– Ну что ты, – снисходительно хмыкнул Георги. – Я никогда никого не обижал. Не бойся, тебя никто не тронет.
– А я хорошо целуюсь? – внезапно спросила Лика.
– Что за вопрос, – откликнулся Георги, и они побежали к машине под дождем.
Они прочертили в этом городе свою новую, общую линию, застолбили свое памятное место, и старые точки стали потихоньку тускнеть и испаряться.
Призрак мраморной Венеры проводил их глазами и нежно улыбнулся.
Закрыть счета.
– Почему ты к нам не приходишь? – робко спросила тетя по телефону.
– Времени нет, – соврала Лика и покраснела. – Забегу сегодня ненадолго.
Встретили ее подчеркнуто радушно, угощали всеми вкусностями, на которые тетя такая мастерица, Лика рассказывала про работу, старательно изображая веселье.
Где-то в доме сидела кузина. Только бы она не вышла, думала Лика.
– Ты не хочешь к нам опять перебраться? – вдруг спросила тетя, и у Лики болезненно сжалось сердце, но она выдержала роль до конца – рассмеялась и сказала, что присматривает за дочерью подруги.
Надо было уходить, чтобы оставить все как есть.
Она еле добежала до работы, ворвалась в кабинет к Феллини, захлопнула дверь и заплакала.
– Тебя кто-то обидел? – встревожился он, схватил ее в охапку и прижал к себе.
– Нет, нет, – Лика, всхлипывая, зарылась лицом в его плечо. – Знаешь, как жалко человека, который никогда не будет счастлив?
– Но это же не ты, – отстранив ее от себя, сказал Феллини. – Ты забыла, как это – быть счастливой, но скоро вспомнишь. Вот увидишь. Давай молча посидим, и вспоминай.
Лика рассказывала все подряд, сбиваясь и захлебываясь, выговаривала все страхи и боль и понемногу успокаивалась, Феллини гладил ее по голове, целовал, и долго хранимая обида на весь мир растворялась, как соль в стакане воды.
Зойкина квартира
Если вы молодая девушка на выданье или одинокая женщина, то вы не можете без ущерба для своей репутации жить одна, тем более на съемной квартире.
Вечером к Миранде на кофе и сплетни заглянула Зойка, рассказала про свою свекровь, которая наконец не на шутку заболела и в самом деле слегла, и теперь ей нужен уход, а поэтому она уже пару месяцев назад позвала к себе жить сына с невесткой и внуком.
– Наконец-то признала меня, – усмехнулась Зойка. – Но эту квартиру надо будет опять сдавать. Такие изверги попались!
– А давай я сниму, – внезапно вырвалось у Лики. Как будто кто-то в спину толкнул.
Все переглянулись.
– Снимать? Одной? – с сомнением спросила Зойка. – Смотри, этот город только и смотрит, об кого языки почесать.
– Да какая мне разница, – отмахнулась Лика, и волна такого неожиданно простого решения приподняла ее сантиметров на сорок от пола. – За сколько сдашь?
Зойка замялась.
– Ну эти твари такое там оставили… Короче, можешь сразу не платить. Потом!
Днем Лика заскочила к сестре, та попеняла ей, что опять все спрашивают, почему она живет у чужих людей, Лика не выдержала и сообщила новость про съем квартиры, и поднялась такая буря, что пришлось оттуда бежать со скандалом.
Лика вошла в квартиру, и в нос ей ударила чудовищная волна антивоздуха. Закрыв нос шарфом, она перебежала к окнам и толкнула рамы.
Оглядевшись, Лика увидела тлен и разруху такого размаха, что мгновенно стали понятны причины Зоиной доброты: в квартире явно порезвились силы преисподней.
Тратить деньги на уборщицу Зое было жалко, а самой убирать не позволили гонор и брезгливость. А тут убила двух зайцев разом – и щедрая, и квартиру без нее отмоют.
Когда человеку нужен дом, он не очень переборчив.
Я это сделаю, подумала Лика.
От этой точки до воплощения ее мечты предстояли дни, набитые минутами, полными грязи, пота, сорванных ногтей, слезящихся глаз, полуобморочного удушья, гор чужого мерзкого мусора и – удовлетворения.
Дом был похож на забитого шелудивого пса с шерстью в репьях и колтунах, смиренно ожидающего очередного пинка. Он не поднимал головы, униженный, лишенный достоинства и надежды на радость.
Первым делом Лика переоделась в старье, повязала голову косынкой, натянула резиновые перчатки. И пошла в бой. Она безжалостно сгребала обломки чужой некрасивой жизни в безликие груды, потом ссыпала их в мешки из-под сахара и тащила к жерлу мусоропровода. Соседи недоумевали – грохот стоял такой, словно какой-то особенный сумасшедший возненавидел посуду и тишину.
Перерыв, шебуршание – и снова грохот, звон и хаос.
– Не сказать что прямо красота, – вытирая пот со лба, подвела Лика итоги первого этапа. Стены и пол обнажили свою крайнюю неприглядность и скулили от стыда.
– Даже не хочу знать, что это за пятна, – пробормотала Лика и притащила тазик с водой.
Как сопротивляется старая грязь! Как скелет в родовом шкафу, суеверно оберегаемый от света и глаз, врастает во тьму и не вываливается сам, так и неотмытое вовремя въедается в поверхности и становится сутью вещей.
Насыпать порошка в воду, взболтать пену, нанести губкой толстый слой раствора, отскребать щеткой, сеткой, мочалкой, смыть.
Вынести грязную воду, принести чистую, повторить.
Налить мыльной воды прямо на пол, развезти тряпкой по углам, дать размокнуть, собрать тряпкой, ее же и выкинуть – не отстирается.
Осушить старым полотенцем, зажмуриться от щипания в глазах, чихнуть восемь раз подряд, выйти покурить на заваленный балкон и почувствовать спиной, как дом начинает понемногу ловить воздух скукоженными легкими. Он ждет. И балкон тоже надо будет помыть в конце или сейчас уже заодно?
Окна уже заблестели, впуская закатный воздух с моря, он смешивался с запахом подсыхающих полов и стен.
– Вот это ты развернулась, – скрипнула входная дверь, в проеме возникли Мирандины очки. – Я думала, здесь только пожар все очистит! Пойдем кофе выпьем, отдохни пять минут.
– Погоди, – натягивая перчатки, наморщила лоб Лика. – Напоследок ванну засыплю хлоркой, ей отмокать часа три, не меньше.
Пока Лика пила кофе и хрустела шоколадкой – целой плиткой, как любила угощать Миранда, – у нее зудели ноги. Дом ее звал, как пригретая собачонка, у которой только что состригли колтуны, вычесали блох и помыли свирепым мылом. Дом давался ей в руки сам, только уж очень он был неказистый, как Чудовище с аленьким цветочком.
– Ты хоть знаешь, который час, не устала? – поправила очки Миранда. – Купаться и ночевать у меня будешь.
– Еще разик, ладно? – скорчила жалостную рожу Лика. – Завтра уже закончу.
– Стукнуть бы тебя, – отозвалась та и спрятала глаза. Не умеет эта Миранда выражать ласку, что ты будешь делать.
Какая разница, если это все надо – мне.
– Ты мне скажи, если что из посуды… – начала Миранда.
– Вот чего-чего, а посуды и всякого белья у меня завались, – засмеялась Лика. – Не так себе мама представляла будущее моего приданого. А мне сейчас надо. Вот прямо уже сейчас. Буду я одна – значит, буду одна. А! – озарило ее. – Мне шланг нужен.
Усталость давала себя знать, ломило плечи, но незавершенное дело тянуло и подгоняло. Лика надела солнечные очки, завязала шарфик на лице, оставив только глаза, и пошла поливать ванну.
– Самый полный ход, – скомандовала она, и тугая струя воды захлестала по кафельным стенам, по ванне, по плиточному полу, и под ней исчезала мутная зловонная пена, унося вековые наросты. В азарте Лика не заметила, что стоит по щиколотки в холодной воде, и принялась тереть все еще и жесткой губкой.
Я – твой, льнул к ней дом, заглядывая в глаза. Пусть ты не знаешь, на какой срок, но какая разница, пусть даже на месяц! И Лика в упоении драила, драила свой дом, пар валил от ее разгоряченного лица, струился по вискам пот, но вот уже совсем немного оставалось до полного очищения.
Собрать воду с пола – который раз!
Выжать все тряпки, развесить.
Завтра останется только спальня.
В солнечную погоду вы обязательно сушите на балконе подушки и матрасы. А еще – стираете во дворе ковры при помощи шланга, швабры и порошка.
На ночь все окна были открыты настежь, и квартира успела проветриться до морозной свежести: полы и стены высохли, засияли, дом-собака улыбался и помахивал хвостом, глядя благодарными влюбленными глазами.
Морской воздух утвердился во всех комнатах, кроме спальни, – она была просто пыльная, уборки оставалось часа на два самое большее.
– Что тебе еще понадобится? – откусывая от целой плитки шоколада, спросила Мира.
– Интересно выжрете, не устаю одобрять, – усмехнулась Лика, вдыхая кофейный пар.
– Он полезный! – звонко отозвалась из кухни Кларка. – Как я люблю, когда шоколада в доме мноооого!
– Мне нужен газовый баллон – это главное. И его надо купить. А зарплата еще не скоро.
– Может, у Зои есть? Что за квартира такая, засранная, да еще и ничего в ней нет.
– Не говори ей, – испугалась Лика. – Еще обозлится и выкинет меня. Придумаю что-нибудь.
– Не говори ей, – испугалась Лика. – Еще обозлится и выкинет меня. Придумаю что-нибудь.
Наутро небо задернуло серые шторки и прилегло на затылок. После уборки все мышцы громко заявляли о себе, и хотелось не открывать глаза и не шевелиться. Но последняя комната беспокоила и мешала: как будто все тело помыл, а одну ногу оставил.
Комната была задумана архитектором самой славной: угловая, с окном в одной стене и балконной дверью в другой, много света, воздуха и легкости. Большой старинный гардероб торчал посередине, и с него-то Лика и начала последний рывок.
Такой гардероб был почти в каждой семье. Слева – полочки за высокой дверцей с витражными стеклами, справа – большая дверь и темное пространство, где каждый мечтает спрятаться за висящими длинными платьями. Рыжеватое дерево, кое-где в точках тайных коридоров жуков-точильщиков, витраж местами разболтался и гнется, запах старой чужой жизни, на потускневших ручках – память о сотнях открываний и закрываний, фантомы радостных ожиданий, новеньких уложенных стопочками тряпок, флакончиков старинных духов, постепенно ветшающих платьев, рубашек и пальто на плечиках, а теперь все это будет временно мое.
Лика открыла скрипучую витражную дверцу: полки были аккуратно выстланы старыми газетами. Начала с верхней, уцепилась и дернула – за пожелтевшим листом вылетело легкое облачко пыли.
Бросила на пол, взялась за вторую. Важно сначала выгрести весь мусор, чтобы потом протереть влажной тряпкой, проветрить и отполировать сухой.
Полетела вторая газета.
Взялась за третью.
Рванула, постепенно веселея: кураж начался.
Газета выскользнула с сухим треском, и в воздухе мелькнули зеленые бумажки.
Какой-то прежний жилец что-то спрятал много лет назад.
Лика повертела в руках сложенный лист с загнутыми краями – пусто. Обыкновенная газета портовиков, пятнадцатилетней давности. Но на полу вразброс лежали доллары.
– О-го-го, – присев на корточки, Лика собрала зеленые прямоугольные бумажки.
Потом быстро вытащила четвертую газету – ничего, кроме пыли.
Пересчитала деньги.
Сто, три раза по двадцать и десять.
Сто семьдесят.
Огромное, сказочное состояние.
– Не твое, – чужим голосом напомнила себе Лика и побежала к подруге.
– Это не Зоино, зуб даю, – наливая кофе, сказала Миранда. – Слушай, откуда ты такая идейная, а?! Там жили какие-то придурки, каждый раз другие. Кто их искать-то будет? Делать тебе нечего. Считай, взаймы взяла.
– Ну они же не мои! Они чьи-то.
– Так, – решительно произнесла Мирада. – Газетам пятнадцать лет. Деньги туда положили и просто забыли. Эти люди уже сто раз бы пришли за ними, если бы помнили. Уехали! Умерли! Нету их, и все. Деньги твои.
Лика помолчала, прижимая доллары к груди.
Если их разменять, можно купить газовый баллон. Новенький, пузатый, хватит на три месяца.
И еще… еще заплатить Зое за месяц. И купить еды. И тот лимонный пуловерчик…
– Ну? – с ухмылкой подытожила Миранда, поправив очки на носу. – И вообще, сколько ты денег вбухала на гадалку? Это же Зоя тебя туда заманила! Считай, компенсация.
Лика вздохнула и засмеялась.
– А ведь я когда-то была такой хорошей девочкой, и мне не везло. Значит, больше не буду хорошей?
Со двора донесся требовательный автомобильный гудок. Лика сразу поняла, что это за ней, и выглянула: приехал Феллини с друзьями и махал ей рукой.
– Ну, как обживаешься? – спросил он, когда Лика сбежала по лестнице и втиснулась в веселую толпу.
– Газовый баллон осталось купить, и все!
– Ну так давай сейчас поедем, купим.
– Прямо сейчас? – растерялась Лика.
– А что? Зачем тянуть, когда можно все решить быстро!
Лика смущенно взглянула ему в глаза.
– Я забыла, что можно попросить, – пробормотала она.
– Ну так теперь помни, – сказал Феллини, потянулся к ней на заднее сиденье и поцеловал.
Друзья взвыли и захлопали.
Свой дом
Когда Лика приготовила свой первый настоящий ужин в своем доме, все мысли отлетели прочь и выпали за окно.
Шел первый месяц жизни в своем доме.
Ободранное человеческое существо заново обрастало кожей: натопталась своя тропинка с ритуальными заходами в хлебный магазинчик, овощную лавку, к торговке молотым кофе и деревенскими яйцами.
Соседи здоровались уже по-другому – не как с временной гостьей, а как с постоянной жилицей. Дом надышался теплом и запахом ее кожи, встречал ее с обожанием и валился под ноги: вот твое любимое местечко, только твое!
А вот твоя плита, и сковородка, и чашки те, что ты выбрала!
Чуешь дух покоя в своей спальне? И этот вид из окна – из твоего собственного окна!
И гости приходят каждый вечер, и среди них – тот, кто ее любит, он видел ее больной, несчастной, злой, плачущей, но ему все равно, он любит, и теперь понятно, что это значит, нет нужды ничего додумывать и сочинять, он не читает ее дневников, он целует ее без спросу, он любит ее еду, он никогда не говорит, что она умная, и никуда не уезжает.
И сегодня он придет, и не один, и это так похоже на дом.
А в один из вечеров пришла в гости сестра!
Она принесла в подарок красивые занавески, помогла их развесить, повздыхала, но больше ни слова не сказала о позоре семьи и приличиях.
Мало того – ей пришлось познакомиться с ввалившимися друзьями во главе с Феллини.
– Георгий, – галантно представился он сестре и даже поцеловал ей ручку, ввергнув в полную прострацию: последние времена настали!
К вечеру Лика вышла за пирожными в дождь, распахнув свой бирюзовый зонт, который наконец стал соразмерен ее жизни. Такой роскошный зонт у бездомного человека выглядит жалкой бравадой, как перевернутая лодка на берегу, а теперь он – продолжение дома, где его вешают на крючок до следующего выхода.
Все расставлено по своим местам: есть дом, и она в нем хозяйка. Чемодан стоит пустой в глубине старинного гардероба, скучая в ожидании нового путешествия. Нет, дорогой мой, отдохни пока.
В следующий раз я вытащу тебя только для того, чтобы уехать отсюда в окончательный, совсем настоящий дом.
– Здравствуй, милая, – вынырнула из размытого фонарного света знакомая. А, это же мама Генриха. Ничего себе! – Поздравляю тебя с обручением!
– С каким… обручением? – растерялась Лика. Глаза собеседницы шарили-шарили по лицу, как щупальца.
– Разве ты не обручилась? Но как же ты живешь на квартире тогда? – удивилась Мамагенриха.
– Ах, это. Хорошо живу. Одна! А какие новости от вашего сына?
Женщина подобралась, на лице сменилось несколько сложных выражений – досада и разочарование, желание скрыть и желание укусить.
– Да нормально у него все, но я сильно скучаю, – неожиданно призналась она. – Заходи к нам, на тебя смотрю – кажется, что его вижу.
– Как время будет – зайду. Передавайте ему привет, – вздохнула с облегчением Лика, засмеялась в вытянувшееся лицо Мамыгенриха и пошла за пирожными.
– Заходите ко мне на чай! – крикнула она, возвращаясь, в открытую дверь Миранды.
– Сейчас придем! – отозвалась из глубины комнат хозяйка.
Внезапно на площадку выскочила Клара, прикрыла дверь, обняла Лику за шею и зашептала ей на ухо:
– Я папе звонила, только маме не говори, познакомилась с его женой и потом пошла к ним в гости, представляешь?! И с сестрами тоже познакомилась! Мы все так похожи!
Лика посмотрела в странно блестящие глаза девочки и обняла ее, стукнув по уху пакетом с пирожными.
– Маме не скажу. Ты сама, да?
– Не знаю, – заскулила Клара. – Она обидится и кричать начнет. Может, даже выгонит.
– Не выгонит. Она очень обрадуется, просто не сразу. Расскажешь мне потом все в подробностях?
Клара закивала и потерла ладошками пылающие щеки.
Лика поцеловала ее и стала подниматься по ступенькам в свой дом.
Есть же машинка у чернявого чистенького сумасшедшего? И она у него действительно есть, потому что она ему позарез нужна. Неважно, что видят при этом другие, нормальные горожане.
А у меня домик. Выдуманный призрачный домик, в котором я живу одна. Если бы я не нашла этот домик, я бы вышла на пляж, открыла свой бирюзовый зонт-«винтовку» и жила бы под ним в обнимку с чемоданом.
Все, кто был со мной в эти дни, я вас люблю.
Клара нашла отца, Миранда нашла покой, Шавлиси нашел друзей, Зоя нашла семью, а я нашла того, кто был мне предназначен.
Прощайте, те, кто ушел.
Сумасшедший свободен и волен делать что угодно. В том числе – быть счастливым вопреки всему.
Если вы житель городка Б., вы не закрываете днем входную дверь. А зачем: ведь все равно соседи, друзья, родственники и знакомые будут потоком идти на еду, кофе и пустопорожние разговоры.
Рассказы
Правда о птице Симург
Жила-была птица Симург.
Если кто не помнит, называть Симургов птицами не совсем правильно: у них женские лица и грудь, и еще на крыльях – человечьи кисти рук.