Супруги опять переглянулись.
— Я вскользь заикнулся об этом, намекнул, но она сделала вид, что не поняла, и слушать не стала, — признался с явной неохотой Пьер. — Ей хочется, чтобы в «Доме полковника» все осталось, как при его первых жильцах.
— Она чтит традиции двухсотлетней давности. — Симона взяла новую сигарету. — И не хочет понять, что мы желаем восстановить еще более старую традицию. Ведь эти проданные сфинксы охраняли не что иное, как вход в родовой склеп!
Александра, содрогнувшись, повернулась к Пьеру, словно тот мог опровергнуть слова жены, но мужчина согласно кивнул:
— Да-да, обнаруженный нами искусственный грот вел в семейную усыпальницу, в небольшую крипту, она же служила часовней. Все убранство разгромили повстанцы, мы нашли груду развороченных камней, поросших мхом. Алтарь был разбит на мелкие куски. Останки, и давние, и недавние, из склепа выбросили и, по свидетельству деревенских жителей, сожгли. Крипта, где находились надгробия, также была подожжена, но неплохо сохранилась… Видимо, огонь погас сам из-за недостатка воздуха и сырости — крипта наполовину утоплена в землю…
— Сфинксов не тронули, может, потому, что они не имели никакого религиозного значения. — Симона зябко пожала плечами, затягиваясь сигаретой. — Во время революции пугалом для людей стали христианские символы, а сфинксы, что в них такого… Модное в ту пору масонство… С античным оттенком… Собственно, это интересно характеризует личность последнего владельца поместья! Прежде чем сгинуть где-то в эмиграции, молодой человек соорудил над входом в семейный склеп грот с каменными стражами, и он же, видимо, выстроил беседку с другими сфинксами. Больше ничем прославиться не успел…
— И к лучшему! — завершил рассказ жены Пьер.
— Значит, полковник купил для ворот своего дома сфинксов, которые прежде охраняли вход в усыпальницу, — негромко произнесла Александра, обращаясь больше к самой себе, чем к собеседникам. Но муж и жена мгновенно впились в нее взглядами. — Что ж, у него воистину были крепкие нервы, у этого вояки… И эта покупка проливает свет на его характер… Так же, как на дальнейшие события, творившиеся в доме Делавиней…
— Вы считаете, есть какая-то связь между этими сфинксами и тем, что после происходило у Делавиней? — подавшись вперед, жадно спросила Симона. Забыв о дотлевшей до фильтра сигарете, она с легким вскриком сунула ее в переполненную пепельницу. — Вы всерьез так думаете?
— Жена полковника повесилась, — напомнила Александра. — Одна из дочерей полковника беспричинно умерла в этом доме, и по утверждению свидетелей, на ее лице застыла маска ужаса. И наконец, есть еще одна несчастная женщина, которая сейчас находится в больнице… Ей невмоготу было оставаться в этом доме!
«И есть еще Наталья!» — добавила художница про себя.
— Какая же тут связь со сфинксами? — неуверенно улыбнувшись, спросила Симона. Она была бледна, оливковая смуглость кожи не могла этого скрыть. Ее лицо приобрело желтовато-серый оттенок церковной свечи.
— Дело в том, что греки, перенесшие образ сфинкса в свою культуру из Египта, считали это существо олицетворением ужаса и смерти! — охотно пояснила художница. — Причем, переделав и исказив египетское название «шепсес анх», то есть «живой образ», назвали его «сфинкс», то есть «душительница»… Скажем, в легенде о царе Эдипе чудовищная тварь убивала тех путников, которые осмеливались приблизиться к вратам Фив и не могли разгадать ее загадки…
Произнося эту небольшую просветительскую речь, Александра следила за лицами слушателей. Они внимали ей, не глядя друг на друга, причем, как казалось художнице, нарочито стараясь не встречаться взглядами. Когда женщина замолчала, в наступившей тишине было слышно только громкое щелканье маятника. Это напольные часы в углу кабинета отмеряли секунду за секундой, и каждое следующее мгновение казалось дольше предыдущего.
— Я полагаю, — художница нарушила гнетущее безмолвие, не дождавшись ответной реплики, — что все эти женщины в какой-то миг оказались перед ужасной загадкой, которую не смогли решить… Не знаю, какой природы была эта загадка — мистической или самой реальной… Несомненно то, что она всех их погубила!
Глава 5
Симона больше не вспоминала о своем предложении посидеть перед сном часок-другой, выпить шоколаду. После объяснения в кабинете мужа она заявила, что утомлена и хочет спать. Гостья даже обрадовалась: Александре хотелось побыть одной и все обдумать.
Комната, куда ее проводила хозяйка поместья, была обустроена с куда большим комфортом, чем та, где ей пришлось провести предыдущую ночь. То была просторная спальня с эркером, выходящим на зады особняка, в парк. Обстановка отличалась той же кричащей, бессмысленной роскошью, как и другие помещения, которые Александра успела увидеть. Широкая пышная кровать с гнутыми ножками, овальное огромное зеркало, вделанное в центр потолка, обтянутого голубым шелком с персидскими узорами, тяжелые многослойные портьеры, толстый ковер, нежно-лиловый, с серыми вензелями… Все это в точности копировало обстановку особняка разбогатевшей кокотки или дорогого публичного дома времен Луи-Филиппа. Присев на край постели, Александра долго, беззвучно хохотала.
Ей предоставили собственную ванную комнату, где, помимо полотенец, висел также халат. Художница целый час пролежала в ванне, время от времени засыпая и приходя в себя оттого, что глотала густую пену. «Сегодня мне не понадобится снотворное, — подумала она, вытершись, набросив халат и улегшись на постель поверх одеяла. — Наталья должна согласиться на продажу сфинксов. Ее так пугают истории с привидениями, стало быть, известия о том, что дом охраняют бывшие сторожа разоренного склепа, она не вынесет! И как знать… Может, после продажи она сумеет спокойно существовать в этом доме… Ведь там все словно создано для простой, размеренной деревенской жизни! Никаких излишеств, чудесный сад, поля вокруг, река… Конечно, я сумею ее убедить!»
Наталья оставила ей телефон парижской квартиры. Мобильным, с которого она звонила художнице в Москву, женщина больше не пользовалась. Было ли это правдой, или Наталья таким несложным маневром стремилась ограничить контакты с Александрой, художница даже не пыталась догадаться. Поведение старой знакомой выглядело не просто загадочным, оно граничило с безумием.
«Клад полковника… Привидения… Какой бред! — думала Александра. Взяв с прикроватной тумбочки телефон, она, сверяясь с записной книжкой, принялась набирать номер. — И эта пара, Лессе, тоже что-то темнит… Мадам сказала, что, может, и было привидение, месье явно заранее продумал ход с покупкой сфинксов… И не затеяна ли вся возня вокруг коллекции Натальи с единственной целью — приобрести эти садовые скульптуры?!»
Подобные случаи уже были в практике Александры. Совсем недавно она долго и безрезультатно обрабатывала потенциального покупателя батального полотна. Тот собирал картины именно этого жанра. Цена была умеренной, подлинность картины сомнений не вызывала… И все же сделка по непонятным причинам срывалась, встреча откладывалась раз за разом. В конце концов после долгих расспросов открылось, что коллекционер вожделел обладать совсем другим полотном, которым располагал владелец батального шедевра. Все переговоры вокруг злополучной картины велись только с целью уговорить продать вместе с ней и вторую… Продавец тогда на сделку не согласился, и Александра осталась без комиссионных.
«Не сорвалось бы и на этот раз… — Художница с беспокойством слушала долгие гудки в трубке. — Да где Наталья гуляет в такое время? Полночь скоро…»
Наконец та взяла трубку. В голосе Натальи слышалось удивление:
— Я слушаю! Кто говорит?!
— Это я. — Александра удобнее устроилась на кровати, примяв локтем подушку. Она приготовилась к долгим уговорам. — Есть новости.
— Почему ты звонишь с домашнего номера Пьера Лессе? Ты до сих пор у них? — Теперь женщина говорила с настоящей тревогой.
— Они любезно оставили меня ночевать, — пояснила Александра. — Твой дом очень мил, конечно. Но здесь намного больше удобств, а мне нечасто приходится себя баловать… Умываться в саду из бочки — это чудесно и романтично, но горячая ванна с пеной лучше…
— Какие глупости! — вознегодовала Наталья. — У меня в доме вполне приличная ванная комната, и я тебе показала, как пользоваться колонкой! Только не говори, что опять не решилась повернуть крантик! Конечно, ванна не новая, и притом сидячая, но знаешь, размеры помещения…
— Ну, ванна и здесь сидячая, — успокоила ее Александра. — В стиле Людовика Пятнадцатого. Просто я осталась потому, что неловко было отказать хорошим людям, и потом… Разговор с ними не окончен. Имеется загвоздка! Суть вот в чем…
Она изложила предложение Пьера и Симоны, пытаясь выставить его в самом выгодном свете. Упомянула и о зловещем прошлом купленных полковником сфинксов, и о разоренном склепе, и о надбавке, которую ей удалось выторговать.
— О цене самих скульптур мы еще не говорили, — завершила она рассказ, — но думаю, ты полная хозяйка положения. Пьер согласился на надбавку, только чтобы заполучить сфинксов, значит, их конечная стоимость зависит только от нас.
— Погоди, — после паузы произнесла приятельница. — Я не просила тебя продавать никаких сфинксов! Речь шла о продаже коллекции!
— Но Пьер выдвинул это условие…
— Что он о себе думает?! — Теперь Наталья говорила с настоящей злостью. — У него есть деньги, прекрасно, но это еще не значит, что он может купить всех и все на свете! Есть вещи, которые не продаются!
— Смешно… — Александра была изумлена таким решительным отпором. — Это ведь не твоя семейная реликвия… Сфинксы для тебя ничего не значат! Делавини, как видишь, расстались с ними за деньги, хотя боготворят своего предка-полковника, а тебе-то должно быть все равно, лежат они там перед воротами или нет… Тем более ты в этот дом носа не показываешь!
— Условие неприемлемо! — заявила собеседница. — Неприемлемо и абсурдно! Я продам рисунки, и больше ничего! Точка! Только об этой коллекции и шла речь, когда мы с Пьером говорили впервые! Я не собиралась продавать ему сфинксов… Какая наглость!
— Я тебя не понимаю! — в сердцах воскликнула Александра. — Это две совершенно ничем не примечательные садовые скульптуры, я тебе таких найду десяток, если хочешь! Можешь расставить их по всему саду и наслаждаться! Лессе сам мог бы накупить их сколько угодно! Уникальность ситуации в том, что ему нужны именно эти! Задался человек целью возродить парк поместья в его первоначальном виде… Это благородная задача, в конце концов!
— Сколько он тебе пообещал за то, чтобы ты меня уломала? — сухо спросила Наталья.
— Нисколько… — Александра заставила себя говорить вежливо, хотя ее так и манило отвести душу, высказав старой знакомой все, что она думает о ее причудах. — Но в моих интересах, чтобы сделка состоялась, иначе зачем я сюда приехала? Да и ты, получится, зря оплатишь мне билеты… Хотя дело твое…
Она старалась сохранять равнодушный тон, чтобы исключить подозрения в своей личной заинтересованности. И впрямь, что должна была думать Наталья? «Я осталась ночевать у Лессе, выдвинула такое вот неожиданное предложение… Она могла решить, что мне и в самом деле сунули взятку…»
Телефонная трубка некоторое время молчала. Наконец собеседница уже без прежнего пафоса проговорила:
— Словом, передай, что я не согласна. В «Доме полковника» все останется, как было.
— Позволь еще вопрос, — помедлив, ответила Александра. — Этот дом что — часть культурного наследия Франции? Он внесен в списки достопримечательностей департамента? В нем поэтому ничего нельзя менять и перестраивать? Ты подписала какие-то бумаги на этот счет и, если продашь сфинксов, тебя оштрафуют так, что никакой «клад полковника» не спасет?
О «кладе полковника» художница упомянула случайно, потому что он подвернулся ей на язык. Однако Наталья издала отрывистый возглас, словно случайно наткнулась на что-то острое.
— Как ты сказала? — переспросила Александра.
— Лессе говорили с тобой о «кладе полковника»?
— Конечно нет! — с возмущением отвергла это предположение художница. — Они вообще на редкость адекватные и практичные люди. Так, к слову пришлось. Ну, если ты категорически против продажи сфинксов, я попробую договориться с ними иначе… Но, повторяю, многое теряешь… Я бы на твоем месте вообще избавилась от этого дома, уж очень у него дурная слава…
— Это мой дом и мое дело, продавать его или нет! — бросила Наталья. Помолчав, добавила чуть мягче, словно пытаясь как-то загладить свою резкость: — Дом, разумеется, не под охраной государства. В сущности, это просто двухэтажный каменный сарай… Дело в другом… Честно говоря, я вызвала тебя из Москвы не только ради продажи рисунков…
— Чудесно! — Александра встала с постели, прихватив с собой телефон, и подошла к окну. Откинув, один слой за другим, полотнища опущенных штор, она отворила створку и всмотрелась в темноту парка, не нарушаемую ни одним огоньком. — Лессе тоже, насколько я понимаю, рисунки волнуют в последнюю очередь. Зачем же ты меня позвала?
— В этом доме есть загадка, которую я не могу разгадать, — тихо проговорила Наталья. — Ни я, никто здесь… У меня нет сил, я уже сдалась. А ты сможешь! Думаешь, я сама верю в привидения?
Ни капельки… И все же… Там что-то есть. Что-то не то!
— Я согласна с тобой, — вздохнула Александра. — Я тоже думаю: там есть нечто, что сводит с ума или даже убивает слишком чувствительных людей. И ты отчего-то думаешь, что я с этим справлюсь. А я вот не хочу рисковать! Если сделка сорвется, я просто брошу все и уеду в Москву!
— Ты этого не сделаешь!
Голос Натальи звучал со спокойной убежденностью. Внезапно художница поняла, что приятельница догадалась о решении Александры, в котором она еще сама не была уверена. Тайна — это единственное искушение, перед которым Александра никогда не могла устоять. Всей Москве было известно, что она может пренебречь выгодной сделкой, потратить множество сил и времени, казалось бы, впустую, но в итоге разгадать самую темную и запутанную загадку. «Дом полковника» сулил ей новую встречу с неизвестным, а на такие свидания она всегда являлась.
Надежда уговорить собеседницу на условия сделки, предложенные Пьером Лессе, испарилась. Художница поняла, что Наталья заражена куда более опасной болезнью, чем страсть к наживе. «Что ж, если она считает, что я способна разгадать тайну „Дома полковника“, я хотя бы попробую… — сказала себе Александра, попрощавшись и положив трубку. — Как знать, быть может, эта загадка просто ждала человека со стороны, такого, как я… Эзоп ведь тоже явился в Фивы издалека и разгадал загадку Сфинкса… Как там спрашивало коварное чудовище: „Кто ходит утром на четырех ногах, днем на двух, вечером на трех?“ Ответ Эзопа был сокрушителен и прост: „Человек! Он в младенчестве ползает, в зрелости ходит на двух ногах, в старости опирается на посох…“ И погубивший многих людей Сфинкс, не пережив позора, бросился в пропасть и разбился. Но в случае с „Домом полковника“ потребуется другой ответ…»
Из парка тянуло влажной свежестью, деревья шептались совсем рядом с домом, и шелест нарождающейся листвы иногда звучал как приглушенные человеческие голоса. Александра вздрогнула от сырости и, закрыв окно, задернула шторы. Женщина улеглась в постель, погасила лампу на прикроватном столике, но сон к ней не торопился. Лежа с открытыми глазами, потягиваясь на скользких шелковых простынях, она тщетно пыталась сформулировать причины своей неясной тревоги, дать имя смутному ощущению, которое испытала, узнав историю загадочного дома.
«Ну, допустим, род Делавиней и впрямь преследует некий злой рок. Назовем это судьбой, преемственностью, случайным совпадением — как в случае с ранениями на войне мужчин… И полковник, и его праправнук вернулись с войны без ног. Сам хитроумный Сфинкс не включал в свою загадку такой вариант, может быть, потому, что в древние времена после подобных ранений редко выживали… Что это — случайность или насмешка судьбы? „Дом полковника“, или как его еще зовут, по словам Дидье, „Дом сфинксов“, загадывает загадку… И никто не может дать на нее ответ. А женщины этой семьи? Их ждало безумие… Отчуждение от общества… Безвременная и беспричинная смерть… Последняя жертва дома еще жива, но сможет ли она заговорить? Мадам Делавинь третий год находится в больнице… Кто знает, в каком состоянии…»
Внезапно ей послышались легкие шаги в коридоре, прямо за дверью. Александру словно обдало ледяной водой. Она резко, но бесшумно села и, непроизвольно вздрагивая, уставилась в темноту. Теперь стало совсем тихо, но женщина была уверена: с той стороны белой лакированной двери кто-то стоял и так же вслушивался в ночное безмолвие, как она. Когда Александра устраивалась на ночлег в спальне, то обратила внимание, что дверь оснащена задвижкой с внутренней стороны. Литая бронзовая задвижка в форме ныряющего дельфина привлекла ее внимание своим несоответствием общему стилю комнаты. Вещь относилась, вне всяких сомнений, к эпохе модерна, тогда как устроители спальни явно рассчитывали передать пышный стиль Третьей Империи. «Но заперла ли я дверь?!»
Для паники не было причин, женщина уговаривала себя успокоиться. Здесь, в доме приютивших ее людей, за надежной оградой парка, с ней ничего не должно было случиться. Но биение сердца, громкое, как набат, заглушало голос разума.
Нервы художницы были в таком напряжении, что, если бы повернулась дверная ручка, которую ее глаза, привыкшие к темноте, уже отчетливо различали на фоне белой двери, Александра не выдержала бы и закричала. Но этого не произошло. В коридоре вновь послышался (в этом не было никаких сомнений) звук шагов, на этот раз удаляющихся. Когда он стих, женщина выбралась из постели и, подбежав к двери, погрузила задвижку в петлю. Бронзовый дельфин опустился носом во вздыбленную бронзовую волну. И пусть эта защита от ночных страхов и загадок была символической, Александре удалось спустя некоторое время уснуть.