14-й день Летних Волн
1
Согласно диспозиции, Бонифацию надлежало подтянуться за час до полуночи, авангард же в лице Марселя и Рокэ выступал на закате, и выступал во всеоружии. Прогулявшись по окружающим Хандаву скалам, Алва надрал диких багряных роз и каких-то колокольчиков ясно-синего, удивительно глубокого цвета. Марсель по обрывам не скакал — он осматривал замковые погреба, где среди приличного кэналлийского и местной сладкой бурды обнаружился закупленное еще при Адгемаре мансайское.
Предусмотрительность покойного казара умиляла и навевала мысли об астрах и батюшке. Валме просветленно вздохнул и велел доставить один бочонок в апартаменты герцога Алва. Батюшкин домоправитель лег бы костьми на пороге, но в Кагете гость жрет и пьет все, что видит, а Бакна отдал бы Рокэ даже любимого козла, не то что странное иноземное вино! Марсель не успел сменить адуанскую одежку на мундир, как мансай уже притащили. Алва переодеваться не собирался. Сидел себе на подоконнике, положив руку на лепную гирлянду, и смотрел на красно-зеленое небо. Он часто так сидел.
— У тебя рука в крови, — забеспокоился Марсель, откладывая измявшийся шейный платок и повязывая новый.
— Правая. — Рокэ засмеялся и спрыгнул в комнату. — У этих синюшек листья как у осоки... Удивительно приятно порезаться по-человечески.
— Вот где извращение! — Виконт водрузил на плечо бочонок и сразу почувствовал себя гальтарским атлетом. — Пора соблазнять.
— Кувшины там есть, — припомнил Алва и по-простецки лизнул ранку. — Да не переусердствуем! Ибо не для себя благое дело вершим, но для скорбящего мужа и всея олларианской церкви...
Не уронить от смеха бочонок Марселю как-то удалось, Ворон подхватил свою добычу и пинком распахнул дверь. Мелькнули выпученные адуанские глаза, и стало совсем смешно. Помощь охранников Валме отверг. Тащить тяжеленную пыльную штуковину было неудобно, особенно по лестнице, но соблазнение — вещь сугубо интимная, а встречные обалдевшие рожи с лихвой искупали тяготы не столь уж и длинного пути.