– Ответь на некоторый вопрос, да? – произнес пришелец. – Для чего есть инструмент твой глупый ребенок-внук?
Я вам говорил, что Тиша – знаменитый у себя на родине филолог?
– Инструмент – это пианино или рояль, только небольшой, – объяснила Ксения. – Чтобы играть на нем. А то в мире продажности и коррупции в наше тяжелое время нам нечего показать товарищам по музыкальной школе, которые понавыписывали себе «Стейнвеев» с Тайваня.
Тиша отнесся к просьбе Ксении внимательно и серьезно. Они сходили с ним в универмаг, в отдел музыкальных инструментов, в библиотеку, где пролистали классический труд фон Браухица «История производства кабинетных роялей в герцогстве Саксен-Веймар в конце XVII века». Правда, труд этот был по-немецки и лишь случайно уцелел, когда крестьяне жгли библиотеку помещика Гулькина, англомана и тевтонофила. Прочесть его смог только слоник Тиша, но страницы за него переворачивала Ксения.
Когда на обратном пути они заглянули к Александру Грубину, недавно собравшему неплохой компьютер из обломков разбившегося в лесу беспилотного космического корабля со Свекарсы, тот позволил полюбившемуся ему Тише проглядеть всю информацию, касающуюся роялей и пианино.
Вечером слоник Тиша спросил Ксению:
– Какова есть цель вашего обучения внука Максимка-джуниор классической музыка, да?
– Ясное дело, люблю мою кровиночку, – призналась Ксения.
– Попрошу не лгать, женщина, – остановил ее пришелец, – говорить истину.
– Ой, Тиша, – вздохнула Ксения, – ну куда деваться ребенку, если вокруг каждый норовит своего сделать или олимпийским чемпионом, или скрипачом Коганом? Мы – общество неравных возможностей. Завтра сын Махмуда с нашего рынка будет с английской принцессой за ручку, а моему придется спину гнуть на макаронной фабрике. Разве такое можно вытерпеть?
– Есть способности у твой внук, да? – спросил прозорливый Тиша.
– Способности у него выдающие, – ответила Ксения. – Я по докторам водила, все признались. Но без инструмента разве потянешь? У всех инструменты, а у нас «Красный Октябрь» напрокат, понимаешь разницу?
– Я с тобой морально согласен нет, – сказал Тиша. – Но моя обязательства благодарность заставляют молчать. Твой инструмент должен дать преимущества гениальный заткнутый в угол ребенок.
– Ты совершенно прав, Тиша.
– Инструмент должен быть лучше всех в городе.
– Конечно! Ты только представь, Кругозоровы выписали фортепьяно с Канарских островов. Знаешь почему? Потому что на нем играл писатель Хемингуэй. Ты такого знаешь?
– К сожалению, я не имею счастье.
– Мне тоже не повезло, – сказала Ксения.
– Я пошел, – сказал слоник.
– Куда ты на ночь глядя?
– Буду производить использование возможностей твоего соседа Александр Грубин для материализации.
– Так достанешь инструмент?
– Посмотрим, – сказал пришелец.
Через час посреди гостиной, то есть большой комнаты в квартире Удаловых, стоял скромного вида кабинетный рояль с надписью «Стейнвей» над клавиатурой.
Рояль был таким совершенным в линиях, таким благородно сверкающим, что ясно было – перед внуком Ксении открывается дорога.
– Вот такой муж, как ты, мне и нужен, – сказала в шутку Ксения пришельцу. – Не возьмешь меня?
Слоник сидел на коленях Ксении, прижавшись хвостиком к ее животу. Он не понимал шуток.
– Ты меня сексуально озадачиваешь, – сказал он низким голосом. – Но есть возможность. Подумай! На одной планете, место не называю, есть нелегальная преступная практика, там превращают людей из рас в расу. Можно сделать из тебя мне пару.
– Из меня? – обиделась Ксения. – Такую, как ты, микроуродину? Да ты озверел, Тиша!
– Не я предлагал, мне есть предлагал женщина себя.
– Помолчи, – остановила его Ксения. – Не забывай, что я замужем, и по нашим земным законам мой муж Корнелий имеет право меня задушить, если найдет у меня не тот платочек.
– Задушить! Оу!
Ксения сказала и испугалась. В жизни Удалов на нее палец не поднял, да и попробовал бы только поднять! Мы бы посмотрели, что от него осталось. Но ведь бывают с людьми мистические перемены.
Она погладила блестящий бок рояля. Он был теплым. Теплее, чем обычно бывают рояли.
Потом Тиша протянул Ксении пачку долларов. Небольшую, конечно, но для пришельца тяжелую. Он сгибался под ее тяжестью, словно держал матрас.
– Это еще что! – возмутилась неподкупная Ксения. – Я же в прошлом советский человек! Меня не купишь. А сколько здесь?
– Триста сорок, – ответил Тиша. – Во столько независимая оценочная комиссия оценила ваш старый инструмент, который мне пришлось дематериализовать. Чтобы этот материализовать. Надеюсь, вы окажете мне честь и примете от меня эта сумма, да!
– Поняла, – быстро ответила Ксения и вырвала зеленый матрас у жильца, пока тот не передумал.
Но спрятав деньги, расстроилась.
– Неужели «Красный Октябрь» со знаком качества так дешево идет?
– Где как, – терпеливо ответил пришелец. – Говорят, на Новой Гвинее на них еще есть спрос.
– Так чего ж ты его дематериализовал? Лучше бы туда перегнал.
– А новый инструмент вам обойдется... – начал пришелец, но Ксения его не стала слушать.
– Дай-ка я попробую. Мало ли что мне подсунули. Она села за рояль, приоткрыла крышку, провела по клавишам толстыми пальцами. Получилось громко.
– Уж больно здоровый, – сказала она, – мальчонке не дотянуться.
– Он немного понимает, – сказал пришелец. – Он будет идет навстречу пожеланиям молодежи.
– Это в каком смысле?
Рояль вздохнул, и звук этот донесся до слуха Ксении.
– Вы его не обижайте, – сказал пришелец. – Он есть биологический инструмент.
– Послушай, – сказала Ксения. – Если он живой или что такое – то лучше возьми его обратно. А то он в один прекрасный день Максимку задушит.
Рояль вздрогнул. Внутри загудело.
– Даже вещь бывает возмущена, – ответил Тиша. – Даже вещь, да!
И он объяснил Ксении, что живых роялей не бывает, так как это противоречит природе. Но некоторую долю сознательности можно придать любой вещи, выходящей на контакт с человеком, потому что все в природе является сложным единством противоположностей и вещь как дрессированное животное может вставать фигурально на задние лапы, только не надо понимать этого буквально.
Ксения не поняла этого буквально, потому что совсем не поняла.
Вместо того чтобы понимать, она гладила рояль и ждала, когда этот пришелец уберется восвояси и отстанет со своими разговорами.
Тут пришел Удалов, он собрался в лес, проводить пришельца до спасательного корабля, увидел рояль и удивился.
– Ничего особенного, – сказал пришелец, – есть некоторый сувенир для вашего маленького гений.
– Пора ребенку настоящий инструмент, – сказала Ксения.
Удалов дома не спорил, знал о бесполезности этого занятия. Взял пришельца за пазуху, и они пошли в лес, разговаривая о пустяках, как добрые знакомые. Пришелец не звал Удалова в гости, потому что Удалову на его планете все будет мало, включая туалет.
А тем временем Ксения привела из школы мальчика. Максимке восемь лет, самое время тренироваться на пианиста.
Мальчик при виде рояля оробел, такого он не ожидал. Пианино «Красный Октябрь» было пределом мечтаний. «Стейнвей» стоял только у Махмудовых, Сеньненков и Кругозадовых. Но ведь их детей в музыкальную школу перевозили из теннисного клуба прямо в «Мерседесах».
– Садись и играй, – сказала Ксения.
Мальчик внешне покорно, но на самом деле внутренне сопротивляясь, как бычок, которого манят на бойню, подошел к инструменту и сел.
– Нравится? – спросила бабушка.
– Чего? – спросил внучек, который думал о том, что Степка Рыжий недостоин того, чтобы быть капитаном футбольной команды, потому что откусил половину мороженого у Верки, все видели.
– Ты не видишь, за кем сидишь? – строго спросила баба Ксения.
Внуку ничего не оставалось, как увидеть и признаться.
– Ты счастлив? – спросила бабушка.
Максимка промолчал, потому что не знал, что выгоднее. Признаешься, что счастлив, заставят играть с утра до вечера, чтобы потом на концерте выступать. Так уже было, только не с Максимкой, а с Гошей Лупманом, его выставили на концерт, он простудился и умер.
Эту легенду рассказывали друг другу первоклассники в музыкальной школе, пугали друг друга, чтобы не учиться изо всех сил.
С другой стороны, скажешь, что несчастлив, накажут за нечуткость.
Максимка развернул ноты надоевшего и непонятного этюда Гедике и принялся тыкать пальцами в клавиши.
Клавиши отзывались нежно и трепетно.
Ксения с любовью смотрела на эти пальчики, не отмытые от варенья, потому что Максимка недавно лазил без ложки в банку, темные от грязи, которую он кидал в проходящую вредную бабку, исцарапанные в драке с Нюркой из соседнего двора, которая слишком много о себе воображает, эти пальчики летали над клавиатурой как ласточки, отчего этюд становился изящным, как ноктюрн Шопена, о котором Ксения и представления не имела, хотя любила прекрасное.
– Максим, ты с ума посходил! – закричала с порога его мать. – Отойди от пианины, сломаешь к чертовой матери!
Она сразу посмотрела в корень и поняла, что ребенок калечит случайно попавший в дом чужой и ценный инструмент.
Ксения сначала захохотала, а потом волчицей бросилась на защиту внука, благо уже была уверена, что купила рояль на свои, кровные, пенсионные деньги. И разубедить ее было некому.
Мальчик тем временем потихоньку слез со стула и убежал на двор играть в футбол. Несмотря на удивительные условия, созданные ему инопланетянином, играть ему не хотелось. Физические упражнения тянули его к себе куда сильнее.
Но его страдания не закончились.
Когда все в доме поняли, что их рояль обошел по классу все рояли состоятельных гуслярских семейств, оказалось, что мальчика надо демонстрировать как чудо.
Ведь не будешь демонстрировать рояль.
В городе говорили так:
– Удаловы-то на все идут. Еще бы, у них Максимка в консерваторию поступает. Прямо из первого класса. Берут. Несмотря на конкурс. Говорят, будет новым Ростроповичем.
– Не дай бог! – отвечали другие. – У него жена такая энергичная!
– Рано, – отвечали первые, – рано ихнему Максимке жениться. Сначала надо образование получить. В армии отслужить, а потом уж на этой женщине жениться.
Такие философские споры никогда не кончаются добром. Гуслярцы лезли драться, но это не решало проблем.
Заглядывали некоторые люди, из богатых. Смотрели на рояль, удивлялись и даже предлагали деньги. Максимкины родители продали бы инструмент, но не могли – Ксения не велела.
А потом случилось такое, что и они расхотели с инструментом расставаться.
В школе были экзамены, а у Максимки – свинка.
Болезнь для детей безопасная, но в школу ходить нельзя. И экзамен перенести нельзя.
И тогда было принято решение: ввиду того, что школа имеет дело с редким дарованием, провести экзамен дома.
В музыкальную школу Максимка ходить перестал. Мотивировал это слабым здоровьем. Бабушка, души в сорванце не чаявшая, конечно же, поддержала внука. Родители Максимки в музыке не разбирались, но с нетерпением ждали момента, когда Максимку позовут к себе американцы и они купят себе дом в Калифорнии.
Как-то Удалов решил понаблюдать за внуком – как он готовит себя к великой участи.
Сел за его спиной, незамеченный.
Оказалось, что ребенок не всегда успевает за музыкой. А бывает, вместо аккорда ткнет по клавише, а рояль издает пышный благородный аккордный звук. А если Максим промахивается по клавише, она сама ужимается и звенит, старается.
Так что играет не внучек, а играет за него сам рояль. А это неправильно. Так великим Шопеном не станешь.
А затем, когда ребенку по незнанию бабушка поставила на пюпитр ноты немецкого композитора Шуберта, к которому первоклассников и не подпускают, чтобы не отбить навсегда стремление к музыке, он так их выбарабанил, что снизу пришел сосед профессор Минц и спросил, что за пластинку Удаловы поставили. Что играют – он понял, а какой из выдающихся пианистов – не догадался.
После этого мальчонка возгордился, а Удалов встревожился.
Ему не стоило труда сообразить, что успехи Максимки связаны с подарком пришельца. Ведь пришельцы устроены иначе, чем люди. Они и о педагогике думают не по-нашему. Что-то в этом рояле было такое, что помогало Максимке достигать вершин.
А ему что? Он как услышал всякие хвалебные слова, то стал считать себя пианистом, даже в футбол играть прекратил, чтобы почаще стоять рядом с роялем.
Рояль тоже привязался к мальчику. При виде его вздрагивал, сдержанно и гулко гудел всеми струнами и даже немного переступал толстыми деревянными ногами, как трехногий конь в ожидании рыцаря.
В музыкальную школу Максимка перестал ходить, ссылаясь на слабое здоровье, и как назло его поддержала и бабушка, души в нем не чаявшая. Родителям было плевать на музыку, но не плевать на доллары, которые Максимка заработает, когда они все переедут в Штаты.
Удалов как-то проследил, как Максимка тренируется. Он увидал, что Максимка не всегда поспевает за музыкой. А когда ему трудно растягивать пальчики, чтобы изобразить аккорд, он просто тыкал одним пальцем в клавишу, а рояль издавал аккордный звук. А если Максимка промахивался по клавише, рояль сам себя ударял!
Удалов сказал мальчику:
– Нехорошо, Максим, старших обманывать.
– Никого я не обманываю! – возразил Максимка лживым голосом.
– Не умеешь ты играть своего Шуберта-Шостаковича.
– Умею.
– Проверим?
Максимка уверенно уселся за инструмент и велел деду открыть ноты. В нотах он немного разбирался, поэтому для начала раза два ударил правильно. А потом – пошла писать губерния! – Максимка барабанил по клавишам как желал, а рояль послушно изображал то, что было написано в нотах, словно у него были дополнительные глаза.
– Ну как, я убедил тебя, дед? – спросил мальчик.
– У меня встречный вопрос: ты намерен всю жизнь со своим роялем выступать?
Мальчик задумался и думал целую минуту. Вы должны простить его, ведь он только начинал творческий путь.
– Пожалуй, я буду выступать со своим роялем, – сказал он. – Я люблю эту машину, и она ко мне тоже неплохо относится.
Рояль покачнулся и притопнул ногой.
– Ох уж эти дары пришельцев! – вздохнул Удалов. – Хочешь, в универмаг сходим?
– А зачем? – спросил мальчик.
– Слышал я, что туда новые автомобильчики из Германии привезли.
Максимка любил автомобильчики куда больше рояля. И конечно же, заспешил в магазин вместе с дедом.
Но деду плевать было на автомобильчики. Он провел мальчика через закуток, где стояли музыкальные инструменты.
– Кстати, – сказал Удалов, – хочешь со мной поспорить на пять автомобильчиков, что на этом вот пианино ты не сыграешь?
– Почему? – Мальчик возгордился, а возгордившийся человек склонен переоценивать свои возможности.
– Потому что за тебя рояль играет, детка, – сказал Удалов. – Я видел, как он это делает.
– Дед, ты жалкий завистник, – сказал мальчик. – Семь автомобильчиков!
– Шесть.
На этом порешили.
Удалов пошел к продавщице, что томилась в углу над романом Сидни Шелдона о красивой жизни на Багамах, и она сказала:
– Пробуйте, только чего не отломайте.
Максимка мельком взглянул на ноты и начал бить по клавишам.
Он бил, а они издавали противные звуки. Он бил сильнее, и клавиши вопили все противнее. Даже продавщица отложила роман на самом трагическом месте и сказала:
– А ну, граждане, хватит издеваться над ценным товаром.
Обратно они шли медленно. Максимка крутил в руках автомобильчик и совсем не переживал.
– Не быть тебе Рихтером, – сказал Удалов ребенку.
– Ну и слава богу, – ответил мальчик. – Меня куда больше волнует карьера Ринальдо или по крайней мере Пеле. Честное слово.
– А как же консерватория?
– Конечно, хорошо, когда тебе хлопают в ладоши тридцать человек, – разумно ответил Максимка. – Но когда сто тысяч кричат «Максим чемпион!» – это звучит!
– Надо будет от рояля отделаться, – сказал Удалов, – иначе это кончится позором. Давай его в музыкальную школу пожертвуем.
– Дед, ты обалдел, – возразил мальчик. – Они же там такую липу начнут качать, что школа на первое место по России по гениям выйдет. А потом все пойдут по этапу.
– Разумно, – согласился Удалов. Он порой удивлялся здравому смыслу малыша.
– Надо олуха найти, – сказал мальчик.
И тут олух к ним подошел сам.
– Какой хороший мальчик, – сказал олух. Был он хорошо одет, причесан-напудрен, а «Мерседес» с голливудскими номерами, которые вводили в восторг местную милицию, ехал в десяти шагах сзади.
Порой Удалову казалось странным, как в Великий Гусляр попадали такие ответственные люди и что они там делали. Никаких минеральных богатств гуслярские окрестности не имели, баобабами похвастаться не могли, крокодилы там уже вывелись... Значит, к чему-то они готовились. То и дело по посредственным улицам Гусляра проносились кавалькады или отдельные джипы. Некоторые даже оседали здесь.
Профессор Минц высказал соображение, что эти люди, стараясь расширить сферу применения своих капиталов, ищут контакты с инопланетянами, которые посещают Гусляр. Но доказательств этому не было, а владельцы джипов ни в чем не сознавались.
– Мальчик играет на фортепьяно? – спросил олух. На вид ему было от двадцати до пятидесяти лет – кожа гладкая, натянутая на лицо, ни морщинки, ни сомнения.
Не дождавшись ответа, пришелец продолжал без обиды:
– У меня тоже мальчик талантливый. Ни дня без Баха, сечешь?
Удалов молчал. Максимка тоже молчал. Оба думали.
– Но с инструментом туго. Говорят, у вас настоящий «Стейнвей», так сказать? А у нас пока дождешься, что из Австралии привезут, мальчик вырастет, в футбол играть начнет. Послушай, Удалов, продай мне рояль. Я тебе хорошие деньги дам и «Красный Октябрь» в придачу.