— Нет лишнего билетика? — обращаются к нему.
Эрберт даже не отвечает на вопрос.
Мара прилежно рисует. На странице появляется изображение такси с несуразно большим номером «24–25 ЛАГ», папироса с измятым мундштуком, лицо с чертами Межулиса. Рядом она вырисовывает большой вопросительный знак. Как раз на него опускается сорванный ветром листик. Мара смахивает его.
— Готовишься к экзамену в автоинспекции? — произносит Эрберт, незаметно подсевший к ней — Добрый вечер!
Мара захлопывает тетрадь, на которой крупными буквами выведено:
«КТО УКРАЛ ТАКСИ??»
— Может быть, я? — шутит Эрберт,
Мара подымает воротник и ежится.
— Продрогла я совсем.
Эрберт заглядывает в глаза девушки, прикасается рукой к ее лбу.
— Температуры у меня нет, — говорит Мара. — Знаешь, а Григаст все-таки сжалился надо мной.
— Поздравляю! Значит, повышение временно откладывается… А что, если б ты все-таки надела пальто? — Эрберт берет лежащее на скамье пальто.
— Пошли.
— Может, есть два лишних билета? — умоляюще просит у самых дверей шестнадцатилетний юнец. — Вопрос жизни и смерти! — добавляет он, оглядываясь на девушку рядом.
— А может, отдадим? — говорит Эрберт. — Честно говоря, сегодня мне…
Мара решительно ведет его в кинотеатр.
В вестибюле, отделенном от улицы стеной из сплошного стекла, — фотовыставка. Пейзажи, портреты, стройки, машины, космические ракеты и космонавты — документы эпохи. Их с интересом рассматривают посетители кино.
Мара с Эрбертом, занятые каждый своими мыслями, проходят мимо стенда.
— Подумаешь, великое дело, — говорит Мара, — попасть или не попасть в кино! Вот у меня действительно вопрос жизни и смерти…
— Не шути такими словами. Знала бы ты…
— Если я опять оскандалюсь, то даже Григаст не спасет меня от архива!
— Это тоже можно пережить, — улыбка Эрберта вымучена. — А вон без «Витафана» я как без рук.
— Ты насчет диссертации?
— Диссертация может и подождать. А больные? Для многих «Витафан» был последней надеждой… Ты, Мара, не сердись, но сегодня мне и впрямь не до кино.
Мара смотрит на Эрберта и нежно касается его лба рукой.
— И это говорит знаменитый врач… Нет, тебе определенно надо сегодня развлечься. Увидишь, как это поможет!
— Помочь мне может только «Витафан», — упрямо говорит Эрберт.
Мара останавливается у стеклянной стены и рассеянно глядит на улицу.
— Какое дело тебе поручили? Кражу?
Мара не отвечает.
— Служебный секрет? — спрашивает Эрберт. — Извини.
— От тебя у меня нет секретов… Боюсь, Григаст опять будет смеяться надо мной… Начнет читать мораль: преступность — болезнь. И следователь борется с ней иногда скальпелем, а иногда и лекарственными средствами, — подражает голосу Григаста Мара.
— Так же, как и врач…
— Главное — поставить верный диагноз…
Мара умолкает на полуслове. По тротуару не спеша прохаживается Межулис в своем черном плаще. Он явно кого-то поджидает. В зубах у него папироса. Межулис смотрит в вестибюль, замечает Мару с Эрбертом, круто поворачивается и исчезает.
Эрберт смотрит в направлении взгляда Мары, но Межулиса уже не видно. Зато появляется Ирена. Она тоже кого-то ищет. Эрберт хотел было приветственно приподнять шляпу, но блондинка уже скрылась в том же направлении, что и Межулис.
— И каков же на сей раз твой диагноз? — спрашивает Эрберт.
Но Мары уже нет рядом с ним.
В полном недоумении Эрберт выходит из кинотеатра. Увидев юнца, стремившегося попасть на фильм, он отдает ему билеты.
* * *Добежав до перекрестка, Мара замечает, как Межулис с блондинкой садятся в такси. Машина трогается… Так! В воображении Мары все отчетливей вырисовываются обстоятельства кражи: это дело рук Межулиса при соучастии блондинки, которая должна была задержать Пурвита в кафе. А сейчас преступники, по всей вероятности, направляются к спрятанной где-то машине, чтобы снять с нее шины. Надо проследить за ними! Как назло, поблизости нет ни одной машины. Завидев приближающийся к перекрестку большой автокран, Мара выходит на проезжую часть и, подняв руку, преграждает ему путь.
Пропустив такси, бородатый сержант-орудовец подымает жезл. Его жест останавливает у перекрестка автокран.
В кабине рядом с толстым, добродушного вида шофером сидит Мара. Она нервно барабанит пальцами по ветровому стеклу.
— Никуда твой парень не денется, — улыбается шофер, — Подцепим на крюк и прямым путем в загс!
Наконец громоздкая машина трогается.
— Вон! — восклицает Мара.
Такси, за которым следит Мара, останавливается у подъезда двухэтажного дома. Из него выходит Ирена и, на прощании помахав Межулису, отворяет освещенную парадную дверь.
«ФАРМАЦЕВТИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ» — написано на вывеске.
* * *Комната Мары обставлена скромно и современно. Уйма книг — полки занимают целую стену. Тахта, словно клин, рассекает комнату надвое. Передняя часть служит гостиной. Тут стоят низкий столик, модные табуретки, торшер. В глубине комнаты, у окна, — рабочий кабинет. Тут находится письменный стол, кресло, полка с юридической литературой. На столе небольшая фотография Эрберта в стеклянной рамке.
Небрежно раскидана одежда — наверное, Мара очень спешила. На тахте лежит толстая тетрадь с рисунком: рядом с изображениями такси и Межулиса появилось лицо Ирены, знак вопроса жирно перечеркнут, а под ним возникла надпись:
«В И Т А Ф А Н».
В двери появляется мать Мары. В руках у нее пальто дочери и толстый шерстяной шарф.
— Мара, где ты?
Но Мара уже выбежала во двор, кинула привычный взгляд на брезент, под которым со дня покупки стоит «Волга» семейства Лейи, и, нырнув под арку ворот, принимается торопливо красить губы.
Этот дворик — своеобразный, романтический уголок старой части города. Он значительно ниже уровня уличной панели. Слева возвышается жилой дом, справа — церквушка. Высокая, искрошенная каменная стена отделяет этот двор от соседнего дома, пятиэтажного, с балконами.
Из открытого окна квартиры слышен голос радиодиктора: — …ожидается понижение температуры, кратковременные дожди.
Тут же в окне появляется лысина старого Лейи. Он машет рукой.
— Мара, мать зовет!
Мара стирает помаду, с сожалением смотрит на остаток губного карандаша и послушно возвращается.
Немного погодя она вновь появляется во дворе — теперь уже в пальто и шерстяном шарфе. Сверху раздается голос матери:
— Мара! Мара!
Мара спасается бегством.
* * *В кабинете Григаста сидит женщина в форме бойца военизированной охраны.
— Вы говорите, Эрберт? — задумчиво повторяет Григаст. — И как раз в ту ночь… Интересно!
— Он приехал на такси…
Майор сопоставляет рассказ Мары с только что услышанным, и в его воображении возникает картина:
…Туманный вечер и ворота порта, перед которыми тормозит такси. Из машины выходит Эрберт и, предъявив дежурной пропуск, исчезает в темноте, где воет корабельная сирена.
Григаст собирается закурить, но вовремя замечает, что вложил в мундштук целую сигарету. Режет ее пополам и спрашивает:
— На каком судне он был?
— На западногерманском. На «Марии-Терезии». Перед этим позвонил из бюро пропусков капитан. У него заболел матрос.
— Как выглядел?
— Корабль? Серый, с белой надстройкой. Такой же, как все…
— Нет, Имант Эрберт!
— Да ничего в нем такого не было, — пожимает плечами женщина. — Плащ, в руке чемодан.
— Быстро он ушел?
— Через полчаса…
— Пароход?
— Ну да, пароход! Через полчаса после того, как доктор сошел на берег.
— Чемодан проверяли?
— Чей? Доктора Эрберта? Да это же золото, а не человек! Я каждый вечер мужу твержу: «Болей, покамест доктор в портовой амбулатории работает!» Говорят, когда он кончит свою диссертацию…
Вдруг Григаст удивительно легко поднимается с кресла — в кабинет входит Мара.
— Спасибо, достаточно! — перебивает он женщину.
— …Тогда его в академию переведут, — продолжает она.
Григаст берет ее под руку и ведет к двери.
— Хорошо, хорошо. От души благодарю за марки. — И он бесцеремонно выпроваживает за дверь обескураженную женщину.
Закрыв дверь, Григаст пытливо смотрит на Mapу: не заподозрила ли она чего-нибудь? Не слышала ли имени своего возлюбленного? Но его беспокойство напрасно — у Мары куча новостей.
— Чувствую, что сейчас вы затребуете санкцию прокурора на арест, — улыбается Григаст.
— Дело сложнее, чем вы думали…
— Что ж, это уж шаг вперед. Рассказывайте!
— Такси угнал водитель Межулис. После чего он…
— По порядку и с подробностями! — перебивает ее Григаст.
— По порядку и с подробностями! — перебивает ее Григаст.
— Все? И про шофера Мурьяна, который возит с собой в такси пятилетнюю дочку из-за того, что детсады переполнены? Может, вы скажете, что и об этом?..
— В такси? Где, бывает, ездят пьяные, всякие там парочки и черт знает кто! — Майор тянется к телефону.
— Постойте, товарищ майор! Надо немедленно арестовать Межулиса, пока он не успел распродать «Витафан»!
— Интересно… Чем вы можете доказать его вину?
— Тут все ясно и без доказательств. Вы же сами всегда проповедуете, что из одного озорства никто не станет угонять такси. Когда я узнала, где работает его сообщница Ирена…
— Ирена Залите? Лаборантка фармацевтического института? Продолжайте.
— Она работает в лаборатории, где изготовляют «Витафан»! Она задержала в кафе Пурвнта, чтобы Межулис успел на краденом такси доехать до института и забрать «Витафан», который был уже…
— Послушайте, товарищ Лейя, — сухо говорит Григаст, — вы никогда не пробовали писать детективные романы? Жаль. Фантазия у вас есть, а вот кропотливости в уточнении обстоятельств не достает. У института замечено не такси, а светлая «Волга», номер которой оканчивается на два нуля. — И, не обращая внимания на недоумение Мары, Григаст крутит диск телефона. — Детский сад?
* * *Тормозя около старинного дома, таксомотор заезжает в лужу и окатывает грязью старого Ценципера. Ценципер готов разразиться бранью, но видит, что из такси выходит его соседка Мара, и тогда он, человек воспитанный, аристократическим жестом приподнимает шляпу. С нее падает комок грязи. Ценципер качает головой, белоснежным платком вытирает шляпу и направляется к парадному.
«Этот дом находится в ведении совета персональных пенсионеров», — сообщает табличка на стене. Поверх таблички мелом сделана другая надпись:
«Памятники старины. Находятся под охраной государства».
Ценципер снова укоризненно качает головой, снова достает из кармана платок и стирает выведенные детской рукой каракули. Озорная рожица мальчишки появляется в окне дома напротив.
Войдя во двор, Мара сердито смотрит на покрывающий машину брезент, затем так же сердито — на небо, которое вот уже несколько часов одаряет город никому не нужным дождем. И вдруг — чудо! Дождь унимается, между двух корабельных мачт поблескивает солнце. На балконе пятого этажа тотчас появляется женщина в мужском мохнатом халате и начинает выбивать ковер.
Мимоходом Мара дергает за край брезента, чтобы стряхнуть с него накопившуюся в складках воду. Результат неожиданный: голуби, укрывшиеся под брезентом от дождя, выпархивают и попадают под водопад. Брызги летят на Мару.
Перескакивая через несколько ступенек, Мара мчится вверх по лестнице, на ходу надевая плащ и шляпку, повязывая шею платком. Вот она уже стоит у кухонной двери своей квартиры. Мара уже достала ключ, но тут вспоминает о чем-то. Вынимает из сумочки платок и стирает с губ помаду.
В гостиной, радостно скуля, девушку приветствует Флоксик — маленькая белая собачонка. Но своего места в кресле перед радиоприемником Флоксик не покидает, потому что слушает любимую музыку — джаз. Родители Мары — за своими любимыми вечерними занятиями: отец пишет мемуары, мать пришивает пуговицы к толстой вязаной кофте дочери. Пришивание пуговиц доставляет ей всегда такое удовольствие, что Мара старается терять их хотя бы по штуке в день.
Из обстановки комнаты заслуживают упоминания лишь два громадных доисторических кресла — для удобства Флоксика одно из них придвинуто к радиоприемнику — и стол. Это самый обычный стол, но по неписанной конвенции он разделен строго пополам между отцом и матерью. Отец бдительно следит за тем, чтобы граница между зонами не нарушалась. Любой пришелец с чужой территории, будь то катушка ниток, пуговица или наперсток, незамедлительно водворяются восвояси. На половине матери находится швейная машина, коробка с рукоделием и несколько различной величины металлических коробочек с запасом пуговиц на целое столетие.
Граница между «сопредельными государствами» проходит по груде книг о 1905 годе. Отца, по-видимому, вдохновляет на творчество сам вид книжных переплетов — Мара ни разу не видела, чтобы он перелистывал какую-нибудь из этих книг. Георг Лейя целиком полагается на свою память, потому на титульной странице рукописи так и написано:
«Георг Лейя. Воспоминания боевика».
Судя по стопе чистых листков, которая значительно толще готовой рукописи, старый Лейя не сомневается в своем здоровье и намерен работать над книгой целые годы.
Даже не поздоровавшись с родителями, Мара направляется к приемнику и поворачивает ручку настройки.
— Опять это идиотское завывание! — возмущается она. — И все потому, что оно нравится Флоксику. Я тоже человек!
Как только фокстрот сменяет тихая симфоническая музыка, Флоксик прижимает уши и недовольно урчит.
Отец даже не подымает головы. По-стариковски бормоча себе под нос, он продолжает писать:
«Вдруг Робчик крикнул: «Казаки!» Я выхватил из кармана маузер и прицелился…»
— Да засунь ты ради бога свой маузер обратно в карман! — поднимается со стула мать и подходит к Маре. — Доченька, что с тобой? Нынче ведь грипп на каждом шагу! Долго ли…
— Я должна работать! — Мара уходит в свою комнату.
Мать вздыхает.
— Бедная девочка! Целыми ночами готовится к шоферскому экзамену, только и знает, что автомобили рисует… Георг! Я же с тобой разговариваю!
— «…И бросился бежать». Точка. Слушаю тебя?
— Незачем было покупать эту «Волгу». Нынче утром Ценципер рассказывал…
— Как он ездил контролером на автобусах?
— Нет, про автомобильные катастрофы! Каждый день люди разбиваются.
— Опять ты за старое! Чего говорить, когда машина уже на дворе, — оправдывается отец.
— Мог бы давать ей на такси. Но за рулем!.. Мара ведь совсем ребенок!
— А ты забыла, Берта, какая сама была в ее годы? — в голосе отца звучат юношеские удалые потки.
— Что ты говоришь! Тогда было другое дело! — категорически возражает мать.
* * *В своей комнате Мара, не раздеваясь, в туфлях валится на тахту и зарывается головой в подушку. Никого ей сейчас не хочется видеть, даже Иманта. Такой провал!.. Мара вдруг поднимается, хватает со стола общую тетрадь, выдирает листок с рисунком, гневно комкает его и хочет выбросить. Но замахнувшаяся рука замирает в воздухе. Значит, сдаться? Нет! Недаром Григаст сказал, что в ее жилах течет кровь старых революционеров. Мара разглаживает рисунок и вдумчиво глядит на него. Затем перечеркивает такси, Межулиса и опять думает. Надо искать новый подход, новые версии, но ведь к некоторым правильным выводам она все же пришла! Наконец рядом с Иреной и словом «Витафан» Мара рисует «Волгу» с большим номерным знаком??00.
* * *Большой гараж. Он поминутно освещается вспышками электросварки. В гараже штук двадцать машин. Старший лейтенант Климов с завгаром проходят по рядам машин и присматриваются к номерам. Наконец Климов останавливается около светлой «Волги» с номером 56–00.
— Нет, товарищ начальник, — говорит завгар. — Эта машина вчера из гаража не выходила.
Он подымает крышку капота. Там зияет пустота, двигателя нет.
* * *— Товарищ майор, разрешите доложить, — в кабинет Григаста входит старший лейтенант Климов.
Держа пинцетом почтовую марку, Григаст изучает ее через лупу. Он бросает вопросительный взгляд на Климова.
— Все светлые «Волги» с номерами, оканчивающимися на два нуля, проверены, — докладывает Климов. — Ни одна из них не имеет отношения к делу о краже «Витафана».
— Все проверены?
— Одна еще нет, — признается Климов.
— Почему?
В дверь стучат. Входит юноша в спецовке, вымазанной краской.
— Витол? — удивляется Григаст. — Я же распорядился оформить вас на работу.
— Потому и пришел, товарищ майор. Во вторник начинаем красить ваш кабинет.
Витол уходит.
— Что за машина? — продолжает прерванный разговор Григаст.
— Светло-серая «Волга», государственный номерной знак 75–00, еще не эксплуатируется и стоит под брезентом на улице Крастмалас, дом один. Речь о ней может не идти. Владельцы вне подозрений.
— Проверить все-таки не мешало бы. Для полноты счета.
— Но она же принадлежит отцу нашей сотрудницы, бывшему комиссару вашего батальона подполковнику Лейе.
* * *Двор полон людей. Тут и Мара со своими родителями, и Григаст с Климовым, и любопытные соседи; среди них старый Ценпицер и маленький Густ — мальчуган, который, как подозревает Мара, делает «приписки» к табличке на доме.
— Да, нехорошо, Григаст, — говорит отец Мары. — Приходишь раз в десять лет. И если бы не моя «Волга», так вообще не зашел бы.