— Я искренне надеюсь, что у нее все будет в порядке, — от всего сердца сказала мать.
Жанна получила одну из колыбелей, находившихся в детской Эверсли, и украсила ее оборочками из жемчужного шелка: колыбелька получилась просто прелестной. Теперь в Эндерби тоже появилась комната, которую называли детской, а тетушка Софи не могла говорить ни о чем ином, как о ребенке. Жанна шила детское приданое — нужно сказать, просто великолепное, — а тетушка Софи украшала его вышивками.
В Грассленде никогда не было большого количества слуг, а теперь они почти все находились в Эндерби. Лишь несколько раз в неделю кто-нибудь отправлялся в Грассленд, чтобы удостовериться, что там все в порядке.
Проходя мимо дома, я подумала, что он кажется совсем мертвым. Вскоре у него сложится та же репутация, что и у Эндерби. Дэвид говорил, что у заброшенных домов своя судьба. Им позволяют зарастать кустами, от этого они становятся мрачными и даже считаются нечистым местом. Дело не в самих домах, а в их репутации, а уж люди обычно умеют заботиться о том, чтобы такая репутация поддерживалась. В таких домах случаются странные истории лишь потому, что люди считают, что они и должны в них происходить.
В июле установилась жаркая и сухая погода. Как-то во второй половине дня я отправилась к тетушке Софи, чтобы угостить ее специально испеченным тортом и расспросить о состоянии здоровья Долли. Собираясь обратно, я заметила, что на небе собрались темные тучи.
Одна из служанок обратилась ко мне:
— Вам бы лучше переждать, мисс Джессика! В любой момент может хлынуть как из ведра. Да и гроза, похоже, будет.
— Я доберусь до Эверсли раньше, чем она начнется, — ответила я.
И я отправилась в обратный путь. Воздух был совершенно недвижен. Я ощутила некоторое волнение. Затишье перед бурей! Ни единого дуновения ветерка, которое могло бы шелохнуть листья на деревьях, тишина, несколько зловещая, какая-то многозначительная: можно ожидать, что произойдет нечто необычное.
Я спешила. Проходя мимо Грассленда, я взглянула на дом, теперь опустевший. Я остановилась ненадолго, глядя на окна. Некоторые дома, похоже, живут своей собственной жизнью. Это, несомненно, относилось к Эндерби, а теперь и к Грассленду. У Эндерби была дурная репутация еще до того, как туда въехала тетушка Софи, а то, что там поселилась женщина, чье лицо было наполовину скрыто от посторонних глаз, потому что с нею случилось несчастье, вряд ли могло улучшить репутацию дома. А Грассленд?.. Люди поговаривали, что старая миссис Трент была ведьмой, а ее внучка покончила с собой; ну, а теперь другая внучка собиралась родить незаконного ребенка. Вот такие истории и придают домам соответствующую репутацию… влияя на жизнь тех, кто поселился в них.
Где-то вдали послышались раскаты грома, в небе сверкнула молния, похожая на деревце. Несколько капель дождя упало на лицо. Черные тучи над головой сгустились. В любой момент мог начаться ливень.
Я была слишком легко одета. Нужно было где-то спрятаться. Дождь будет проливным, но, видимо, скоро и закончится. Я осмотрелась «Никогда не прячься в грозу под деревьями», — вспомнила я слова матери.
Я повернулась к воротам. Можно было прекрасно спрятаться на крыльце Грассленда! Я побежала к дому. Теперь уже лило по-настоящему. Бросив взгляд на дом, я остановилась как вкопанная, потому что в одном из окон верхнего этажа я увидела, или мне показалось, чье-то лицо! Кто мог там быть? Долли в Эндерби, вместе со слугами, а их было трое, я всех видела совсем недавно!
Смуглое лицо… я плохо рассмотрела его. Как только я глянула на окно, лицо сразу же исчезло. Возможно, это был странный отсвет в стекле? Или мне почудилось? Но я была уверена в том, что видела, как шевельнулась занавеска!
Я взбежала на крыльцо и остановилась, успев полностью промокнуть. «Кто же может быть в этом доме?» — удивлялась я, Я дернула заржавелую цепочку, и в доме послышался звон колокольчика.
— Есть здесь кто-нибудь? — прокричала я в замочную скважину.
Вместо ответа раздался еще один раскат грома. Я постучала кулаком в дверь. Ничего не произошло. Это была тяжелая дубовая дверь, и я прислонилась к ней, чувствуя, что происходит нечто очень странное. Я не боялась грозы, тем более если кто-то был рядом со мной, но видеть эти молнии, которые рассекали небо, ожидая после этого страшных ударов грома, и наблюдать за тем, как струи дождя с силой бьют оземь, в то время как за спиной находится дом, по моему предположению, не пустой… Я чувствовала страх, от которого мурашки бежали по коже!
Некоторое время я стояла, наблюдая за тем, как усиливается гроза. Я уже собиралась бежать, как вдруг почувствовала, что по ту сторону двери кто-то стоит.
— Кто там? — воскликнула я.
Ответа не было. Действительно ли я слышала чье-то тяжелое дыхание? Шум грозы был так силен, а дверь была такой толстой… Так что же это я ощущала? Чье-то присутствие?
Я могла бы побежать, несмотря на грозу. Все, конечно, стали бы ругать меня. Мисс Ренни сказала бы: «Как глупо было бежать в грозу! Тебе следовало остаться в Эндерби, пока она не закончится…»
Я вздрогнула. Мое тонкое промокшее платье прилипло к телу. Но вздрогнула я вовсе не от холода, а от мысли о том, что в этом доме находится кто-то, знающий о моем присутствии. А здесь очень уединенное место.
Я повернулась к двери и нажала на нее. К моему изумлению, она открылась! Как это могло произойти? Дверь же была заперта! Я прислонялась к ней, я била в нее кулаками, а теперь… она оказалась открытой?
Я вошла в холл. Там было довольно темно. Я взглянула наверх, на сводчатый потолок, очень похожий на потолок в Эверсли, хотя все здесь было, конечно, меньше.
— Есть здесь кто-нибудь? — спросила я.
Ответа не последовало, но было такое чувство, что за мной кто-то наблюдает.
Я осторожно пошла вперед, пересекая холл в направлении лестницы. Услышав шорох, я резко обернулась.. В холле никого не было. С резким стуком захлопнулась дверь. Я побежала к ней. В доме кто-то был, и мне следовало как можно быстрее выбраться отсюда! Нужно бежать домой со всех ног, не обращая внимания на грозу!
На лестничной площадке появилась фигура. Я уставилась на нее.
— Вы одна? — послышался голос.
— Это… это…— сказала я.
— Все правильно, — сказал он, — вы меня помните?
— Цыган Джейк, — выдавила я.
— И леди Джессика!
— Что вы здесь делаете?
— Я расскажу вам, но сначала… Вы одна? С вами нет никого? Никто не шел за вами?
Я покачала головой. Я больше не боялась. Меня охватило чувство облегчения! Узнав, что это цыган Джейк, я почувствовала не страх, а огромное волнение.
Он спустился по лестнице своей небрежной походкой.
— Значит, это вы стояли за дверью? Это вы выглядывали в окно?.. Вы отперли дверь, чтобы я могла войти? Что вы здесь делаете?
— Скрываюсь.
— Скрываетесь? От кого?
— От закона.
— Что вы совершили?
— Убийство.
Я в ужасе уставилась на него.
— Вы все поймете, когда я вам расскажу. Я знаю, вы меня не выдадите!
— А зачем вы пришли сюда?
— Я надеялся, что Долли захочет помочь мне. В доме никого не оказалось, так что я пробрался через открытое окно на первом этаже. Я решил скрыться здесь до ее возвращения.
— Она сейчас в Эндерби.
— А где же слуги?
— Они там же. Лишь время от времени заходят сюда, чтобы убедиться, что все в порядке.
— Что все это значит?
— Тетушка Софи решила присмотреть за Долли, пока она не родит ребенка.
— Ребенка?
— Вашего ребенка! — сказала я, внимательно следя за выражением его лица.
Он недоверчиво уставился на меня.
— Что вы хотите сказать? — спросил он.
— У Долли будет от вас ребенок! Она очень этого хочет, так же, как тетушка Софи и Жанна. Да и моя мать говорит, что все не так уж плохо складывается.
Некоторое время он молчал, перебирая пальцами свою густую темную шевелюру, затем пробормотал:
— Долли!
— Вы говорили, что кого-то убили? — напомнила я.
— Я хочу, чтобы вы все поняли, но для начала… Долли… С ней все в порядке?
— Она живет у тетушки Софи.
— И она вам все рассказала?
— О том, что это ваш ребенок? Да!
— О, Господи! — тихо произнес он. — Какая неприятность!
— Она хочет этого и счастлива! У нее все будет хорошо: найдется, кому позаботиться о ней и малыше. А моя мать утверждает, что Долли никогда в жизни не была так счастлива. Расскажите же мне, что произошло с вами?
От сильного удара грома дом, казалось, задрожал.
— В такую грозу никто сюда не придет, — сказал он. — Давайте присядем и поговорим.
Я уселась возле него на ступеньку лестницы.
— Вы должны решить — либо вы прямо пойдете к своему отцу и расскажете ему о том, что я здесь прячусь, либо вы ничего не скажете и поможете мне.
— Сначала я хочу все выслушать. Я не думаю, что мне захочется рассказать об этом отцу. Мне кажется, я захочу вам помочь.
Он неожиданно рассмеялся и вновь стал похож на того веселого человека, каким был до того, как исчез отсюда. Мне было приятно сидеть рядом с ним.
Он неожиданно рассмеялся и вновь стал похож на того веселого человека, каким был до того, как исчез отсюда. Мне было приятно сидеть рядом с ним.
— Сначала о Долли! Это случилось, знаете ли, неожиданно… Временами такое случается, вам это не понять…
— Мне кажется, я все-таки понимаю!
Он осторожно дотронулся до моего подбородка и взглянул прямо в глаза.
— Я был уверен в том, что вы очень умны! С того самого момента, как мы впервые встретились, мне хотелось, чтобы вы были немножко старше, немножко!
— Почему?
— Тогда я мог бы поговорить с вами, а вы могли бы понять меня.
— Я и сейчас могу понять.
Он улыбнулся и чмокнул меня в щеку.
— Я должен рассказать обо всем случившемся. Мы остановились в лесу возле Ноттингема. У местного сквайра гостил племянник, и я убил его.
— Почему?
— Потому что я застал его, когда он схватил одну из наших девушек. Он бы изнасиловал ее! Он считал, что цыганские девушки — легкая добыча! Ли всего четырнадцать лет! Я знаю ее отца: он обожает свою дочь, и он добрый человек. Вы можете не поверить, но у цыган очень строгие моральные правила, а Ли — очень красивая девочка. Племянник сквайра, несомненно, приметил ее и специально выслеживал, ожидая момента, когда она останется одна. Он не знал, что я нахожусь рядом, но я услышал крик Ли и поспешил на помощь. Он уже разорвал ее блузу и бросил на землю. Я подбежал, схватил его, и мы покатились по траве. Я обезумел от ярости — к нему, и ко всем тем, кто называет себя благородными, считая, что это дает им право делать все, что угодно, с любыми девушками, если, конечно, они не принадлежат к их кругу! Когда я разделался с ним, его уже ничто не могло спасти… Я отвел Ли в табор. Ее отец хотел, чтобы мы немедленно снялись с места. Все считали, что это лучший выход из положения, но было слишком поздно. Нами уже занялось правосудие, и я был арестован по обвинению в убийстве…
— Но ведь это не было обычным убийством! Вы это сделали, защищая Ли! Суд должен был принять это во внимание!
— Вы считаете, что они бы приняли это во внимание? Этот сквайр обладает огромным влиянием на всю округу, а убитый был его племянником!
— Но изнасилование — это незаконное деяние!
— Разве это относится к цыганкам?
— Это относится ко всем! — подтвердила я. — племянник совершил преступление! Ли дала бы свои показания!
— Ее никто не стал бы слушать! Нет, я чувствовал, что для меня уже готовится петля, — улыбнувшись, он потер шею, словно ощущая прикосновение к ней веревки. — мне еще очень хочется пожить!
— И что же случилось?
— Перед тем как меня увели, Пенфолд, отец Ли, поклялся в том, что цыгане никогда не допустят того, чтобы меня повесили. Они узнали, в какой тюрьме меня содержат, и приготовили коня, который ждал меня поблизости на случай, если я сумею бежать. Они были уверены, что, если я предстану перед судом, со мной все будет кончено. Мне представился шанс: пьяный охранник, небольшая взятка. В общем, я выбрался, меня поджидал конь, и я убежал. Я хочу выбраться из этой страны! Здесь я никогда не буду в безопасности! Я пробирался к побережью мимо вас специально, поскольку решил, что Долли сможет мне помочь, но обнаружил, что дом пуст…
Помолчав, я сказала:
— До утра вы здесь будете в безопасности, а завтра придут слуги. А как вы собираетесь выбраться из Англии? В лодочном сарае есть лодка, я видела ее совсем недавно, но вряд ли вы сможете пересечь на ней пролив. А иначе как вы сможете добраться до Франции?
— Придется попытаться!
— Французы, должно быть, наблюдают за побережьем. Вы же знаете, мы с ними воюем!
— Придется рискнуть!
— Если бы вы могли попасть в Бельгию… Но туда гораздо дольше добираться!
— Для начала мне нужна лодка!
— Лодка там, но вам придется грести в одиночку…
— Ничего не поделаешь: я предпочту все, что угодно, судилищу этих людей, которые признали меня виновным еще до того, как начнется суд. — Он взял меня за руки и пристально посмотрел в глаза. — Вы меня не выдадите, маленькая Джессика?
— Никогда! — с жаром воскликнула я. — Я бы в любом случае помогла вам!
Джейк нежно поцеловал меня.
— Вы чудесная девочка! — сказал он. — Я никогда не знал таких, как вы!
Он меня просто околдовал: я забыла про Долли и про то, что он соблазнил ее, я забыла о том, что он убил человека. Солдаты в бою гоже убивают людей: они называют их врагами, хотя между ними нет личной неприязни. Этот человек убил другого человека, который хотел обесчестить юную девушку: он защищал невинного от зла. Он имел право использовать любые средства, которые были необходимы для спасения этой девочки. Я была на его стороне, и у меня было такое чувство, что в любом случае я была бы на его стороне.
— Вам надо покинуть этот дом до утра, — напомнила я.
Джейк кивнул:
— Когда стемнеет, я спущусь к побережью и найду этот лодочный сарай. Возможно, я пойду на лодке вдоль побережья и встречу какой-нибудь корабль.
— Вам бы лучше отправиться в Рэмсгейт или Харвич. Оттуда вы могли бы попасть в Голландию. У вас есть деньги?
— Вместе с лошадью Пенфолд доставил мне и деньги.
— Вам бы лучше с самого начала отправиться на восточное побережье!
— Я не выбирал дорогу, за мной охотились.
— Если вы попадете за границу, то вы никогда не вернетесь сюда?
— С годами все забывается… Скажите, а когда Долли собирается рожать?
— Теперь уже скоро.
— Как она?..
— Счастлива! Она очень ждет этого ребенка, и, я думаю, что если бы вы вернулись, она была бы на верху блаженства!
— Милым окончанием ночных плясок вокруг костра было бы такое возвращение!
— Это для вас ничего не значило? — Он помолчал, а затем сказал:
— Пожалуйста, не думайте обо мне слишком дурно! Вы же были там, не так ли? Вы помните?
— Да, я все помню.
— Вы сидели в карете вместе со своими родителями. Я все время думал о вас…
Некоторое время мы оба молчали. Я представила себе, как его привозят на площадь, заполненную толпой зевак. Я никогда не видела публичной казни, но одна из служанок приехала из Лондона и рассказала, как это делают в Тайберне. Она очень живо и ярко это описала!
Цыган Джейк не заслуживал такой судьбы. Я резко повернулась к нему:
— Вы должны уходить отсюда, как только стемнеет! Я принесу вам какой-нибудь еды. Отправляйтесь на восточное побережье…
— В здешних кладовых есть еда. Я уверен, Долли меня за это не осудит. А где же старая леди? Она тоже уехала с Долли?
— Она умерла! Она была в ужасе от того, что Долли собирается родить ребенка, вышла ночью, в снегопад, и заблудилась. Так она и погибла!
Джейк схватился за голову:
— Значит, на мне лежит еще один грех, за который придется ответить?
— У всех есть грехи, за которые придется ответить!
— Как вы умны, и как мне повезло, что я сумел завоевать вашу дружбу! Странная история: знатная леди, подружившаяся с цыганом, которого преследует закон!
— Есть и более странные истории. Об одной из них рассказывалось в песне про леди, которая покинула дом, чтобы жить вместе с цыганами! Помните?
— Ну, вы еще не зашли столь далеко!
Холл неожиданно осветила молния, вслед за которой сразу же ударил гром.
— Я уж подумал, что она была предназначена для нас, — сказал он.
— Как только гроза закончится, мне нужно возвращаться. Обо мне будут беспокоиться.
— Они же не ждут, что вы пойдете домой во время грозы?
— Нет.
— Значит, у нас есть немножко времени?
— Расскажите мне что-нибудь про цыган, — попросила я. — Мне кажется, что для такого человека, как вы, это не совсем подходящий образ жизни?
— Я открою вам секрет: я не цыган — по рождению, ни по воспитанию! Я присоединился к ним два года назад, потому что мне хотелось жить свободной жизнью. Мне никогда не нравились условности. Я хотел жить свободно, хотя у меня была возможность жить легкой жизнью, спать на перине из гусиного пуха и иметь обеды, как у лорда! Ну вот, не такая уж из ряда вон выходящая история! Вся разница в том, что не знатная, леди покинула свой дом и ушла к цыганам, а мужчина!
— Зачем вы это сделали?
— Я поссорился с братом: он на пятнадцать лет старше меня. Когда наши родители умерли, он стал в некотором смысле моим воспитателем, а я был бунтовщиком! Я убегал из школы, водился со слугами, вникал в их заботы, а после серьезной семейной ссоры понял, что мне не хочется так больше жить только потому, что мои предки сотни лет жили именно так. Я хотел быть свободным, сам себе хозяином. Я не желал подчиняться всевозможным абсурдным правилам хорошего тона и прочим обычаям и поэтому присоединился к цыганам. Они приняли меня, среди них я нашел самых верных друзей. Я полностью покончил со старой жизнью! Полагаю, с той стороны тоже не было особых сожалений: мой брат был рад избавиться от человека, не доставлявшего ему ничего, кроме неприятностей. Дело в том, что я не люблю сидеть взаперти — ни за железной решеткой, ни за решеткой предрассудков!