Прислонив к стенке копье, Онуфрий тут же хлебнул из кувшина и улыбнулся. Не, не бражка, березовица! Пьяная, двойной перегонки. Видать, пищальники с собой принесли.
- Эй, Офоня! - Нагнувшись, Онуфрий потряс спящего за плечо. Тот что-то забурчал, замахал руками… А пахло-то от него… У-у! Пьян, сволочь! Вот гадюка злоковарная! Это что же получается, ему, Онуфрию, теперя всю ночь стоять караулить?! Вот уж нет!
- Эй, просыпайся, гадина ты болотная! Чего упился?
- О! Онуфрий! - пьяно улыбнулся приподнявшийся на лавке Петро. - Да отстань ты от Гуся, пущай выспится.
- Я ему, собачине, высплюсь, я ему так высплюсь, эдак, что…
- Ты вот что, Онуфрий… - Усевшись, Петро громко икнул. - Вместо чтоб блажить, березовицы хлебни - знатная, Офонька принес. Пищальникам не показал, ну их - лишние рты. Убралися несолоно хлебавши. Ну, чего глаза выпучил? Пей!
- А… служба как же? - опасливо отозвался Онуфрий. Он бы, конечно, хлебнул и еще, да опасался последствий - вдруг Петюня его специально поит?
- Пей, пей. - Петюня лихо разлил березовицу по кружкам. - Не боись - кого там караулить-то? Двух дураков да одну девку… Девку… О-о!
Выпив, он вдруг запнулся, задумался, скривив тонкие губы в мелкой гаденькой ухмылочке, словно вот-вот собирался устроить какую-то пакость.
- Девка! - поднимаясь на ноги, подмигнул Петро. - Онуфрий, ты когда-нибудь девку пробовал? Ой, сладко-о… - Он зажмурился, покачнулся и едва не упал, но вовремя ухватился за стену. - Пойдем в подклеть, а?
- Да ты что?! - ужаснулся Онуфрий. - А вдруг иматые людишки сбегут?
- Да не сбегут, у нас пищаль есть, парни оставили… Понимаешь, там же девка… Кругленькая, белокожая, сладкая… умм.
- Девка… - Онуфрий облизал губы. Девку, конечно, хотелось. - Да вот не осерчал бы хозяин!
- Не осерчает, - замахал руками Петро. - Чего ему серчать? Он и сам ее, небось, отпробует, как деревенские надоедят. А что не девственна… так девственность ее, скажем, иматые и порушили, чего им еще в подклети делать-то? Или вот он, - Петька указал под стол. - Офонька.
Пришедшая в голову идея так развеселила Петро, что он громко расхохотался и снова заикал:
- А что? И-ик… Снимем с Гуся портки… Самого…и-ик… положим у подклети… и-ик… Опосля посмеемся… и-ик.
- Замерзнет у подклети-то. Да и девка - какая ж она девственна? Хозяин сказал - курва, - Онуфрий усмехнулся. Вообще-то идея с девкой начинала ему нравиться. Особенно если потом все свалить на дрыхнувшего Гуся.
- А Офоньку все же вытащим, - икнул Петро. - Пусть знает, как спать. Мы его… и-ик… к утру во двор вытащим. А девку - сейчас… Бери вон, пищаль… и-ик… Нет, я сам возьму… Только чур я первый! Счас вытащим, а не подчинится… и?ик…
- Не, Петро, силком тащить не будем, - чуть подумав, возразил Красные Уши. В голове его уже родилась одна неплохая мыслишка… - Ну, взял свою пищаль? Идем…
В темном подклете было сыро и холодно, что, в общем-то, ничуть не смущало Прохора и монаха - оба дрыхли, словно на лавке у себя дома. А вот Василиске что-то не спалось - и холодно было, и тоскливо. Да и муторно - как там Митька? Удастся ли ему отыскать обоз? Согласятся ли помочь обозные? Ох, помоги Господи! Девушка шепотом принялась читать молитву. И вдруг замолкла, услыхав приближающиеся снаружи шаги.
- Эй, дева, не спишь?
Кажется, кто-то из стражников. Ну-ка, что еще спросят?
- Мы тут вам поесть принесли…
Надо же! Поесть…
Ширкнул засов. Распахнулась малая створка. Проснувшийся Анемподист высунул голову…
- А ну назад! - Петро повел дулом пищали. Яркой красной искоркой грозно тлел в темноте зажженный фитиль. - Дева проснулась ли?
- А чего надо? - откликнулась Василиска.
- Шить умеешь? - ступил в переговоры Онуфрий.
- Шить? - Девушка в недоумении пожала плечами. - Умею, а что?
- Да, понимаешь, мы тут хозяйские паволоки изорвали случайно. Зашила б аккуратненько… - просительно скривился Красные Уши. - Мы б вас рыбкой покормили и березовицы бы плеснули - не жаль.
- Паволоки, говоришь… - Василиска переглянулась с чернецом и проснувшимся Прошкой. Похоже, кроме этих двоих парней на постоялом дворе больше никого не было. А это шанс! Еще один, кроме Митьки. Глупо было не воспользоваться!
- Только не вздумай… - начал было Прохор, да девчонка его не послушала, живо вынырнула наружу.
И створка тут же захлопнулась, мягко въехал в пазы смазанный салом засов.
- Только уж сделай милость, зашей получше.
- Зашью… Где ваши паволоки-то?
- Да в горнице… Ой, побыстрей бы - скоро хозяин вернется.
Василиска поднялась в горницу следом за парнем с пищалью. Другой страж, красноухий, неотрывно шел сзади.
Вот и горница. Тьма. Лишь тлеет зеленовато лампадка.
- Вона, паволока-то… Нагнись, дева…
Василиска всмотрелась…
Накинутый ременный аркан вдруг сдавил горло так, что потемнело в глазах. Потные руки с силой дернули ветхое платье, обнажив грудь и живот, похотливо прошлись по бедру…
- Ну что, попалась, дева?!
Глава 10. Приказчик
Май 1603 г. Шугозерье - Тихвин
Свернув к постоялому двору, конники помчались вскачь - а нечего уже было таиться: едва почуяв чужих, на разбойном дворе вскинулся лаять пес. Встал на задние лапы, натянув цепь, рвался… А в остальном все было тихо! Никто из избы не выходил. Странное дело, что они там все, поумирали, что ли?
Спешившись, Иванко, Митрий, а следом за ним еще с полдесятка парней быстро поднялись на крыльцо, рванув в избу через сени… В людской оказалось пусто. Хотя не совсем пусто - при ближайшем рассмотрении на полу под столом обнаружился спящий отрок.
- Э-эй, паря! - Иван ткнул его носком сапога, потом наклонился, принюхался. - Да он пьян, собака! В лежку.
- Вверху есть горницы, - шепотом напомнил Митрий.
Приказчик кивнул и, вытащив палаш, вышел в сени, откуда наверх вела узкая лестница. Ловко взобрался и вдруг застыл, обернулся:
- Тсс!
Митька и сам услыхал где-то наверху не совсем понятный звук - то ли чей-то вскрик, то ли звон.
- А, - чуть подумав, махнул палашом Иванко. - Лезем! Там разберемся.
Неширокая галерейка - дверь - горница. Иван рванулся вперед, за ним - Митрий. Жалобно скрипнув, дверь распахнулась от удара ноги… И ворвавшиеся в горницу люди удивленно застыли на пороге.
В свете трех восковых свечей, воткнутых в массивный бронзовый подсвечник, хорошо были видны распластавшиеся у самого порога тела, а посередине горницы - дева в разорванной на груди одежонке и с большой сковородой в руках. От сковороды вкусно пахло жареной рыбой. Увидев вбежавших, дева со вздохом взмахнула сковородой, и Иванко инстинктивно пригнулся - кому ж понравится, коли тебя вот так вот встречают? Остальные парни озадаченно попятились, рассмеялся лишь один Митрий.
- Василиска, - негромко попросил он. - А ну-ка, положь сковородку на стол.
- Митька! - Синие глаза девушки вспыхнули радостью. - Так тебе удалось все же…
- Удалось, - улыбнулся отрок. - Отыскал вот, привел. Это все наши люди… Ой, - он двинулся было к сестрице, но едва не споткнулся о лежащее тело. - Это что ж тут деется-то, а?
- Вот именно, - поддакнул во все глаза таращившийся на девчонку приказчик. - Интересно даже.
- Да, - Василиска все так и держала в руках сковороду. - Эти вон, - она кивнула на тела, - рыбы нам в подклеть принесли да меня вызвали - поволоку зашить. Ишь, нашли дуру! Будто не знаю, чего им надо! Ну, думаю, схожу… авось чего и выгорит - народу-то на дворе мало. Едва взошла - как эти набросились, стянули вожжами, волчины… Ну, я ведь и назвалась курвой стретиловской - хватит, говорю, насильничать, я вам и так любовь покажу, да такую, что искры из глаз полетят. Тут эти прощелыги переглянулись, ага, раз курва, ломаться не будет - уселись на лавку послушненько, а уж я… ой, грех и говорить-то…
Девчонка вдруг сконфузилась, посмотрев на приказчика, зарделась даже. Отвернулась к стене.
- Ничего боле говорить не буду!
Митрий засмеялся:
- Пойдем-ка наших из подклети выпустим. А по пути доскажешь, больно уж интересно!
- Интересно ему… - Девушка еще пуще зарделась.
В этот момент, застонав, уселся на полу прощелыга - тощий, смешной, с красными оттопыренными ушами. Схватился за голову, недоуменно оглядываясь вокруг.
- Вы… вы кто это?
- Государева приказного дьяка люди, - подбоченясь, сквозь зубы пояснил Иван и мигнул своим. - Вяжи его, парни!
Красноухий и понять ничего не успел, как был уже крепко спеленут. Та же участь постигла и его пришедшего в себя сотоварища. Обоих покуда там и оставили, в горнице, под присмотром одного из дьяковых воинов.
Красноухий и понять ничего не успел, как был уже крепко спеленут. Та же участь постигла и его пришедшего в себя сотоварища. Обоих покуда там и оставили, в горнице, под присмотром одного из дьяковых воинов.
- После наведаюсь к вам, - нехорошо улыбаясь, пообещал приказчик. - Поговорим, посудачим.
Светало. Выпущенные из темной подклети узники, улыбаясь, щурили глаза от утреннего света. Судя по чистому небу, денек сегодня ожидался погожий.
- А что с хозяином? Чай, сей тать не монастырский тяглый мужик - беломосец. - Тонник Анемподист пристально взглянул на приказчика. - Дьяк его на суд повезет или сам судить будет?
- Судить? - скривил губы Иванко. - Ты полагаешь, есть смысл? Ведь выкрутится, разбойная рожа, за ним бы понаблюдать тайно, доказательств собрать, послухов. А какие сейчас послухи?
- Как это - какие? - вступил в беседу Прошка. - Мы!
- Вы? - Приказчик засмеялся. - А про вас он скажет, что за беглых принял и честно хотел вернуть монастырским старцам! Поди докажи обратное. Думаю, его слова и кузьминские все подтвердят, и причт с церкви Спасской. Ведь так?
Вздохнув, Анемподист положил руку на широкое плечо Прошки и согласно кивнул:
- Так… Умен ты, гость торговый. И - смотри-ка - отрядец-то какой у тебя! Все умелы, конны, оружны…
- А, ты про них, - Иванко посмотрел на конников. - То вовсе и не мои люди, дьяка. Мелентий Дементьевич - человек занятой, важный, в приказе каменных дел служит. Всем крепостным строительством ведает, каменоломнями, каменщиками, кирпичными. Сейчас вот на этот счет Тихвинский посад проверит, обитель Успенскую, а потом и Новгород, Псков.
- Вот как? Ну и ну! - Смешно выговаривая слова, чернец озабоченно покачал головой. - Что же, война, что ль, скоро? И - не иначе - со свеями, больше-то здесь соперников нет. Что же они, Тявзинский уговор нарушили?
- Да не знаю, - с деланным равнодушием пожал плечами приказчик. - Не нарушили, так нарушить могут - так дьяк говорит.
Резко прикусив язык, Иванко отвернулся, подошел к своим, спросил что-то. Вид у приказчика был такой, словно он сболтнул лишнее.
А освобожденные, включая Митрия, искренне радовались свободе, лошадиному хрипу, чистой колодезной воде и быстро светлеющему утреннему небу, окрашенному оранжево-золотыми лучами восходящего солнца.
- Эвон и наши, Иване! - Привстав в стременах, один из воинов показал плетью на тракт.
И в самом деле, там как раз появились возы, конники, люди. На постоялый двор не свернули, ехали мимо, да и зачем? Во-первых, дьяк торопился поскорее прибыть в Тихвин, а во-вторых, в это голодное время купцы не очень-то доверяли постоялым дворам. Вполне свободно их могли там убить и ограбить, и чем ближе к центру России, тем вероятнее. Даже по московским улицам с наступлением темноты шастали многолюдные разбойничьи шайки, да и в светлое время невозможно было выйти без кистеня или охраны. Исстрадался народ, потеряв всякое людское достоинство пред лицом великого голодного мора. Матери поедали своих детей, а их отцы, сбившись в стаи, охотились на одиноких путников, словно на боровую дичь. Господь отвернул свой светлый лик от несчастной страны, и казалось, не было ему никакого дела до страданий и бедствий народа. И это все неспроста. Царь-то - не настоящий, не природный государь, помазанник Божий, а людьми да боярами избранный! Страшный голодомор охватил центральные районы страны, а вот здесь, на северных окраинах, он все же чувствовался не с такой силой - слишком уж малолюден северный лесной край, изобилен дичью и рыбой.
Дьяк спешил, спешили и купцы, да и что им было за дело до какого-то мелкого погоста? Не останавливаясь, возы проехали мимо, конники догнали их уже у реки, что блестела за кустами слева от тракта. Возчики погоняли коней - видать, хотели поспеть до темноты к броду. Тому самому, у слияния Капши-реки с Пашою, где к переодетому девицей Митьке нагло приставал московский торговый гость. Да-а, ничего не скажешь, «веселенькое» было дело, от таких бы всю жизнь подале держаться.
Митрия, Василиску и Прошку Иванко-приказчик быстро уговорил ехать с ними до Новгорода. Дескать, чего тут в здешних лесах промышлять? Разве что мести хозяина постоялого двора, татя лесного.
- Ну, сами поймите, он ведь вас найдет и убьет, - искоса посматривая на Василиску, убеждал Иван. - И - смею заверить - весьма даже быстро. Где вы тут от него спрячетесь? Всю жизнь по лесам таиться не будете, скучновато, да и навыка охотничьего у вас нет. Тетки-дядьки ваши, что на починке, давно сгинули, о чем - если слышали - говорил мне один из плененных татей, красноухий Онуфрий. Он же поведал и о мстительности хозяина.
- Ну, а в Новгороде мы кому нужны? - потупив глаза, спросила Василиска.
- Мне! - тут же отозвался приказчик. - И, честно сказать, не так в Новгороде, как в Тихвине. Вернее, поначалу в Тихвине, а потом, может быть, в Новгороде… А может и не быть, если в Тихвине дело сладим…
Прошка фыркнул:
- Загадками говоришь, паря!
- Но в Тихвине точно понадобитесь. Пошто сникли? - Иван хитровато прищурился и, осмотревшись вокруг, понизил голос: - После поговорим. Ну же, решайтесь! А все ваши возможные трудности я возьму на себя. Ежели беглые, так вот они вы, вернулись, на меня за оброк работать будете - Успенской обители архимандрит моему хозяину-купцу благоволит, так что уладим все в лучшем виде, даже не сомневайтесь.
- Архимандрит-то благоволит, а Введенская игуменья? - не выдержал Митька.
- Инокиня Дарья? - Иван усмехнулся. - Имеется у меня к ней письмецо… Да все уладим, не переживайте.
И ведь уговорил, черт сивый! А и то - как в здешних местах после всего случившегося оставаться? Если только себе на погибель, да ведь отчего-то не очень гибнуть хотелось вот так вот, ни за что, ни про что в самом расцвете лет.
Примкнувшие к торговому каравану беглецы, с разрешения дьяка, когда уставали, ехали на возах - уж устраивались, как могли, хоть и маловато было свободного места, что и понятно: многие товары везли в Тихвин торговые гости - соль из северных соляных варниц, копченую и вяленую рыбу, лосиные кожи, меха, рыбий зуб, купленное у аглицких немцев сукно, серебро, олово.
Вообще, сильно на то походило, что главным в караване был, как ни странно, дьяк - вовсе человек не торговый. Митька сразу заметил, что к нему обращались по всякому поводу, ну, и что касается кратких остановок на отдых - все решал он. Казалось, с чего бы? Митрий присматривался, мотал на ус и вскорости понял с чего. Вообще-то догадаться было не трудно: вся охрана - солидный, вооруженный пищалями и саблями отрядец - как раз и принадлежал дьяку, а вовсе не торговым гостям. Видать, при посещении приказным Архангельска и Холмогор местные купцы смекнули, что можно послать караван до Тихвина, и еще дальше - в Новгород, да быстренько насобирали возы и людишек. Вот только как те собирались возвращаться обратно? На свой страх и риск? Ну-ну… И все же интересно.
Вопрос этот Митька, словно бы невзначай, задал Ивану, ехавшему рядом на коне. Тот сразу же ухмыльнулся:
- Ага, на свой страх и риск, как же! В июне месяце к Архангельскому городку из самой Москвы ба-альшой караванец пойдет! За рыбой, да за дичиной, да за всем прочим. Давно уж собирались в дальние северные края московские торговые гости.
- Московские гости? - изумился Митрий. - А они уже туда не прошли часом?
Тут пришел черед удивляться приказчику:
- Как так?
- А так. - Отрок улыбнулся, немножко радуясь, что озадачил своего спасителя. А не корчи из себя всезнайку, поскромней будь! - Мы-то ведь все, - пояснил, - я, сестрица моя, Прошка, как раз с московскими гостями на Шугозерье и ехали.
- Так… - задумчиво скривился Иванко. - Вот что, Дмитрий, ты мне, как на ночлег станем, все хорошенько расскажешь, лады?
- Лады, расскажу, - Митрий пожал плечами. - Не особо много там и рассказывать-то.
Когда возы подъехали к броду, уже смеркалось. Небо по-прежнему оставалось светлым, но на лесную дорогу опустилась глухая полутьма. Бледно-белый месяц зацепился рогами за вершины сосен, рядом с ним высыпали такие же белые звезды. На небольшой полянке возы составили в круг; стреножив, лошадей пустили пастись, развели костры, выставили караулы. От кого, спрашивается? Нешто нападут на такой обоз мелкие разбойничьи шайки? Самим же дороже и выйдет! Митрий вспомнил, как лихо оборонялись от татей московиты. Вот и здесь будет все точно так же, ежели вдруг нападут. Но пока, похоже, никто нападать не собирался.
Митькин рассказ о московских обозниках Иванко выслушал в мрачной задумчивости. Потом кое-что уточнил: что за товары были в возах и как выглядел купец. Про купца Митрий обсказал: толстый такой, немолодой уже, бородища лопатой и как боярин одет; а вот насчет товаров замялся - не видал он товаров, все возы рогожками затянуты и под охраной были.
- И большая охрана? - тут же переспросил приказчик.