Они, должно быть, опознали во мне лидера, потому что теперь кружили вокруг меня, хватая грязными лапами. Я сделал несколько хороших ударов, но потом сильные руки обхватили меня сзади, и холодное, липкое щупальце схватило мое левое запястье и выкрутило, чуть не сломав. Дробовик упал из моих онемевших пальцев. Моя рука с ножом… которая была сильнее, чем думали мои противники.
Мгновение казалось, что они эту борьбу — моя аугметическая рука против трех одержимых — по любому проиграют. Но потом суставчатая конечность — или, как я подозреваю, хвост — хлестнул меня по ногам, кое-что тупое и твердое ударило по затылку, и я сваливался на спину.
И первая вещь, которую я понял, пока в глазах мелькали звезды, пока я боролся, чтобы не отключиться и встать, по крайней мере, на колени, что мой нож — мой Катачанский Клык — был действительно вывернут из моей руки.
Кто-то заплатит за это!
Мутанты вырисовывались надо мной смутными очертаниями. Я насчитал семерых. Или может только шесть: я не был уверен, что у одного не две головы. Они кричали на меня на языке, который я не мог понять, но который звенел каждым моим нервом, словно струнами арфы из кишок грокса. Я не сомневался, что они выкрикивали самые мерзкие богохульства, и все, что я хотел сделать, это заткнуть их, остановить эти ужасные, ненавистные слова, льющиеся в мир.
Граната холодила мою руку и успокаивала. Это придало мне сил, привело в чувства. Я знал, что это разорвет мое тело. Я знал, что на сей раз даже самый квалифицированный хирург будет не в состоянии сшить меня. Но славная смерть была предпочтительней поражения. И смерть, которая заберет шестерых — или семерых — моих врагов со мной…
И тут, без причины, мутанты ушли. Отступили. Снова растворились в джунглях, едва видимая рябь отмечала их отход. Возобновился тихий ритм джунглей; я, пошатываясь, встал. И увидел многих своих людей, делающих то же самое, и выглядящих столь же смущенным, как и я.
— Сколько раненых? — спросил я.
Было только несколько, но это не решало проблему с восколицыми. Это не имело никакого смысла. Мутанты победили!
Они оставили за собой горстку искалеченных тел. Я посветил на одного, будто этот мертвец мог выдать мне тайны, которые хранил при жизни. По внешнему виду мутант был похож на ящерицу, разветвленный язык, вывалившийся из его открытой пасти, шипастый хвост, обвившийся вокруг его лодыжек. Его вид причинял боль моим глазам. Я мигнул и повел пристальный взгляд по траве, пока не обнаружил более привлекательное зрелище.
Сначала я не смел этому верить. Мой нож. Мой Катачанский Клык. Полметра холодной стали, потускневшей от долгого использования, но, тем не менее, самая дорогая для меня вещь в этом проклятом мире. Продолжение меня, часть моей души. И мутанты оставили его, воткнув вертикально в землю. Почти… с уважением.
Я провел много времени, стоя на коленях возле ножа, смотря на него, прежде, чем взял его, вытер и вернул в ножны.
Я провел много времени, думая, что бы это могло означать.
Двадцатью минутами позже я вернулся в зал встреч пободаться головами с Фаррисом:
— Мы должны отсюда убираться. Мы не можем ждать до утра.
Генерал Фаррис тряхнул головой:
— Сначала мы здесь закончим, Стракен. Мы не будем делать ночью марш-бросок через джунгли.
— Люди справятся с джунглями.
— Может быть они и смогут, но сельские жители…
— Если мы остаемся здесь, и мутанты снова нападут, я не смогу гарантировать, что мы сдержим их. Наша единственная надежда состоит в том, чтобы захватить их врасплох, прорваться через их шеренги и продолжать движение.
— С противником, наступающим на пятки?
— Доберемся до базового лагеря, тогда и поразглагольствуем, — сказал я. — С парой взводов мы можем вернуться назад и спалить всех чертовых хаоситских ублюдков…
— Но сельские жители, солдат! Среди них есть старики. Есть дети. Они не смогут идти с нами в ногу.
— Ну что ж, потеряем нескольких гражданских. Лучше это, чем…
— Нет, — настаивал Фаррис. — Мы будем придерживаться моего первоначального плана. Вы сказали, что не было потерь при первой атаке.
— Просто мутанты не пытались убить. Они думали, что смогут взять нас живьём. Теперь они узнали нас получше.
— Если бы я не знал вас получше, то задался бы вопросом, а не потеряли ли вы свою смелость.
Во второй раз за эту ночь, я подавил желание заткнуть кулаком проклятый самодовольный рот этого проклятого Валидианского выскочки. Стиснув зубы, я процедил:
— Вы просите, чтобы я жертвовал своими людьми, всем моим взводом, ради явно проигрышного дела.
— Вы получили ваши приказы, полковник Стракен, — холодно сказал генерал.
За час до рассвета противный птичий щебет нарушил утреннюю тишину. От долгого лежания мурашки ползли по моим старым костям, и мне хотелось ощутить солнечное тепло — любого солнца — в последний раз.
В джунглях ничто не двигалось. Однако, и я был в этом уверен, тени стали длиннее. И более темными. Глубокая, неестественная темнота. Мутанты — монстры — собирали силы, увеличивая численность.
Мой живот свело от страха. Это не походило на меня. Терпение Катачанца — его самая большая сила. Но сегодня вечером это не ощущалось. Ощущалось, что мы только откладываем неизбежное.
Мои мысли возвращались к моему последнему разговору с Фаррисом, и я чувствовал, что моя кровь вскипает. Но теперь я кое-что понял. Генерал попал в точку. Не по поводу меня — «Железная Рука» Стракен не чертов трус. Но я не хотел оказаться снова перед мутантами. И все же я был здесь.
Я не мог объяснить почему. Это скручивало мои кишки. Зудело в моем мозге. Инстинктивно я чувствовал, что что-то здесь было не так, что-то, что я упустил. Вспоминая события ночи, я понял, что зуд был всю ночь. С тех пор, как я увидел это проклятое место.
Итак, что я делаю здесь? Жду атаки, от которой не смогу защититься, жду смерти? Я следовал приказам. Но Император знает, в свое время я бросал вызов достаточно многим тупоголовым генералам. Я вогнал бы свой нож в проклятое сердце Фарриса и был бы рад сделать это, если бы знал, что это спасет хотя бы одного из моих парней. На сей раз проблема была в том, что я не знал, хочу ли этого. Я не знал, что лучше сделать.
Или может быть сделал. Может быть, на каком-то уровне, я знал все наперед.
Может быть, я просто должен послушать своё нутро.
Я встал на ноги, и пошел к джунглям, трава шелестела под ногами.
Когда я миновал самые дальние хижины деревни, я почти ощущал сотню лазганов, нацеленных в меня. Я был у них на виду, во власти этого оружия — но, ни одного из них не выстрелило. Я наклонился и положил свое оружие на землю, снял с плеч рюкзак и патронташ, и бросил их рядом. Наконец, я поднял руки, чтобы показать, что они пусты.
Меня почти душили слова, которые я должен был сказать, слова, которые я вообще не думал, что вылетят из моего горла. Я не поднимал голоса — в этом не было нужды:
— Меня зовут полковник Стракен, и от имени Второго полка Катачанской Имперской Гвардии — от имени Самого Бога-Императора — я предлагаю вам мою безоговорочную сдачу.
Прошла минута — долгая, тревожная минута — прежде, чем что-то случилось.
Потом я услышал слева шелест листьев, и почти человеческая фигура отделилась от листвы. Оно приближалось ко мне с поднятым лазганом, и я чувствовал, что мои кулаки сами собой сжались.
Теперь мутант был возле меня. Я отшатнулся от его тошнотворного дыхания. Оно заговорило со мной, на том же самом нечестивом языке, что и прежде, и мне всей душой хотелось наброситься на него. Я хотел бить, пинать, плевать, тыкать ножом и вырезать своё имя на его отвратительной груди.
Вместо этого я смотрел, как мутант дал знак своим товарищам. Один за другим, они выступили из джунглей позади него. Каждый был отвратительным, и их общий вид только увеличивал это чувство.
Позади меня прозвучал единственный выстрел лазгана. Мутант упал, сжимая плечо.
— Не стрелять, черт возьми! Это — приказ! — закричал я. — Никто не должен вступать в бой с этим… противником. Им нужны не мы.
Мутанты подняли своё оружие, но теперь вновь его опустили. Я не мог смотреть им в глаза, любому из них. Я чувствовал себя больным, и моя плоть ползла, словно меня опустили к огненным муравьям.
И теперь мутанты шли, волоча ноги, мимо меня — десяток, два десятка, три — в деревню. К залу встреч.
Я увидел Мак-Дугала и Стоуна, вскакивающих на ноги, чтобы убраться с пути мутантов, и вытащивших ножи, борясь с желанием пустить их в дело. Я был им благодарен. Они доверяли мне. Даже несмотря на то, что они знали — любой из моих парней, наблюдавших эту сцену из своих позиций, знал, — что я, должно быть, лишился своего крошечного рассудка. Может быть, так оно и было.
Но, так или иначе, я чувствовал себя хорошо. Так словно сделал что-то разумное. В первый проклятый раз за эту прошедшую ночь, чувствовал себя правильным. Позади меня — я почувствовал знакомый порыв жара и пламени — гранаты мутантов снесли зал встреч.
Но, так или иначе, я чувствовал себя хорошо. Так словно сделал что-то разумное. В первый проклятый раз за эту прошедшую ночь, чувствовал себя правильным. Позади меня — я почувствовал знакомый порыв жара и пламени — гранаты мутантов снесли зал встреч.
Сельские жители, должно быть, услышали их приближение — но у большинства из них не было времени, чтобы убежать. Выжившие наступали, выскакивая из огня и вздымающегося дыма. Я видел стариков и мальчиков, их лица, потемневшие и искаженные ненавистью и гневом. Трудно было поверить, что они были теми же самыми мирными людьми, с которыми мы делили пищу. Селяне надвигались на мутантов с сердитым ревом, бешено стреляя из лазганов, стремясь уничтожить вторгшихся.
Мутанты были безжалостны. Половина сельских жителей была расстреляна прежде, чем они смогли сделать пару шагов. Оставшиеся набросились на нападавших, но, не имея простых навыков боя, были быстро разорваны когтями. Их крики заполнили поляну, заглушая звуки сражения и лазерных выстрелов. Это было не тем, что я хотел бы видеть, но я принуждал себя передвигать ноги, подходя ближе. Потому что я должен был видеть это. Я должен был знать.
Я остолбенел от разворачивающегося ужаса, но мои старые боевые инстинкты меня не покинули. Кто-то подошел ко мне сзади. Я уклонился, сделал захват и перебросил его через плечо. Фигура быстро перегруппировалась, вскочив на ноги. С ужасом я увидел, что это был генерал Фаррис. Левая сторона его лица была сожжена. Он, должно быть, испытывал невероятную боль. Он проклинал меня, называя всеми проклятыми именами, которые мог вспомнить, и ярость давала ему силу, которую я никогда от него не ожидал. Я, возможно, немного помедлил, потому что он сумел двинуть ногой мне в живот и впечатать меня в стену хижины.
— Это не то, на что похоже, — выдавил я. Слова даже для меня казались жалкими.
Фаррис шел на меня с вытаращенными от ярости глазами и нацеленным пистолетом:
— Я знал, что всё идет к этому. Я наблюдал за вами, Стракен. В вас нет дисциплины, субординации. Я сносил ваши дерзости лишь потому, что это был ваш полк. Но я всегда знал, что вы были в одном шаге от предательства, от измены всем нам. Я должен был еще час назад всадить этот болт вам между глаз.
Внезапно бой стал казаться очень далеким, и в тот миг существовали только я и генерал.
Я, возможно, оставил бы его в живых.
Но пара лучей из лазганов ударила Фарриса в спину, судорожно вздохнув, он замер, а затем рухнул на землю.
Выйдя из тени, солдат Винс наклонился над упавшим телом генерала и сухо произнес:
— Он мертв. У меня не было иного выбора. Он набросился, крича, на вас. Он говорил безумные вещи, называя вас чудовищем.
Я вспомнил, что Винс был другом Валленски. Я благодарно кивнул ему головой и отпустил.
Сражение было почти закончено.
Сельские жители сражались до конца, но осталась небольшая горстка. Это — это была — кровавая резня. И большая её часть была моей заслугой. И в тот миг я еще раз почувствовал себя виноватым.
Но только на миг.
Зал встреч все еще горел — и там, где пламя вспыхивало на лицах немногих последних из воюющих сторон, местных и нападавших, происходило изменение. Сначала я моргал и приглядывался, неуверенный, что мне это не показалось. Но я не мог отрицать то, что видел.
В свете очистительного огня ложь лунного света была окончательно рассеяна, и обнажилась правда.
Лишь несколько дней спустя я услышал эту историю с другой стороны. Полковник Кэррэвэй пришел навестить меня на больничной койке, где меня вновь залатали, и рассказал, насколько я был удачлив.
Как оказалось, эксплораторы оставили на орбите Бореалиса IV исследовательские зонды — и техножрецы в штаб-квартире наслаждались осмотром поверхности планеты. Они хотели сделать тактическую карту, определить места нескольких опорных пунктов культистов. Вместо этого они обнаружили целое чертово поселение там, где до этого были только деревья.
Кэррэвэй и я решили, что деревня, должно быть, появилась на сканерах приблизительно в то же время, когда я и мои люди нашли её. Словно, перейдя её границу, мы разбили некие скверные чары.
Так или иначе, но в результате Кэррэвэю понадобился кто-то для разведки — и, так как половина моего полка уже искала меня и мой взвод в той области, они и были посланы вперед.
Кавальский, один из моих самых жестких, самых опытных сержантов, возглавлял разведывательный рейд. Он нашел деревню достаточно быстро — но его первые впечатления от неё были совершенно отличны от моих. В его рапорте описаны полуразрушенные лачуги, стоящие на опалённой земле, искривленные деревья с гниющими плодами, и гнилая вонь в воздухе, от которой хотелось блевать.
Я не знаю, почему Кавальский и его люди увидели правду, а я нет. Может быть, выворачивающее разум мумбо-юмбо Кайденса не могло затронуть сразу всех нас. Может быть, поэтому это плохо сработало на Валленски и Мейерсе, или на Торне. Или может быть, этот чертов псайкер изначально хотел столкнуть в бою Катачанцев с Катачанцами.
Кавальский послал пару разведчиков по периметру деревни. Они вернулись с сообщениями о ловушках, и часовых, скрывающихся в деревьях. Даже когда некоторые солдаты обменялись выстрелами с часовым, они не смогли идентифицировать их. Я был для них тенью.
И лишь когда люди Кавальского выскочили из укрытия и напали на нас, они увидели, кем мы были. Вот почему они лишь оборонялись, стараясь не ранить нас, хотя мы пытались их убить. Сам Кавальский повалил меня на землю, и не без помощи других. Он пытался достучаться до меня, но не смог заставить меня понять.
Мы думали, что сражаемся с зараженными хаосом мутантами. На самом деле мы были теми зараженными. Я буду часто вспоминать, что это я был тем, кто убил Вейссмюллера, и смеялся, перерезая его горло. Неизменные приказы говорят, что Кавальский должен был меня тут же пристрелить.
Но он в меня верил больше, чем в них.
Как только чертовы медики поставят меня на ноги, мое время на Бореалисе Четыре закончиться.
По крайней мере, я так думал.
Мы все сидели вокруг согревающего костра, в окружении видов и звуков джунглей. Но это не было знакомым пейзажем Катачана — это все еще был отмеченный Хаосом мир, и разрушенная деревня вокруг была лишь одним из напоминаний об этом.
Я был единственным, кто увидел его.
Не знаю, что заставило меня посмотреть, почему я захотел в тот миг отвести глаза от угасающего костра. Но он был там, стоящий в тени хижины — ветхой, съеденной червями хижины, теперь я мог сказать так. После всего, что случилось, он казался невредимым, его одежда все еще была белой и чистой. Кайденс Лунный Блеск.
Он наблюдал за мной.
Потом он развернулся и ускользнул — я должен был поднять своих людей, но теперь это было лишь между ним и мной.
Я последовал за ним один.
Проблема была в том, что малец оказался быстрее, чем я ожидал. Мы уже достаточно далеко забрались в джунгли, когда я смог догнать его. Честнее будет, если скажу, когда он остановился и подождал меня.
— Полковник Стракен. Я знал, что лишь вы последуете за мной. Покинете передовую. Вы всегда делаете то, что вам хочется.
Я был не в настроении разговаривать. В моей руке уже был нож. Мне только было жаль, что я оставил свой дробовик в деревне.
Я прыгнул на своего насмехающегося противника. И промахнулся.
Я не видел, чтобы он двигался. Секунду назад Кайденс был передо мной, а теперь он был в нескольких шагах левее. Я чуть не упал и схватился за ветку, чтобы восстановить равновесие. Она сразу ощетинилась ядовитыми шипами. Если бы я схватился за неё своей живой рукой, а не аугметической, то я бы быстро очутился на пути к чертовой могиле.
Я оторвал ветку от её воздушных корней и перехватил подобно кнуту, но вновь моя цель была совсем не там, где я думал, что она находиться.
— Ваши люди не здесь, полковник, — сказал Кайденс. — Вы были слишком самонадеянными и ушли слишком далеко от них. Они не услышат ваши крики.
И внезапно он выбросил вперед руки — и хотя он не был достаточно близко, чтобы коснуться меня, я почувствовал, будто меня ударили. Невероятный удар поразил меня, и Кайденс был достаточно быстр, чтобы получить преимущество. Последовало еще больше ударов — один, два, три раза по голове, один в живот. Меня отбросило в колючий куст, и я повис на его тонких ветвях. Тысяча крошечных насекомых накинулась, чтобы нажраться моей крови.
— Хочешь услышать мой крик, малыш? — крикнул я, рывком освобождаясь от цепких ветвей. — Как насчет того, чтобы вытащить чертиков из моей головы? Перестань заставлять меня видеть вещи, которых нет, и которые стоят передо мной как… как… ты сейчас.
Кайденс лишь улыбнулся. Он снова шевельнул рукой, и моя левая нога сломалась. Я чуть не задохнулся от боли, но не показал этого, отказав ему в удовольствии. Сжав зубы, я перенес свой вес на правую ногу, и продолжил двигаться к нему.