Сквозь кровь ему не до улыбок.
- Теперь юноша лет пятнадцати. Он гораздо крупнее большинства мужчин, но постоянные насмешки и унижения заставляют его чувствовать себя совсем крошечным. Глядя на его руки и ноги, можно предположить, что он вырастет еще больше, а жизнь у Салсет обещает в дальнейшем заставить его почувствовать себя полным ничтожеством.
Пока своим божеством он не делает ненависть.
- Шестнадцать. Он стал мужчиной в глазах и хиортах женщин, у которых есть право использовать его как они используют шкуры зверей, чтобы мягче было спать. И именно в их хиортах, в их постелях, он узнает, что чего-то стоит. Он понимает, что может, хотя и ненадолго, быть не просто игрушкой в руках женщин.
И именно в руках одной женщины, не похожей на других, он состряпал план спасения.
План, который чуть не убил его.
Песня по-прежнему связывала меня, но рука потянулась к лицу. Пальцы искали, нашли, ощупали неровные шрамы, прорезавшие щеку так глубоко, что на них не росла щетина. Песчаный тигр оставил мне глубокие отметки, но в придачу к ним он дал мне свободу. Хотя я украл его жизнь в медленной реке теплой, яркой крови.
Не только его, но и моей.
- Последнее воспоминание чулы, ставшего человеком. Он больше не безымянная вещь, он может назвать себя. Он - человек, который убил кошку, пожиравшую мужчин и детей Салсет, несмотря на магию шукара. Я совершил достойный поступок. Я заслужил соответствующее имя.
Я заплатил почетную дань кошке, которая дала мне возможность спастись.
Песчаные тигры, рожденные в Пендже, не принадлежат никому. Ни мужчине. Не женщине. Ни богу.
Мои пальцы прижимались к шрамам и я почувствовал, как по щеке текут слезы.
А Кантеада продолжали петь.
Совершенно выжатый, я всем своим весом навалился на стену. У меня не оставалось сил на самое простое движение, я не мог даже моргнуть. Поэтому я не стал открывать глаза, я еще сильнее зажмурился и попытался справиться с собой.
Песня грез закончилась. Я слышал только хрупкую мелодию песни охраны, не подпускавшей к каньону гончих.
Я взглянул на Дел. Она по-прежнему сидела закутавшись в одеяло, обернув им поплотнее плечи, чтобы не причинить себе вреда. Но шерстяная ткань помочь не могла, надеяться можно было только на глухоту, хотя я сомневался, что и ее было бы достаточно, чтобы скрыться от такой могущественной магии.
Аиды, я ненавижу магию. Ей нельзя доверять.
Я услышал шорох. Не там, где сидела Дел. Гаррод. Я совсем забыл о нем. Посмотрев на него, я понял, что он был пойман как и мы с Дел, а может ему пришлось еще тяжелее - он-то ничего не ожидал. Дел и я по крайней мере были хотя бы частично подготовлены. Говорящий с лошадьми ничего не знал.
Как я, как Дел, он сидел скорчившись на полу пещеры мастера песни, но в отличие от нас он двигался, медленно наматывал на руку длинные светлые косы. Наматывал, закручивал, дергал, словно хотел вырвать волосы с корнем.
Я вяло понял, что он действительно может остаться с голым черепом.
Я пошевелился. Пополз. Добрался до Гаррода. Поймал его за запястье и удержал.
- Не надо, - мягко сказал я.
Губы раздвинулась. Он смотрел на меня светлыми, льдистыми глазами.
- Что я сделал, - прошептал он. - Что я сделал в этом мире.
- Не надо, - снова сказал я.
- Что я сделал в этом мире!
Я кивнул.
- Я знаю. Ты думаешь, на мне меньше вины, чем на тебе? Я чище от крови, чем ты? - я отпустил его запястье и показал свою ладонь. - Пятен крови нет, - сказал я, - но я пролил ее больше, чем полагается человеку за жизнь.
Он не отпускал косы, но уже не дергал их.
- Говорящий с лошадьми, - прошептал он. - Я - Говорящий с лошадьми. Это настоящий дар, особая магия здесь, на Севере, а я был не лучше проститутки, которая продает себя всем, у кого хватает денег. Я шлюха, шлюха, занимающаяся кражей и обманом, готовая на все, лишь бы подзаработать, - его глаза сосредоточились на моем лице. - Я недостоин такого дара. Я опорочил его.
Я слабо вздохнул.
- Танцор меча, Говорящий с лошадьми... думаешь это имеет значение? Ни один из нас не безгрешен.
Гаррод слепо смотрел на меня, затерявшись в своих мыслях, а потом резко встал, подошел к Дел и опустился перед ней на колени.
- Я убивал только защищаясь. Я никогда не нападал первым. На моих руках нет крови невинных людей. Я не убил ни женщину, ни ребенка. Я забирал у Аджани одних лошадей и продавал ему других. Я брал у него краденные деньги, получал свою долю и считал себя умником. Но я Говорящий с лошадьми. Не убийца. Не налетчик. Я не из банды Аджани.
Его косы свисали до ковра. Он ждал ответа.
Дел подняла на него взгляд.
- Имеет значение, что я думаю?
Гаррод склонил голову.
Дел едва заметно улыбнулась.
- Тебе это нужно так же, как и мне, - она очень мягко коснулась его головы. Не знаю, что еще она ему сказала, потому что Дел заговорила на Северном, но поднялся Гаррод успокоенным и быстро вышел из пещеры.
Я все еще был слаб, слишком слаб, чтобы стоять. Как и предупреждали Кантеада, песня грез была болезненной, но не физически, а эмоционально, а такая боль переносится тяжелее всего, хотя мужчины редко сталкиваются с ней. Эмоции - мир женщин.
Я сидел сгорбившись на ковре и смотрел на Дел. Собравшись с силами, мне удалось медленно добраться до нее и опереться спиной о стену. Сидеть рядом с ней в тишине, ничего не предлагая и не принимая. Достаточно просто быть вместе.
Дел пошевелилась, приподняла край одеяла и протянула угол мне. Я взял и придвинулся к ней так, что мы соприкоснулись плечами и бедрами. В тишине мы делили неистовство наших песен и слова нам были не нужны.
Дел наклонила голову и опустила ее на мое плечо. Вес был незначительным, но доверие в движении огромным. Я понял, насколько она открылась мне и готов был идти навстречу.
- Я думала, что будет Аджани. Думала, что снова увижу их смерти, тихо сказала она.
Я нахмурился: я тоже был уверен, что перед ней пройдет день, который сделал из девочки танцора меча.
- Что тогда, баска?
- Как я убила ан-кайдина.
Так, значит эти шрамы были глубже. Гораздо глубже, чем я думал.
- Эта песня... - начал я.
- Это было легко, - прервала меня Дел. - Я думала, будет тяжело. Я думала, что это должно быть тяжело... а было легко, Тигр.
Подумав, я кивнул.
- Механика смерти не так сложна, если тебя этому хорошо обучили, а ты занималась серьезно. Так что я думаю...
Голова Дел чуть пошевелилась на моем плече.
- Я не имею в виду механику смерти, я говорю о самой смерти, когда я забрала жизнь ан-кайдина, когда я взяла его в мой меч, - она помолчала. Когда Бореал стала моей, действительно моей, какой должна быть яватма... Кровожадная яватма...
Я почти не видел ее лица, его скрывала путаница волос, но все, что происходило с Дел, я чувствовал по голосу.
- Баска...
Она снова прервала меня. Она сбросила с нас обоих одеяло и тяжело встала на колени. Быстрый взгляд в мою сторону приказал мне не шевелиться. Я застыл и Дел вытащила меч.
Вырвавшись из ножен, в пещере он зазвучал. Он пел как Кантеада. И в этот момент я понял, что весь мир сделан из музыки: песня жизни, песня смерти, песня грез. Воплощение цикла.
- Певец меча, - сказал я.
Дел дернулась, сжимая рукоять, и повернула голову и мою сторону.
- Певец меча, - повторил я. - Для танца нужна песня.
Делила заулыбалась.
- Вот что ты делаешь, правильно? - продолжил я. - Поешь. Своему мечу. Своим противникам. Своим богам. Чтобы заплатить дань миру, - я медленно кивнул. - Я помню слова старика, того Северянина в Харкихале, который продал нам теплую одежду, - я снова кивнул. - Это было как пожелание хорошо петь.
Дел тяжело вздохнула.
- Танец нельзя танцевать в тишине.
- И ты вызываешь к жизни меч.
- Песня помогает вызывать, - согласилась она, - хотя нужна не только она... нужно знать настоящее имя... Но без песни не обойтись.
- Но тогда песня должна быть особой, как и имя? Личная песня? Такая, чтобы ее не знал никто другой, - я нахмурился. - Но в этом нет смысла, баска. Если кто-то услышит твое пение, песня уже не будет тайной.
Дел отвернулась, по-прежнему сжимая меч и стоя на коленях. Помедлив, она опустилась на ковер и положила яватму на бедра. Одна рука на рукояти, другая на клинке, с бесконечной нежностью касаясь металла.
- Ты создаешь новую, - сказала она, - каждый раз. Ты касаешься себя того, что ты есть, чем был, чем можешь стать - и делаешь из этого песню. Она часть тебя, как твоя рука на рукояти, но выходит из глубин твоей души, - за грязью, кровью и спутанными волосами безупречное лицо было серьезным. - Ты запеваешь самого себя в меч, и меч становится тобой.
- Тогда зачем возиться и поить его кровью? - не унимался я. - Зачем заниматься ерундой и вливать в него жизнь достойного противника? - я нахмурился. - А что случится, если враг не достоин? Что случится, если ты убьешь кого-то до того, как успеешь подготовиться?
- Меч требует крови, - невозмутимо объяснила Дел. - Первая кровь часть ритуала. Это обряд посвящения, - она нежно коснулась клинка. Мальчик становится мужчиной, девочка женщиной, меч яватмой. До той поры он не полон.
- Меч требует крови, - невозмутимо объяснила Дел. - Первая кровь часть ритуала. Это обряд посвящения, - она нежно коснулась клинка. Мальчик становится мужчиной, девочка женщиной, меч яватмой. До той поры он не полон.
- Но ты убила не врага. Ты убила друга.
Она только вздрогнула, но через секунду я заметил кровь на ее пальцах. Капли стекали в руны.
- Я убила его по необходимости, - сказала она. - Я убила уважаемого мною ан-кайдина и взяла его в меч.
- Ты не жалеешь, что сделала это?
Ее рука плотнее сжала рукоять. Четко проступили мускулы.
- Временами я ненавижу этот меч. Временами я ненавижу себя.
- Ты жалеешь о том, что сделала?
Дел посмотрела мне в глаза.
- Нет, - сказала она, - не жалею. Это меня и пугает.
На рассвете мы стояли перед кольцом локи: Дел, я, Гаррод и жители Границы. Над нами сгущался туман, скрывающий край каньона. Влага липла к одежде, пропитывала волосы. У меня замерзли даже нос и уши.
Массоу вырвался от матери и побежал к Дел.
- Прости! - кричал он. - Прости!
Дел вздрогнула и отшатнулась. Я видел, каких усилий ей стоило не оттолкнуть его.
- Прости! - кричал мальчик, прижимаясь к запястью Дел. - Это был не я, я клянусь... не я... не я! - всхлипывания заглушили остальные слова, превратив их в бессвязный лепет.
Значит они все знали. Все помнили. Киприана покраснела и старалась не смотреть на меня. Адара не чувствовала себя такой униженной, но и ей тяжело было встречаться со мной глазами. Она нервно теребила юбки.
Я осмотрел каньон. Все Кантеада снова спрятались, оставив мастера песни как посредника, но я помнил их этой ночью. Помнил их со свечами и камнями для охраны, появившихся из темноты, чтобы освободить жителей Границы и заключить локи в кольцо, которое я уже не разрушу.
Такая изящная вещь, кольцо, такое хрупкое. Гладкие круглые камни, аккуратно выложенные в круг в центре каньона недалеко от пещеры мастера песни. В нем находились локи. Даэва, Шеду, Ракшаса. Демоны из детских снов.
- Нам пора уходить, - сказал я. - Мы не должны здесь задерживаться. Это место мира, а мы портим Кантеада песню.
Я почувствовал на себе взгляд Дел. Признаюсь, я удивился своим словам не меньше ее, но ведь я сказал правду.
- А как же мы? - мягко спросила Адара. - Я знаю, вы должны идти, но что нам делать? Здесь ведь мы остаться не можем.
Гаррод стоял позади умытой Дел, на лице которой остались синяки и кровоподтеки. Он опустил веки, спрятав бледные глаза, потом моргнул и посмотрел на жителей Границы.
- Я отведу вас, - сказал он.
Киприана отвлеклась от нас и изумленно посмотрела на Гаррода.
Массоу не отходил от Дел.
- А ты не можешь взять нас с собой? - спросил он.
Я видел как тяжело было Дел, она никак не могла забыть локи-Массоу. Ей пришлось приложить усилие, чтобы не шарахнуться от мальчика и говорить ровно.
- Нет, - сказала она, легко касаясь взъерошенных светлых волос. Нет. Я должна идти. Мне нужно закончить важное дело.
Адара смотрела на Гаррода. В ее зеленых глазах были и надежда, и смущение. Только тут я вспомнил, что Северянин совсем чужой для них, он появился, когда в их телах уже были локи.
Говорящий с лошадьми взглянул на меня.
- Я возьму на себя эту ответственность.
Я поднял брови.
- А ты сможешь?
Губа со шрамом немного изогнулась.
- После песни грез - да. Я думаю, мне еще не поздно исправиться.
Адара расправила свои юбки.
- Мы идем в Кисири.
Гаррод слабо улыбнулся, кинув взгляд на Киприану.
- Кисири далеко, но Высокогорья - мой дом. Я проведу вас безопасными дорогами.
Киприана смотрела на Гаррода.
- У нас нет лошадей.
Бусинки в косах зазвенели, когда Говорящий с лошадьми засмеялся.
- Предоставьте это мне. Я знаю, как достать лошадей.
- Мошенничеством? - поинтересовался я. - Кантеада не ездят верхом. Здесь красть лошадей негде.
Льдистые глаза прищурились и сочли недостойным со мною связываться.
- Прошлой ночью мастер песни сказал, что недалеко отсюда есть поселение. Я собираюсь купить лошадей, Южанин, на деньги, которые ты одолжишь мне.
- Одолжу?
- Или дашь, - мягко сказала Адара. - Ты обещал купить лошадь и повозку вместо тех, что мы потеряли.
- Да, - подтвердила Дел. - Обещал.
Я кинул на нее хмурый взгляд, порылся в кошельке, отсчитал деньги и отдал их Гарроду.
Адара протянула руку.
- Деньги будут у меня.
Лицо у Говорящего с лошадьми было такое, словно он проглотил что-то кислое. Он неохотно отдал монеты Адаре. Она завязала их в тунику, а Дел одобрительно кивнула:
- Доверяй деньги женщине. Женщины ими лучше распоряжаются.
- Я пойду к жеребцу, - объявил я, услышав знакомое ржание.
Думаю, он мне обрадовался. И уж конечно ему было приятно ткнуться носом в мою шею и размазать по мне слюну. Я выругался, отпихнул его нос, вытащил колышек из земли. Повернулся и увидел Киприану.
Щеки ее покраснели. Она обхватила себя руками и смотрела в землю, собираясь заговорить, но никак не решаясь.
Жеребец потянулся к ней своим вездесущим носом. Коснулся ее лица. Понюхал и фыркнул на нее.
Вряд ли Киприана испытывала удовольствие, когда стирала предплечьем слюну с лица. Я отпихнул жеребца и вдруг понял, что было неправильно.
Нет. Что было правильно.
- Все это время, - сказал я изумленно, - все это время он чувствовал неладное. Помнишь?
Она взглянула на меня, не успев как следует протереть лицо.
- Он укусил Массоу, - вспоминал я. - Он беспокоился когда ты была рядом. Жеребец нервничал, даже Гаррод говорил мне об этом. Он просто ничего не мог объяснить.
Словно подтверждая мои слова, жеребец как бы ненароком подобрался к Киприане. Девочка сначала шарахнулась, но взяла себя в руки и шагнула к гнедому. Румянец заливал ее щеки.
Я игриво шлепнул жеребца по носу.
- Все нормально, - успокоил я ее. - Я не виню тебя... Ты не имеешь к этому никакого отношения.
- Но.... все, что я говорила, - девочка едва выговаривала слова. То, что я говорила и делала...
- Это была не ты, - повторил я. - Не ты, не твоя мать, не Массоу.
- Но... ты мне нравился, правда, - в ее голосе звучало удивление и меня это немного раздражало. - А потом я вела себя как дура, говорила и делала такое... пыталась заставить тебя... захотеть меня, - краска залила ее шею, лицо от стыда покрылось потом и заблестело. - Я вела себя как потаскуха из кантины Харкихала, продающая себя за деньги...
- Ты вела себя как женщина, которой нужен мужчина, - грубовато сообщил я. - Киприана, ты молода, но ты взрослеешь. Тебе нечего стыдиться. Скоро придет день, - я вдруг подумал о Гарроде, - может даже скорее, чем ты думаешь, когда мужчина ответит на твою благосклонность, - я вспомнил ее мать, - после того, как ты выйдешь замуж.
Киприана робко улыбнулась.
- То же самое говорит моя мама.
- Тогда может стоит к ней прислушаться. У нее есть опыт, - я повернулся и медленно пошел назад, к Дел. - Не вини себя, Киприана. В искренних чувствах ничего плохого нет, о них можно говорить вслух.
Она застенчиво приподняла одну бровь.
- А ты говоришь о них Дел?
Я покорно вздохнул.
- Может быть не всегда.
Киприана примерилась к моему шагу и протянула мне раскрытую ладонь.
- Мне это нужно, - сказала она. - Это принадлежало Ракшасе.
В мою руку скользнул шнурок с красно-коричневыми камешками, отшлифованными за многие годы прикосновения к человеческому телу. Мысленно я увидел шею Дел. Представил, как я надену на нее это ожерелье, как она когда-то надевала его на мать. Киприана улыбнулась и побежала вперед, к своей матери.
31
Гончие взяли нас в кольцо. Я успел позабыть, насколько они уродливы.
Жеребца, естественно, в этот момент счастливым назвать было нельзя. Он слишком хорошо помнил раны и укусы, полученные в последнем бою. Гнедой пританцовывал, бил копытами и фыркал, готовясь дать достойный отпор.
- Аиды, - проворчал я, - что теперь?
Дел сидела за моей спиной на жеребце, держась за мою одежду. Думая только о предстоящем путешествии, мы оставили позади каньон, а с ним и охранную песню, позабыв, что только она держала гончих на расстоянии.
- Это, - спокойно сказала Дел, нащупывая что-то под шерстяной туникой.
Я не повернулся, чтобы посмотреть, побоявшись отвлечься от гончих, поэтому не увидел, что она сделала. Я знал только, что мы были окружены белоглазыми хищниками, а через секунду они исчезли. Убежали как побитые собаки.
Убедившись, что они действительно убрались, я повернулся к Дел.
- Ладно, баска... что ты сделала?
Она сняла что-то с шеи и передала мне. Я взял: тонкий кожаный ремешок и крошечная металлическая трубка, серебристо сверкавшая в слабом туманном свете.
- Это? - подозрительно уточнил я. - В аиды, что это?
- Кое-что от Кантеада, - она шлепнула жеребца по бокам и мы продолжили путешествие. Мне пришлось выпрямиться и переключить внимание на гнедого.
- Хей, - крикнул я, не выпуская из рук трубки на ремешке и заставляя жеребца прекратить прыжки, скачки и приплясывание. Когда гнедой успокоился, я посмотрел в сквозное отверстие в трубке. - Свисток?