«По какому вопросу?»
Поколебавшись, он ответил:
— По поводу одного наркотика, который производился здесь в прошлом. Он назывался фрогедадрин или йот-йот-сто восемьдесят. Так именовался один и тот же продукт.
«Одну минуту».
Рига маленькими шажками удалилась в сторону внутренних дверей, после чего исчезла за ними. Эрик стоял и ждал. Он думал, что если это галлюцинация, то она явно не соответствует его желаниям.
Появился риг побольше, самец. Суставы его двигались с трудом, и Эрик понял, что он стар. Жизнь ригов насчитывала месяцы, а не годы. Этому оставалось уже немного.
Старый риг спросил с помощью переводчика:
«Что вы хотите знать о йот-йот-180? Пожалуйста, говорите кратко».
Эрик наклонился и взял журнал со столика, стоявшего рядом. Он был не на английском языке. На обложке виднелись два рига и какие-то надписи, сделанные на их неразборчивой письменности, напоминающей кривые картинки.
Доктор удивленно уставился на журнал. Перед ним был номер «Лайфа». Отчего-то это потрясло его больше, чем вид самого врага.
«Слушаю».
Старый риг нетерпеливо заскрежетал.
— Я хотел бы купить противоядие от наркотика йот-йот-сто восемьдесят, — сказал доктор. — Чтобы излечиться от зависимости.
«Для этого я тебе не нужен. Такой вопрос могла решить и секретарша».
Риг повернулся и неуклюже ушел. Эрик остался один.
Вернулась секретарша с небольшим мешочком из коричневой бумаги и протянула его Свитсенту. При этом она воспользовалась не суставчатой рукой, а челюстями. Эрик взял мешочек, открыл и заглянул внутрь. Бутылочка с таблетками. Все, больше ему ничего не требовалось.
«Четыре тридцать пять, сэр».
Секретарша смотрела, как посетитель достает бумажник и протягивает ей пятидолларовую банкноту.
«Прошу прощения, но это банкнота времен войны, вышедшая из обращения».
— Ты не можешь ее взять? — спросил Эрик.
«Правила запрещают нам делать это».
— Понятно, — глухо проговорил он, думая, как поступить.
Доктор мог бы проглотить содержимое бутылочки, и рига не успела бы его остановить. Но тогда Свитсента, вероятно, арестовали бы, а дальнейшее развитие событий он легко себе представлял. Полицейские проверили бы его документы и выяснили бы, что Эрик явился из прошлого. Они прекрасно понимали бы, что он может забрать с собой в прошлое сведения, которые способны повлиять на исход войны, видимо завершившейся для них успешно. Этого они допустить не могли, и им пришлось бы его убить, даже если две расы живут сейчас в согласии.
— Часы, — сказал он, снимая их с запястья и протягивая риге. — Семнадцать камней, батарея с гарантией на семьдесят лет.
В порыве вдохновения доктор добавил:
— Это антиквариат, отлично сохранившийся с довоенных времен.
«Одну минуту, сэр».
Секретарша взяла часы и на длинных гибких ногах направилась в глубь кабинета, где начала совещаться с кем-то невидимым. Эрик ждал, даже не пытаясь проглотить таблетки. Он чувствовал себя так, словно его окутывала какая-то плотная пленка, не дававшая ни пошевелиться, ни бежать. Доктору казалось, будто он завис на полпути между реальностями.
Из глубины кабинета кто-то вышел.
Эрик поднял взгляд.
Человек. Молодой парень с короткими волосами, в запятнанном и помятом рабочем халате.
— В чем дело, приятель? — спросил он.
За ним шла секретарша, треща суставами.
— Прошу прощения за беспокойство, — сказал Эрик. — Мы можем поговорить наедине?
Парень пожал плечами.
— Само собой.
Он провел Эрика в помещение, похожее на склад, закрыл дверь, спокойно повернулся к нему и сказал:
— Эти часы стоят триста долларов. Она не знает, что с ними делать. Мозг у нее всего лишь шестисотого типа. Знаешь, как бывает с этим классом Д.
Он закурил и протянул Эрику пачку «Кэмела».
— Я путешествую во времени, — сообщил доктор, беря сигарету.
— Да, конечно. — Парень рассмеялся и протянул зажигалку.
— Не слышал про йот-йот-сто восемьдесят? Его делали именно здесь.
Тот немного подумал и ответил:
— Но эту гадость давно уже перестали производить, поскольку она была ядовита и вызывала сильную зависимость. Собственно, после войны ее больше не выпускают.
— Они победили?
— Кто?
— Риги, — пояснил Эрик.
— Риги — это мы, — сказал парень. — Не они. Они — Лилистар. Если ты путешествуешь во времени, то должен знать об этом даже лучше меня.
— Но мирный договор…
— Не было никакого мирного договора. Слушай, старик, я в колледже изучал курс мировой истории, собирался стать учителем. Я знаю все о последней войне, это была моя специальность. Джино Молинари, который был Генеральным секретарем ООН, когда начались военные действия, подписал с ригами протокол насчет эры всеобщего взаимопонимания. Потом риги начали сражаться с лилистарцами. Молинари, в соответствии с договором, встал на сторону ригов, и мы победили. — Парень улыбнулся. — А та наркота, на которую ты подсел, как сам говоришь, — это оружие, которое «Хэзелтайн» разработал в две тысячи пятьдесят пятом году, во время войны с Лилистаром. Ничего путного из этого не вышло, потому что лилистарцы оказались куда более продвинуты в фармакологии, чем мы, и быстро создали противоядие, которое ты как раз пытаешься купить. Господи, да они просто вынуждены были его создать. Ведь мы подбросили им эту дрянь в питьевую воду по идее самого Моля. Такое прозвище было у Генерального секретаря, — пояснил он.
— Ладно, — сказал Эрик. — Хватит об этом. Я хочу купить противоядие, вернее, обменять его на часы. Этой дозы достаточно? — Он полез в коричневый мешочек, который все время держал в руках, и достал бутылочку. — Принеси немного воды, дай мне проглотить пару таблеток и выпусти меня отсюда. Я не знаю, как долго тут пробуду и когда вернусь в свое время. Ты не против?
Он с трудом владел собственным голосом и весь дрожал, хотя сам не знал отчего — от злости, страха или растерянности.
— Спокойно. — Парень, держа сигарету в зубах, отошел в сторону, видимо, в поисках воды. — Кола подойдет?
— Да, — ответил Эрик.
Парень вернулся с бутылкой кока-колы. Свитсент с трудом проглотил несколько таблеток.
В дверях появилась секретарша.
«С ним все в порядке?»
— Да, — ответил парень, пока Эрик глотал последнюю таблетку.
«Возьмешь часы?»
Парень взял их у нее.
— Само собой разумеется, это собственность фирмы, — сказал он и направился к выходу.
— Кто был секретарем ООН в конце войны? Дональд Фестенбург? — крикнул ему вслед Эрик.
— Нет, — последовал ответ.
«Кроме лекарства ему следует дать некоторую сумму наличными».
Рига протянула парню мерцающую коробочку, на которой были написаны эти слова.
Тот остановился, нахмурился и пожал плечами.
— Сто баксов, — бросил он Эрику. — Хочешь бери, хочешь нет, мне все равно.
— Беру, — ответил Свитсент и пошел следом за парнем в кабинет.
Когда тот отдал ему деньги — странные незнакомые банкноты, ничего Эрику не напоминавшие, — ему пришел в голову еще один вопрос.
— Чем закончилось правление Джино Молинари?
Парень поднял взгляд.
— Его убили.
— Застрелили?
— Да, старомодными свинцовыми пулями. Какой-то фанатик. Из-за мягкой иммиграционной политики Моля, который разрешал ригам селиться на Земле. Возникла расистская группировка, опасавшаяся кровосмешения, как будто люди и риги могли иметь друг с другом потомство.
Парень рассмеялся.
«Неужели это тот самый мир, откуда Молинари взял изрешеченный пулями труп, который мне показывал Фестенбург? Я сам видел мертвого Джино, изуродованного и забрызганного кровью, лежащего в резервуаре, заполненном гелием».
Сзади послышался сухой деловитый голос:
— Доктор Свитсент, вы не хотите взять противоядие от йот-йот-сто восемьдесят для жены?
Это произнес некий организм, полностью лишенный глаз. Эрик увидел его и представил себе фрукты, на которые натыкался в детстве, — перезрелые груши, лежащие в густой траве, покрытые шевелящимся слоем желтых червей, испускающие сладковатый запах гнили. Существо имело почти шарообразную форму, однако со всех сторон его сжимало некое подобие упряжи, без которой оно, вероятно, не могло функционировать в земной среде. Эрика удивляло только одно — зачем инопланетянину это было нужно.
— Он и вправду путешествует во времени? — спросил тот самый парень, стоявший у кассы, внезапно поднял голову и посмотрел на Эрика.
Шарообразное существо, зажатое в пластиковых ремнях, механическим голосом ответило:
— Да, мистер Таубман.
Оно переместилось в воздухе ближе к Эрику и остановилось на высоте около фута над землей, издавая неясное шипение, словно втягивая жидкость через искусственные трубки.
— Этот фрукт родом с Бетельгейзе, — сказал Свитсенту Таубман, показывая на шар. — Его зовут Вилли К. Это один из наших лучших химиков. — Парень запер кассу. — Он телепат, как и все тамошние жители. Они любят копаться в мозгах людей и ригов, но совершенно безвредны. Мы их любим.
Он подошел к Вилли К, наклонился и спросил:
— Слушай, раз он путешествует во времени, то, наверное, мы не можем так просто его отсюда выпустить? Вдруг он опасен или может нам для чего-нибудь пригодиться? Не вызвать ли полицию? Я думал, он псих или издевается.
Вилли К подплыл к Эрику, потом снова отодвинулся.
— Его невозможно задержать, мистер Таубман. Когда наркотик перестанет действовать, он вернется в свое время. Тем не менее я хотел бы воспользоваться случаем и задать несколько вопросов, пока наш гость здесь. Если, конечно, вы согласны, — обратился он к Эрику.
— Не знаю, — пробормотал тот, потирая лоб.
Чего-чего, а уж вопроса Вилли К насчет Кэти он точно не ожидал. Свитсент уже окончательно запутался, ему хотелось как можно быстрее отсюда убраться.
— Понимаю вас и сочувствую, — сказал Вилли К. — В любом случае, официально задавать вам вопросы не имело бы никакого смысла. Я и так читаю в ваших мыслях все, что мне захочется. Надеюсь, что, формулируя свои вопросы, я одновременно смогу развеять некоторые ваши сомнения, например касающиеся жены. Вас раздирают противоречивые чувства по отношению к ней. Прежде всего это страх, затем ненависть и, наконец, немало чистой незамутненной любви.
— Господи, любят же эти бетели играть в психологов, — заметил Таубман. — Наверняка такова врожденная склонность телепатов. Не думаю, что они могут что-то с этим поделать.
Он крутился неподалеку, явно заинтересованный тем, что говорил Вилли К.
— А я могу взять с собой противоядие для Кэти?
— Нет, но вы можете запомнить формулу, благодаря чему в вашем времени «Хэзелтайн» сможет его воспроизвести. Хотя не думаю, что вам этого хочется. Я вовсе не намерен вас уговаривать и не могу заставить.
— То есть его жена подсела на йот-йот-сто восемьдесят, а он не собирается ей помогать? — спросил Таубман.
— Ты не женат, — заметил Вилли К. — В супружестве может родиться величайшая ненависть, на какую только способны люди. Возможно, из-за постоянной близости или же потому, что когда-то между ними была любовь. Близость остается, несмотря на то что любовь исчезла без следа. Появляется жажда власти, борьба за доминирование. Собственно, это жена подсадила его на наркотик, так что чувства нашего гостя вполне понятны.
— Надеюсь, что никогда ни во что подобное не ввяжусь, — заявил Таубман. — Как можно ненавидеть того, кого когда-то любил?
Рига уже какое-то время назад подошла к ним, слушала их разговор и считывала перевод с поверхности устройства.
Теперь и она вставила свое слово:
«Любовь и ненависть связаны друг с другом куда теснее, чем думают земляне».
— Есть еще сигарета? — спросил Эрик Таубмана.
— Конечно. — Парень протянул ему пачку.
— Самое интересное во всем этом то, что доктор Эрик Свитсент родом из вселенной, в которой пакт заключили Земля и Лилистар, — продолжал Вилли К. — В данный момент, то есть в их две тысячи пятьдесят пятом году, идет война, которую они постепенно, но определенно проигрывают. Это явно не наше прошлое, но совершенно другое, альтернативное. Кроме того, я вижу в его мозгу крайне интересную мысль о том, что тогдашний руководитель Земли Джино Молинари уже открыл ряд параллельных миров и пользуется ими для собственных политических целей.
Вилли К помолчал и продолжил:
— Нет, доктор Свитсент, после того как я извлек из вашей памяти образ трупа Молинари, могу с уверенностью утверждать, что он не из нашего мира. Генеральный секретарь действительно погиб вследствие покушения. При этом я помню фотографии его тела и замечаю одну маленькую, но существенную разницу. В нашем мире секретарю несколько раз выстрелили в лицо, так что черты его стали неузнаваемы. Труп, который вы видели, не настолько изуродован, вследствие чего я могу предположить, что он происходит из еще одного мира, подобного нашему, но не идентичного.
— Видимо, именно поэтому здесь появлялось так мало путешественников во времени, — вставил Таубман. — Они разбросаны по разным возможным будущим.
— Что касается энергичного Молинари, то я предполагаю, что это еще одна альтернативная конфигурация, — задумчиво продолжал Вилли К. — Как вы понимаете, доктор, это означает, что ваш секретарь сам принимал йот-йот-сто восемьдесят. Угроза вас убить, если вы подсядете на наркотик, — лишь проявление жестокого лицемерия. Но по некоторым признакам, содержащимся в ваших мыслях, я могу заключить, что Молинари также обладает противоядием, разработанным лилистарцами, которое вы только что приняли. Поэтому он ничего не боится и может свободно путешествовать по мирам.
Эрик понял, что Моль мог в любой момент дать лекарство ему и Кэти.
Ему трудно было примириться с тем, что он услышал сейчас о Джино Молинари. Генсек казался ему более человечным.
«Он просто играл с нами, — подумал Эрик. — Жестокое лицемерие, как говорит Вилли К».
— Погодите, — предупредил его тот. — Мы не знаем, что он собирался сделать. Джино только что узнал о вашей зависимости от наркотика. Именно в этот момент он, как обычно, страдал очередным приступом своих хронических болезней. Возможно, Молинари и дал бы вам лекарство позже, пока это еще имело какое-то значение.
«Можно узнать, о чем вы говорите?»
Секретарша, как и Таубман, потеряла нить разговора.
— Не стоит ли вам начать трудоемкий процесс запоминания формулы? — спросил Вилли К. — Это займет все время, которое у вас еще осталось.
— Ладно, — ответил Эрик и сосредоточился, готовясь слушать.
«Минуту».
Вилли К замолчал и повернулся к секретарше.
«Доктор выяснил нечто намного более важное, чем любые химические формулы».
— То есть? — спросил ее Эрик.
«В вашем мире мы враги, но здесь живем вместе. Вы видите это и уже поняли, что в войне с нами нет необходимости. Еще важнее то, что это также знает и ваш руководитель».
В самом деле. Нет ничего удивительного, что Молинари война была не по душе. Он не просто подозревал, что ввязался не в тот конфликт не с тем врагом. Джино сам стал свидетелем этого факта, возможно, не один раз, и все благодаря йот-йот-180.
Но это не все. Было еще кое-что, столь зловещее, что Эрик даже сам удивился, каким чудом эта мысль пробилась из глубин его подсознания вопреки всем барьерам. Йот-йот-180 попал на Лилистар, причем в больших количествах. Там наверняка с ним экспериментировали. Значит, лилистарцам также были знакомы альтернативные возможности. Они знали, что Земле повезло бы больше, если бы она пошла на союз с ригами, убедились в этом воочию.
Лилистар проигрывал в обоих сценариях развития событий — с Землей и без таковой на его стороне. Или…
Была ли третья возможность, в которой Лилистар и риги сражались с Землей?
— Союз между Лилистаром и ригами маловероятен, — сказал Вилли К. — Слишком давно они враждовали. Мне кажется, что равновесие держится исключительно на вашей планете, на которой мы сейчас находимся. Так или иначе, Лилистар обязательно будет побежден ригами.
— Но это означает, что лилистарцам нечего терять, раз они знают, что проиграют, — заметил Эрик.
Он легко мог представить себе реакцию Френекси на подобные известия. Нигилизм и разрушительная жестокость лилистарцев стали бы просто непостижимы.
— Да, это так, — согласился Вилли К. — Молинари не совершает поспешных шагов, и правильно делает. Возможно, теперь вы поймете, в чем причина стольких его болезней, ради чего он вынужден доходить до крайности, прикасаться к самой смерти, чтобы служить своему народу. Почему Джино сто раз подумал бы, прежде чем дать вам противоядие от йот-йот-сто восемьдесят. Если бы агенты Лилистара, в число которых, возможно, входит и ваша жена, узнали, что оно у него есть, то они могли бы… — Вилли К замолчал. — Как вы сами можете заметить, трудно предвидеть поведение психопатов. Одно можно сказать точно. Они не стали бы игнорировать подобное.
— Лилистарцы нашли бы способ лишить его противоядия, — сказал Эрик.
— Не в том дело. Они пытались бы его наказать. Френекси знал бы, что Молинари обладает слишком большой властью. Он имеет возможность свободно принимать йот-йот-сто восемьдесят, без опасений приобрести зависимость или разрушить нервную систему, и никак ему не подчиняется. Именно потому Молинари может противостоять премьеру. Он вовсе не столь уж беспомощен.
— Это уже выше моего понимания, — пожаловался Таубман. — Прошу прощения.
Он вышел, а секретарша осталась.
«Убедите Генерального секретаря связаться с властями ригов. Я уверена, мы поможем защитить Землю от мести Лилистара».