— А меня, сэр, удивляет, с какой готовностью вы демонстрируете окружающим свое невежество и снобизм.
Хирург задохнулся от возмущения.
— Ей‑богу, мадам, по‑вашему, я должен подозревать смертельный яд в каждой пылинке, в каждой капле воды, даже на собственных пальцах? — воскликнул он, потрясая руками у самого лица Робин.
Под ногтями у хирурга застыли темные полумесяцы засохшей крови — утром он оперировал. Врач наклонился к ней, яростно брызжа слюной, и Робин слегка отстранилась.
— Да, сэр, — парировала она. — Поищите также в каждом вашем выдохе и на грязной одежде.
Редактор упоенно строчил в блокноте. Реплики становились все острее, все чаще слышались личные оскорбления. Он и не мечтал о таком скандале. Кульминация настала, когда Робин настолько разозлила противника, что он, не удержавшись, подкрепил свою ярость непристойным ругательством.
— Ваш лексикон столь же отвратителен, как эти ваши грязные белые тряпки, — сказала она и запустила тампоном хирургу в лицо с такой силой, что вода окатила его бакенбарды и сюртук. Робин торжествующим шагом вышла из операционной.
— Так прямо и швырнула? — Опустив газету, Зуга изумленно взглянул на сестру. — Да, сестренка, иногда ты совсем не похожа на леди.
— Пожалуй, — без тени раскаяния согласилась Робин. — А для тебя это новость? Кроме того, я понятия не имела, что он главный хирург.
Зуга с шутливым неодобрением покачал головой.
— Его окончательное мнение, высказанное редактору, таково: «Мисс Робин Баллантайн — начинающий врач сомнительной квалификации, полученной в малоизвестной медицинской школе не слишком достойным способом».
— Сильно сказано! — Робин захлопала в ладоши. — Оратор из него лучше, чем хирург.
— Далее он говорит, что намеревается требовать возмещения морального ущерба.
— За вооруженное нападение с тампоном, — весело рассмеялась Робин и встала из‑за стола. — Чушь какая! Поторопимся, а то не успеем на встречу с Кодрингтоном.
Стоя рядом с Зугой на корме водяного лихтера, причаливающего к стальному борту канонерской лодки, она все еще радовалась жизни.
Юго‑восточный ветер избороздил поверхность Столовой бухты, превратив ее в хлопковое поле, усыпанное белоснежной ватой, и накрыл облачной скатертью плоскую вершину Столовой горы. Колонисты называли этот ветер «капским доктором» — без него летняя жара была бы невыносимой. Однако он представлял собой постоянную опасность для мореплавания — дно бухты было усеяно обломками потерпевших крушение кораблей. «Черная шутка» раскачивалась на якоре, и два матроса несли вахту, следя за тем, чтобы цепь не порвалась.
Лихтер подошел к борту, сверху спустили толстые брезентовые шланги, и двенадцать человек встали на насосы, перекачивая груз в водяные баки бойлерной. Только потом гостей взяли на борт.
Поднявшись через бортовой люк на верхнюю палубу, Робин взглянула на ют, где стоял Кодрингтон. Он был в одной рубашке, без кителя, выше на голову окружавших его мичманов. Выгоревшие светлые волосы сверкали на солнце, как огонь маяка. Офицеры занимались разгрузкой лихтера с углем, пришвартованного к левому борту.
— Получше крепите брезент! — крикнул капитан боцману, командовавшему разгрузкой. — А то будем все как трубочисты.
На палубе царила суматоха, но каждый был занят своим делом. Робин и Зуга с трудом пробирались по палубе, заваленной мусором. Наконец Кодрингтон оглянулся.
Он выглядел моложе, чем запомнила Робин, движения стали менее скованными, лицо — безмятежнее. Рядом с видавшими виды, побитыми всеми штормами матросами капитан казался почти мальчишкой, однако это впечатление развеялось, едва он заметил гостей. Внезапно черты его лица посуровели, губы сжались, глаза сверкнули холодом, превратившись в бледные сапфиры.
— Капитан Кодрингтон, — приветствовал его Зуга с тщательно отрепетированной вежливой улыбкой, — я майор Баллантайн.
— Мы уже встречались, сэр, — ответил Кодрингтон, даже не попытавшись улыбнуться в ответ.
Зуга невозмутимо продолжал:
— Разрешите представить вам мою сестру, доктора Баллантайн.
Кодрингтон бросил беглый взгляд на Робин.
— Ваш покорный слуга, мэм. — Он скорее кивнул, чем поклонился. — Сегодня в утренней газете я кое‑что читал о ваших последних подвигах. — На миг суровое выражение исчезло, в синих глазах мелькнула озорная искра. — У вас сильные убеждения, мэм, и еще более сильная правая рука.
Он повернулся к Зуге:
— Я получил приказ адмирала Кемпа доставить вас и вашу экспедицию в Келимане. Не сомневаюсь, что по сравнению с вашей прежней компанией вы найдете мое общество скучным. — Капитан демонстративно отвернулся и посмотрел туда, где в полумиле отсюда на вспененных ветром волнах покачивался на якоре «Гурон».
Зуга проследил за его взглядом и внутренне сжался. Кодрингтон продолжал:
— Так или иначе, буду весьма признателен, если вы подниметесь на борт послезавтра утром. В полдень я с приливом покину бухту. А теперь прошу прощения, мне надо заниматься кораблем.
Коротко кивнув и не подав руки, Кодрингтон отвернулся к ожидавшим его мичманам. Обворожительная улыбка Зуги растаяла, лицо потемнело от гнева.
— Каков наглец! — прорычал он, но через секунду отрывисто бросил сестре: — Пошли, нам пора.
Зуга повернулся, пересек палубу и спустился на лихтер.
Робин не двинулась с места, дожидаясь, пока капитан закончит разговор с боцманом. Кодрингтон оглянулся и с деланным удивлением поднял брови.
— Капитан Кодрингтон, мы покинули «Гурон» по моему настоянию. Вот почему нам понадобилось другое судно. — Робин говорила тихо, но столь энергично, что лицо капитана смягчилось. — Вы были правы. «Гурон» — корабль невольничий, а Сент‑Джон — работорговец. Я могу это доказать.
— Каким образом? — спросил Кодрингтон с явным интересом.
— Не сейчас. Мой брат… — Робин показала глазами в сторону трапа. Зуга дал ей точные указания, как вести себя с капитаном. — Сегодня днем я буду на пристани в Роггер‑Бэй.
— В какое время?
— В три часа.
Робин приподняла юбки и стала пробираться к трапу.
Адмирал Кемп томился в огромном резном кресле, которое подчиненные прозвали «троном». Величественность кресла подчеркивала старческую худобу, узкие плечи смотрелись карикатурно под пышным золотым шитьем синего парадного мундира. Адмирал вцепился в подлокотники кресла, стараясь не ерзать, — от этого молодого офицера ему всегда делалось не по себе.
Клинтон Кодрингтон говорил быстро и выразительно, подчеркивая каждую мысль изящными жестами. Его энергия и энтузиазм утомляли, адмирал предпочитал подчиненных с более спокойным темпераментом, которые выполняют приказ в точности и не склонны к авантюрам. Известный еще с юности как «зануда Кемп», командующий с глубоким подозрением относился к так называемым блестящим офицерам; в его представлении само это слово было синонимом ненадежности. К сожалению, характер службы в дальней колонии позволял молодым людям, подобным Кодрингтону, месяц за месяцем находиться в самостоятельных рейсах без присмотра старших офицеров, способных при необходимости остудить горячие головы.
Адмирал не сомневался, что еще не раз хлебнет горя с этим капитанишкой, прежде чем закончит службу, получит причитающийся ему титул и удалится на покой в уединенное поместье в Суррее. То, что настоящих неприятностей пока не случилось, можно было объяснить лишь крайним везением. Припомнив калабарский инцидент, Кемп с трудом удержался от раздраженной гримасы.
Кодрингтон появился в Калабаре ясным июньским утром. Пять аргентинских невольничьих кораблей заметили верхушки его парусов за тридцать миль и принялись лихорадочно разгружаться. Когда «Черная шутка» подошла к берегу, пять капитанов самодовольно ухмылялись: их трюмы были пусты, а две тысячи несчастных рабов длинными рядами сидели на корточках на пустынном пляже. Что еще приятнее, экватор был в добрых двадцати милях к северу, а значит, работорговцы находились вне пределов юрисдикции британского флота. Невольничья база в Калабаре на то и была рассчитана, чтобы воспользоваться лазейкой в международном соглашении.
Однако самодовольные ухмылки сменились негодованием, когда на «Черной шутке» выкатили пушки и под их прикрытием спустили на воду шлюпки с вооруженными матросами. Испанские капитаны, плавающие для удобства под флагом Аргентины, горячо и красноречиво протестовали против незаконного вооруженного вторжения.
— Мы не досмотровая команда, — спокойно объяснил Кодрингтон старшему из них. — Мы вооруженные советники, и вот наш совет: загружайтесь снова, да поскорее.
Испанец продолжал размахивать руками, пока пушечный выстрел не привлек его внимания к пяти веревочным петлям, свисающим с нока реи канонерской лодки. Испанец не сомневался, что петли вывешены лишь для устрашения, но, взглянув в ледяные сапфировые глаза молодого английского офицера, решил, что держать пари не готов.
Испанец продолжал размахивать руками, пока пушечный выстрел не привлек его внимания к пяти веревочным петлям, свисающим с нока реи канонерской лодки. Испанец не сомневался, что петли вывешены лишь для устрашения, но, взглянув в ледяные сапфировые глаза молодого английского офицера, решил, что держать пари не готов.
Как только рабы вернулись в трюмы, самозваный вооруженный советник дал очередной непрошеный совет. Невольничьей флотилии предлагалось сняться с якоря и взять курс на север. Через пять часов капитан Кодрингтон тщательно измерил высоту солнца, сверился с таблицами, а затем попросил испанского капитана проверить его вычисления и подтвердить, где находятся суда, после чего немедленно арестовал его и реквизировал все пять кораблей — «вооруженные советники» тут же и без каких‑либо осложнений сменили статус, превратившись в призовую команду.
Кодрингтон привел пять захваченных судов в Столовую бухту, адмирал Кемп выслушал рассказ испанцев об обстоятельствах их пленения и тотчас же слег с желудочными коликами и страшной мигренью. Лежа в полутемной спальне, он продиктовал сначала приказ, предписывавший Кодрингтону оставаться на корабле, а кораблю — на якорной стоянке, а затем — гневный отчет первому лорду адмиралтейства.
Этот эпизод, который вполне мог бы окончиться для Кодрингтона трибуналом и пожизненным списанием на берег, а для адмирала — преждевременной отставкой и крушением надежд на дворянство, неожиданно принес обоим богатство и способствовал карьере. Парусный шлюп, доставлявший в Англию донесение Кемпа, разминулся посреди океана с другим кораблем, который шел противоположным курсом и вез депеши командующему Капской эскадрой — от того же первого лорда, а также от министра иностранных дел. Адмиралу вменялось в обязанность применять «пункт о специальном оборудовании» к судам всех христианских держав, за вопиющим исключением Соединенных Штатов Америки, на всех широтах, как к северу, так и к югу от экватора. Распоряжение датировалось четырьмя днями ранее рейда Кодрингтона на Калабар, что сделало его действия не только законными, но и в высшей степени похвальными.
Качнувшись на краю пропасти, карьера Кемпа вновь обрела устойчивость. Шансы на титул упрочились, а личный счет в банке Куттса на Стрэнде пополнился на кругленькую сумму. На следующей сессии Смешанной судебной комиссии в Кейптауне пятерка испанцев была признана виновной. Доля Кемпа в общей сумме призовых денег составила несколько тысяч фунтов стерлингов, доля капитана — почти вдвое больше, и вдобавок оба получили личные благодарственные письма от первого лорда адмиралтейства.
Однако все эти награды ничуть не увеличили ни доверия, ни симпатии адмирала к своему подчиненному, и теперь он с растущим ужасом выслушивал его просьбу дать санкцию на досмотр американского торгового клипера, который сейчас пользовался гостеприимством кейптаунского порта.
Адмирал не желал войти в историю в качестве человека, по вине которого началась очередная война с бывшими колониями в Новом Свете. Американское правительство придерживалось совершенно недвусмысленных взглядов на неприкосновенность своих кораблей, и должностные инструкции адмирала содержали на этот счет особый раздел.
— Господин адмирал! — Глаза Кодрингтона блеснули фанатическим огнем. — Нет никаких сомнений, что «Гурон» — невольничий корабль и оснащен для перевозки рабов в том смысле, как это трактует закон. Корабль стоит на якоре в британских территориальных водах. Я мог бы через два часа подняться на борт в сопровождении незаинтересованных свидетелей, может быть, даже вместе с членом Верховного суда.
Кемп громко прочистил горло. На самом деле он пытался заговорить, но от страха не смог произнести ни слова. Кодрингтон, однако, принял его кашель за поощрение.
— Этот Сент‑Джон — один из самых гнусных работорговцев современности. На побережье о нем слагают легенды. Говорят, за год он перевез через океан более трех тысяч рабов. Для нас это золотой шанс, нельзя его упускать…
Адмирал наконец обрел дар речи:
— В среду я был приглашен на обед в резиденцию губернатора, и господин Сент‑Джон присутствовал там в качестве личного гостя его превосходительства. Я знаю Сент‑Джона как истинного джентльмена, он весьма состоятелен и пользуется большим влиянием в своей стране.
Речь Кемпа звучала ровно, почти без эмоций. Такое самообладание удивило его самого.
— Он работорговец, — раздался женский голос.
Робин Баллантайн сидела у окна в адмиральском кабинете. Мужчины успели забыть о ее присутствии и теперь оба повернулись к ней.
— Я была в трюме «Гурона» и убедилась, что корабль полностью оборудован для перевозки рабов, — продолжала Робин.
Кемп почувствовал растущее раздражение. И что он нашел в этой девице? Зачем послал им с братом приглашение? Никакого в ней ума нет, обычная стервозность, и вовсе не хорошенькая, а самая обыкновенная, да еще носатая и с тяжелой челюстью. Разумеется, нисколько не похожа на сюсюкающих и хихикающих дамочек‑колонисток, этим его и покорила, но по зрелом размышлении уж лучше все‑таки они. Может, еще не поздно отозвать приглашение?
— Я считаю, господин адмирал, что вы обязаны послать на борт «Гурона» досмотровую команду. — Девица упорно гнула свою линию.
Кемп откинулся назад в большом кресле и тяжело задышал, приоткрыв рот. Уже много лет никто не осмеливался указывать ему на его обязанности — ему, адмиралу Королевских военно‑морских сил! Командующий с трудом держал себя в руках.
Он покосился на девицу. Откуда такая злость, может, что‑то личное? И в самом деле, она ведь сошла с борта «Гурона», едва корабль успел пришвартоваться. В конце концов, капитан Сент‑Джон — красивый мужчина… Точно, была там какая‑то история.
Кемп сухо осведомился:
— Верно ли, мисс Баллантайн, что вы в припадке неуправляемой ярости нанесли оскорбление главному хирургу колонии?
Такой поворот беседы на мгновение выбил Робин из колеи. Не успела она ответить, как адмирал продолжил:
— Похоже, вы весьма эмоциональная юная особа. Я должен тщательно взвесить все обстоятельства, прежде чем предпринимать враждебные действия против гражданина дружественного государства на основе ваших необоснованных утверждений.
Он вытащил из кармашка золотые часы и внимательно изучил циферблат.
— Благодарю за визит, мисс Баллантайн. — Кемп намеренно избегал обращения «доктор». — Надеюсь видеть вас у себя завтра вечером. А теперь позвольте нам с капитаном Кодрингтоном остаться наедине.
Робин поднялась, чувствуя, как вспыхнули ее щеки.
— Благодарю, господин адмирал, вы были очень любезны и терпеливы, — резко проговорила она и покинула кабинет.
С Кодрингтоном Кемп был не столь мягок. Молодой капитан стоял перед ним навытяжку, адмирал наклонился вперед, вцепившись в подлокотники «трона», вены на руках набухли синими веревками.
— О чем вы думали, сэр, приводя сюда девиц, когда обсуждаются дела флота? — рявкнул он.
— Сэр, мне необходимо было вас убедить…
— Хватит, Кодрингтон, я слышал достаточно! А теперь слушайте вы.
— Есть, сэр.
— Неужели вы настолько наивны? Вам что, неизвестно, что американским президентом скорее всего будет избран Линкольн?
— Известно, сэр.
— Тогда, может быть, даже вы имеете смутное представление о том, что от этого зависит. Министерство иностранных дел уверено, что новая администрация в корне изменит отношение к работорговле.
— Да, сэр, — коротко кивнул Кодрингтон.
— Вы представляете, что будет для нас значить полное право на досмотр американских судов в открытом море?
— Да, сэр.
— Мы его получим, как только мистер Линкольн принесет присягу, — если до тех пор какой‑нибудь младший офицер своими необдуманными действиями не повлияет на отношение американцев к предмету нашей дискуссии.
— Да, сэр.
Капитан стоял не шевелясь и смотрел поверх плеча адмирала на обшитую панелями стену, где красовалась полуодетая Венера, написанная маслом.
— Кодрингтон, — с холодной угрозой проговорил Кемп, — вы чудом избежали кары за авантюру в Калабаре. Клянусь, если вы еще раз дадите волю своему необузданному нраву, я выгоню вас со службы.
— Да, сэр.
— Я строжайше запрещаю вам приближаться к торговому клиперу «Гурон» менее чем на кабельтов. Если же вы встретитесь с ним снова, то отсалютуете ему по всем правилам и уступите дорогу. Я выражаюсь достаточно ясно?
— Да, сэр.
Кодрингтон едва шевелил губами.
Адмирал шумно перевел дух.
— Когда вы отправляетесь в плавание? — спросил он уже спокойнее.
— Согласно вашему приказу, с субботним приливом, сэр.
— Раньше не можете?