отвлекающий маневр?
Я искоса взглянула на правителя Пятого Радужного:
– Ваше Величество, вы серьезно? – искренне поинтересовалась я. – Вы видели, сколько
шпилек и заклинаний летело в Анфису и вашего друга, а ведь они всего лишь танцевали на столе. –
разумеется, я понимала, что это “всего лишь” было крайне откровенным, но появление в платье
казалось мне чем-то гораздо более опасным… – Нас точно прибьют, а с утра я еще очень хотела
жить.
Эридан на мою короткую речь даже внимания не обратил, он вполне всерьез
задумался над словами Велидора.
– Идея здравая. Быть на балу мы обязаны. Необходимо понять, кто именно любовник
Ризеллы. Конечно, мы бы могли заявиться туда и просто так, но лишняя суета в стане врага – это не
так уж и плохо.
Я закатила глаза к потолку и без лишних церемоний огрызнулась:
– Вот тогда и одевайте это платье сами! В конце концов, его вам подарили!
На самом деле я злилась. Сама не знаю от чего, но одевать платье на бал не собиралась
ни за какие коврижки. Да, оно мне нравилось. Не спорю. Я бы его с удовольствием повесила в
своем шкафу и любовалась на него тайком ночами. Но играть роль “красной тряпки для быка” мне
не хотелось. И Кристина меня в этом желании поддерживала.
– Хотите кого-то в это платье обрядить, наймите! Или давайте переправим кому-нибудь
из жаждущих руку и сердце Даррия! Я почти уверена, наденут и поскачут на бал в вприпрыжку! –
предложила она.
Мое живое воображение представило толстуху Кларентину, которая скачет, сотрясая
землю, ко дворцу. Из-под каблуков вылетают куски почвы, шлейф развевается, ровно до того
момента, пока дворянка не спотыкается и не пропахивает носом траншею длинной в два метра.
Невольно улыбнулась.
– Нанять никого нельзя, – снисходительно напомнил герцог. – Пройти в замок можно
только тем, у кого есть приглашение. А отдать кому-то тоже не вариант, теряется разрешение от
Даррия.
Я мысленно зарычала.
Герцог же решил меня морально добить:
– А вообще, если вспомнить некоторые обстоятельства, кто-то это платье выиграл в
споре. Так может, Эля, это твоя карма?
Вместо ответа я задохнулась от негодования.
– В каком еще споре? – заинтересовался обстоятельствами Велидор.
– Выжить после поцелуя с этим гадом, – процедила я, теряя остатки самообладания и
малейшего приличия. К черту! Если поцелуй с белобрысой сволочью пережила, то и он
оскорбления выдержит. Заслужил!
– Это сейчас ты или Эльвира сказала? – удивленно переспросил Тарфолд.
– Эльвира! Эльвира! – сквозь зубы процедила я. Хоть где-то можно вину на шизу свалить.
– А-а-а, ну ей можно, – расслабился и проглотил мою наглую вольность препод. – Она
себя не очень хорошо контролирует.
Ну зашибись заявочка! Я скрестила руки на груди, и приготовилась высказать злыдне
еще много чего ласкового, раз уж можно стало. Вот только Кристина вовремя одернула,
развернула силком к себе и, глядя в глаза, прошептала:
– Эль, действительно надо. Ради Глеба. Мы же должны узнать, кто его папаша?
Ну вот не надо меня по больному бить. Это нечестный прием.
– Сомнительно, что сам Глеб меня об этом попросил бы, – сказала и плотно сжала губы.
Медленно выдохнула, прикрыв глаза.
– Ну хочешь, я платье одену, – так же тихо предложила Крис. – Кому-то все равно
придется в нем идти.
Я ощутила прилив вины, будто вынудила подругу. Вот что я за человек такой? То не
хотела, то совесть меня грызет.
– Давай жребий, – предложила альтернативу – Кто вытянет, тот и оденет.
Но через пять минут я, жалея о своих словах, молча сжимала обломанную спичку и
косилась на идеальный наряд. Видимо, этому платью суждено оказаться на моей фигуре.
– Не расстраивайся так, – приободрил герцог. – У тебя будет одна из ключевых ролей.
Опасно, но я смогу тебя подстраховать.
Я не скосила на него сощуренный взгляд:
– На вашем месте я бы задумалась не обо мне, а о себе. Уж слишком я в этом платье буду
похожа на Ридрегу!
***
– Лапа готова! – послышался победный клич из угла комнатушки.
Ликовала тройка аналитиков. Только что им удалось сложить одну из самых сложных
мозаик Двадцати королевств – собрать осколки когтистой ноги Горгулия буквально по крошкам.
Видят боги, сколько магии бедняги пятикурсники перепробовали ради облегчения
процесса, вот только бестолку. Целый курс корпел над склеиванием скульптуры. Дружно и
слажено. И с таким энтузиазмом все помогали друг другу, что Вероника невольно начала
завидовать. У аналитиков не было такого соперничества между собой, как у фрейлин. Не висела
дамокловым мечом атмосфера опасности и вечной напряженности, и возможной подставы от
соседней тройки.
Возможно, дело было в смешанном коллективе. У аналитиков и юноши, и девушки
обучались вместе. У фрейлин же все курсы напоминали филиал змеиного серпентария.
– Отлично! – обрадовалась девушка новости. – Тащите сюда!
Перед ней полукругом на столе уже лежало правое крыло, часть туловища и вторая
лапа. Фрейлина занималась самым важным и ответственным делом: медленно вдыхала жизнь в
еще не до конца собранного Горгулия. Это Милонский посоветовал.
Так и сказал:
– Я переживаю, что для оживления целой скульптуры сразу у тебя просто не хватит
энергии. А вот медленное вливание в каждую часть отдельно может облегчить дело. Только не
переусердствуй. Нам каменный зомбиапокалипсис не нужен, еще не хватало, чтобы по академии
бегала одинокая каменная рука и летало не до конца собранное крыло.
Вот Вероника по каплям и оживляла Арсения, балансируя на тонкой грани, не доводя
до того состояния, когда еще не склеенные во едино руки-ноги историка заживут собственной
жизнью. Последний рывок она хотела совершить, когда все будет окончательно готово.
Радовало уже то, что дело продвигалось быстро. Никак не ожидала первокурсница, что
ушлые аналитики так быстро и оперативно смогут составлять и склеивать разбитые до крошек
осколки камня в цельный предмет. Правда, магического клея ушло ведро, но новый уже варился
под чутким руководством Арвенариуса.
Препод лично заперся на бывшей вотчине опального Глеба и занялся снабжением
аналитиков склеивающим зельем. Даже Терция подключилась.
Госпожа Шарон вручную делала магические кисточки для нанесения клея из шерсти
белки-пушанки. Зверушка была полуразумна, и уговорить ее на “поделиться ворсом” стоило
огромных трудов. Но этикетша пообещала белке коллекцию блестящих десертных ложек, и
пушанка согласилась. Зачем ей нужны были серебряные приборы, оставалось загадкой, но
белочка терпеливо разрешала себя обривать в десятый раз за день, а потом усиленно отращивала
новую шерстку.
Из добытого ворса Терция крутила тонкие кисточки, соединяла с деревянной ручкой,
похожей на карандаш, и телепортировала к аналитикам для дальнейшего использования.
Дольше пяти минут эксплуатации ни одна из кисточек не выдерживала, но тут уж
ничего не поделаешь. Ритуал склеивания магических предметов, а именно таким Милонский
посчитал Горгулия, требовал особо капризных условностей.
– А мы сейчас второе крыло доклеиваем, – вырвал курсантку из мыслей оклик симпатяги
аналитика Морлея. Парень, обладатель невероятно выразительных зеленых глаз, в обрамлении
длиннющих ресниц, внимательно смотрел на фрейлину. – Вероника, ты бы сходила поела, что ли,
– заботливо предложил он. – А то бледная уже, как смерть. Нельзя столько много работать и так
себя изводить.
В ответ пришлось устало улыбнуться. Мимика вышла вымученной, фрейлина
действительно устала. Вот только иначе было нельзя, от нее зависела самая важная часть работы.
– Я потерплю, – упрямо заявила она. – Нельзя расслабляться.
– Да что ты в самом деле, – всплеснула руками девчонка из другой тройки аналитиков. –
Еще не хватало нам голодных обмороков. Если не хочешь сама идти, давай я схожу.
Соглашаться не хотелось, но вредный желудок предательски заурчал, сдавая с
потрохами.
Морлей дружелюбно усмехнулся:
– Солея, сходи, пожалуйста, – обратился он к однокурснице. – Только не в нашу столовую,
а к тете Мане.
И так задорно подмигнул уже фрейлине, что Вероника невольно заинтересовалась:
– Что за тетя?
– Домовая из столовой преподов. Мы на третьем курсе вычислили, что они ее там от
наших глаз прячут. С тех пор бегаем к ней за нормальной едой.
– А она не против?
– Она только за, – Морлей наносил клей на очередной осколок Горгулия. – Считает, что
курсантов морят голодом, и с радостью дает еду на вынос.
– В таком случае не вижу поводов отказываться, – Вероника улыбнулась в ответ и дальше
– В таком случае не вижу поводов отказываться, – Вероника улыбнулась в ответ и дальше
сосредоточилась на работе, хотя краем глаза все же подглядывала за деятельностью аналитиков.
Девушку не переставала удивлять та свобода и сплоченность, царившая в коллективе
пятикурсников. Никаких перешептываний за спиной, язвительных комментариев. Это были не
разрозненные тройки, а единый организм, работающий как часы.
– А все аналитики такие дружные между собой? – наконец не выдержала она и
поинтересовалась, заслужив тем самым кучу удивленных взглядов. Пришлось пояснить. – Просто у
нас на первом курсе за месяц столько дрязг случилось, столько конфликтов. А у вас все так мило и
тихо, что даже не привычно.
– По-началу мы тоже грызлись, – пояснила обычно молчаливая шатенка Леся. – Но когда
пять лет живешь бок о бок, то уже к концу второго курса начинаешь волей не волей становиться
лучшими друзьями.
– И что, даже внутри троек не грызлись? – изумилась Вероника.
– Не-е, – протянул Морлей. – С тройками все как-то сразу слажено вышло. А у тебя не так,
что ли?
Вопрос заставил девушку скривиться. В тонкости ее взаимоотношения с Ванессой и
Кларентиной посвящать посторонних не хотелось, поэтому пришлось обойтись общими фразами:
– Ну мне точно не повезло так, как вам. У меня отвратительные соседки.
Внимательные взгляды скользнули по лицу первокурсницы. Аналитики отметили для
себя эту зажатость, но уточнять причины не стали.
Самый умный курс Академии не просто так обучался пять лет делать выводы из
минимума информации, чтобы понять – особо лезть в душу Вероники не стоит, тем более целой
толпой.
– Кстати, – вдруг вспомнил Морлей. – А ведь даже у нас на факультете случались казусы.
Вспомните, как нам Милонский рассказывал историю преподавателя зельеварения Глеба. Он ведь
тоже учился у нас, но его предали собственные товарищи.
– В смысле? – заинтриговалась Вероника. – Расскажите!
Симпатяга-пятикурсник попросил взглядом разрешения у остальных и, только получив
одобрительные кивки, продолжил:
– Магистр Глеб изначально обучался на аналитика. Причем отлично обучался, был одним
из лучших. Но на выпускных экзаменах что-то пошло не так. В общем, завалил. А дальше
произошло необъяснимое: лучшие друзья из тройки обвинили Глеба в загубленных жизнях и
карьерах, а после попытались отравить.
– Отравить человека с уникальным иммунитетом к ядам? – перебила шокированная
Вероника. – Они идиоты?
– А в тот момент никто о талантах магистра не знал. Дар проявился уже после
лошадиной дозы яда, которым отравили Глеба.
Вероника поежилась, представив ситуацию до конца.
Ей еще, выходит, повезло. Она-то изначально от дворянок ничего хорошего не ждала.
Они самодурные, мало ли что им в голову взбредет. А Глебу всадили нож в спину те, от кого он не
ждал. Неудивительно, что зельевар был малость поехавшим. После такого сложно сохранить
рассудок в здравии.
– Бедняга, – протянула фрейлина. – Теперь понятно, почему он такой странный. Я
надеюсь, виновные понесли наказание?
По рядам аналитиков пронеслось невнятное мычание.
– Нет, – произнесла Леся. – Усуарис и Клив – так звали товарищей Глеба по тройке, сразу
после покушения исчезли без вести. Над этой загадкой бьется каждый курс на протяжении уже не
одного десятка лет. Милонский задает ее в конце первого года обучения, а тем, кто разгадает,
обещает заочные высшие оценки по выпускным экзаменам.
– Может, скрылись во Внешнем мире? – сходу предположила Вероника. – Один из них
ведь был иномирянином.
Гипотеза вызвала у аналитиков снисходительные улыбки.
– Эта версия была одной из первых, но поиски в обоих мирах не увенчались успехом, –
объяснил Морлей. – Гораздо больший интерес вызывает сам факт их предательства. Попытка
убийства из-за заваленного экзамена и отчисления… всем нам это кажется сильно надуманным
мотивом для столь серьезного преступления. Вкупе с исчезновением, я думаю, что здесь что-то
явно другое.
– После истории с разбитым Горгулием, – встряла Леся. – У нас родилась другая версия
событий. Мы, правда, ее никому не озвучивали.
В ее сторону тут же послышалось гневное шиканье.
Зыркнув на сокурсников, Леся без капли смущения, словно великую тайну, поведала:
– Возможно, Глеб был психопатом с рождения и, провалив экзамены, окончательно
съехал с катушек. Убил сокурсников и инсценировал покушение на самого себя, заранее зная, что
выживет. Ну а тела… при его тяге к ядам и химии, он мог уже тогда изобрести что-нибудь эдакое
для растворения тел без остатка!
Бр-р-р! Вероника зябко поежилась, представив подобное, но преподавателя все же
решила выгородить:
– Уж слишком это жутко звучит! Да и наверняка было какое-то расследование
преступления. Не позволил бы ректор потенциальному маньяку преподавать в Военной
Академии.
– Вот то-то и оно, – подтвердил Морлей. – Глеба проверяли. А в материалах дела
фигурируют показания Трои Александровны. Она свидетельствует за невиновность зельевара. Мы
спрашивали у Филония, почему ее показания не подвергались сомнению, но он сказал, что
физкультурнице можно верить, а почему не уточнил.
– Да уж! – задумалась Вероника. – И все же я бы озадачилась, куда пропали его
сокурсники. Не бывает такого – был человек… а потом исчез. Есть же следящие заклинания и
артефакты.
– Лично я считаю, что они все же сбежали в один из параллельных миров, – Марлей
материализовал мел и доску, на которой нарисовал размашистую ромашку в пять лепестков. –
Возможно, в Пантеон, Олимп, Элементам или Нежить.
Называя каждый, аналитик убористо вписывал их названия в лепестки, а в последний
пятый внес Двадцать Королевств. В пустой сердцевинке расположился Внешний мир.
– Это еще что за картинка? – поинтересовалась озадаченная фрейлина, впервые услышав
незнакомые названия и увидев подобные художества.
Морлей хлопнул себя по лбу и принялся пояснять:
– Совсем из головы вылетело, что первокурсникам об этом не говорят. Да и вообще,
редко эта информация дальше аналитиков уходит. Всего есть шесть миров. Пять из которых между
собой никогда не пересекаются. А вот шестой, – он ткнул мелом в сердцевину цветка. – Внешний
мир является неким перевалочным пунктом между остальными. Для перехода в каждый нужны
особые условия и энергозатраты. Да и сами миры не очень дружелюбны к чужакам. Поэтому, сама
понимаешь, экскурсий туда не водят. Но я склоняюсь к мысли, что в случае побега, наши
недоучившиеся Усуарис и Клив могли рвануть именно туда. Желания и возможности искать их там
точно ни у кого не возникло. Из-за энергозатрат на обратный переход в Двадцать королевств,
никто не решится исследовать каждый из миров. Овчинка выделки не стоит.
– Выходит, можно наворотить кучу дел, а потом безнаказанно смыться? – чувство
справедливости Вероники негодовало. – И никто даже не кинется искать?
Аналитики довольно равнодушно пожали плечами:
– Выходит можно, – подтвердила Леся. – Но это уже, по сути, не наше дело. Мы
аналитики, наша задача распутать и объяснить, дать советы по решению ситуации и
рентабельности затрат. В данном варианте, поимка преступников не имеет смысла, но если бы
дело имело масштаб на уровне королей и они бы решили наказать виновных, тогда возможно,
кто-то из боевых магов и отправился бы на поимку.
Конечно, ничего нового Вероника для себя не открыла. Ради простых смертных особо
сильно никто заморачиваться не будет, но червячок болезненной обиды на несправедливость
мира все же зародился в ее душе.
– Как-то странно тогда, – озвучила она, неожиданно пришедшую мысль. – Выходит, сто
лет назад когда Глеба едва не прибили, никому даже дела не было. Провели тихое расследование
и все закончилось. А сейчас, покушение на Трою, разбит Горгулий, и обвинили все того же Глеба, но деятельность развита едва ли не на все Двадцать королевств. С чего бы такой размах?
Вопрос повис в воздухе, и пятый курс задумался. В тишине слышалась шебуршание от
склеивания историка. Прошло около минуты, пораженная такой странной реакцией фрейлина
переспросила:
– Ребята, с вами все в порядке? Чего умолкли-то?
Со стороны послышалось тихое:
– Мы думаем, а думать лучше в тишине.
Вероника хотела попросить поделиться мыслями, но ее тут же перебил Морлей:
– Возможно, королевский дом участвует в расследовании из-за того, что все началось
именно на балу для Керинов, – озвучил он свою версию событий.
Некоторые однокурсники поспешили не согласиться, отрицательно покачав головой.
Кто-то даже выкрикнул: