С неба послышался взрыв смеха.
Смех мастерицы кукол!
Этот смех еще звенел в моих ушах, когда я проснулся — или мне показалось, что я проснулся. Я находился в своей комнате. Я сидел, выпрямившись, на своей постели. Я был весь в поту, и сердце мое так билось, что всё тело вздрагивало при его ударах. Я мог видеть канделябр, его подвески слабо светились, создавая впечатление отдаленной небесной туманности. Окна тоже слабо светились… Было очень тихо… Движение на окне!
Я хотел встать с постели, посмотреть, что там шевелится. Но не мог двинуться!
В комнате появился слабый зеленый свет. Сначала он был похож на слабо мерцающую флуоресценцию гнилого пня. Он то загасал, то разгорался, но всё время усиливался. Комната осветилась. Канделябр светился, как рассыпавшиеся изумруды.
На подоконнике появилось маленькое лицо! Лицо куклы! Сердце мое подпрыгнуло и остановилось в отчаянии. Я подумал: «Мак Канн подвел! Это — конец!»
Кукла смотрела на меня с усмешкой. Лицо, гладко выбритое, принадлежало человеку лет сорока. Нос длинный, рот большой с тонкими губами. Глаза глубоко посаженные, лохматые брови. Глаза блестели, красные, как рубины. Кукла влезла на подоконник. Она скользнула головой вперед в комнату и стояла минуту на голове, болтая в воздухе ногами.
Затем она ловко сделала двойное сальто, снова вскочила на ноги, оперла руки в бока и посмотрела мне прямо в лицо, как будто ожидая аплодисментов.
На ней были рейтузы и жакет циркового акробата. Она поклонилась мне. Затем показала рукой на окно, там появилось другое маленькое лицо. Оно было важное, холодное — лицо человека лет шестидесяти, с маленькими бакенбардами. Он смотрел на меня с таким выражением, с каким банкир смотрит на невидимого человека, который пришел получить заем — мысль показалась мне забавной. И вдруг я понял.
Кукла-банкир, кукла-акробат. Куклы тех двух, которые умерли от неизвестной болезни.
Кукла-банкир с достоинством спустилась с подоконника. Она была в вечернем костюме, во фраке, в накрахмаленной манишке — всё было великолепно.
Он повернулся и с тем же достоинством протянул руку к окну. Там стояла третья кукла — женщина такого же возраста, как и банкир, в приличном вечернем туалете.
Старая дева!
Осторожно эта старая дева взяла протянутую руку и легко спрыгнула на пол.
В окно же взбиралась четвертая кукла в темном блестящем трико. Сна легко спрыгнула с окна и стала рядом с акробатом. Она посмотрела на меня с усмешкой и поклонилась.
Четыре куклы начали маршировать в мою сторону, впереди акробаты, затем важно и неторопливо банкир и старая дева — под руку. Гротескные, фантастические, но вовсе не смешные. Боже, нет! Если в них и было что-нибудь смешное, так это смешное было такого характера, что над ним мог смеяться только дьявол.
Я подумал с отчаянием: «Брэйл рядом, по другую сторону двери. Если бы я мог произвести хоть какой-нибудь звук!»
Четыре куклы остановились, как бы для консультации. Акробаты сделали легкие пируэты, доставая из-за шеи длинные иглы" кинжалы. В руках остальных кукол появилось такое же оружие. Они направили острия в мою сторону и возобновили свой марш к кровати.
Красные глаза второго акробата — гимнаста, я знал это теперь, остановились на канделябре. Он замер, изучая его, затем указал на него, сунул иглу-кинжал обратно в "ножны" позади шеи и опустился на колени, сложив ладони чашечкой, напротив остальных.
Первая кукла кивнула, затем откинула назад голову, явно измеряя высоту канделябра от пола и раздумывая, как лучше влезть на него. Вторая кукла указала на полку камина, и двое из них полезли туда. Пожилая пара наблюдала за ними с большим интересом. Они не спрятали своих игл.
Акробат нагнулся, и гимнаст поставил свою маленькую ногу на его сложенные чашечкой руки. Первая кукла выпрямилась, вторая перелетела через пустоту между полкой камина и канделябром, ухватилась за один из кругов, увешенных подвесками, и закачалась. Сейчас же другая кукла прыгнула, поймала круг канделябра и закачалась рядом с первой.
Я увидел, как тяжелый старый круг задрожал и закачался. Дюжины призмочек-подвесок посыпались на пол и разбились. В мертвой тишине это было похоже на ззрыв,
Я услышал, как Брэйл подбежал к двери. Он распахнул ее и остановился на пороге. Я хорошо видел его в зеленом свете, но знал, что он ничего не может сделать, так как ничего не видит. Для него комната погружена во мрак. Он закричал:
— Лоуэлл! Что с вами? Зажгите свет!
Я попытался ответить. Предупредить его… Напрасно!
Он бросился вперед к выключателю. В этот момент он увидел кукол. Он остановился как раз позади канделябра, глядя вверх. И в этот момент кукла, висящая над ним, повисла на одной ноге, вытащила иглу-кинжал из потайных ножен и прыгнула на плечи Брэйла, ударяя бешено иглой в его тело.
Брэйл вскрикнул всего один раз. Крик перешел в ужасный хлюпающий звук…
И тут я увидел, что канделябр закачался и упал. Он свалился со своего старинного фундамента. Это падение потрясло весь дом. Он упал прямо на Брэйла и куклу, всё еще бьющую его в горло. Неожиданно зеленый свет исчез. По полу раздались мелкие легкие шаги, как будто бежали большие крысы…
Мой паралич прошел. Я поднял руку, повернул выключатель и вскочил на ноги.
Маленькие фигурки лезли на окно — четыре проворных легких человечка спешили убежать… Я увидел в дверях Рикори, по бокам стояли его телохранители и из автоматов с глушителями стреляли по окну.
Я нагнулся над Брэйлом. Он был мертв. Упавший канделябр разбил ему голову. Но… Брэйл умер еще до того, как упал канделябр… его горло было проткнуто, сонная артерия повреждена.
Кукла, убившая его, исчезла!..
Глава 15 Колдуньина девушка
Я выпрямился и сказал с горечью:
— Вы были правы, Рикори, ее слуги лучше ваших.
Он не ответил, глядя на Брэйла глазами, полными жалости.
Я сказал:
— Если все ваши люди так же исполняют свои обещания, как Мак Канн, я считаю чудом, что вы еще живы.
— Что касается Мак Канна, — он взглянул на меня печально, — он умен и лоялен. Я не стал бы обвинять его, не выслушав. И, если бы вы, доктор Лоуэлл, были откровеннее с нами вчера вечером, доктор Брэйл был бы жив.
Я съежился — в этом было много правды. Я весь дрожал от жалости, горя и безнадежной ярости. Я не должен был позволить моей проклятой гордости руководить мною, если б я рассказал им всё, что испытал и видел у мастерицы кукол, объяснил бы все детали, которые я был не в состоянии передать, попросил бы Брэйла снять с себя постгипнотическое состояние, если б я принял предложение Рикори охранять меня, пока я сплю, — этого не случилось бы. Я посмотрел в кабинет и увидел сиделку Рикори и других служащих госпиталя, привлеченных шумом упавшего канделябра. Я сказал сиделке спокойно:
— Канделябр упал, когда доктор Брэйл стоял в ногах моей кровати, разговаривая со мной. Он убил его. Но не говорите этого другим. Скажите, что канделябр только ранил его. Отправьте всех спать. Скажите, что доктора Брэйла мы отвозим в больницу. Затем вернитесь с санитаром и вытрите кровь. Канделябр не трогайте.
Когда все ушли, я повернулся к людям Рикори.
— Что вы видели, когда стреляли?
Один сказал:
— Мне показалось, какие-то обезьяны.
Другой добавил:
— Или карлики.
Я взглянул на Рикори и по его лицу понял, что он также видел.
Я снял покрывало с кровати.
— Рикори, — сказал я. — Пусть ваши люди поднимут Брэйла и завернут его в покрывало. Затем отнесут в маленькую комнату рядом с кабинетом и положат на койку.
Он кивнул, и они подняли Брэйла из-под кучи битого стекла и ломаного металла. Его лицо и руки были порезаны разбитыми призмочками, и случайно одна из них замаскировала то место, в которое была воткнута игла куклы. Рана была глубока и, возможно, вызвала вторичное кровотечение из сонной артерии. Я последовал за Рикори в маленькую комнату. Люди положили тело Брэйла на койку, и Рикори велел им вернуться в спальню и подождать там до ухода санитара и сиделки. Он закрыл дверь и обратился ко мне:
— Что вы намерены делать, доктор Лоуэлл?
Мне хотелось просто заплакать, но я ответил:
— Это случай для следователя, конечно. Я должен сейчас заявить в полицию.
— Что вы им скажете?
— Что вы видели на окне, Рикори?
— Я видел кукол!
— И я. Могу ли я сказать полиции, кто убил Брэйла до падения канделябра? Вы знаете, что нет. Я скажу им, что мы разговаривали, когда без всякого предупреждения канделябр упал на него. Стекло от подвесок упало ему на горло. Что другое могу я сказать? И этому они охотно поверят, тогда как правда…
Я молчал. Самообладание покинуло меня, и впервые за много лет я заплакал.
— Рикори, вы были правы. Не Мак Канн, а я виноват в этом — старческое тщеславие… если бы я рассказал вам всё, свободно и полностью, он был бы жив… но я этого не сделал… я убийца…
Я молчал. Самообладание покинуло меня, и впервые за много лет я заплакал.
— Рикори, вы были правы. Не Мак Канн, а я виноват в этом — старческое тщеславие… если бы я рассказал вам всё, свободно и полностью, он был бы жив… но я этого не сделал… я убийца…
Он успокаивал меня спокойно, как женщина…
— Это не ваша ошибка. Вы и не могли поступить иначе… будучи тем, кто вы есть… имея взгляды, которых вы придерживались всю жизнь. Вашим вполне естественным неверием она и воспользовалась… и всё же это не ваша вина… Но теперь она ничем не воспользуется. Чаша переполнена…
Он положил руку на мое плечо.
— Не говорите полиции ничего до тех пор, пока мы не услышим что-нибудь от Мак Канна. Сейчас около двенадцати. Он должен позвонить, если не сможет прийти. Я пойду к себе и оденусь. Когда я свяжусь с Мак Канном, я должен буду оставить вас.
— Что вы хотите сказать, Рикори?
— Я убью ведьму, — спокойно сказал он. — Убью ее и ее девушку. До утра. Я слишком долго ждал. Больше ждать я не намерен. Она больше не будет убивать.
Я почувствовал слабость и опустился на стул. В глазах у меня потемнело. Рикори дал мне воды, и я жадно выпил. Сквозь шум в ушах я услышал стук в дверь и голос одного из ребят Рикори: "Мак Канн здесь!"
Рикори сказал:
— Скажи ему, пусть войдет.
Дверь открылась, Мак Канн остановился на пороге.
— Я захватил ее…
Он замолчал, глядя на нас. Глаза его остановились на покрытом покрывалом теле на койке, и лицо его стало мрачным.
— Что случилось?
Рикори ответил:
— Куклы убили доктора Брэйла. Ты слишком поздно захватил девушку. Мак Канн. Почему?
Голос звучал так, словно ему сжали горло. Рикори спросил:
— Где девушка, Мак Канн?
Тот ответил:
— Внизу в машине, с кляпом во рту и связанная.
Рикори спросил:
— Где вы захватили ее? Когда?
Глядя на Мак Канна, я внезапно почувствовал к нему большую жалость и симпатию. Это чувство возникло из моих собственных угрызений совести и стыда. Я сказал:
— Сядь, Мак Канн. В том, что случилось, я виноват больше, чем ты.
Рикори сказал сдержанно:
— Разрешите мне судить об этом. Мак Канн, ты поместил две машины по концам улицы, как велел доктор?
— Да!
— Тогда начни свой рассказ с этого момента.
Мак Канн начал рассказывать.
— Она вышла на улицу около одиннадцати. Я стоял на восточном конце, Поль на западном. Я сказал Тони: "Ну, мы поймали девку в мешок!" Она несла два чемодана. Осмотрелась и пошла к тому месту, где стояла машина. Она открыла дверь гаража, потом выехала и отправилась на запад, где был Поль. Я сказал Полю, что приказал мне док: "Не хватать ее близко от лавки". Поль последовал за ней. Я бросился от своего конца и двинулся за Полем. Ее машина повернула на западный Бродвей. Затем она получила возможность удрать. Улица была так переполнена машинами, что Поль ударил в неудачно подвернувший "форд" и я сам задел колонку. Получилась каша. Я потратил две-три минуты, чтобы из нее выбраться. Когда мне это удалось, машина девушки исчезла из вида. Я выпрыгнул из машины и позвонил Роду. Я сказал ему, чтобы он схватил девку, как только она появится, даже если ее придется связать на пороге лавки. И как только они схватят ее, пусть везут прямо сюда. Я решил, что, возможно, она ехала именно сюда. Я проехал по улице и осмотрел парк. Я решил, что кукольной ведьме слишком долго везло и теперь должно повезти мне. Так и случилось. Я увидел машину под деревьями. Мы поймали девку. Она не сопротивлялась. Но всё-таки мы заткнули ей рот и связали ее. Тони отвел машину в сторону и тщательно обыскал ее. В ней было только два пустых чемодана. Мы привезли девицу сюда.
Я спросил:
— Сколько времени прошло между вашим приездом и поимкой девицы?
— Десять-пятнадцать минут. Тони осмотрел машину детально, и это отняло порядочно времени.
Я посмотрел на Рикори.
— Мак Кани наткнулся на девушку как раз в тот момент, когда умер Брэйл.
Рикори кивнул.
— Она ждала кукол, конечно.
Мак Канн спросил:
— Что с ней делать?
Он смотрел на Рикори, а не на меня.
Рикори молчал, глядя на Мак Канна со странным вниманием. И я видел, как он сжал левую руку, затем разжал ее, широко расставив пальцы. Мак Канн сказал:
— Ладно, босс.
Он пошел к двери. Я понял, что Рикори отдал приказание, и не сомневался в его значении.
— Подождите, — сказал я и стал спиной к двери. — Слушайте, Рикори, я хочу кое-что сказать вам на этот счет. Доктор Брэйл был так же близок мне, как вам Питерс. Какова бы ни была вина мадам Мэндилип, эта девушка не в состоянии не делать того, что та ей приказывает. Ее воля абсолютно подчинена мастерице кукол. Я сильно подозреваю, что большую часть времени она находится под гипнозом. Я не могу забыть о том, что она пыталась спасти Уолтерс. Я не хочу, чтобы ее убили.
Рикори сказал:
— Если вы правы, то тем более ее следует уничтожить как можно скорей. Тогда ведьма не сможет использовать ее до тех пор, пока мы не уничтожим ее также.
— Я не позволю этого, Рикори! И есть еще одна причина, Рикори. Я хочу задать ей ряд вопросов. Это поможет мне узнать, как мадам Мэндилип делает эти вещи… тайну кукол… из чего состоит мазь… есть ли еще люди, обладающие ее знаниями. Всё это и больше может знать девушка. А если она знает, я могу заставить ее рассказать.
Мак Канн спросил недоверчиво:
— Как?
Я ответил угрюмо:
— Применяя ту же ловушку, в которую старуха поймала меня.
Минуту Рикори серьезно думал.
— Доктор Лоуэлл, — сказал он, — в последний раз уступаю вам в этом деле. Я считаю, что вы неправы. Я знаю, что совершил ошибку, когда не убил ведьму в тот день, когда встретил ее. Я думаю, что каждая минута жизни этой девушки является угрозой для всех нас. Тем не менее я вам уступлю… в последний раз.
— Мак Канн, — ответил я, — приведите девушку в мой кабинет. Подождите, пока я отделаюсь ото всех, кто может оказаться внизу.
Я пошел вниз. Мак Канн и Рикори шли за мной. Там никого не было. Я поставил на стол зеркало Льюиса, употребляемое для гипноза в госпитале. Оно состояло из двух параллельных рядов маленьких рефлекторов, вращающихся в разных направлениях. Луч света освещает их таким образом, что их поверхности поочередно то вспыхивают, то погасают. Весьма полезный аппарат, который, как я думал, быстро подействует на девушку, чувствительную к гипнотическим внушениям. Я поставил удобно стул под нужным углом и направил свет так, чтобы он не мешал освещению зеркала. Едва я закончил свои приготовления, как Мак Канн с другим парнем из свиты Рикори привели девушку. Они посадили ее на стул и вынули изо рта тряпку.
Рикори сказал:
— Тони, пойди к машине. Мак Канн, ты останься здесь.
Глава 16 Конец колдуньиной девушки
Девушка не сопротивлялась. Она казалась ушедшей в себя. На меня она глядела тем же туманным взглядом, какой я заметил в начале моего визита в кукольную лавку. Я взял ее за руки. Она пассивно оставила их в моих руках. Они были очень холодны. Я сказал ей ласково, убежденно:
— Дитя мое, никто не причинит вам вреда. Отдохните и успокойтесь. Облокотитесь на спинку стула. Я только хочу помочь вам. Засните, если хотите. Засните!
Она, казалось, ничего не слышала и всё смотрела на меня неопределенным взглядом. Я отпустил ее руки, сел напротив, глядя ей в лицо, и включил аппарат с зеркалами.
Она взглянула на них и больше не отрывала взгляда, словно зачарованная. Напряжение ее тела ослабло, она откинулась на спинку стула. Ресницы ее стали опускаться.
— Спите… — сказал я мягко. — Здесь никто не причинит вам вреда. Пока вы спите, никто не тронет вас… Спите… спите…
Глаза ее закрылись, она вздохнула.
Я сказал:
— Вы спите. Вы не проснетесь, пока я не разбужу вас. Вы не можете проснуться, пока я не разбужу вас.
Она повторила последнюю фразу тихим, почти детским голосом.
Я остановил вращающиеся зеркала и сказал:
— Я задам вам несколько вопросов. Вы ответите правду. Вы не сможете солгать. Вы это знаете.
Она опять повторила таким же слабым детским голосом:
— Я не могу солгать. Я это знаю.
Я не мог удержаться, чтобы не бросить победного взгляда на Рикори и Мак Канна. Рикори крестился, глядя на меня широко раскрытыми глазами, полными сомнения и ужаса. Я знал, что они думают, будто я тоже знаю какое-то колдовство. Мак Канн сидел, нервно перебирая пальцами, и смотрел на девушку.
Я начал спрашивать, стараясь сначала задавать вопросы, которые не волновали бы ее.
— Вы действительно племянница мадам Мэндилип?
— Нет.
— Кто же вы ей?
— Я не знаю.
— Когда вы начали жить с ней и почему?
— Двадцать лет тому назад. Я сирота, подкидыш из приюта в Вене. Она взяла меня оттуда. Она научила меня называть ее тетей. Но она не родная мне.