– Где же он? – сказал следопыт, шмыгая носом, точно чудак должен был пахнуть как-то особенно.
– Он ждет на лужайке. Перед моим домом.
Охотник на барсов вышел из пещеры, чтобы привести этого чудака.
Ахаун сказал:
– Вы сейчас услышите нечто, но вы не смейтесь. Изо всей мочи крепитесь. Не вздумайте хохотать. Вы меня поняли? Слушать серьезно…
– Поняли, – сказали гости.
– То есть и вида не подавайте, что он порет чепуху…
– Трудно, но постараемся, – сказал первый силач.
Вождь посмеивался. Поглаживал бороду и посмеивался. Предвкушая удовольствие. Он ткнул пальцем в грудь зверолова.
– Слушай, – сказал Ахаун, – ты не смотри на меня, когда этот чудак начнет говорить.
– Почему не смотреть?
– Умру со смеху.
– И ты не гляди на меня.
Вдруг стало темно: это охотник на барсов вел за собой этого самого чудака и загородил вход.
Ахаун откашлялся. Напустил на себя важный вид. Остальные последовали его примеру.
Вслед за охотником в гостиную вошел худой, обросший волосами человек. На вид он казался старым. И на самом деле он был не молод – уже за шестьдесят. На боках можно ребра пересчитать. Глаза впалые, горят, как звездочки в ночи. Острый нос, оттопыренные уши, седая голова. Он постоял немного, а потом присел на корточки возле теплой пещерной стены,
В гостиной стало тихо. И в той, смежной комнате тоже не было слышно женских голосов. Вождь смекнул: они притаились и подслушивают мужской разговор.
Ахаун сказал:
– Уакаст, у меня собрались наши лучшие люди…
Тот коротко кивнул.
– Они хотят выслушать тебя…
Снова короткий кивок.
– Им не терпится узнать, что ты задумал.
Гости прорычали что-то невнятное, но, по-видимому, одобрительное: да, они желают послушать этого человека. Который у стены. Который на корточках.
– Говори, – сказал Ахаун. – Мы слушаем.
Уакаст задумался. Кашлянул. Почесал кончик носа.
И начал, упершись взглядом в земляной пол:
– Я хотел сообщить нечто.,. Может быть, я самоуверен?.. Это решите вы сами… Нет, я, кажется, взялся за дело не с той стороны…
«Он к тому же еще и косноязычен», – подумал вождь. Ему даже стало жалко этого хилого человека, пытавшегося что-то сделать. Причем искренне…
– Ну вот, теперь я нащупал свою мысль, – продолжал Уакаст извиняющимся тоном. И оживился: – Я много лет наблюдал людей. Много лет я слушал их. Особенно стариков. Потом я наблюдал себя. Я даже готов был умереть…
– Умереть?! – воскликнул вождь.
– Да, умереть.
– Закрыть глаза я…
– Вот именно.
Этот Уакаст говорил о смерти так, словно собирался сходить на берег реки и утолить жажду. Гости переглянулись, но не проронили ни слова. Уакаст пояснил:
– Я готов был умереть ради выяснения истины…
– Чего? Чего? – перебил его зверолов.
– Истины.
– Это еще что такое?
– Истина?
– Да, эта самая!.. С чем ее жрут?!
Уакаст пожал плечами Он решил, что лучше всего продолжить свой рассказ…
– Одним словом я не спал много ночей. Порой ходил и думал. Наяву. А будто бы во сне…
– Постой, постой! – промычал следопыт. – Как это – во сне? Этого не бывает!
– Где? – спросил тихим голосом Уакаст. – Где не бывает?
– Со мной не бывает!
– Верю. Я верю тебе. А со мной это случается, и довольно часто.
«Сейчас они начнут хохотать», – подумал вождь, едва сдерживая себя. Поэтому он ни на кого не глядел.
– Да, со мной это случается, – продолжал Уакаст, – особенно в последнее время, когда я пришел к твердому убеждению.
– К чему? К чему? – разом выкрикнули гости.
– К твердому убеждению.
– Слова-то какие! – проворчал метатель камней.
– Говори дальше, – предложил вождь.
– Чтобы не утруждать вашего внимания, я скажу покороче. Значит, так: наблюдая человека в его повседневной жизни, я пришел к заключению, что…
Уакаст умолк, глубоко вздохнул, словно готовясь к большому прыжку.
«Да говори же… Говори же ты…» – подумал вождь и в сердцах вырвал волос из бороды.
Гостей утомило это длинное вступление. Это похоже на то, что поставили перед тобой жареную дичь, а забавляют праздной болтовней. Ты голову не морочь, подавай самую суть! Да поживее!..
– …я пришел к заключению, что очень важно мыть руки в воде. Мытье рук, особенно в проточной воде, многим продлит жизнь и значительно улучшит состояние здоровья…
– Чего? Чего? – вопросил метатель камней, хотя он отлично слышал каждое слово Уакаста.
Уакаст спокойно и неторопливо повторил:
– Значительно улучшит состояние здоровья…
– Мытье рук?
– В проточной воде?
– При чем здесь руки?!
– И при чем вода?
Так говорили гости, а точнее – выкрикивали. По всему чувствовалось что они крайне возбуждены. То есть возбуждены настолько, что готовы отлупить этого чудака несущего такую околесицу, которую и слушать невозможно
– Да, – невозмутимо продолжал Уакаст, – я точно установил это. Я много голодал на своем веку. И много холодал. Порою глина была мне пищей. Очень часто голова моя находилась под уступом скалы, в то время как по телу моему хлестал ливень. Но я все сносил в надежде, что открою нечто, что весьма и весьма будет полезно для всех, для всего мира, который между Тигром и Евфратом…
Вождь остановил его Он потребовал полной тишины, чтобы и мухи не слышно было.
– Уакаст, – сказал вождь, – значит, так; я мою руки, и здоровье мое улучшается?
– Если угодно, то да!
– Значит, так: я мою руки, и дни моей жизни продлятся?
– Да!
Вождь не унимался, хотя этот Уакаст отвечал недвусмысленно и четко:
– Значит, так: все наше племя моет руки, и оно здоровеет?
– Да!
И тут вождь не выдержал – покатился на землю, хохоча, исходя слезами от хохота. За ним, не выдержав, последовали все гости, все до единого. Они катались как дети, они ошалело смеялись – визжали, пищали гоготали. Каждый на свой особый манер.
Уакаст еще больше побледнел. Он стал желтее глины. И звездочки в его глазах погасли.
Вождь едва перевел дух. Едва пришел в себя.
– Вы слышали этого чудака? – проговорил он не без труда. – Нет, вы слышали?! Вон отсюда, несчастный! Чтобы ноги твоей не видел здесь! Надувай кого-нибудь, кто поглупее! Вон! Вон! Вон!
Откуда-то из глубины пещеры полетели в Уакаста обглоданные оленьи кости. Уакаст не стал дожидаться, когда ему проломят голову, он выскочил наружу. Он бросился в ближайший лесок.
– Нет, вы слышали? – неистовствовал вождь. – Пришел разнесчастный чудак и стал молоть такую чепуху, точно перед ним дети!
– Охе-хо!
– Аха-ха!
– Хи-хи-хи!
– Хэ-хэ хэ!
– Го-го-го!
Это смеялись над чудаком.
Измывались над его бредовыми мыслями.
Над его словами.
Над его руками.
И водою, которая, дескать, столь целебна…
Охо-хо! Аха-ха! Хи-хи-хи! Хэ-хэ-хэ! Го-го-го!
Горы содрогались от этого могучего смеха…
1970
Смерть святого Симона Кананита
1
Случилось это в сороковой год от рождества Христова в местечке, именуемом Псырцха, на земле диких абасгов.
Святой апостол Симон Кананит обошел много земель от северных пределов Египта до самых Кавказских гор. Неся благую весть, он вступил на землю колхов и, пренебрегая крайней усталостью, двинулся дальше.
Он шел, как простой странник, питаясь корнями диких кустарников, утоляя жажду у лесных родников. Борода ею спуталась, пожелтела от пыли, ноги покрылись язвами, грубая власяница сопрела от пота. Влекомый несокрушимой верой в учение Христово, апостол достиг Абасгии[27].
Силы покидали его. И все-таки он шел вперед. День проводил в пути, а ночь – в горячих молитвах. Абасги, одетые в яркие одежды, приветливо встречали святого старца, кормили диким медом и кислым молоком. Апостол подолгу разговаривал с ними, пытаясь обратить их к великой вере Христовой. Он терпеливо благовествовал, и слово богово, казалось, с трудом проникало в их грубые души, ибо абасги отвечали так:
– Добрый странник, ты гость наш, и двери наших хижин открыты для тебя. Что же до твоих слов, смысл которых едва постигается нами, мы подумаем о них после. После того, как ты побываешь в Псырцхе и наши вожди убедятся в истинности твоих речей.
Апостол осенял их крестным знамением, говоря:
– Чада мои, сердца ваши снедаемы дьявольскими сомнениями. Но велик господь наш, могущественно слово Христово, и вы вкусите святую благодать.
Так говорил апостол. Абасги же, слушая его, улыбались, как дети.
2
Жарким майским днем апостол Симон появился у крепостных ворот местечка Псырцха. А накануне он отдыхал близ полуразрушенного города Диоскурия, укрепив молитвами и пищей свою плоть, старательно вычесав бороду и омыв в морской воде бренное тело. И стала походка его твердой, глаза засверкали, словно звезды, гордо запрокинулась голова. Он готов был спорить с целым сонмом варваров, убеждая их в величии веры Христовой…
У крепостных ворот апостола встретила стража и препроводила его к вождям абасгов, одетым в доспехи из буйволовой кожи и высокие шапки из овечьей шерсти.
Святой осенил их крестным знамением и воскликнул звонким голосом:
– Во имя отца и сына и святого духа!
Вожди удивленно переглянулись, ибо ничего подобного доселе слышать не приходилось. Один из вождей, по имени Сум, обратился к толмачу, а тот к страннику с таким вопросом:
– Кто ты, откуда и зачем пожаловал к нам?
Вместо прямого ответа апостол с большим воодушевлением принялся рассказывать о господине своем Иисусе Христе – сыне человеческом, о двенадцати апостолах его, среди коих оказался и предатель по имени Иуда.
Святой человек благовест вовал о триедином боге, о вере Христовой, победно шествующей по Иудее, Египту. Ассирии, Вавилону, Риму и множеству других стран. Учение Христово, свидетельствовал он, разит неверные души, сокрушает капища, низвергает идолов. Близок день вселенского торжества, ибо властвует надо всем сущим господин всего сущего Иисус, принявший смерть за грехи людские!..
Без устали держал свое слово святой апостол, и речь его переводилась с арамейского на язык абасгов опытным толмачом.
До вечера благовествовал святой Симон, а когда взошла луна, абасги разошлись, чтобы с утра снова обратить свой слух к речам неведомого гостя.
Апостол вошел в ближайшую оливковую рощу, чтобы провести здесь ночь в горячих молитвах.
3
А наутро, когда вожди абасгов были в сборе, великий апостол, сполоснув лицо в речушке, предстал перед ними.
И Сум вопросил:
– Незнакомец! Вот явился ты издалека и обращаешь к нам свое слово, и мы с почтением слушаем тебя, ибо ты стар, и седины в твоих волосах и бороде, и лицо твое в сухих морщинах. Скажи: верно ли, что ты требуешь от нас, чтобы мы твоего господина по имени Иисус признали своим господином?
Апостол воскликнул:
– Истинно так, ибо сметены будут с лица земли и будут обращены во прах ваши капища, кои я видел множество. Исполнится сие, ибо господин мой всемогущ и беспощаден к нечестивцам во гневе своем.
Сум сказал так:
– Незнакомец! Годы твои немалые, и долг наш – отнестись к тебе с должным почтением. Отвечай нам: кто твой господин?
– Мой господин, – отвечал апостол, – властитель тела и духа нашего. Он – сын человеческий, предреченный пророками древности, вознесшийся на небо и повелевающий всеми нами, всеми помыслами нашими, всеми тварями земными.
Апостол поведал о том, как жил и какие чудеса явил миру Иисус Христос, как умер он для того, чтобы воскреснуть, и ожить, и вознестись на небо, и занять место одесную господа бога. Поведал и о том, как Христос шел на Голгофу, неся свой крест. Сын человеческий, говорил он, искупил своими страданиями грехи людские, кои громоздятся выше наивысоких гор. И о тайной вечере говорил апостол, о кротости сына человеческого, живым вознесшегося на небо.
Гневными проклятиями проклинал апостол Иуду, предавшего за тридцать сребреников Иисуса Христа. Весь день говорил святой человек о страданиях сына человеческого на кресте и о том, как был погребен в могиле, высеченной в скале, и как была заставлена та могила тяжелым камнем. И о землетрясении говорил святой апостол – о том, как разверзались могилы и вставали из могил великие святые и возносились к престолу небесному…
Абасги не прерывали его речь, слушали молча, изредка переглядываясь меж собой. Святой апостол был исполнен священного огня, ланиты его пылали жаром, глаза светились, точно молнии.
Так закончился день второй, и апостол удалился в оливковую рощу, чтобы помолиться богу, помолясь, испросить у него милости и обратить к вере Христовой дикие племена абасгов.
4
На третий день апостольского благовествования Симон Кананит так закончил речь:
– Блаженны будут ипребудут в счастье и довольстве те, кто откроет свои сердца вере Христовой. И здесь, на земле, пребудет тот в довольстве и счастье, кто признает над собою единую и вековечную власть Христа, сына человеческого, воскресшего для вечной жизни. И там, за гробом, пребудет в блаженстве тот, кто признает над собою власть святого сына человеческого и скажет: «Я раб его, я недостоин его щедрот».
Так говорил великий святой.
И сказал Сум, один из вождей абасгов:
– Почтенный старец, мы слушали тебя и поняли тебя, как могли. Мы хотим предложить тебе три вопроса.
– Говори же, – сказал апостол, которому, не страшны были никакие подвохи, ибо бог благоволил к нему.
– Вот первый, – сказал Сум. – Верно ли, что твой господин по имени Иисус Христос, сын человеческий, и верно ли, что он властвует над человеком в этом мире и в мире потустороннем?
Апостол воскликнул, и голос его был как грам:
– Истинно! Мы рабы его здесь и рабы его там, в царстве мертвых, ибо он господин всему – живому и мертвому!
Абасги поняли старца.
– Ответствуй, – продолжал Сум, – верно ли, что твой господин рожден от женщины?
– Истинно так! – предвкушая близкую победу, сказал святой апостол.
Сум сказал:
– Скажи нам, почтенный старец, как согласуется учение твоего господина с учениями мудрых эллинов по имени Платон и по имени Аристотель?
Святой Симон Кананит, теребя бороду, чуть не выщипал ее, но так и не мог припомнить – кто таков Платон и кто таков Аристотель. И он спросил:
– Кто сии эллины?
Абасги переглянулись, удивленные вопросом святого апостола.
Сум объявил, что наутро почтенный старец услышит решение абасгов, терпеливо слушавших речи апостола в течение трех дней.
И снова вошел апостол в рощу, чтобы молиться там и просить милости у бога.
5
И вот настало утро.
Апостол был бодр как никогда. Силы его удвоились, ибо видел минувшей ночью сон: стоял Симон пред господином своим Иисусом Христом, словно на той, на тайной вечере. Господин был светел лицом и говорил:
– Благодать тебе, Симон. Мне приятно дело твое, и абасги в лоне моем и в лоне отца нашего.
С тем и проснулся святой апостол…
Он шагал к месту условленной встречи с абасгами, и пгицы пели хвалу ему.
Абасги ждали старца. Их пришло великое множество. В первых рядах стояли вожди, и вместе с вождями – Сум.
Возликовало сердце апостола, ибо он собственными очами видел подтверждение знамению, посетившему его минувшей ночью. И он крикнул:
– Благодать вам, открывшим сердца свои великому слову господина нашего!
Сум поднял руку, требуя внимания, и заговорил торжественно и повелительно.
– Вот наше слово, старец, пришедший издалека. Выслушай. Ты говоришь: вот господин вам от колыбели и до смертного дыхания! Ты говоришь: вот господин ваш и за гробом! Есть великие цари на земле. Это – фараоны. Они властны над человеком от его рождения и до смерти. Но за гробом не властны. А власть твоего господина – это власть десяти фараонов вместе взятых. И даже более. А разве смеет человек, рожденный женщиной, властвовать всю жизнь над человеком, от колыбели его до могилы и даже за могилой?
Сум обратил свой взгляд к народу, и абасги сказали:
– Нет!
И это слово было точно гром. Сум продолжал:
– Так говорим мы. Ты же утверждаешь обратное. А это есть вечное рабство, рабство, неотвратимое для тех, кто признал твоего господина своим, а признав его, назвался его рабом. Мы долго обдумывали твои слова и, обдумав, пришли к единому мнению, чтобы семя твоих слов не дало ростков на земле нашей, предать тебя смерти.
Старец затрясся от гнева. Он собрался было возражать, но суровые абасги, непочтительно пиная, повели его к берегу веселой горной речки, где недолго думая удавили…
Такова правда об убиении святого апостола Симона Кананита.
1963
Руан, 7 июля 1456 года
Огласив приговор, его преосвященство архиепископ Реймский Жан Жувенель дез Урсен удалился в боковую комнату.
Стояла жара. Было душно, хотя дворцовые окна были открыты настежь. Клирик внес тяжелую стопу исписанных бумаг и положил на стол.
– Монсеньер, – сказал клирик, – брат Жанны нижайше просит вас принять его.
– Что ему надо?
– На два слова, говорит.
– Его зовут Жан?
– Да, монсеньер.
– Это тот самый неуклюжий мужик?
– Да, он.
– Очень жарко.
– Июль, ваше преосвященство.
– Особенный, особенный… А что, этот Жан напоминает чем-нибудь Жанну?
– Глаза, монсеньер, глаза… Говорят, ее глаза!
– Этому лет пятьдесят, наверное?
– Выглядит гораздо старше, монсеньер.
– Пригласите его.
Клирик удалился и вскоре вернулся вместе с Жаном, пожилым, крестьянского вида человеком. Жан низко поклонился. Его преосвященство поманил его к себе:
– Несчастная Жанна д’Арк ваша сестра?
– Да, монсеньер.
– Вы должны быть довольны, Жан: ей и вам возвращено честное имя, снято оскорбительное пятно. Его величество король Франции самолично следил за реабилитационным процессом. Вы слышали заключительные слова приговора?