Представляешь, как я потрясен? Я знаю, ты уже успел его полюбить. Хочешь узнать подробности? Ну что ж, я расскажу тебе. Слушай.
Тело нашел верный Симон, когда спускался на кухню. Знаешь, где умер старик? В музее, около шкафа. Вокруг тела были разбросаны крестики. Об этом ты, конечно, узнаешь из газет, потому что журналисты набросились на Бюжей, как стервятники на падаль. Бедняга Симон — представляешь, что с ним было? Дрожа от страха, он кинулся звонить врачу и в жандармерию (попробуй-ка сам говорить по телефону, стуча зубами!). Потом разбудил всех. Стоя на пороге комнаты, он пропускал посетителей внутрь по одному, чтобы, не дай Бог, не повредили панораму битвы.
Обо всем этом мне рассказал Нурей; подозреваю, однако, что он еще больше, чем я, склонен к преувеличениям. Он прибежал на шум и, воспользовавшись суматохой, сделал несколько фотографий. Я попрошу у него парочку, чтобы показать тебе… Здесь я должен раскрыть скобки (обожаю скобки: они напоминают мне секретные ходы в крепостных стенах). Не подумай, что убийство старика — для меня лишь повод для шуток. Признаю, меня оно действительно потрясло. Особенно эти крестики вокруг убитого — они так и стоят у меня перед глазами… Напрасно папа велел мне оставаться в гостинице. Он так и сказал (причем каким тоном!): «Я не хочу, чтобы ты ходил туда, тебе нечего там делать». Словно собаке крикнул: «Место! Лежать!..» Так что мое ерничанье — это всего лишь единственно доступная мне форма протеста. Пусть себе смакует преступление, а я имею право относиться ко всему этому так, как хочу!
Приехал врач и констатировал смерть. Потом пошли детали: смерть наступила около полуночи, пистолет был среднего калибра, очевидно 7,65, причем с глушителем: выстрела никто не слышал, ни Рауль, который спит через несколько комнат, ни Симон, чья комната находится этажом выше. Тем более ничего не слышали мой отец и Нурей, которые ночуют в другом крыле. Не говоря уж о Дюрбане — тот вообще обосновался в противоположном конце замка.
И снова никто ничего не понимал. Как убийца попал в дом? Как он вышел? Симон вдруг вспомнил, что дверь из коридора в музей не была заперта. Шаг за шагом он повторил все, что делал утром. Сначала побежал в свой кабинет, чтобы позвонить; затем разбудил Рауля, моего отца и Дюрбана. Именно тогда, выходя в коридор, ведущий к номерам, он заметил, что дверь с табличкой «Вход воспрещен» открыта, хотя вечером — он это прекрасно помнит! — он лично запер ее на ключ.
С каждой минутой загадка казалась все более неразрешимой; возникали новые и новые вопросы. Скрылся убийца через дверь или через окно? — это, собственно, не так важно; потом выяснится само по себе. Но что мог делать Ролан Шальмон в музее в двенадцать часов ночи? Может, у него была назначена встреча с убийцей? И что значат эти кресты, рассыпанные вокруг тела? Почему Ролан одет так, словно собирался куда-то идти? Словом, масса всяческих «как» и «почему».
Как бы мне хотелось оказаться там сейчас! Вдруг я смог бы чем-нибудь помочь!
Обозначив на полу мелом контуры тела, жандармы вынесли покойного. Вот так в замке появилось еще одно место, которое придется обходить стороной. Если так будет продолжаться, там вообще ни одного живого места не останется…
Что произойдет дальше, мне ясно. Мама узнает об убийстве из газет и, бросив все Дале, примчится к нам. Тогда придет конец остаткам моей свободы. Мне запретят даже приближаться к Бюжею. Мама скажет, что Нурей вульгарен, а с Дюрбаном вообще невозможно разговаривать, и запретит мне с ними общаться. Лишившись своих осведомителей, я буду вынужден отказаться от расследования — как раз тогда, когда, может быть, стою на пороге разгадки!
Я твержу себе: «Он умер. Он умер». «Он» — это Ролан, но мне не хочется называть его по имени, иначе он тут же встает у меня перед глазами — сидит в своем кресле, глядя на меня чистыми глазами, словно старый, всеми забытый волшебник… А «он» — это всего лишь неясный силуэт, абстракция… За что убили этого абстрактного субъекта? Мне гораздо легче размышлять над этой отвлеченной проблемой, чем над конкретной трагедией. И я брожу по комнате без остановки, засунув руки в карманы. Пять шагов от двери до зеркального шкафа. Пять шагов от шкафа до двери. От напряжения на лбу у меня образовалась глубокая складка. Что же остается от моих предыдущих построений? Почти все и почти ничего. Гипотеза о сообщнике, разумеется, развеялась как дым. У меня есть предположение получше. Скорее всего, в тот вечер, когда дедушка Шальмон погиб, Ролан видел, как убийца убегал через парк. Но он не решился рассказать об этом, поскольку узнал кого-то из своих близких и испугался.
Погоди-ка! Хорошенько подумав, я придумал кое-что получше. Когда Ролан заметил убийцу, тот набросился на него и предупредил: «Если выдашь, убью». Такова моя новая версия. И несчастный Ролан с того времени мучился угрызениями совести и понемногу сходил с ума. Думаю, эта часть моих рассуждений вполне правдоподобна. Я даже готов развивать ее дальше. (Ты ведь знаешь, что мне это ничего не стоит!)
«Он» полностью попадает под влияние своего убитого отца. Пытаясь успокоить свою совесть, он играет покойному на фисгармонии, делает для него армию оловянных солдатиков, и, видимо, умоляет не подпускать к нему «того человека». «Тот» — это убийца, который, со своей стороны, боится разоблачения. Как видишь, получается довольно логичная конструкция… Пойдем дальше. Рауль хочет, чтобы отец помог ему в осуществлении задуманных преобразований в замке. Узнав об этом, «тот» начинает опасаться, что Ролан придет в себя и, не колеблясь больше, выдаст его. Тогда он пытается вмешаться, действуя все более энергично. Начинаются фокусы с камнями, навозом, поджогом кресла. И в конце концов, поняв, что это бесполезно, он убивает Ролана…
Минутку! Позволь мне прерваться, чтобы выпить воды. За это время я обдумаю вопросы, которые до поры до времени оставлял в стороне. А их целая куча! Прежде всего: за что был убит старый Шальмон? Это так и осталось загадкой, а ведь это очень важно! Пожалуй, я решусь спросить об этом папу. Его хваленая «идея», которую он «держит при себе», — может, это и есть ответ на мой вопрос?
Затем: кто преступник? Старый друг Ролана? Этого недостаточно. Надо искать не просто приятеля, а очень близкого Ролану человека. Человека, живущего в Бюжее и имеющего возможность свободно передвигаться по замку, устраивая свои «маленькие сюрпризы»… И… ну конечно! Если я не ошибаюсь, он и был той ночью в моей комнате!
И тут меня осенило: кузен Дюрбан! Скептичный, недоверчивый Дюрбан! А почему нет? Разве не он пожимает плечами, уверяя всех вокруг, что никакой тайны нет, и что преступление совершено случайным бродягой? Словом, делает все, чтобы сбить с толку следователей! Он даже не поленился рассказать мне об обстоятельствах смерти старого Шальмона; заметь, я его об этом не просил. Но он хотел, чтобы я пересказал этот разговор папе, заставив того сомневаться в необходимости расследования… Кроме того, в замке Дюрбан как дома. Разгуливает повсюду с добродушным видом, покуривая свою сигару… По завещанию Ролана, если таковое имеется, ему может достаться кое-какая доля наследства.
Я растянулся на кровати. Ноги у меня словно ватные. Не сердись, но я ненадолго прервусь. Теперь ты можешь мне звонить: папа полностью занят событиями в замке. Позвони мне завтра после обеда, между пятью и шестью часами. А я буду держать тебя в курсе дела.
Любящий тебя
Без Козыря».
8
Машина ехала по бесконечному мосту, парапет которого напоминал борт корабля. Впечатление было такое, будто находишься в открытом море. Ветер, чайки, брызги воды и пены… И все вокруг такое живое и яркое, что хочется петь.
— У тебя веселый вид, — заметил мэтр Робьон.
— Это потому, что мы уехали из Бюжея, — отозвался Франсуа. — Сначала мне там ужасно нравилось, а сейчас хочется оказаться от него как можно дальше.
Мэтр Робьон обогнал автобус и посмотрел на часы.
— Время еще есть, — сказал он. — Можно не торопиться. Я тоже сыт Бюжеем по горло. К тому же, у меня своих дел полно. Я все бросил, чтобы помочь бедняге Раулю, но он должен понять, что это не может продолжаться вечно… Впрочем, он это понимает. Жаль мне его, он совсем выбит из колеи. Сразу же по окончании расследования мы вернемся домой.
— Мама, наверное, устала от всех этих переездов.
— Конечно. Но она предпочитает уставать рядом с нами, чем отдыхать в одиночестве дома. Ее не переделаешь.
Отец и сын разговаривали непринужденно и доверительно, как близкие друзья, которые понимают друг друга с полуслова. Наконец-то они снова были вместе. Позади остались трудные дни, когда оба нервничали и ссорились, а теперь их так сближало и располагало к откровенности мирное покачивание машины.
— Полиция так ничего и не выяснила? — спросил Франсуа.
Отец и сын разговаривали непринужденно и доверительно, как близкие друзья, которые понимают друг друга с полуслова. Наконец-то они снова были вместе. Позади остались трудные дни, когда оба нервничали и ссорились, а теперь их так сближало и располагало к откровенности мирное покачивание машины.
— Полиция так ничего и не выяснила? — спросил Франсуа.
— Нет. Установлено только, что пистолет, из которого был убит Ролан, принадлежал ему. Если верить Симону, то у его хозяина был пистолет 7,65 мм, который бесследно исчез. Опять неразрешимая загадка, как и в той, давней истории… Комиссар Дюпре вчера признался мне, что он просто обескуражен. Он привык иметь дело с обычными преступлениями: налетами, захватами заложников, наркотиками… А тут владелец замка, убитый на фоне кладбищенских крестов… Есть отчего запроситься в отставку.
Мэтр Робьон осторожно съехал с моста и повернул на Рошфор. Снова бросив взгляд на часы, он повторил:
— Время еще есть. Прошу тебя, Франсуа, не надо сразу все рассказывать маме. Она и так очень о нас беспокоится. Ты сможешь удержаться и не выкладывать ей свои умозаключения? Я ведь хорошо знаю моего Без Козыря. Если он чего-то и не знает, то придумает. Ведь так?
Франсуа рассмеялся.
— Ничего я не придумываю. Я собираю факты и анализирую их… Когда ты кого-нибудь защищаешь, разве ты действуешь иначе?
Адвокат хлопнул его по плечу и снова взялся за руль, обгоняя тяжелый грузовик.
— Ну как с тобой спорить? — покачал он головой.
— Обещаю, я буду молчать. Но тебе — то я могу рассказать о том, что узнал? У меня есть кое-какие подозрения.
— Представляю себе! — вздохнул мэтр Робьон.
— Сначала, — начал Франсуа, — я подумал, не мог ли шантажировать Ролана Шальмона кто-то из его прежних знакомых.
— Браво! — усмехнулся адвокат. — Начало многообещающее.
— Это не так уж глупо! — возразил Франсуа. — Предположим, что этот тип убил старого Шальмона, в результате чего Ролан получил наследство…
— Похоже, что ты много знаешь о Шальмонах. Кто тебе все это рассказал?
— Кузен Дюрбан.
— Ну разумеется! Я сам должен был догадаться. Имей в виду, Франсуа, он ужасный болтун.
— А если я скажу тебе, что именно его я подозреваю в сообщничестве с Роланом?.. Разумеется, это только предположение. Я знаю, что надо тщательно прорабатывать любую версию…
Мэтр Робьон не выразил удивления. Он только задумчиво вынул из кармана смятую сигарету, хотел было зажечь ее, но потом выбросил в окно машины. Он посмотрел на Без Козыря долгим взглядом и покачал головой.
— Ничего себе предположения! Да понимаешь ли ты, с чем играешь? По-твоему, обитатели Бюжея — пешки, которые можно передвигать, снимать с доски, ставить обратно?.. Ты без тени смущения объявляешь одного из них шантажистом, а другого — сумасшедшим. Вот всегда с тобой так: стоит тебе оказаться рядом с чем-то необычным, как тебя начинает нести. По-твоему, можно из одного предположения послать человека в тюрьму?
— Ну что ты, папа! — запротестовал Франсуа. — Я просто стараюсь рассуждать логично.
— Ах, логично?! — воскликнул мэтр Робьон. — Странная у тебя логика. Совсем недавно ты был готов поверить в любую чертовщину. А теперь предлагаешь мне согласиться с тем, что Ролан организовал убийство отца?
— Я просто собираю факты, — возразил Франсуа.
— В том-то и дело, что факты — или то, что ты называешь этим словом, не имеют никакого значения. Важны только чувства. Их-то в первую очередь и следует принимать в расчет. В этом и заключается роль адвоката. Поверь мне, Франсуа, ты еще слишком молод, чтобы пытаться читать человеческое сердце.
Машина пересекла Рошфор. Мэтр Робьон немного замедлил ход, ища поворот на Ля Рошель.
И продолжал размышлять вслух.
— Если поезд не опаздывает, — говорил он, — мама сейчас должна выезжать из Пуатье. Надеюсь, она захватила с собой что-нибудь перекусить. — Он шлепнул Франсуа по колену. — Ну же, малыш, не дуйся. Я ведь тоже анализирую события, но при этом всегда помню, что человек не может совершить поступок, не свойственный его натуре. Что же касается несчастного Ролана, то разве не достаточно было видеть, как он казнил себя, что не сумел вовремя защитить отца?
— Тебе известна причина их ссоры?
— Не совсем. Я знаю только, что старый Шальмон хотел продать замок или превратить его в гостиницу, а Ролан был с этим не согласен. Это могло стать поводом для ссоры, но никак не для убийства… Истинной причины этой загадочной смерти не знает никто — прежде всего потому, что никому не известна личность преступника, его мотивы, цели, чувства… и особенно методы. Только подумай — ведь он убил старика в доме, полном людей, где его в любой момент могли заметить. И выбрал день годовщины первого убийства, чтобы совершить второе, — если, конечно, принять, что речь идет о том же человеке. Полицейские, разумеется, отреагировали точно так же, как и ты: они вообще не отличаются проницательностью. Подозреваются все: Рауль, Дюрбан, Симон, Нурей… Меня, правда, они не тронули, хотя были недалеки от этого. Само собой, алиби нет ни у кого: ночь ведь была, все спали… К прислуге не придерешься: более преданных слуг трудно найти. Как видишь, факты мало что говорят… Впрочем, милый Франсуа, хватит об этом; давай-ка сменим тему.
В тоне мэтра Робьона не было ни капли раздражения. В глубине души он был даже рад этой небольшой перепалке: он давно уже не разговаривал по душам с сыном, у которого начинался переходный возраст.
— Еще один вопрос, папа.
Адвокат улыбнулся.
— Но только один.
— Скажи, твоя интуиция, которой ты так доверяешь, тебе что-нибудь подсказывает? Ты ведь говорил, у тебя есть какая-то идея…
— До чего же ты бываешь вредным! Моя идея еще настолько хрупка, что пока я даже не берусь ее сформулировать. Позволь мне не говорить об этом еще некоторое время.
Франсуа взглянул на плоский заболоченный берег, от самого Шатолайона тянувшийся вдоль шоссе.
— Легенда гласит, — сказал он, — что на этом месте когда-то находился маленький городок, который потом поглотило море.
— О Господи, — вздохнул адвокат, — ты и это знаешь, господин Всезнайка?
— А что касается годовщины убийства… — начал было Франсуа.
— Ну уж нет! — воскликнул адвокат. — С меня хватит!
Они молчали до самой Ля Рошели. Вокзал показался им слишком большим для такого скудного расписания. Припарковав свой «пежо», адвокат купил газету «Юго-запад». На первой странице красовалась фотография музея оловянных солдатиков; жирный заголовок гласил: «Загадка замка Бюжей». Ниже был подзаголовок: «Привидение появляется снова».
— Бедный Рауль, — прошептал мэтр Робьон, — нелегко ему будет теперь продать замок…
По радио объявили о прибытии парижского поезда.
«Привет, дорогой мой калека! Я тебе завидую. Тебя все холят и лелеют, в то время как я… Представь себе, мама с самого приезда все время сердится. В основном на меня, потому что я то и дело бегаю в замок за новостями, а она хочет, чтобы я постоянно был при ней и рассказывал по порядку все, что здесь произошло. Она считает (и не без оснований), что от нее что-то скрывают. Заодно она сердится и на папу — за то, что тот привез меня сюда. И они из — за меня ссорятся.
— Он еще мал для всего этого, — говорит мама.
— Он уже достаточно взрослый, чтобы разбираться в жизни, — возражает папа.
— Что ты называешь жизнью? Два отвратительных преступления? Ты только посмотри на мальчика — он не способен думать ни о чем другом! И к тому же он мне лжет. Когда я его о чем-то спрашиваю, знаешь, что он мне отвечает? «Это преувеличение. Люди болтают сами не знают что. В Бюжее никогда не было никаких привидений». Представляешь себе?
Разумеется, эти разговоры происходят не в моем присутствии, но у меня, как назло, хороший слух. Ну да, я вру. Но зачем ей все это знать? Эта история с привидениями пугает ее, выводит из себя. Мама всегда была суеверной. С детства я только и слышал: не проходи под лестницей, не садись за стол тринадцатым, не оставляй шапку на кровати… А тут — привидение! Бесполезно повторять ей, что это выдумки: мама отвечает, что об этом пишут все газеты. Обычно такая рассудительная, она не желает слушать никаких разумных доводов. Когда дело касается призраков и пауков, она теряет способность рассуждать здраво… Впрочем, я такой же. до сих пор, вспоминая ту жуткую ночь, я покрываюсь холодным потом. Думаю, что я никогда ее не забуду.
Итак, продолжаю свою хронику. Вскрыли завещание Ролана Шальмона. Это я узнал от Нурея. Этот проныра опять оказался в курсе дела! И как только это ему удается? Как и ожидалось, все наследует Рауль. Кое-что завещано другим лицам, в том числе Дюрбану. Верному Симону назначена рента. Кроме того, возможный покупатель замка обязан взять Симона на работу — например, привратником или садовником. Я в этом ничего не понимаю, но, думаю, эта часть завещания вряд ли будет иметь значение. Коллекция оловянных солдатиков, как и ожидалось, завещается музею Ля Рошели. Остается только надеяться, что музей ее примет… Но тебя, конечно, больше всего интересует ход следствия?