- Ты - нет… - прищурился юноша. - А кто занимается?
- Про то не ведаю.
- Ой ли? - Иван обернулся на хлопотавшего у печи Игнатку и жестко приказал: - Парня выпроводи, разговор есть.
Ворожея, видать, хотела что-то возразить, но, взглянув на гостя, предпочла этого не делать. Подозвала сына:
- На торжище сходи-ко, Игнате. Соли купи - кончилась.
- Так завтра же собирались!
- Сейчас иди.
Не споря, Игнат нахлобучил на голову шапку и, поплотней запахнув армяк, ушел, на прощанье поклонившись Ивану.
- Так вот, о человечьем жире… - дождавшись, когда на крыльце затихли шаги, негромко продолжил гость. - А также - о печени, сердце и прочем… Кто из ворожей то пользует? Кто?!
Олена неожиданно заплакала, плотно стиснув губы.
- Не хочешь называть? - встав из-за стола, Иван подошел к ней вплотную и взял двумя пальцами за подбородок. - Боишься последствий?
- Господине…
- Боишься… Ладно, не называй. Скажи только, кто приносил жир и все прочее? Только не говори, что не ведаешь. Наверняка ходили средь вас, ворожей, слухи…
- То только слухи, господин.
- А ты мне их передай - интересно послушать.
Олена вдохнула и скупо пересказала все то, что слышала от других ворожей и колдуний.
- В черной однорядке, говоришь? На подоле прожженной.
- Да, вот тут, - женщина показала. - Слева…
- В таких пол-Москвы ходит.
- Ну, уж что слыхала - сказала.
- А не говорили колдуньи, как он выглядел? Из знатных людей или, может быть, из простых?
- Не знаю… Хотя… Слыхала краем уха, что, по повадкам, вроде бы из простых… но ведет себя как боярин. Важно.
- Важно, говоришь? Ну-ну…
Задав ворожее еще пару вопросов, Иван удовлетворенно кивнул и, простившись, отправился восвояси обратно на Земский двор. Правда, по пути заглянул снова к Флегонтию:
- Говорят, есть у тебя один паренек, человече… что чужие замки, как свои открывает.
- Что ты, что ты, милостивец! Окстись! Нешто я таких татей приваживаю? - Хозяин постоялого двора испуганно замахал руками.
- Насчет татей - это мы потом с тобой поговорим, Флегонтий, - нехорошо прищурившись, пообещал Иван. - Вдумчиво так поговорим… и не здесь… коли ты уж мне никак удружить не хочешь. Прощай пока…
- Постой, постой, милостивец! - Флегонтий ухватил гостя за рукав и, состроив умилительную гримасу, прошептал: - Тебе парнишка-то насовсем надобен? Для дыбы?
- Был бы для дыбы - я б к тебе не пришел, сам бы сыскал, не сомневайся. На время он мне нужен, по личному, можно сказать, делу.
Хозяин постоялого двора посветлел ликом:
- Так бы сразу и сказал, господине! Так бы сразу и сказал… Пожди-ка чуток…
Он повернулся, подзывая из глубины людской залы служку:
- Кондратий!
- Что, Флегонтий Иваныч?
- К Пахе Звездарю сбегай. Скажи… - Флегонтий обернулся к Ивану. - Чего сказать-то?
- Чтоб сразу после обедни был на Чертольской… ну, скажем, у кабака… Со всем своим инструментом.
- Слыхал, Кондратий?
- В точности все передам, Флегонтий Иваныч!
Вернувшись в приказ, Иван без удивления понаблюдал за царившей там суетой: приказные мыли полы, оттирали стены, бегали туда-сюда с увесистыми кипами бумаг, какие-то раскидывали по отделениям-четям, какие-то - вручали лично дьякам. А некоторые даже сжигали. Ну, все ясно - ждали Овдеева. Как раз сегодня должен был приехать, к вечеру. Вдруг да в приказ решит по пути завернуть, не дожидаясь завтрашнего утра?
Заглянув в сыскную каморку, Иван кивнул своим:
- Собирайтесь. Дело есть.
- А что за дело?
- По пути расскажу. Ты, Прохор, надеюсь, еще кулаками махать не разучился?
- Ха!
- А ты, Митя, из пистоля по-прежнему бьешь?
- Спрашиваешь! Почти каженный день с князем Михайлой стреляем.
- Ну, идемте оба…
- Постойте! - Из своего угла высунулся из-за кипы бумаг подьячий Галдяй Сукин, поморгал обиженно. - А я? Я-то как же? Чего меня не берете?
- Тебя? - Иван вдруг улыбнулся и махнул рукой. - Черт с тобой, сам напросился. С порохом-зельем обращаться умеешь?
- Умею! - накидывая на плечи армяк, радостно закивал Галдяй, а потом, уже тише, чтобы никто не услышал, добавил: - А не умею, так и научиться недолго. Не такое уж хитрое дело.
Уже стемнело, когда к хоромам подъехали всадники. Один спешился, обернулся, крикнул повелительно:
- Езжайте. Утром явитесь к докладу.
- Спокойной ночи, господине… - почтительно попрощались всадники. Двое из них - здоровенные бугаи - остались.
В темноте, быстро удаляясь, застучали копыта. Вдруг пошел снег, повалил мягкими хлопьями; заскрипели ворота…
- Черт знает что! - громко выругался спешившийся всадник. - Евстафий, ты что, один здесь? А где остальные?
- Охряй занемог, а где Федька с Хилаем - не ведаю, - послышался дребезжащий старческий голос.
Вспыхнул факел. Таившийся за углом Иван вышел из темноты:
- Здрав будь, Артемий Овдеевич!
Овдеев вздрогнул, обернулся:
- Иван! Ты как здесь?
- Да вот, зашел переговорить. В избу пустишь?
- Заходи, - Овдеев прищурился. - Чтой-то я тебя в приказе сегодня не видел. А ведь заезжал.
- Знаю.
- Ты поднимайся… Я тут распоряжусь. Евстафий, проводи гостя в горницу!
- Так, господине… замок.
- Ах да… Держи ключи!
Высокое крыльцо, сени, низкая притолока… Замок. Большой, увесистый… Слуга в черной бархатной однорядке с прожженным подолом зазвенел связкой ключей, отпер. Войдя в горницу, зажег свечи и в ожидании хозяина почтительно встал у двери.
Ну вот, кажется, и все… Кончится скоро все… скоро… вот уже сейчас.
Усмехнувшись, Иван подошел к печи… Странная была печь - топилась не из горницы, а из соседней людской. Горячая! Юноша приложил руки к изразцам с рисунком в виде красных тюльпанов. Потом подошел к стене… вот здесь вроде бы выцвело… и гвоздик.
- Увидел чего? - насмешливо поинтересовался с порога Овдеев.
Иван неспешно обернулся:
- А картинку-то с мельницами куда дели, Артемий Овдеевич? Ту, что купец Никодим Рыло подарил.
- Не подарил, а в обмен дал, - усаживаясь в кресло, усмехнулся Овдеев. - Вижу - ты даром времени не терял. - Он зло прищурился.
- Да уж, - светски улыбнулся гость. - Сказать по правде, пришлось нелегко… слишком уж умело вы заметали следы… господин Ошкуй!
- Тихо, не дергайся! - Овдеев мигнул, и двое бугаев - приставы, те самые, в дежурство которых повесился Телеша Сучков, - бросившись от дверей к Ивану, заломили юноше руки.
- Вот так-то лучше, - нехорошо усмехнувшись, кивнул хозяин. - Посадите его на лавку… Теперь обыщите.
Опытные руки приказных ловко зашарили под кафтаном и за голенищами сапог, вытащив на свет Божий два длинных ножа и кистень.
- Больше ничего нет, - улыбнулся Иван. - Вот, ей-богу!
- Оставьте нас, - хмуро бросил Овдеев и пристально посмотрел на гостя. - Чего пришел?
- Поговорить.
- Хм… Признаться, я тоже хотел сегодня тебя навестить, больно уж ты прыткий молодой человек! Слишком прыткий… Я ведь приехал еще вчера… Не заходил ни домой, ни в приказ… Ну? - Овдеев сверкнул глазами. - Говори, коль пришел! Только не думай, что тебе хоть что-то поможет.
- Давайте так, господин Ошкуй, - улыбнулся Иван. - Я начну рассказывать, а что мне будет непонятно, спрошу. Хорошо?
Овдеев кивнул:
- Только прошу побыстрее.
- Итак, - начал Иван. - Как я вышел на ваш след…
- Да, интересно…
- Как ни странно - через гребень. Тот самый, что вы подобрали, убив несчастного Федотку… Парнишка-то чем вам помешал? Неужто посчитали за соперника?
Овдеев цинично кивнул:
- Щенок вполне мог занять то место, на которое нацелился я.
- Поэтому вы убили еще и сына боярина Ивана Крымчатого, племянника воеводы Федора Хвалынца, Ртищева, наконец!
- Ртищев был обречен, - хмуро согласился Ошкуй. - И не только тем, что занимал мое место. Он, сволочь, слишком много узнал. Даже напросился ко мне в гости - сидел вот в этом самом кресле… болтал, так, ни о чем… Но я догадался, почувствовал - подозревает!
- И слуга Телеша Сучков подсыпал ему яд, - продолжил Иван.
Овдеев ухмыльнулся:
- Догадливый. Телеша, видишь ли, содомит. Я то узнал, присматриваясь к Ртищеву… на том и сыграл. А он, дурачок Телеша, захотел много денег… дурачок…
- Как же ему их не захотеть? Убить трех человек, устроить пожар, - на одно лампадное масло, небось, ушла немалая сумма. Заработал парень, что и сказать. А вы, значит, не захотели платить? Ай-ай-ай…
- А вот тут ты не прав, друг мой! - неожиданно расхохотался Ошкуй. - Телешу убил не я, а ты и твои люди. Вы ведь его отыскали? И что я должен был делать? Телеша - опасный свидетель. Честно говоря, не ожидал, что Галдяй Сукин вообще до него доберется. Не ожидал!
- Нехорошо недооценивать людей.
- Как и переоценивать.
- Как и переоценивать.
- Да уж, - согласно кивнул Иван. - Ефим Куракин - он тоже вам мешал?
- Да! Мог занять место… Потомок знатного рода.
- И князь Михаил Скопин-Шуйский? Вы ведь даже меня нацеливали на него! А потом он вдруг неожиданно стал мечником - и надобность в его убийстве отпала. Теперь он вам не мешает… Постойте-ка! - Юноша закусил губу. - Это что же, значит…
- Вот именно! - глухо расхохотался Овдеев. - Совсем скоро я получу думный чин! Не от этого царя, так от следующего…
- Что?!
- И стану во главе всего Земского двора, а это власть, почет, сила! И заметь - всего я добился сам. Сам! Я ведь из худородных, как, впрочем, и ты… Отец мой, обедневший дворянин, запродал меня в холопы… О! Как надо мной издевались! Били каждый день, однажды чуть было не сожгли… впрочем, не буду рассказывать.
Глаза Овдеева вдруг засверкали, голос зазвучал громко и страстно, чувствовалось, что ему давно уже хотелось выговориться, быть может, даже подсознательно оправдать себя. Наверное, эти слова он не один раз уже мысленно повторял сам себе, и вот сейчас явно был рад неожиданно представившейся возможности… на что и рассчитывал Иван.
- Я был умен с детства, - хищно раздувая ноздри, продолжал Овдеев. - Быть может, будь я глуп, меня бы не задевало ни чванство, ни грубость, ни непроходимая тупость сильных мира сего. Сам посуди, я достиг известных чинов благодаря лишь собственному уму, силе, способностям, добирался к власти трудно и долго, да что там говорить - положив на это целую жизнь! А какой-то глупый недоросль получает все на блюдечке! Просто так! Потому что он - из знатного и древнего рода. Может быть - тупого, злобного, выродившегося, но древнего. Все должности заполонили эти тупые ублюдки! Справедливо? Нет. И я решил… в детстве еще решил: если представится случай, восстановить попранную справедливость. Не только для себя восстановить, но и для таких, как ты, Иван, для таких, как люди из твоего «отряда». Жаль, что ты слишком поздно это понял. А мы ведь могли быть вместе!
- Как с Ондрюшкой Хватом? - скривил губы Иван.
Овдеев кивнул:
- А, ты и это знаешь.
- Догадаться несложно. В приказе явно был соглядатай, - слишком уж многое утекало. Оставалось лишь вычислить - кто.
- Умен, умен, - покачал головой Ошкуй. - Честно говоря, жаль, что ты не со мной. Жаль. И даже сейчас ничего не просишь.
- Ты все равно не поверишь… - Иван отбросил в сторону холодную вежливость.
- Верно. По сути, ты уже мертвец. Хочешь еще что-то спросить?
- Не спросить, - Иван улыбнулся. - Сказать.
- Ну, говори, говори…
Пленник прищурил глаза и заговорил негромко, чуть слышно, постепенно повышая голос:
- Ты говорил о местничестве. Все правильно говорил, хорошо… Конечно, несправедливо, чтобы какой-то дундук занимал важную должность лишь по праву рождения. Это вызывает недовольство и зависть. Да-да, именно зависть. И не простую, а смешанную с той дикой злобой, что всегда ходит рука об руку с завистью. Это как раз твой случай, Овдеев! Ты ведь не просто убивал людей - ты делал это жестоко, наслаждаясь страданиями! Вскрывал грудные клетки, вырывал внутренности, срезал жир. И чем дальше, тем больше тебе это нравилось. Да и приятно было, и совесть оставалась спокойной, - всегда хорошо чувствовать себя защитником справедливости. Только нельзя защищать справедливость кровью, смертью и людской болью! Зачем ты их мучил, Овдеев?
- Хотел вызвать ужас… И вызвал! - Ошкуй гулко захохотал, показав желтые, похожие на медвежьи клыки, зубы.
- К тому же - колдуньи и ворожеи неплохо платят за людской жир и внутренности, - негромко заметил Иван. - Постепенно ты привык убивать, Овдеев! Тебе стали доставлять наслаждение чужие муки - вот почему ты убил и утопил в ручье несчастных детей - Антипа и Кольку, вот почему хотел расправиться с Архипкой, вот почему…
- Они меня видели! - визгливо перебил Овдеев. - Могли узнать!
- Ловко ты нас провел тогда с выстрелом, помнишь? Ловко… А сын купца Евстигнеева? Он-то тебе чем помешал? Просто, как Архипка, попался на глаза в нужных условиях? И ты не смог устоять… да и хотел ли?
- Заткнись! - подскочив, Ошкуй закатил пленнику звонкую оплеуху.
Иван дернулся, сплевывая на пол кровь.
- Ишь, разговорился, - с ненавистью бросил Овдеев. - Ты знаешь, что будешь умирать долго?
Пленник молчал.
- И не только ты, но и твоя супруга… Мой человек давно затаился в амбаре на твоей усадьбе.
- Ондрюшка Хват? - Иван усмехнулся.
Ошкуй кивнул:
- Он. Впрочем, тебе от этого знания никакой пользы… Сейчас я займусь тобой… сейчас, сейчас…
- Может, покажешь напоследок маску? - вскинул глаза юноша. - Ну, ту самую, медвежью. Любопытно было бы посмотреть. Кстати, откуда она у тебя?
- От дядюшки-помора… х-ха… Покойника. Согласись, совсем иное дело, когда вместо обычного убийцы жертва в свой последний момент видит перед глазами страшного зубастого оборотня - ошкуя! - Овдеев гулко захохотал, и в его смехе слышался смертный приговор Ивану. - Хочешь посмотреть маску? А не слишком ли ты любопытен? Впрочем, что ж - изволь…
Отвязав от пояса ключ, Овдеев подошел к стоявшему у стены большому, обитому железными полосками сундуку, запертому затейливым замком. Оглянувшись, подмигнул жертве и, со смехом открыв замок, откинул крышку…
И в испуге отпрянул! Прямо на него ринулся из сундука огромный оборотень - ошкуй.
Оп! Оборотень всего лишь раз махнул рукой - и Овдеев, получив хороший удар в скулу, впечатался в стену и медленно съехал на пол.
- Э, - заерзал Иван. - Ты его там не того, Проша?
- Не! - Прохор снял тщательно выделанную из медвежьей головы шапку и наклонился к Овдееву. - Обычный удар. Сейчас очухается.
Ошкуй пришел в себя гораздо быстрее, нежели планировали приятели. Пока Прохор развязывал Ивана, Овдеев поднял голову и криком позвал приставов.
Два выстрела грохнули разом, один за другим… Прохор сжал кулаки - и Ошкуй дернулся в сторону, к печке.
Скрипнула дверь, и на пороге показался Митрий с парой дымящихся пистолетов в обеих руках.
- В сенях дожидались, с пищалями, - усмехнувшись, пояснил юноша. - Хорошо, свечки жгли - не промазал.
- Да уж, вижу, что…
В этот момент Овдеев вдруг прыгнул к окну и, выбив всем телом свинцовую раму, выпрыгнул из горницы прочь…
- За ним! - бросаясь следом, громко закричал Митька. - Уйдет ведь… Уйдет…
За окном грянул вдруг взрыв огромной силы, такой, что Митьку отбросило от окна, а дом затрясся, словно вот-вот развалится. Впрочем, толстые бревна выдержали взрывную волну, пусть и со скрипом, а вот во дворе, похоже, разверзся ад - с такой силою рвалось к небу злое желто-красное пламя.
- Бежим! - подхватив Митьку, парни бросились прочь из избы. И вовремя - огонь уже перекинулся на крышу.
На дворе усадьбы огромным костром пылали развалившиеся постройки, перевернутые взрывом сани, солома…
- Осмелюсь доложить, - выскочил неизвестно откуда чумазый и улыбающийся Галдяй. - Ваш приказ выполнен - сигнал людям князя Михайлы подан!
- Сигнал? - схватившись за голову, Иван застонал, не зная, плакать или смеяться.
- Ну да, сигнал, - заулыбался подьячий. - Как и наказано было - сразу после выстрелов поджечь пороховое зелье. Я и поджег.
- Ну, молодец, - нервно хохотнул Иван. - Тебе сколько зелья приказано было в заряд заложить? Фунт?
- Не-а. - Галдяй тряхнул головой. - Не фунт, а пуд! Ну, разве ж с фунта хороший взрыв выйдет?!
- Так ты что ж, Галдяй, - затрясся от смеха Прохор, - пуд зелья в сигнальный заряд заложил?
- Не, не пуд. Для верности - полтора шарахнул. Уж точно услышат…
- Да уж. - Митрий оглянулся на пылающую усадьбу. - Услышат. Смотри, как бы не оглохли!
Галдяй опасливо отстранился от пламени и прислушался:
- Ну вот! Я же говорил, услышат! Эвон, копыта по насту стучат - едут.
И в самом деле, на улице слышался стук копыт и крики. Миг - и во двор усадьбы ворвались всадники - рейтары во главе с князем Михайлой Скопиным-Шуйским. На молодом князе была меховая шапка и епанча из красной блестящей ткани, а рядом с ним, верхом на белом коне гарцевал сам государь Дмитрий Иванович.
- А, опять вы, - ухмыльнулся он, увидев Ивана с приятелями. - Может, объясните мне, что тут вообще происходит?
- Ошкуя ловим, великий государь, - поклонившись, доложил Иван и кивнул на лежавшее в снегу тело. - Вот он!
- Овдеев?! - подойдя ближе, ахнул царь. - И что, имеются доказательства?
- Самые серьезнейшие, государь.
- Представите завтра, - коротко приказал царь и вдруг, хитро посмотрев на Ивана, молвил, уже заворачивая лошадь к воротам: - Кажется, я кому-то обещал боярство?
Дмитрий и свита уехали, парни вместе с князем Михайлой тоже отправились к себе на Большую Ордынку, а на дворе горящей усадьбы, как всегда, осталась лишь пожарная четь Никифора Онисимова. Осталась и, оттащив в сторону труп Ошкуя, занялась привычным делом.